,  как  культурный  человек,
присел на коврик.
     А местный пес, похожий на сардельку Бассет, очень  витиевато и надменно
меня  поприветствовал.  В  городе  вообще, знаешь,  такого  вот  нет,  чтобы
запросто.  Сперва  полчаса приветствуешь.  Стараешься  не  огрызаться. Потом
положат тебе в  миску - сразу не хватай; и еще  много всего, что так приятно
забыть в деревне. Для чего, спрашивается, рассказываю тебе все это?
     По-моему, ты очень правильно живешь. Условности - они губят.
     Словом, после встречи с тобой я любое живое существо подвергаю пытливым
расспросам: "А для чего ты живешь? "
     Иногда  я  слышу  в  ответ:  "Для  интерьера"  или  "Для  декора", "Для
услаждения взоров хозяев".  Словом,  такая вот собачья мура,  а  тут вдруг в
этих самых гостях, от вислоухого Бассета услышал нечто необычное: "Я защищаю
хозяев от опасности".
     Боже мой,  -  подумал  я, -  я у  них тут  в квартире  еще и  опасность
какая-то! Я  стал  тревожно  оглядываться  и  прислушиваться. Даже  вышел  в
коридор и понизил голос до шепота. Представляешь шепчущую собаку?
     Мой  Пал  Палыч,  ничего  не  подозревая,  сидел в  соседней  комнате и
беседовал с хозяином; их голоса не были тревожными, и я подумал: а успеет ли
хозяин сардельки предупредить моего хозяина об  опасности, или мне это лучше
сделать самому? На всякий случай я  принял боевую стойку, ощерился, - но мой
знакомец мне говорит:
     -  Вы  не  беспокойтесь,  -  говорит, - сейчас  без пяти восемь,  вепрь
прилетит только  через пять минут,  и, уверяю  вас, я  сумею его  испугать и
справлюсь с  ним  один. Вам  не надо  беспокоиться.  Можете подождать меня в
коридоре или в комнате. Ничего не поделаешь, служба.
     И с этими словами он побежал в кухню.
     Я,  честно  говоря,   зауважал  своего  нового   знакомца.  Быть  таким
хладнокровным  в  минуты  страшной  опасности -  это,  брат,  в  наше  время
редкость.
     Я притих: ну, не будешь  же в самом  деле приставать к собаке, когда ей
предстоит через пять минут схватка.  Я еще раз тоскливо оглянулся  на дверь,
за которой сидел Пал Палыч.
     "Какое счастье, - думал я, - что в нашей квартире нет вепрей".
     Все  в квартире  затихло, я тоже притаился и  вдруг  услышал совершенно
явственно голос сарделькиного хозяина, обращенный к Пал Палычу.
     -  Хочешь, - говорил  хозяин, - увидеть аттракцион?  Мой дурачок сейчас
будет отрабатывать свой хлеб. Пойдем в кухню, я тебе покажу кое-что.
     И они пошли в кухню, я от нечего делать поплелся вслед за ними.
     И  что же я увидел, когда истекли эти три минуты?!  Мой бедный знакомец
лаял на...  кукушку! Обыкновенную кукушку  в часах!... Естественно, что  она
"прилетала"  или, вернее, появлялась в точно определенное время  в маленьком
окошечке.
     Хозяин сардельки ужасно сеялся и даже дал  своему псу чего-то вкусного,
кажется  конфету.  Предложил он конфету  и  мне,  но мне этот аттракцион был
неприятен,  и я отказался.  Зачем же так унижать собаку?!  Надо ей объяснить
то, чего она не понимает, а не унижать. Еще неизвестно, кто глупее - она или
хозяин. Она ведь считает, что выполняет свойдолг...
     Словом, у меня было неважное настроение, и мы с Пал Палычем на обратном
пути молчали  всю дорогу. И  Пал Палыч меня  прекрасно понимал. Я чувствовал
это.
     Вот, брат, до чего доводит городская жизнь!
     Слушай, я ужасно по тебе  соскучился. Еще соскучился по нашей хозяйке -
тете Груше, по корове Фросе, Кузьме Егоровичу, Анюте... Так хочется побегать
на воле! Даже, кажется, с удовольствием бы на цепи  посидел, только бы не  в
квартире.  Тут взбесишься не  то что на кукушку - на собственное отражение в
зеркале и то залаешь. Кстати, об отражении.
     Пришел тут недавно какой-то приятель или  знакомый Пал  Палыча. Пришел,
казалось бы, в  гости, а в какой-то форме. Не знаю, зачем ему это было надо.
И  весь вечер сидел  и  только  собой любовался.  И  в  зеркало  глядел, и в
отражение  книжного  шкафа.  Скажет  слово  и  смотрит,  как   на  него  кто
отреагировал. Или съест  кусочек чего-то и снова смотрит.  Странный человек.
Уж так он всем надоел! И Мама-Маша  несколько раз уже глазами показывала Пал
Палычу, дескать,  Костеньке  давно пора спать, а гостю  и честь знать. Но не
понимает гость, и все тут, а еще завел какой-то длинный и страшно, по-моему,
скучный разговор  о  какой-то награде, знаке, что  ли.  И  гость  и так  его
показывает  и эдак  - этот  знак,  и свинтил,  и  снова  надел, и  подержать
хозяевам дал...
     Тут уж я понял, что  настало время мне вмешаться и проучить честолюбца.
Я вышел в соседнюю комнату и через минуту вошел обратно, держа в  зубах свой
ошейник. На нем  красовалось  множество медалей: свидетельства моих заслуг и
участия в различных собачьих выставках. Я подошел к гостю и сунул ему в руки
ошейник.
     С  минуту  длилось  молчание,  после   чего  гость  встал  и   принялся
откланиваться.
     - Молодчина, Пиратка, -  сказал  мне  Пал Палыч,  когда  гость  ушел, -
чувствуешь ситуацию.
     Вот такие люди встречаются в городе.
     Слушай, мне  пришла в  голову идея, а почему  бы тебе тоже не научиться
писать?  Писали  бы  друг другу  письма,  сообщали  бы новости  и,  глядишь,
помогали бы обоюдно, как пишут в газетах, и деревне и городу. Попробуй. А то
бы вместе книгу написать?.. Дело хорошее.
     Хочешь, я черкну несколько слов бабушке Груше,  чтобы в свободное время
поучила тебя  грамоте? Это совсем  не сложно. Посмотри, сколько людей сейчас
пишут книги. Я однажды был в скверике возле Союза писателей и кое-что слышал
о том,  как это  делается.  И как  люди  становятся  членами  этого Союза...
М-да-а...
     Поцелуй бабушку.
     Пират,  нашего  Витю  тоже надо бы выпустить на воздух, на  деревенскую
природу. Он  меня очень беспокоит: ходит  смурной, грустит.  Учится, правда,
неплохо,  но что-то сложное происходит в его  душе. Может быть, как  говорят
французы  -  "шерше ла фам"? Это  значит  - "ищите  женщину"? Буду  до конца
откровенен: ее имя - Настенька.
     Лично  я не ищу  возлюбленных специально, они находятся сами. А вот наш
Витя в постоянном волнении. Приходится его все время успокаивать.
     Надеюсь, однако, пройдет и эта трудная полоса в его жизни.
     Крепко тебя целую, привет всем нашим. Буду рад, если ответишь. Ватутьке
особый привет.
     Твой тезка
     Пират.
     P.  S.  Появилась дельная  статья  в "Известиях"  -  о клинике  глазных
болезней. Она может тебе пригодиться".


     Глава 12. Тет-а-тет с мамой Машей
     "Милые мои,  дорогие горожане! Представляю, как оно  вам в городе, если
уже мне  старой никто и писем-то не  пишет,  а только  пес Пират.  Бедняжки!
Скоро уж  лето. Приезжайте, родненькие мои, меня старую потешить.  Костенька
уж, поди, вырос: уж пошел, я знаю, - такое мне привиделось во сне.
     Приезжайте  с Пираткой, его тезка  сейчас учится писать.  Чудеса, да  и
только! Но он,  правда, постарше вашего, и грамота ему идет  не шибко,  да и
глаз у него один, вы знаете, не видит.
     Прям не знаю,  может,  его в Москву  везти в институт,  где-то  слыхала
вставляют хрусталики-то глазные; может Бог даст, и ему помогут. Корова Фрося
мычит, Ватутька тут как услыхала о том, что у Вити смурное настроение, сразу
же и  сказала: это у  него любовь. Ну, а раз любовь, так и не  мешайте,  все
образуется.
     А  девочка-то хоть  хорошая?  Ну,  бывайте, родные мои, в лето жду  вас
одних, весь дом отдаю, другим дачникам отказала. Живите, сколь хотите.
     Ваша бабушка Аграфена".

     О письме я узнал вечером, когда Мама-Маша читала его вслух.
     А  после письма мы пошли с  мамой Машей гулять. Перед выходом Пал Палыч
проворчал, что у него  столько дел, -  прямо неприлично,  что он ни  разу за
полгода не написал  тете Груше письма. "А ведь добрая женщина, - говорил он,
- спасибо, хоть Пират выручает иногда"...
     И я от похвалы с утроенной энергией завилял хвостом.
     Ну что ж, мы пошли гулять, а  я все  думал: вот беда -  это  ведь  я не
подумал и  написал своему тезке Пирату,  что  Витя влюблен в Настеньку. Тот,
конечно,  письма прочитать не  сумел, попросил хозяйку - бабушку Аграфену, а
хозяйка  прочла  и, не видяв этом большой  тайны,  написала, как  само собой
разумеющееся, маме Маше. Мама-Маша, в свою очередь, прочла это письмо вслух,
и получилось немножко глупо. Вроде она мне поручила узнать про Витю тайну, а
об этом раньше  нее  узнали все. А  мне как  раз в  таком деликатном вопросе
делиться со  всеми  меньше всего  хотелось. Ведь  никакая дружба не выдержит
разоблачения тайны, если она уязвляет самолюбие.
     Думая об этом, я чинно шагал рядом с мамой Машей и старался чувствовать
себя джентльменом. Мама-Маша молчала, видимо, переживала за  Витю. Ха, хотел
бы  я  видеть  маму, которая бы  не переживала, если б  узнала,  что  ее сын
влюбился!
     -  Ты  знаешь,  Пиратка, - вдруг сказала  Мама-Маша  задумчиво, - когда
человек или пес,  - она посмотрела на меня пристально, -  влюблен,  то он не
бывает в плохом настроении. Он бывает в плохом настроении, если испытываемые
им чувства безответны. Наверное, она его не любит. Странно, - продолжала она
свой монолог, - такой хороший мальчик, и учится прилично.
     И я совершенно с  ней согласился,  лучше  нашего Витеньки  никого  нет,
почему это Настенька его не любит?
     Но только позвольте, кто это сказал, что не любит? Может быть,  как раз
любит, но только  тайно... Может  быть, это  от хорошего воспитания.  Мы уже
забыли в нашей житейской суетности о таинстве чувств.
     - А ты видел ее? - спросила меня Мама-Маша подозрительно.
     Видел ли я Настеньку?
     Я подпрыгнул в воздух.
     - Судя по твоей реакции, она ничего?
     Я кивнул: конечно, ничего, что ж, нашему Вите кто попало нравиться, что
ли, будет?
     Но подпрыгиванье -  это не решение вопроса, и мы стали думать  - что же
делать дальше? Что делать с моим хозяином, надо же что-то  делать, надо  же,
чтобы и она оказала ему внимание...
     Была бы у нее собака, я бы поговорил с ней, но, увы, собаки у Настеньки
не было.
     - А у Настеньки нет собаки? - спросила вдруг Мама-Маша.
     Я помотал головой. В последнее время я часто замечаю, что и маме Маше и
мне одновременно приходят в  голову одни и  те  же  мысли. ... Минуточку, но
ведь Колли говорит, что и Витя девочке нравится.  А вот  тут уже было совсем
непонятно:  зачем  Вите  постоянно   приходится  доказывать  Настеньке  свою
привязанность?..
     Я не находил ответа на этот вопрос.


     Глава 13. Мой старый приятель японский Хин
     Несмотря  на общность целей и мыслей, нам это не помогло  все понять. А
тут  еще Мама-Маша  увидела  себя  в  витринном  отражении. Воспользовавшись
свободной минуткой, она  начала приводить себя в порядок. Тут-то я  и увидел
знакомого пса японского происхождения, Хина. Решил перемолвиться с ним парой
слов:
     - Привет, Хин, псинка, - сказал я.
     - Здорово, Пиратка, куда?
     - Так прогуливаю хозяйку.
     - Очаровательная она у тебя!
     Мне эта фривольность не  особенно понравилась, но в  душе было приятно,
что  маму Машу все оценивают по достоинству; к тому же,  поглощенный  своими
собственными мыслями, я спросил:
     - Слушай, а ты был когда-нибудь влюблен?
     - Сколько раз, - сказал он, - а ты?
     Я оставил без внимания его вопрос и продолжал:
     - Слушай, а что надо сделать для того, чтобы она тоже полюбила?..
     Тут Хин задумался, даже перестал вилять хвостом.
     -  Ты знаешь,  - сказал он, -  мой  хозяин -  известный ученый; он  мне
когда-то что-то говорил о каком-то трактате о любви, кажется, индийском, там
наверняка все сказано.
     - А он есть в библиотеке?
     - Наверняка, - сказал Хин, - то есть, нет вопроса.
     Я  совершенно забыл  про  маму  Машу, про Хина и витрину, отцепился  от
ошейника и побежал в библиотеку.
     Мама-Маша заметила это и позвала меня. И я не ослушался.
     Мне было  очень стыдно, я  вернулся,  и мы, пристегнувшись, снова чинно
пошли  вместе. Но я знал, что  делать. Чуть  впереди - на бульваре, как  раз
возле библиотеки, есть  лужайка, на которой Мама-Маша меня всегда спускает с
поводка. Я ждал этого момента и дождался.
     -   Беги,  Пиратка,  -  сказала   Мама-Маша,  отстегнув  поводок.  И  я
припустил...  Кто  бы  подумал,  что  я  бегу  на  травку,  нет,  я бежал  в
библиотеку. Травка, не сомневаюсь, в моей жизни еще будет, а настроение Вити
для меня важнее.
     У входа в библиотеку я обнаружил своего знакомого Колли.
     - Здравствуйте, - сказал я.
     - Добрый вечер, - поприветствовал меня аристократ Колли.
     - Я в библиотеку, - смущенно сказал я.
     - Прошу, - сказал Колли, - показав на дверь лапой, словно он тут хозяин
и приглашает меня зайти.
     Я, пятясь, кланяясь и еще неизвестно что делая, взошел по лестнице.
     Но у входа  в дверь стоял такой "барбос" в человеческом облике, что мне
пришлось сразу же отойти. Однако я нашел в себе силы сделать вторую попытку.
     - Простите, я в библиотеку, - сказал  я, хотя "барбос" меня  вовсе ни о
чем не спрашивал.
     - Паспорт, - рявкнул "барбос", вроде бы, и не слыша меня.
     Паспорта у меня, как назло, не было.
     -  Тогда идите в читальный зал, - заворчал он, как  будто читальный зал
для собак второго сорта.
     И я прошел в читальный зал.
     Но,  увы, там не было трактата о любви, я специально обнюхал все полки.
А я был убежден, что трактат пахнет по-особенному.
     К тому же меня скоро выставили, потому что, хотя в правилах  библиотеки
и  не  сказано  нигде  о  том,  что  собаки  книгами  не  обслуживаются,  но
библиотекарь  сказала,  что  собаки  приравниваются  к  людям   в  нетрезвом
состоянии, и категорически попросила меня выйти.
     Я  ушел,  тем более на лужайке меня ждала  Мама-Маша, разговаривавшая в
этот  момент  с  Колли. А  около Колли  стояли обе  его хозяйки,  те  самые,
помните,   одинаковые   девчонки  из   Витиного   класса.  Они  по-взрослому
разговаривали с мамой Машей, и  моя  хозяйка  поочередно  вглядывалась в  их
одинаковые лица.
     Яподбежал  к  маме  Маше  и   ткнулся  ей  в  колени,  но  мог  бы  еще
отсутствовать, она не очень меня искала.
     А  из  общения с  библиотекарями я вынес  весьма  прискорбную вещь:  мы
совершенно не  учим детей культуре,  а между тем  в Советском фонде культуры
существует даже программа  "Классика".  Которая ставит своей  целью (настало
самое  время)  -  гуманизировать  общество.  Надо  образовываться  и   учить
иностранные языки. Человечество может дружить только с помощью культуры. Вот
взять, к  примеру,  меня: повстречался  я с  японским  Хином. Пес как пес, а
говорит, естественно, по-японски. Хорошо, что я знаю этот язык. Я пять минут
поговорил  с  Хином,  и мы  поняли  друг  друга, нашли  общий  язык.  Он мне
рассказал  массу  интересных вещей,  и поскольку  теперь  меня  интересовали
проблемы семьи,  то я с удовольствием  узнал  о том,  что в  японской  семье
имеются три  принципа  воспитания  детей: быть  побольше  со своими  детьми,
делать  все,  чтобы  малыши  поменьше  плакали, никогда  не  ругать  их  при
постороннем. Я считаю это разумным, и в нашей семье это именно так.

     Глава 14. Витин благородный поступок
     Итак,  Мама-Маша,  встретив  Витиных подружек-близняшек,  вела  с  ними
разговор,  в котором, вернувшись  из библиотеки,  я принял самое  деятельное
участие.
     Она  спрашивала их про занятия, про учебу, про все, самое неинтересное.
Из-за скучноты разговора я гонялся за  невесть как обнаружившейся на лужайке
бабочкой,  за  цветком, за  самим собой  и  в глазах умного  Колли выглядел,
наверное,  очень глупо. А он смотрел на меня серьезно,  ждал,  чтобы  что-то
сказать.  В конце  концов  я угомонился и решил получить  ответы на мучившие
меня вопросы; ведь его хозяйки учились с моим хозяином.
     - Можно  обратиться  к  вам?  - учтиво  спросил  я Колли, видя, что  он
слишком уж пристально разглядывает ножки мамы Маши.
     - Конечно, - Колли с трудом оторвался от своего занятия и повернул свою
узкую физиономию ко мне.
     - В прошлую нашу беседу вы говорили о моем хозяине  и даже показали мне
его  увлечение, Настеньку,  если не  ошибаюсь.  Так вот, не могли бы вы меня
утешить, сказав, а в чем собственно их размолвка? Почему Настенька перестала
испытывать симпатию к нашему Вите?
     - Вопрос ваш хоть и заслуживает внимания, - подумав, сказал Колли, - но
вряд ли я утешу вас,  сообщив, что никакой размолвки между ними нет, а  есть
нечто другое, вероятно, не доступное нашему с вами собачьему соображению.
     - Что же, если это не секрет?
     - Неуверенность вашего, милый песик, хозяина в своих силах.
     - Не понимаю вас, -  возразил я, и мне почему-то  захотелось добавить -
мсье.
     - Очень просто. Когда юноша совершает какой-то особенный  поступок, то,
будучи осененным взглядом девушки, он сверяет свой поступок с этой девушкой,
вернее, ее взглядом.
     -  И  какой же  поступок совершил  наш  Витя?  -  спросил  я,  опасливо
поглядывая  на  маму Машу, увлеченную,  судя  по всему, разговором с Олей  и
Полей.
     - На  мой взгляд,  благородный. Он спрятал школьный журнал, выразив тем
самым протест против несправедливой оценки, поставленной учительницей...
     - Настеньке?
     - Не  только  ей; тогда  не было бы ценности поступка, а была бы только
симпатия к даме, причем субъективная. Ценность поступка в том, что Виктор за
справедливость  вообще.  Понимаете,  он  не выборочно  принципиален, это его
сущность.
     Мне было ужасно приятно слушать  Колли,  и  хотелось  узнать,  чем  там
кончилась история с журналом.
     -  Позвольте  узнать,  -  спросил  я,  -  а  чем  закончилась история с
журналом?
     - Пока ничем, журнал не нашли.
     - А Настенька?
     - Судя по рассказам моих хозяек, она в восторге от Вити.
     - Но он же отчего-то страдает...
     -  Ну, не от  этого же,  а от  того,  что  не  уверен, правильно  ли он
поступил, и не хочет впутывать в свои дела даму. Еще  одно свидетельство его
благородства.
     - Спасибо вам, - искренне поблагодарил я Колли и отбежал.
     И вдруг лужайка показалась мне тоскливой и ненастоящей. И маленькой.
     Как же я понимаю школьников, которые ждут каникулы и  лета! Ведь  летом
где-нибудь далеко от города можно просто быть самим собой. Теперь лета жду и
я. Поедем на  дачу, к Ватутьке, будем писать Пал Палычу диссертацию. Здорово
будет! А на последний месяц поедем в оздоровительный пансионат.

     Глава 15. Это звонила Она
     Я смотрел на беседующих со стороны, и мне  многое стало ясно. Мама-Маша
как  раз   в  это  время  тоже  закончила  разговор  с  близняшками,  и   мы
раскланялись.  Началась, вернее, продолжилась, моя любимая  прогулка с мамой
Машей.
     Я,  как  мог,  рассказал ей  о  Вите,  о  том,  что не  надо совершенно
беспокоиться, что нет такой девочки, которая бы посмела не обратить внимание
на Витю, и Мама-Маша осталась довольна нашей беседой.
     Когда мы пришли  домой, она  покормила нас всех, я лег передохнуть,  но
услышал обрывки разговора мамы с  Пал  Палычем. Она  говорила, что в школе у
Вити все в порядке, и вообще все  это мелочи жизни, а что надо  уже думать о
том, как бы отправить нашего Витю в оздоровительный пансионат летом на море.
     Лето и море  - это очень хорошо. А дальше они стали говорить о том, что
надо к новому учебному году купить Вите новую школьную форму.
     Если вы хотите знать мое собачье  мнение о школьной форме, то скажу вам
только одно: если все будут выглядеть  одинаково и говорить одно  и то же  -
жить будет совершенно невозможно. Одежда у учеников  должна быть и красивая,
и дешевая, а главное, всегда висеть в магазине, чтобы родителям не искать ее
все лето. Летом ведь так приятно купаться в реке или в море, отдыхать...
     Сперва я очень  обрадовался  за  Витю, что  он  едет  в оздоровительный
пансионат. А потом загрустил о том, что меня, наверное, туда  не