Шаламу! - кричала танцовщица. - Они идут за тобой!  Их  ведет  жрец
Нергала!
     Спина жреца была обращена к ней, а Кентон глядел на нее. Голова жреца
склонялась вперед, он пытался зубами вцепиться в шею противника, разорвать
артерии; он был глух, слеп ко всему, кроме стремления убивать.
     И Нарада, увидев лицо Кентона в неверном свете жаровни,  приняла  его
за лицо человека, которого она любила.
     Прежде чем Шарейн смогла пошевелиться, Нарада пролетела по комнате.
     И вонзила кинжал по самую рукоять в спину жреца Бела!


     Укрываясь в алькове в стене зиккурата, часовые серебряной зоны  вдруг
увидели руки, протянутые к ним из бури. Двое упали с шеями,  переломанными
когтями Джиджи, двое - под быстрыми ударами меча Сигурда, еще двое  -  под
ятаганом перса. В нише лежало шесть трупов.
     - Быстрее! Быстрее! - Сигурд побежал вверх.  Они  обогнули  оранжевую
зону Шамаша, бога солнца.
     Три смерти протянулись из пустоты, часовые  оранжевой  зоны  мертвыми
лежали под ногами троих.
     Они ощутили глубокую черноту слева - черная стена зоны Нергала,  бога
смерти...
     - Быстрее! Быстрее!


     Жрец Бела выкатился  из  рук  Кентона,  упал  на  колени,  откинулся,
умирающими глазами глядя на танцовщицу.
     - Нарада! - выдохнул он сквозь кровавую пену.  -  Нарада...  ты...  -
пена стала кровавым потоком.
     Жрец Бела умер.
     Один взгляд бросила танцовщица на Кентона и поняла...
     - Шаламу! - завопила она и с воплем  бросилась  на  Кентона,  готовая
ударить кинжалом. Прежде чем он смог поднять меч, прежде чем поднял  руки,
даже прежде чем он смог отступить, она была рядом. Вниз опустилось лезвие,
целясь прямо ему в сердце. Он почувствовал укол...
     Кинжал скользнул, разрезав кожу в районе ребер.  В  то  же  мгновение
прыгнула Шарейн, схватила танцовщицу за  руку,  вырвала  у  нее  кинжал  и
глубоко вонзила его в грудь Нарады.
     Как  молодое  дерево  под  ударом  топора,  танцовщица  на  мгновение
остановилась дрожа и упала на тело жреца. Застонала и последними  усилиями
жизни обняла, прижалась к его губам.
     Мертвыми губами к губам мертвеца!
     Они смотрели друг на друга - Шарейн с окровавленным кинжалом в  руке,
Кентон с красными  рунами  на  груди,  написанными  этим  кинжалом,  потом
посмотрели на жреца и танцовщицу; в глазах Кентона была жалость;  не  было
жалости в глазах Шарейн.
     - Она могла тебя убить! - прошептала она. И снова: - Она  могла  тебя
убить!
     Ослепительная  вспышка  заполнила  комнату,  сразу   вслед   за   ней
раскатился  гром.  Снова  засверкали  молнии.  Кентон  подбежал  к  двери,
распахнул занавес, прислушался. Под ним в сверкающем  тумане  лежал  тихий
дом Бела. Он ничего не слышал, но какие звуки можно услышать в этом громе?
Он ничего не видел, не слышал, и все же...
     Он чувствовал, что опасность близка, крадется к ним, может быть, даже
сейчас ползет по тем зигзагам лестницы, которые скрыты от взгляда. Пытки и
смерть для Шарейн и для него... ползет, крадется, все ближе и ближе.
     Он подбежал к окну.  Джиджи,  Сигурд,  Зубран!  Где  они?  Смогли  ли
подняться по наружной лестнице?  Или  сейчас  поднимаются,  прорубая  себе
дорогу через ряды часовых? Насколько они близко?
     Смогут ли они с ними встретиться, Шарейн и он?
     Окно было глубоким. К  нему  через  каменную  кладку  шел  подоконник
шириной в ярд, окно закрывала широкая сплошная прозрачная пластина. Кентон
подтянулся, увидел, что эта пластина представляет собой  сплошной  толстый
прозрачный хрусталь,  удерживаемый  на  месте  металлическим  обрамлением;
закрывалось окно при помощи рычагов, углубленных в камень стены.  Один  за
другим он поднял рычаги. Окно распахнулось, его  почти  втолкнуло  обратно
силой ветра и дождя. Он боролся с  ними,  посмотрел  вниз  вдоль  наружной
стены...
     Ступени большой наружной лестницы проходили в сорока футах внизу!
     Между окном  и  ступенями  пролегала  почти  перпендикулярная  стена,
покрытая потоками ливня; по  ней  так  же  невозможно  спуститься,  как  и
подняться.
     Он посмотрел в обе стороны и наверх.
     Жилище Бела представляло собой большой  куб,  посаженный  на  вершину
конического храма. Окно, через которое  он  смотрел,  находилось  рядом  с
гранью этого куба. Не более ярда от его правой руки до грани. На  двадцать
футов налево  тянулась  черная  стена,  верхняя  плоскость  куба  также  в
двадцати футах.
     Он почувствовал рядом Шарейн, понял, что она что-то пытается  сказать
ему.
     Но не расслышал ни слова в реве бури.


     На фоне вспыхивавших  молний  часовые  Нергала  увидели  три  силуэта
судьбы, обрушившиеся на  них  из  тьмы.  Ударили  мечи.  Один  закричал  и
попытался бежать. Ревущий ветер на клочки разорвал его крик, длинные  руки
схватили его, длинные когти сломали шею; он,  кружась  на  ветру,  полетел
вдоль наружной стены.
     А теперь и часовые красной зоны мертвы в своей нише.
     Вот трое проходят синюю зону Набу, бога мудрости; часовых здесь  нет;
нет их и перед белым домом Иштар, нет снаружи золотого дома Бела.
     И тут извивающаяся лестница внезапно кончается.
     Здесь трое устраивают совет,  разглядывают  гладкую  каменную  стену,
поднимающуюся над ними без единого углубления. Слышат  вопль,  который  не
смогла заглушить даже буря, - отчаянный вопль танцовщицы Бела, бросившейся
на Кентона.
     - Крик донесся оттуда! - Сигурд указывал на край стены,  за  которой,
скрытое от них, окно жилища Бела смотрело на молнии. Тут  они  видят,  что
большая лестница заканчивается у самого края стены. Но устоять и заглянуть
за этот край невозможно.
     -  Попробуем  воспользоваться  твоими  длинными  руками,  Джиджи,   -
выдохнул Сигурд. - Стань как можно ближе к концу лестницы. Вот так! Ухвати
меня за ноги и просунь наружу. У меня сильная спина, и я  смогу  заглянуть
за угол.
     И Сигурд, как листок, прижатый к стене ветром, посмотрел прямо в лицо
Кентона; до него было не более фута.
     - Подожди! - крикнул Сигурд и толчком ноги дал знак Джиджи тянуть его
назад.
     - Там Волк! - сказал он. - В окне, так  близко,  что  сможет  втащить
меня. Подними меня снова, Джиджи Когда  я  дерну  ногой,  отпускай!  Потом
пусть Зубран пройдет той же дорогой. А ты оставайся здесь, Джиджи,  -  без
тебя мы не сможем вернуться. Стой на месте  с  вытянутыми  руками  и  жди,
когда их коснутся. Тогда тащи. Теперь быстрее!
     Снова  он  повис,  руки  его  поймал  Кентон.  Джиджи  выпустил  его.
Мгновение он висел в пустоте, затем его втянули в окно.
     - Сейчас Зубран! - крикнул он Кентону и побежал к двери, у которой  с
мечом в руке стояла Шарейн.
     А теперь перс, вися в  могучих  руках  Джиджи,  перегнулся  за  угол,
ухватился за руки Кентона, стал рядом с ним.


     Раздуваемая порывами ветра через открытое  окно,  жаровня  вспыхнула,
как факел; тяжелый золотой занавес вздымался маленькие огоньки вдоль  стен
погасли. Перс откинулся назад, нашел рычаги,  закрыл  окно.  Быстро  пожал
руку Кентона, с любопытством взглянул на тела жреца и танцовщицы.
     - Где Джиджи? - спросил Кентон. - Что с ним? Вас не преследовали?
     - Нет, - мрачно ответил перс. Или если и преследовали, то руки у  них
из тени, так что удержать меч не смогут, Волк. Джиджи в  безопасности.  Он
ждет, чтобы подхватить нас, когда мы вылезем из окна. Все, кроме одного, -
добавил он негромко.
     Кентон, думая о Джиджи и о  пути  на  свободу,  не  слышал  последней
странной фразы. Он  подошел  к  двери,  по  одну  сторону  которой  стояла
бдительная Шарейн, по другую - напряженный Сигурд. Привлек к себе Шарейн в
яростной ласке; выпустил ее и выглянул за занавес. Далеко внизу он  увидел
тусклый блеск, отражения света в кольчугах, щитах  и  мечах.  На  четверти
высоты угловатой лестницы, ведущей  от  дома  Бела,  поднимались  солдаты,
медленно, осторожно, молча; они ползли, надеясь застать врасплох, как  они
думали, жреца Бела, дремлющего в объятиях Шарейн.
     Есть еще время, минуты, чтобы пустить в ход свой  быстрый  разум.  Он
надел на голову золотой шлем Бела, взял щит, набросил плащ.
     - Сигурд! - прошептал он. - Зубран! Те, что поднимаются, считают, что
здесь только Шарейн... и этот человек, лежащий  там.  Иначе  они  бы  дали
сигнал тревоги, по наружной лестнице тоже поднимались бы солдаты, и с нами
было бы кончено. Поэтому когда те внизу приблизятся, мы с Шарейн покажемся
с мечами. Они не будут нас убивать, им нужно нас  пленить.  Они  отступят.
Тогда быстро берите Шарейн и передайте ее Джиджи. Мы последуем за ней...
     - Первая часть плана хороша, Волк, - спокойно прервал перс. -  Но  не
последняя. Нет, кто-то один должен оставаться  здесь,  пока  остальные  не
покинут благополучно храм. Иначе как только они войдут сюда,  черный  жрец
поймет, что произошло. И вокруг  храма  будет  кольцо,  через  которое  не
прорвется и целый отряд. Нет, кто-то должен остаться,  сдерживать  их,  на
время.
     - Ч останусь! - сказал Кентон.
     - Любимый! - прошептала Шарейн. - Ты уходишь со мной, или я не ухожу.
     - Шарейн, - начал Кентон.
     - Мой дорогой повелитель, - невозмутимо сказала  она.  -  Неужели  ты
думаешь, что я позволю снова разлучить нас? Никогда! В жизни и в смерти  -
Никогда!
     - Нет, Волк, я останусь, - сказал перс. - Шарейн не пойдет без  тебя.
Это исключает тебя, потому что она должна уйти. Джиджи не может  остаться,
так как не может и добраться сюда в одиночку. С этим ты согласен?  Хорошо!
Сигурд должен идти, чтобы показывать дорогу назад никто, кроме него, ее не
знает. Кто остается? Зубран! Боги сказали! Их доводы неоспоримы.
     - Но как ты уйдешь? Как найдешь нас? - простонал Кентон.  -  Как  без
помощи Джиджи сможешь выбраться из окна?
     - Не смогу -  ответил  Зубран.  -  Но  я  смогу  сделать  веревку  из
постельных покрывал и занавесей. И по ней спущусь к  тем  ступеням  внизу.
Один сможет ускользнуть там, где не смогут пятеро. Я  помню  дорогу  через
город до рощи. Подождите меня там.
     - Они близко, Кентон! - негромко позвала Шарейн.
     Кентон подбежал к двери. В десяти  шагах  внизу  позли  солдаты,  два
десятка их неслышно парами поднимались по лестнице, держа наготове щиты, с
мечами в руках; за ними небольшая группа жрецов в желтых и черных одеждах,
и среди них - Кланет.
     Справа от Шарейн к стене прижимался  Сигурд,  невидимый,  но  готовый
защитить Шарейн. Перс встал слева от Кентона  и  тоже  прижался  к  стене,
чтобы снизу его не было видно.
     - Прикрой жаровню, - сказал Кентон. - Лучше совсем погаси  ее.  Чтобы
за нами не было света.
     Перс потянулся к жаровне, но  не  набросил  на  нее  покров,  который
погасил бы огонь. Напротив, он потряс ее, прикрыл пламя углями и  поставил
в угол, где угли были едва видны.
     Ноги передних солдат были уже почти на  верхней  ступеньке,  руки  их
протянулись, чтобы отдернуть занавес.
     - Пора! - выдохнул Кентон. Он сорвал занавес с двери. Они стояли, она
в белой одежде жрицы, он в золотых доспехах бога,  против  солдат.  И  те,
ошеломленные неожиданным появление, смотрели на двоих.
     Прежде чем они смогли прийти в себя,  сверкнуло  лезвие  Шарейн,  меч
Кентона ударил с быстротой молнии. Вниз полетели двое передних. Прежде чем
солдат упал, Кентон выхватил у него  из  рук  щит,  протянул  его  Шарейн,
ударил по солдатам, стоявшим сзади.
     - За Иштар! - услышал он крик Шарейн, увидел, как глубоко вонзился ее
клинок.
     - Женщина! Жрец! Взять их! - послышался рев Кланета.
     Кентон наклонился, поднял упавшего солдата и швырнул его в остальных.
ело ударило  их,  размахивая  руками,  как  живое.  И  они  с  проклятиями
покатились вниз; летели вниз  по  лестнице,  солдаты  и  жрецы.  Некоторые
ударялись о непрочное ограждение,  прорывали  его,  падали  камнем  сквозь
туман, чтобы разбиться на полу дома Бела далеко внизу.
     Кентон отпрыгнул, схватил Шарейн, передал ее Сигурду.
     - К окну, - приказал он. - Передавай ее Джиджи!
     Сам устремился перед ними, открыл окно.  Гроза  ушла,  где-то  далеко
сверкали  молнии;  тьма  сменилась   сумерками   дождь   продолжал   идти,
подгоняемый ветром. В полутьме он увидел протянутые из-за угла жилища руки
Джиджи. Отступил. Его место, держа Шарейн, занял викинг. Но мгновение  она
повисла в воздухе затем Джиджи поймал ее; она исчезла из виду.
     Снизу послышались крики; солдаты пришли в  себя,  устремились  вверх.
Кентон видел, как Сигурд и перс подняли тяжелую  кровать,  сорвали  с  нее
покрывала, наклонили. Подтащили к двери, просунули  наружу  и  пустили  по
лестнице.  Послышались  вопли,  крики  боли,  стоны.  Кровать  ударила  по
солдатам, пролетела меньший  пролет,  уперлась  в  веревочное  ограждение,
образовав баррикаду.
     - Иди, Сигурд! - крикнул Кентон. - Я остаюсь с Зубраном. Ждите нас  в
лесу.
     Перс взглянул  на  него,  во  взгляде  его  была  любовь,  смягчившая
холодные агатовые глаза. Потом он кивнул Сигурду.
     Как будто они условились  об  этом  заранее,  руки  викинга  обвились
вокруг Кентона. Хоть он стал и очень силен, Кентон не  мог  разорвать  эти
руки. А Зубран снял с его головы золотой шлем Бела и надел  его  на  себя;
Сорвал золотой щит, сбросил свой плащ с кольчуги  и  на  его  место  надел
мантию бога, потом окутал его лица, совсем скрыв бороду.
     И Кентона, как бьющегося ребенка, отнесли к  окну,  просунули  наружу
Джиджи поймал его и поставил рядом с плачущей Шарейн.
     Викинг повернулся и обнял перса.
     - Некогда, северянин! Не до чувств! - выпалил Зубран, вырываясь. - Ты
знаешь, Сигурд, для меня спасения нет!  Веревка?  Слова,  чтобы  успокоить
Волка. Я люблю его. Веревка? Они спустятся вслед за мной, как змеи. А я не
дрожащий заяц, чтобы вести свору к добыче. Не  я!  Иди,  Сигурд,  и  когда
выйдете из города, расскажи им. И как можно быстрее идите на корабль.
     Викинг сказал торжественно: "Девушки с щитами близко! Один  принимает
героя, откуда бы он ни был родом. Скоро  ты  будешь  пировать  с  Всеобщим
отцом Одином, перс!
     - Пусть приготовит блюда, которые я еще не пробовал! - пошутил  перс.
- окно, северянин!
     Зубран держал его за ноги, а Сигурд высунулся и был пойман Джиджи.
     И вот вчетвером - впереди Сигурд, Шарейн,  прикрытая  широким  плащом
Джиджи, Кентон с проклятиями - они начали спускаться.



                              26. СМЕРТЬ ЗУБРАНА

     Перс не закрыл за ними окно.  Он  позволил  ветру  врываться  внутрь.
Принялся расхаживать по жилищу Бела.
     - Клянусь всеми дэвами! - произнес Зубран. - Никогда не  испытывал  я
такого чувства свободы, как сейчас! Я  один,  последний  человек  в  мире!
Никто не может помочь мне, никто не даст совета,  никто  не  утомит  меня!
Наконец-то жизнь проста все, что мне осталось, убивать  или  быть  убитым.
Клянусь Ормуздом, мой дух встал на цыпочки...
     Н выглянул в дверь.
     - Никогда мужчинам не приходилось так трудно с кроватью! - усмехнулся
он, глядя, как солдаты внизу пытаются преодолеть препятствие.
     Повернувшись,  он  собрал  посредине  комнаты  шелковые  покрывала  с
кровати. Сорвал со стен шпалеры и бросил их в груду. Одну за  другой  брал
лампы и выливал из них масло на погребальный костер; Потом вылил масло  из
кувшинов.
     - Мой старый мир, - рассуждал перс, работая, - он утомил меня. И этот
тоже мне наскучил, клянусь пламенем  жертвоприношения!  И  я  уверен,  что
новый мир Волка утомит меня больше всех. Я со всеми тремя покончил.
     Он поднял тело жреца Бела, поднес к окну.
     - Ты больше удивишь Кланета снаружи, а не внутри -  рассмеялся  он  и
выбросил тело из окна.
     Потом остановился над танцовщицей.
     - Как прекрасна! - прошептал он, касаясь ее губ, груди. -  Интересно,
как ты умерла... и почему. Должно быть, это было забавно...  Некогда  было
расспрашивать Волка. Что ж, будешь спать со  мной,  танцовщица.  И,  может
быть, когда мы проснемся, - если проснемся, - ты мне расскажешь.
     И он положил Нараду на  груду  промасленных  тканей.  Взял  дымящуюся
жаровню и поставил рядом с ней...
     Снизу  послышался  рев,  топот  ног  по  лестнице.  Вверх  стремились
солдаты,  получившие  многочисленное  подкрепление.  На  мгновение  Зубран
показался в двери, в золотом плаще Бела, обернутом вокруг шеи,  скрывающим
лицо.
     - Жрец! Жрец! - закричали они. Всех перекрыл рев Кланета:
     - Жрец! Убейте его!
     Перс с улыбкой отступил за стену. Поднял щит, который уронила Шарейн.
     Через узкую дверь прыгнул солдат, за ним второй.
     Дважды свистнул ятаган, быстрый, как быстрейшая из змей.  Двое  упали
под ноги шедших за ними, мешая им, стесняя их движения.
     Вверх и вниз, ударяя, разрезая, укалывая, плясал клинок Зубрана, пока
рука его не окрасилась в красный цвет до самого  плеча.  Перед  ним  росла
баррикада из трупов.
     Только по двое могли враги вступать на порог жилища Бела - и по  двое
они падали преграждая доступ остальным, и все время росла стена из трупов.
Наконец,  ему  уже  не  видны  были  их  мечи,  он  только  слышал  крики;
взобравшись на тела, он увидел, что солдаты пытаются расчистить баррикаду,
убрать мешавших им пройти мертвецов.
     Перс напряг уставшие мышцы руки, рассмеялся, услышав голос Кланета:
     - Там только один человек. Убейте его и принесите мне женщину. Десять
ее весов в золоте тому, кто принесет ее мне!
     Они собрались, устремились вверх, как набегающая волна, вскарабкались
на стену из мертвецов. Красный ятаган  Зубрана  превратился  в  сверкающий
ручей... почувствовал сильную боль  в  боку,  над  пахом.  Упавший  мечник
приподнялся, ударил его снизу своим мечом.
     Перс понял, что рана его смертельна.
     Он разрубил улыбающееся лицо, снова  прыгнул  на  мертвых,  расчистил
пространство бурей ударов. Нажал плечами на баррикаду  из  мертвецов.  Они
повалились по лестнице вниз. Падали на  поднимающихся  солдат,  путали  им
ноги. Прижимали с к стене, посылали вниз  сквозь  туман  хватающих  руками
воздух.
     Двадцать верхних ступеней расчистились.
     Свистнула стрела.
     Она пробила плащ и попала Зубрану в шею, в том  месте,  где  сходятся
шлем и воротник лат. Он глотнул соленую кровь, хлынувшую из горла.
     Перс, шатаясь, побрел к груде тканей, на которой лежала Нарада, ногой
задел за жаровню, опрокинул ее на промасленные ткани.
     Взметнулось пламя. Порыв ветра из  открытого  окна  подхватил  его  и
раздул в ревущий ураган.
     Зубран лег рядом с телом танцовщицы, повернувшись,  взял  ее  руки  в
свои.
     -  Чистая  смерть,  -  прошептал  он  -  Наконец-то...   как   все...
Возвращаюсь...  к  богам  моих  отцов.  Чистая  смерть!  Прими   меня,   о
бессмертный огонь!
     Пламя поднялось над ним. Покрыло его, как навесом.
     Верхняя часть пламенного языка расширилась.
     Она стала огненной чашей, полной огненного вина!
     И в эту чашу перс погрузил свои губы, он пил огненное вино, он вдыхал
его аромат.
     Голова его упала, мертвое лицо улыбалось. Голова его лежала на  груди
Нарады.
     Пламя скрыло их.



                       27. КАК ОНИ ВЕРНУЛИСЬ НА КОРАБЛЬ

     Четверо, за чью свободу умер  перс,  были  уже  далеко.  Благополучно
миновали они террасы; мертвые часовые лежали так, как  упали.  Но,  уходя,
четверо услышали,  как  зиккурат  загудел  изнутри,  словно  потревоженный
колоссальный улей, услышали  бой  большого  барабана  и  заторопились  под
укрытие каменной стены, на которой  висел  крюк  Джиджи.  Один  за  другим
соскользнули они по веревке вниз, под защиту деревьев. Буря  бушевала,  но
деревья защищали их. Никого на улицах не было. Жители Эмактилы прятались в
своих раскрашенных домах от бури.
     Когда губы перса окунулись в пламенную чашу, они были уже  далеко  на
пути к кораблю.
     Когда наконец солдаты набрались мужества, чтобы  снова  подняться  по
ступеням и они, а вслед за ними и черный жрец вошли в жилище Бела, четвер