гло плечи, впилось в тело.
     - Вставай, раб! - услышал он рычание - он знал этот голос  и  пытался
осознать свое окружение. - Вставай! За весла!
     Другой  голос,  рядом,  прошептал  хрипло,  но  с   теплым   чувством
товарищества:
     - Поднимайся, иначе кнут напишет на твоей спине кровавые руны.
     Кентон с трудом распрямился, руки его механически легли в два гладких
полированных углубления на деревянном стволе, к которому он был  прикован.
Стоя на скамье, он увидел спокойный бирюзовый  океан,  небольшие  волны  в
огромном перевернутом кубке из серебристого тумана. Перед  ним  находились
четыре человека, два стояли, два сидели у больших весел, подобных тому, за
которое держался он; весла проходили сквозь борт судна. За ними видна была
черная палуба...
     Память  вернулась  к  нему,  уничтожив  остатки  сна.  Первый   голос
принадлежал Зачелю, а прикосновение к  плечу  -  удар  бича  надсмотрщика.
Кентон повернул голову. Еще с десяток мужчин, черных и коричневых,  сидели
и стояли у других больших весел, сгибаясь  и  разгибаясь,  двигая  корабль
Иштар по спокойному лазурному морю. И на платформе у мачты  стоял  Зачель,
насмешливо улыбаясь. Кентона снова ударил длинный бич.
     - Не оглядывайся! Греби! - рявкнул Зачель.
     - Я буду грести, - прошептал второй голос. - Стой и качайся вместе  с
веслом, пока к тебе не вернется сила.
     Кентон  взглянул  на  светловолосую  голову;  волосы  длинные,  будто
женские. Но ничего женского в этом поднятом  на  мгновение  ему  навстречу
лице не было. Ледяной холод и ледяная синева были в глазах, как будто чуть
подтаявших  от  теплого  дружеского  чувства.  Кожа,  закаленная   бурями,
окрашенная ураганами. Ничего женского и в больших  мышцах  плеч,  спины  и
рук, которые вздымали огромное весло легко, как женщина метлу.
     Северянин до кончика пальцев;  викинг  из  древней  саги  и,  подобно
Кентону,  раб  на  корабле;  гигант,  спавший  на  весле,  когда   Кентона
приковывали к месту.
     - Я Сигурд, сын Тригга, - пробормотал северянин -  Какие  злые  норны
привели тебя на корабль колдунов? Говори  тихо,  наклонись  к  веслу  -  у
дьявола с хлыстом острый слух.
     В такт движениям весла  Кентон  наклонялся  и  выпрямлялся,  стоя  на
скамье. Оцепенение, охватившее его мозг,  проходило  и  тем  быстрее,  чем
быстрее  мышцы,  державшие  весло,  разгоняли   кровь   по   телу.   Сосед
одобрительно крякнул.
     - Ты не слабый человек, - прошептал он. - Весла утомляют, но по ни из
моря идет сила. Однако пей  эту  силу  неторопливо.  Становись  сильней  -
медленно. А потом, может быть, мы с тобой...
     Он замолчал, искоса бросил осторожный взгляд на Кентона.
     - По внешности ты Эйрна, с южных островов, - прошептал он. - Я не таю
злобу на людей Эйрна. Они всегда отвечают  нам  мечом  на  меч,  встречают
грудь к груди. Многими ударами мы обменялись, и крылатые валькирии никогда
не возвращаются в Валгаллу с пустыми руками, когда мы встречаемся с людьми
Эйрна. Храбрые люди, сильные люди, люди, которые умирают с  криком,  целуя
лезвие меча и острие копья весело, как невесту. Ты один из них?
     Кентон быстро соображал. Он должен  так  ответить,  чтобы  подкрепить
дружбу, ясно предложенную ему. Ни откровения полной правды, ни уклончивого
ответа, вызывающего подозрение.
     - Меня зовут Кентон, - негромко ответил он. - Мои  предки  из  Эйрна.
Они хорошо знают викингов и их корабли - и мне не передали никакой злобы к
ним. Я буду твоим другом, Сигурд, сын Тригга, все  время,  пока  мы  будем
вместе. И мы с тобой... вместе...
     Он  многозначительно  замолчал,  как  перед  этим  викинг.  Северянин
кивнул, затем снова взглянул искоса.
     - Как выпала тебе эта злая судьба? - спросил он по-прежнему  шепотом.
- С тех пор как меня привели на корабль  на  острове  волшебников,  мы  не
заходили в гавань. И тебя здесь не было, когда меня приковали к веслу.
     - Сигурд, клянусь всеобщим отцом Одином, не знаю! -  руки  северянина
вздрогнули при имени его бога. - Невидимая рука выхватила  меня  из  моего
мира и перенесла сюда. Сын Гелы, главный на черной палубе,  предложил  мне
свободу - если я совершу постыдный поступок. Я отказался. Я сразился с его
людьми. Убил троих. И тогда меня приковали к веслу.
     - Ты убил троих! - Викинг смотрел  на  Кентона  сверкающими  глазами,
оскалив зубы. - Убил троих! Твое здоровье! Товарищ! Твое здоровье!
     Что-то,  похожее  на  летающую  змею,  свистнуло  рядом  с  Кентоном;
свистнуло и ударило северянина по спине. Кровь  брызнула  с  этого  места.
Хлыст ударил еще и еще.
     Сквозь свист бича послышалось рычание Зачеля:
     - Собака! Отродье свиньи! Ты сошел с ума? Убить тебя?
     Под ударами хлыста Сигурд, сын  Тригга,  задрожал.  Он  посмотрел  на
Кентона, на губа]х его появилась кровавая пена. И Кентон вдруг понял,  что
это не от боли ударов - от стыда и гнева, что удары вызывают  кровотечение
из сердца, могут разорвать его.
     И Кентон, откинувшись, заслонил  собою  окровавленную  спину,  принял
удары на себя.
     - Ха! - закричал Зачель. - Ты тоже хочешь?  Ты  ревнуешь  к  поцелуям
моего кнута? Что ж - получи их сполна!
     Хлыст безжалостно  свистнул  и  ударил,  свистнул  и  ударил.  Кентон
стоически переносил побои; ни на мгновение не отодвинул он своего ставшего
щитом тела; и при каждом ударе думал, как он ответит на них, когда  придет
время...
     Когда он овладеет кораблем!
     - Остановись! - Сквозь затянутые болью глаза он увидел наклонившегося
через перила барабанщика. - Ты хочешь убить раба? Клянусь  Нергалом,  если
ты сделаешь это, я попрошу у Кланета  разрешения  приковать  тебя  на  его
место!
     Потом мрачный голос Зачеля: "Греби, раб!
     Молча, почти теряя сознание, Кентон склонился к веслу. Северянин взял
его за руку, сжал его в железном захвате.
     - Я Сигурд, сын Тригга! Внук Ярла!  Хозяин  драккаров!  -  голос  его
звучал негромко, но в нем был отзвук  скрещивающихся  мечей;  он  говорил,
закрыв глаза, будто стоял перед  алтарем.  -  Теперь  между  нами  кровное
братство, Кентон из Эйрна! Мы с тобой - кровные братья. Клянусь  кровавыми
рунами на твоей спине, которую ты подставил  вместо  моей.  Я  буду  твоим
щитом, как ты был моим. Наши мечи всегда будут заодно. Твои друзья  -  мои
друзья, твои враги - мои враги И  моя  жизнь  -  твоя,  если  понадобится!
Клянусь всеобщим отцом Одином и всеми асами - я,  Сигурд,  сын  Тригга!  И
если я нарушу эту клятву, пусть жалят меня ядовитые  змеи  Гелы,  пока  не
увянет Ягдразил, древо жизни, и не наступит Рагнарек - ночь богов!
     На сердце у Кентона стало тепло.
     Пожатие  северянина  стало  еще  сильнее.  Затем  он  разжал  руку  и
склонился к веслу. Ничего больше не было сказано, но Кентон знал -  клятва
скреплена.
     Щелкнул бич надсмотрщика, просвистел резкий свисток. Четыре  передних
гребца высоко подняли весла и положили их в ниши. Викинг поднял свое весло
и положил в такое же углубление.
     - Садись, - сказал он. - Сейчас нас вымоют и накормят.
     Тут на них полилась вода. Прошли два коричневых человека,  обнаженные
по пояс, со спинами, покрытыми шрамами. В руках они держали ведра. Подняли
их и опрокинули на следующих двух гребцов. Потом  повернулись  и  ушли  по
узкому проходу между скамьями. Тела у них были мощные. Лица  как  будто  с
древней ассирийской  фрески,  узкие,  с  крючковатыми  носами,  с  полными
губами. На этих лицах не было признаков разума. Глаза у них были пустые.
     Пара вернулась с другими ведрами, воду вылили на пол и  чисто  вымыли
его.  Тогда  два  других  раба  поставили  на  скамью  между  Кентоном   и
северянином грубую тарелку и  чашку.  На  тарелке  лежал  десяток  длинных
стручков и груда круглых лепешек, напоминающих хлеб из маниоки, который  в
тропиках пекут на  солнце.  Чашка  полна  была  темной  густой  жидкостью,
пурпурно-красной.
     Кентон пожевал стручки. Они были мясистые, и вкусом напоминали  мясо.
Круглый лепешки имели вкус того, что они напоминали, - хлеба  из  маниоки.
Жидкость оказалась крепкой, ароматной, со вкусом брожения. В  этой  еде  и
питье была сила. Северянин улыбнулся ему.
     - Теперь хлыста нет, можно говорить, только негромко, - сказал он.  -
Таково правило. Поэтому, пока мы едим и пьем, задавай вопросы без  страха,
кровный брат.
     - Прежде всего я хотел бы  узнать  две  вещи  из  многих,  -  ответил
Кентон. - Как ты попал на корабль, Сигурд? И откуда приходит эта пища?
     - Пища из разных мест, - ответил викинг. - Это  корабль  колдунов,  к
тому же проклятый. Он нигде не может надолго останавливаться, и нигде  его
не ждут. Да, даже в  Эмактиле,  которая  полна  колдунами.  Когда  корабль
приходит в гавань, на него несут пищу и такелаж быстро и со  страхом.  Все
это быстро грузят на корабль и отплывают, чтобы  владеющие  им  демоны  не
рассердились и не уничтожили их.  У  них  сильное  колдовство  -  у  этого
бледного сына Гелы и у женщины на белой палубе.  Иногда  она  мне  кажется
дочерью Локи, которого Один заковал в цепи за его злобность.  А  иногда  я
считаю ее дочерью Фреи, матери богов. Но кто бы она ни была, она прекрасна
и у нее великая душа. У меня к ней нет ненависти.
     Он поднес чашку к губам.
     - Как я появился здесь, - продолжал он, - это долгая история. Я  плыл
на юг во флоте Рагнара Красное Копье. Мы  выплыли  на  двенадцати  больших
драккарах. И плыли на юг через множество морей, грабя по  пути.  Потом  из
оставшихся десяти драккаров шесть приплыли в город в земле египтян.  Очень
большой город и полон храмов богов со всего мира - кроме наших.
     Нас рассердило, что среди этих храмов нет храма всеобщего отца Одина.
Мы разгневались. И вот однажды вечером, когда  мы  выпили  много  крепкого
египетского вина, мы вшестером решили захватить храм, выбросить оттуда его
бога и отдать его Одину.
     Мы пришли к храму и вошли в него. Это был темный храм, полный  черных
одежд, как эти, на корабле. Когда мы объяснили им, что собираемся  делать,
они зажужжали, как пчелы, и бросились  на  нас  волчьей  стаей.  Мы  тогда
многих убили. И захватили бы храм  для  Одина,  воюя  вшестером  в  кольце
врагов, но тут - затрубил рог.
     - Он призывал помощь? - спросил Кентон.
     - Вовсе нет, кровный брат, - ответил Сигурд.  -  Это  был  колдовской
рог. Рог сна. Он навел на нас  сон,  как  ветер  бросает  брызги  пены  на
паруса. Он превратил наши кости в воду, наши красные мечи выпали  из  рук,
которые больше не могли держать их. И мы  упали,  охваченные  сном,  упали
среди мертвых.
     Проснулись мы в храме. Мы решили, что это тот же самый храм:  он  был
темный, и в нем полно жрецов в черных одеждах. Мы были  закованы  в  цепи,
нас высекли и превратили в рабов. И тут мы  узнали,  что  находимся  не  в
земле египтян,  а  в  городе,  который  называется  Эмактила,  на  острове
колдунов в море, и все это, как я думаю, в  мире  колдунов.  Долго  я  был
рабом у черных жрецов, я и мои товарищи, пока меня не приволокли  на  этот
корабль, который бросил якорь в гавани Эмактилы. И с  тех  пор  я  сижу  у
весла, смотрю на их колдовство и стараюсь уберечь свою душу.
     - Рог, который насылает сон!  -  удивленно  сказал  Кентон.  -  Я  не
понимаю этого, Сигурд.
     - Поймешь, товарищ, - мрачно сказал Сигурд. - Скоро  поймешь.  Зачель
хорошо играет на нем... слушай... он начинает.
     Сзади послышался звук  рога  -  глубокий,  монотонный,  густой  звук.
Низкий, дрожащий, длительный, он забирался в уши и  через  них,  казалось,
проникает в каждый нерв, касается его, ласкает,  навевает  на  самую  душу
наркотический сон.
     Нота монотонно тянулась, навевая сон.
     Гневные глаза викинга были напряжены  в  борьбе  со  сном.  Медленно,
медленно его веки сомкнулись. Руки расслабились,  пальцы  разжались,  тело
покачнулось, голова упала на грудь. И он упал на скамью.
     Монотонная нота продолжала тянуться.
     Как ни старался Кентон,  он  не  мог  отогнать  мягкий,  липкий  сон,
навалившийся на него со всех сторон. Все тело его онемело. Сон, сон -  рои
бесчисленных частиц сна летели на него,  плыли  в  крови  каждого  сосуда,
вдоль каждого нерва, туманили мозг.
     Все ниже и ниже опускались его веки.
     Больше он не мог бороться. Звеня цепями, он упал рядом с Сигурдом.


     Что-то  глубоко  внутри  Кентона  заставило  его  проснуться.  Что-то
поднялось из пропасти зачарованного сна к поверхности его сознания.
     Медленно начали подниматься тяжелые веки  и  остановились,  повинуясь
какому-то предупреждению. Он посмотрел  сквозь  сомкнутые  ресницы.  Цепи,
приковывавшие его руки к кольцам на весле, были длинные. Он подвинулся  во
сне и теперь лежал вытянувшись, спиной к  низкой  скамье.  Лицом  к  белой
палубе.
     На краю ее, глядя на него, стояла Шарейн. Бледно-голубая накидка,  на
которой руки давно умерших ассирийских  девушек  выткали  золотые  лотосы,
покрывала ее грудь, струилась по стройной талии и падала к маленьким ногам
в сандалиях. Черноволосая Саталу стояла рядом с ней  и  тоже  наклонялась,
глядя на него.
     - Госпожа, - услышал он голос Саталу, - он не  может  быть  человеком
Нергала, слуги Нергала приковали его здесь.
     - Да, - проговорила Шарейн, - да, в  этом  я  ошибалась.  И  будь  он
слугой Нергала, он не смог бы пересечь барьер. И Кланет не  насмехался  бы
надо мной, как тогда...
     - Он очень красив и молод, - вздохнула Саталу, - и силен  Сражался  с
жрецами, как повелитель лев.
     - Даже крыса, загнанная в  угол,  может  отбиваться,  -  презрительно
ответила Шарейн. - Он позволил заковать себя в цепи, как побитую собаку.
     - О! - воскликнула Шарейн, это был наполовину плач, -  о,  Саталу,  я
стыжусь! Лжец, трус, раб - и все же он затрагивает что-то в  моем  сердце,
что не затрагивал еще ни один мужчина. О, я стыжусь, я стыжусь, Саталу!
     - Госпожа Шарейн, не плачь! - Саталу схватила ее  за  руки.  -  Может
быть, он не лжец и не трус. Откуда нам знать Может, он сказал правду.  Как
нам знать, что случилось в мире, который мы потеряли так давно? И он очень
красив - и молод!
     - И все же он раб, - горько сказала Шарейн.
     - Ш-ш-ш! - предупредила Саталу. - Зачель возвращается.
     Они повернулись,  направились  к  каюте  и  исчезли  из  поля  зрения
Кентона.
     Прозвучал свисток побудки.  Рабы  зашевелились,  и  Кентон  застонал,
потянулся, потер глаза и схватился за весло.
     В сердце его был восторг. Ошибиться в словах Шарейн было  нельзя.  Он
привлекал ее. Может быть, слегка, но привлекал И если бы не был рабом - но
ведь он не всегда будет рабом - что тогда? Не такой тонкой нитью будет  он
держать ее. Он рассмеялся, но негромко, чтобы не услышал Зачель. Сигурд  с
любопытством взглянул на него.
     - Сонный рог принес тебе веселые сны, - прошептал он.
     - На самом деле веселые, Сигурд, - ответил Кентон. - Такие сны делают
наши цепи тоньше, пока мы не сможем их порвать.
     - Пусть Один шлет такие сны почаще, - пожелал северянин.



                             9. ДОГОВОР С ШАРЕЙН

     Когда Зачель снова подул в  свой  рог,  Кентону  не  нужна  была  его
помощь, чтобы уснуть. Острый взгляд надсмотрщика  улавливал  все  хитрости
Сигурда, он постоянно следил за Кентоном и стегал его, если то сбивался  с
ритма или позволял северянину брать на себя большую тяжесть. Руки  Кентона
были в волдырях, каждая кость и каждая мышца болели, а мозг тупо дремал  в
усталой голове. И так продолжалось пять следующих снов.
     Однажды Кентон нашел в себе силы и задал вопрос,  который  все  время
возникал в его мозгу. Половина гребцов находилась за  линией,  разделяющей
белую и черную палубы - ни Кланет с его свитой, ни Шарейн с  ее  женщинами
не могли пересечь эту границу. А Зачель расхаживал от одного края  ямы  до
другого; другие жрецы тоже, потому что он видел их. И  хотя  он  не  видел
внизу ни Кланета, ни Джиджи, ни перса, он  не  сомневался,  что  они  тоже
могли бы пройти. Почему же тогда черные одежды не проберутся понизу  и  не
захватят розовую каюту? Почему Шарейн и ее женщины не спустятся в яму и не
устроят засаду черной каюте? Почему не пускают  в  ход  свои  копья,  свои
стрелы - через яму в стаю черных жрецов?
     Это колдовской корабль, повторил викинг, и на нем  лежит  не  простое
заклятье. Умерший раб рассказывал ему, что он был на корабле с  того  дня,
как его спустили боги, и что всегда невидимый  загадочный  барьер  отделял
одну половину корабля от другой. Ни копье, ни стрела, ни другой снаряд  не
могли пересечь этот барьер, если не были посланы рукой бога или богини.
     Оставаясь людьми, и тот и другой лагерь бессильны друг перед  другом.
Есть и другие законы, говорил раб Сигурду. Ни Шарейн, ни Кланет  не  могут
покинуть корабль, когда он приходит в гавань. Женщины Шарейн могут. Черные
жрецы тоже, но ненадолго. Скоро они должны вернуться. Корабль тянет  их  к
себе. Что сними будет, если они не вернутся? Раб не знал, но  сказал,  что
это невозможно, корабль все равно притянет их.
     Кентон раздумывал над этим, с болью в спине гребя веслом. Несомненно,
корабль создали весьма практичные и эффективные  божества  они  ничего  не
упустили, ни малейшей подробности, подумал он насмешливо.
     Что ж, они создали игру, и у них есть  право  создавать  законы  этой
игры. Он подумал, сможет ли Шарейн свободно ходить по кораблю от  носа  до
кормы, когда он станет его хозяином. Думая об этом, он услышал рог  Зачеля
и, довольный, погрузился в забвение, которое приносил сон.
     После шестого сна  он  проснулся  с  кристально  ясным  сознанием,  с
удивительным чувством радости жизни, тело его, свободное  от  боли,  стало
гибким и сильным. Он легко и сильно двигал веслом.
     - Я предсказывал, что сила придет к тебе из моря,  -  сказал  Сигурд.
Кентон с отсутствующим видом кивнул, его обострившаяся мысль ухватилась за
проблему освобождения от цепей.
     Что  происходит  на  корабле,  когда  гребцы  спят?   Не   может   ли
представиться ему и викингу шанс освободиться, если они не заснут?
     Если бы он мог не заснуть!
     Но как закрыть уши, если рог льет в них сон, как сирены  в  древности
лили свои смертоносные песни  в  уши  моряков,  посмевших  приплыть  в  их
владения.
     Сирены! В его памяти вспыхнуло приключение хитроумного  Одиссея.  Как
его охватило желание услышать песни сирен - но не  остаться  с  ними.  Как
приплыл он в их владения, залепил уши своих гребцов  растопленным  воском,
велел им привязать себя к мачте с открытыми  ушами  -  и  тога,  проклиная
всех, стремясь разорвать путы, сходя с ума от желания прыгнуть в их  белые
руки, он слышал их зачарованные мелодии - и благополучно уплыл от них.
     Поднялся ветер - постоянный  ровный  ветер,  который  заполнял  парус
корабля и нес его по мягким  волнам.  Скомандовали  сушить  весла.  Кентон
склонился на скамье. Сигурд был в дурном настроении, когда  он  становился
молчалив, лицо хмурое, глаза устремлены вдаль, он полон мечтами о  далеких
днях, когда его драккар бороздил Северный океан.
     Кентон опустил руки на шелковые тряпки, в которые были завернуты  его
ноги, пальцы его, внешне бесцельно, начали отрывать  нити,  сминать  их  и
собирать в шелковые цилиндрики. Он продолжал работать, викинг  не  обращал
на него внимания. И вот он сделал две пробки. Зажал одну в  ладони,  потер
лицо и незаметно всунул пробку в ухо. Немного подождал, закрыл второе ухо.
Рев ветра превратился в громкий шепот.
     Медленно, незаметно вынул пробки, скрутил еще  нитей.  Снова  заткнул
уши. Теперь слышалось только слабое далекое  бормотание.  Удовлетворенный,
он сунул пробки за пояс.
     Корабль летел вперед. Вскоре пришли рабы и вылили на них  с  викингом
ведра с водой, принесли им еду и питье.
     Перед самым началом сна Кентон опустил  голову  на  скамью,  держа  в
пальцах шелковые цилиндрики. Быстро засунул их  в  уши.  И  расслабил  все
мышцы. Монотонный звук