однимался к платформе. Вогнутый край его резко  обрывался
пролетом широких невысоких ступеней, которые заканчивались в пяти футах от
дивана короля.
     Двенадцать лучников в  перевязанных  поясами  куртках  серебряного  и
алого цвета стояли на самой нижней ступени плечо к плечу,  луки  наготове,
стрелы наложены на тетиву, в одно мгновение они поднимут лук и  выстрелят.
Двадцать четыре лучника стояли у их ног. Тридцать шесть смертоносных стрел
смотрели на Кентона, черного жреца и капитана.
     По обе стороны ступеней вдоль задней изогнутой стены палаты вытянулся
еще ряд лучников, серебряных и  алых,  плечо  к  плечу,  стрелы  наготове.
Мигающие глаза короля видели их головы, которые окружали сцену, как рампа.
     Вдоль остальных трех стен, плечо к плечу стрелы на тетивах, глаза  не
отрываются от короля Эмактилы, идет не прерываясь серебряно-алый  фриз  из
лучников. Они стоят молча; напряженные, как заведенные  автоматы,  готовые
действовать, как только нажмут невидимую пружину.
     В помещении нет окон. Светло-голубые занавеси  покрывают  все  стены.
Сотни ламп освещают комнату ровным желтым пламенем.
     На расстоянии двух ростов человека слева от короля неподвижно, как  и
лучники, стоит затянутая вуалью фигура. Сквозь  вуаль  чуть  видны  изгибы
прекрасного тела.
     На том же расстоянии справа от короля другая скрытая фигура. Вуаль не
в силах скрыть исходящий от нее ужас.
     Одна фигура заставляет сердце биться ускоренно.
     Другая - останавливает его биение.
     На полу, у ног короля, сидит гигант китаец с изогнутым алым мечом.
     У дивана с обеих сторон стоят девушки, прекрасные,  юные,  обнаженные
по пояс. Шесть с одной стороны, шесть - с другой. В руках у  них  кувшины,
полные вином. У их ног вазы с вином, красным, пурпурным и желтым, эти вазы
стоят в еще больших вазах со снегом.
     Справа от Повелителя двух смертей склонилась девушка с золотой чашкой
в вытянутой руке. Слева - другая  с  золотым  флаконом.  Король  берет  то
чашку, то флакон и пьет, потом возвращает. Девушки тут же наполняют их.
     Через много переходов вели капитан и  черный  жрец  Кентона  к  этому
месту. Теперь король выпил вина, поставил чашку и хлопнул в ладоши.
     - Король Эмактилы судит! - звучно произнес китаец.
     - Он судит! - прошептали лучники, стоящие у стен.
     Кентон, черный жрец и  капитан  вышли  вперед  и  остановились  перед
упершимися им в грудь  стрелами.  Король  наклонился,  веселыми  мигающими
глазами разглядывая Кентона.
     - Что это за шутка, Кланет - воскликнул он высоким дрожащим  голосом.
- Или дома Бела и Нергала объявили войну друг другу?
     - Войны нет, повелитель, - ответил Кланет - Это раб,  за  которого  я
объявил награду и кого я хочу получить, так как я захватил...
     - Так как я захватил, повелитель, - прервал капитан,  опустившись  на
колено. - И я тем самым заслужил награду Кланета, о справедливый!
     - Ты лжешь, Кланет, - захихикал король. - Если ты не  воюешь,  почему
же ты связал...
     - Посмотри внимательней, повелитель, - прервал его  Кланет.  -  Я  не
лгу.
     Водянистые глаза уставились на Кентона.
     - Да! - рассмеялся король. - Ты прав. Он тот, кем мог  бы  быть  тот,
другой, если бы он хоть наполовину был мужчиной. Ну,  ну...  -  Он  поднял
флакон и, прежде чем выпить, заглянул в него. - Не полон! - хихикнул он. -
Только наполовину.
     Он перевел взгляд с флакона на девушку, которая стояла ближе  всех  к
той, что склонилась слева от него. Его круглое радостное лицо  устремилось
к ней.
     - Насекомое! - засмеялся король. - Ты забыла наполнить мой флакон!
     Он поднял палец.
     Слева донесся звон тетивы, пролетела  стрела.  Она  ударила  дрожащую
девушку в правое плечо. Девушка покачнулась, закрыв глаза.
     - Плохо! - весело крикнул король и снова поднял палец.
     Справа прозвучала тетива, просвистела стрела.  Она  попала  в  сердце
первому лучнику. Прежде чем его тело коснулось  пола,  тот  же  самый  лук
выстрелил вторично. Вторая стрела попала в сердце раненой девушке.
     - Хорошо! - засмеялся король.
     - Наш повелитель даровал смерть! - запел китаец. - Слава ему!
     - Слава ему! - подхватили лучники и девушки с чашами.
     Но Кентон, охваченный приступом гнева при  виде  этого  бессердечного
убийства, прыгнул вперед.  Немедленно  тридцать  шесть  лучников  натянули
стрелы, оперения стрел коснулись их ушей. Черный жрец и  капитан  схватили
Кентона и оттянули назад.
     Китаец вытащил маленький молот и ударил по лезвию  своего  меча.  Тот
зазвенел, как колокол. На помосте появились  два  раба  и  унесли  мертвую
девушку. Другая заняла ее место.  Рабы  унесли  мертвого  лучника.  Другой
выскользнул из-за занавеси и занял его место.
     - Отпустите его, - радостно крикнул король и выпил полный флакон.
     - Повелитель, он мой раб, - черный жрец не  мог  скрыть  высокомерное
нетерпение в своем голосе. - Его привели сюда, исполняя  твой  приказ.  Ты
видел его. Теперь я требую, чтобы его отвели ко мне на казнь.
     - О-хо-хо! - король поставил чашку и рассмеялся. -  О-хо-хо!  Значит,
ты требуешь его? И хочешь увести? О-хо-хо!
     - Ноготь гниющей мухи! - взревел он. - Король я в Эмактиле  или  нет?
Отвечай!
     Отовсюду послышался звук натягиваемых луков. Каждая стрела  из  всего
живого фриза была нацелена в грузное тело черного  жреца.  Капитан  присел
рядом с Кентоном.
     - Боги! - прошептал он. - Ад побери тебя и награду! И зачем я  увидел
тебя?
     Черный жрец заговорил голосом, в котором смешались гнев и страх:
     - Ты король Эмактилы!
     И поклонился. Король взмахнул рукой. Луки опустились.
     - Встаньте! - воскликнул король. Все  трое  встали.  Король  Эмактилы
указал пальцем на Кентона.
     - Почему ты так рассердился? - захихикал  он.  -  Я  дал  благодеяние
смерти двоим. Человек, много раз будешь ты умолять смерть прийти, молить о
моих быстрых лучниках, прежде чем Кланет покончит с тобой.
     - Это убийство - сказал Кентон, спокойно глядя в водянистые глаза.
     - Моя чаша должна быть полна, - мягко ответил король. - Девушка знала
о наказании. Она нарушила мой закон. Она убита. Я справедлив.
     - Наш повелитель справедлив! - пропел китаец.
     - Он справедлив! - повторили лучники и девушки.
     - Лучник заставил ее страдать,  а  я  хотел  для  нее  безболезненной
смерти. Поэтому он убит, - сказал король. - Я милостив.
     - Наш повелитель милостив! - запел китаец.
     - Он милостив! - подхватили лучники и девушки.
     - Смерть! - морщинистое лицо короля лучилось  в  улыбке.  -  Человек,
смерть - это лучший дар.  Это  единственное,  в  чем  боги  не  могут  нас
обмануть. Она одна  сильнее  непостоянства  богов.  Она  одна  принадлежит
только человеку. Превыше богов, независимо от богов, сильнее богов  -  так
как даже боги должны будут умереть в свое время!
     - Ах! - вздохнул король, и на мгновение вся его веселость исчезла.  -
Ах! В Халдее был поэт, когда я жил там - он знал смерть и знал, как писать
о ней. Малдонах его звали. Здесь никто его не знает...
     И затем негромко:
     - Лучше умереть, чем жить, сказал он,
     А еще лучше никогда не быть!
     Кентон слушал, интерес к этой странной личности погасил гнев. Он тоже
знал Малдонаха  из  древнего  Ура;  он  читал  эту  самую  поэму,  которую
цитировал король, в глиняных таблицах, раскопанных  Хайлпрехтом  в  песках
Ниневии - в той старой, полузабытой жизни. И невольно он  произнес  начало
последнего мрачного отрывка:
     - Жизнь есть игра, - сказал он, - Конца ее мы не знаем - и  не  хотим
знать, И мы зеваем, приходя к концу...
     - Что! - воскликнул король. - Ты знаешь Малдонаха! Ты...
     И он затрясся от хохота.
     - Продолжай! - приказал он. Кентон чувствовал, как дрожит рядом с ним
от гнева  Кланет.  И  Кентон  рассмеялся,  встретив  подмигивающий  взгляд
короля; и пока повелитель двух смертей приканчивал то чашку, то флакон, он
читал стихи с их резвым ритмом, так  несоответствующим  стилю  похоронного
марша:
     - Приятно играть с западней, Обходить ловушку, играть с опасностью  И
легко проигрывать выигранное; Есть открытая дверь, сказал он, Место,  куда
ты можешь идти - Но то, что ты видел, и то, что ты сделал,  Что  это  все,
когда гонка уже окончена И ты стоишь у  самой  дальней  двери?  Как  будто
всего этого никогда не было, сказал он, Все миновало, как пульс  мертвеца!
Иди легко и ни о чем не печалься! Тот, кому нечего бояться, ни  о  чем  не
горюет. Лучше умереть, чем жить, сказал он, А еще лучше  никогда  не  быть
рожденным!
     Король долго сидел молча. Наконец он  шевельнулся,  поднял  флакон  и
подозвал одну из девушек.
     - Он пьет со мной! - сказал он, указывая на Кентона.
     Лучники расступились,  пропустили  девушку.  Она  остановилась  перед
Кентоном,  поднесла  к  его  губам  флакон.  Он  выпил,  поднял  голову  и
поклонился.
     - Кланет, - сказал король, - человек, знающий Малдонаха  из  Ура,  не
может быть рабом.
     - Повелитель, - упрямо ответил черный жрец. -  Мой  раб  останется  у
меня.
     - Неужели? - засмеялся король. - Язва в брюхе комара! Неужели?
     Вокруг зазвенели натягиваемые луки.
     - Повелитель, - выдохнул Кланет и опустил голову,  -  он  остается  у
тебя.
     Проходя мимо, Кланет слышал, как скрипят зубы черного жреца,  слышал,
как он втягивает воздух, как  после  долгого  бега.  И  Кентон,  улыбаясь,
прошел сквозь строй лучников и остановился возле короля.
     - Человек, знающий Малдонаха, - улыбнулся король, -  ты  удивляешься,
как это я, один, обладаю большей властью, чем жрецы всех богов  и  все  их
боги. Потому, что во  всей  Эмактиле  только  у  меня  нет  ни  богов,  ни
суеверий. Я единственный человек, который знает,  что  в  мире  существуют
лишь три реальности. Вино - оно до некоторого предела  позволяет  человеку
видеть яснее, чем боги. Власть - вместе с хитростью  она  делает  человека
выше богов. Смерть - которую боги не могут отменить и которой распоряжаюсь
я.
     - Вино! Власть! Смерть! - запел китаец.
     - У этих жрецов множество богов, и каждый ревнует  к  остальным.  Хо!
Хо! - рассмеялся король. - У меня нет богов. Поэтому я справедлив ко всем.
Справедливый судья должен не иметь предрассудков и не иметь веры.
     - Наш повелитель не имеет предрассудков! - запел китаец.
     - Он не имеет веры! - пели лучники.
     - Я на одной чашке весов, - кивнул  король.  -  На  другой  множество
богов и жрецов. Есть только три вещи, в реальности которых я уверен. Вино,
власть, смерть! Те, кто пытается перевесить меня, верят во многое  другое.
Поэтому я перевешиваю их. Если бы мне противостоял только один бог, только
одна вера - я был бы внизу. Да, три к одному!  Вот  парадокс  -  и  в  нем
правда.
     - Повелитель Эмактилы говорит правду! - шептали лучники.
     - Лучше три прямые стрелы в колчане,  чем  триста  кривых  И  если  в
Эмактиле появится человек с одной стрелой и эта стрела будет  прямее  моих
трех - этот человек будет  править  на  моем  месте,  -  лучился  радостью
король.
     Лучники, слушайте своего короля! - пел китаец.
     - Итак, - сказал король, - поскольку боги  и  жрецы  ревнуют  друг  к
другу, они сделали меня, который не  думает  ни  о  богах,  ни  о  жрецах,
королем Эмактилы, чтобы сохранить мир между ними и не дать  им  уничтожить
друг друга. И так как у меня десять лучниках против одного  их  лучника  и
двадцать мечников против одного их мечника, я делаю это очень хорошо.  Хо!
Хо! - рассмеялся король. - Такова власть.
     - У нашего повелителя есть власть! - воскликнул китаец.
     - А имея власть, я могу пить, сколько хочу, - хихикал король.
     - Наш повелитель пьян, - шептали лучники вдоль всей палаты.
     - Пьяный или трезвый, я король  двух  смертей,  -  хихикал  правитель
Эмактилы.
     - Двух смертей, - шептали лучники, кивая друг другу.
     - Перед тобой, человек, знающий Малдонаха, я сниму с них покрывала, -
сказал король.
     - Лучники по сторонам и сзади, наклоните головы! -  закричал  китаец.
Головы лучников со всех трех  сторон  живого  фриза  немедленно  упали  на
грудь.
     Вуаль спала с фигуры слева от короля.
     Глядя на Кентона глубокими глазами, в которых была  нежность  матери,
стыдливость девушки, страсть любовницы, стояла женщина. Ее обнаженное тело
было безупречно. В единый хор в нем сливались мать, девушка  и  любовница.
на дышала всеми веснами, когда-либо посещавшими землю. Она была  дверью  в
очарованный мир, символом всего, что может дать земля  -  всей  красоты  и
всей радости. Она была всей сладостью жизни, ее обещаниями, ее  экстазами,
ее соблазнами и ее разумом. Глядя на нее, Кентон понял, что за жизнь нужно
держаться всеми силами. Она дорога и полна удивительными дарами. Ее нельзя
упускать!
     И что смерь ужасна!
     Он не испытывал желания к  этой  женщине.  Но  она  пробудила  в  нем
желание жить и раздула это пламя в целый пожар.
     В правой руке она держала странный изогнутый инструмент,  с  длинными
кривыми лезвиями и острыми клыками.
     - Ей я отдаю только тех, кто мне очень не нравится, - хихикал король.
- Она убивает их медленно. Глядя на нее, они цепляются за жизнь,  яростно,
отчаянно цепляются за нее. Каждый момент жизни, который она отнимает у них
этими клыками и когтями, длится  целую  вечность.  И  целую  вечность  они
борются со смертью. Медленно отнимает она у них жизнь,  и  они  уходят  из
жизни с воплями, цепляясь за нее, отворачивая упрямые лица  от  смерти.  А
теперь - взгляни!
     Спала вуаль с фигуры справа.
     Здесь   скорчился   черный   карлик,   бесформенный,    искривленный,
отвратительный. Он смотрел на Кентона тусклыми глазами, в которых были все
печали,  вся  усталость,  все  разочарования  жизни;  вся   жизнь   с   ее
бесполезной, утомительной, пустой работой. Глядя на него, Кентон  забыл  о
первой фигуре - он понял, что жизнь ужасна, что ее не стоит беречь.
     И что единственное в ней хорошо - это смерть!
     В правой руке карлик держал острую шпагу, тонкую, с игольным острием.
Кентон боролся с охватившим его желанием броситься на это острие,  умереть
на нем.
     - Ему я отдаю тех, кем очень доволен, - засмеялся король. - Быстра их
смерть, как сладкая чаша у губ.
     - Ты, - король указал на капитана,  пленившего  Кентона,  -  я  тобой
недоволен, ты схватил человека, который знает Малдонаха,  хоть  он  и  был
рабом Кланета. Иди к левой смерти!
     С побледневшим  лицом  капитан  поднялся  по  ступеням,  прошел  мимо
лучников, шел не останавливаясь, пока не оказался рядом с женщиной. Китаец
ударил в свой меч.  Появились  два  раба  со  склоненными  головами,  неся
металлическую решетку. Они сняли  с  капитана  вооружение,  привязали  его
обнаженным к решетке. Женщина склонилась к нему, вся нежность, вся  любовь
вся жизнь с ее обещаниями. Она прижала свой инструмент к  его  груди  -  с
такой любовью!
     Капитан закричал, громко, отчаянно  послышались  мольбы  и  проклятия
стоны вновь проклятого.
     Женщина продолжала склоняться к нему, улыбаясь, нежно,  глаза  ее  не
отрывались от него.
     - Хватит! - усмехнулся  король.  Она  убрала  орудие  пытки  с  груди
солдата, взяла свою вуаль и накинула на  себя.  Рабы  развязали  капитана,
одели его дрожащее тело. В всхлипываниями он, шатаясь, побрел назад, встал
на колени справа от черного жреца.
     - Я недоволен, - весело говорил король. - Но ты выполнял  свой  долг.
Поэтому живи еще немного, поскольку ты этого хочешь. Я справедлив
     - Наш повелитель справедлив, - подхватили все в палате.
     - Ты, - он указал на лучника, поразившего девушку и своего  товарища,
- тобой я очень доволен. Ты получишь награду. Иди к моей правой смерти!
     Медленно лучник выступил вперед. Се  быстрее  двигался  он,  глядя  в
тусклые глаза лучника. Все быстрее и быстрее -  он  взлетел  по  ступеням,
разбрасывая стоявших там лучников, и бросился на острую шпагу.
     - Я щедр - сказал король.
     - Наш повелитель щедр, - распевал китаец.
     - Щедр, - шептали лучники.
     - Я хочу пить, - засмеялся король. Он выпил чашку  и  флакон.  Голова
его опустилась, он покачнулся совсем пьяно.
     - Приказываю! - он открыл сначала один глаз, потом другой.  -  Слушай
меня, Кланет! Я хочу спать. Я буду спать. Когда я проснусь, приведи ко мне
человека, который знает Малдонаха, снова. Никто не  смеет  повредить  ему.
Таков мой приказ. Его должны охранять  лучники.  Уведите  его.  Охраняйте.
Таков мой приказ!
     Он потянулся за чашкой. Она выпала из ослабевшей руки.
     - Клянусь моими смертями, - заплакал  он.  -  Какой  стыд!  В  кувшин
входит так много, а в человека так мало!
     И он упал на диван.
     Повелитель двух смертей захрапел.
     - Наш повелитель спит! - негромко запел китаец.
     - Он спит! - шептали лучники и девушки.
     Китаец встал, склонился к корою. Поднял его как ребенка.  Две  смерти
шли вслед. Двенадцать лучников с нижней  ступени  повернулись  и  замкнули
кольцо вокруг короля.  Двадцать  четыре  лучника  окружили  их.  Остальные
лучники отделились от стен и по шесть человек пошли сзади.
     Двойное  кольцо  прошло  через  занавеси  в  тылу  комнаты.  За  ними
маршировали лучники.
     Из их строя отделилось шесть человек и остановились возле Кентона.
     Девушки взяли чашки и кувшины Они исчезли за занавесом.
     Один из шести лучников показал вниз. Кентон спустился по ступеням.
     Черный жрец с одной стороны, бледный капитан с другой, трое  лучников
перед ним, трое сзади, он вышел из судной палаты короля.



                                20. ЗА СТЕНОЙ

     Кентона отвели в маленькую комнату, в  высоких  стенах  которой  были
прорезаны узкие окошки.  Дверь  из  прочной  бронзы.  Вокруг  стен  низкие
деревянные скамьи. В центре еще одна скамья. Лучники посадили его на  нее,
связали ноги кожаными ремнями, бросили на скамью плащи и усадили  на  них.
Сами сели по трем сторонам комнаты, не отрывая взгляда от черного жреца  и
капитана.
     Капитан тронул жреца за плечо.
     - Где моя награда? - спросил он. - Когда я ее получу?
     - Когда раб будет в моих руках, не раньше, - ответил Кланет  свирепо.
- Если бы ты был - умнее, ты бы уже получил ее.
     - Много хорошего она принесла бы мне со стрелой в сердце  или,  -  он
вздрогнул, - с объятиями левой смерти короля.
     Черный жрец злобно взглянул на Кентона, склонился к нему.
     - Не надейся на милость короля, -  сказал  он.  -  Это  говорило  его
опьянение. Протрезвев, он все забудет. Даст мне тебя без всяких  вопросов.
Не надейся!
     - Неужели? - Кентон спокойно смотрел в злобные глаза. - Я уже  дважды
побил тебя, черная свинья!
     - Третьего раза не  будет!  -  выплюнул  Кланет.  -  А  когда  король
проснется, в моих руках будешь не только ты, но и храмовая шлюха,  которую
ты любишь. Хо! - загремел он, увидев, как сморщился  Кентон.  -  Это  тебя
трогает, не так ли? Да, вы у меня будете оба. И вместе умрете -  медленно,
ах, как медленно, глядя на муки друг друга. Рядом, бок  о  бок,  медленно,
медленно, мои пытки уничтожат остатки ваших тел. Нет, остатки  ваших  душ!
Никогда раньше мужчина и женщина не умирали так, как умрете вы!
     - Ты не можешь повредить Шарейн, - ответил Кентон. - Стервятник,  чья
пасть изрыгает только ложь! Она жрица Бела и может не опасаться тебя!
     - Хо! Ты это знаешь? - смеялся Кланет; потом склонился к  его  уху  и
прошептал так, чтобы слышал только  он:  Послушай,  у  тебя  будет  о  чем
поразмыслить, пока я отсутствую. Только пока жрица  верна  богу,  она  вне
моей досягаемости. А теперь слушай, слушай: прежде чем король проснется, у
Шарейн будет другой любовник! Да! Твоя любовь будет лежать в руках земного
любовника! И это будешь - не ты!
     Кентон напрягся, пытаясь разорвать ремни.
     - Прекрасная Шарейн! - насмешливо прошептал Кланет. - Священный сосуд
радости! И я разобью его - пок