о предупредил Панкрат.
   - Думаешь, заговоренная?.. -  усомнился  Ретивой,  но  на  всякий  случай
внимательно осмотрел петли. - Да, гляди-ка, и впрямь  заговорили...  Эх  ты!
Еще и смык-траву под язычок заправили... нехристи беспартийные!..
   Трижды перекрестил и перезвездил притолоку,  порог,  оба  косяка,  потом,
достав плоскую серебряную масленку, залил концентрированной  святой  воды  в
петли и  в  замочную  скважину.  Зашипело,  из  увлажненных  щелей  поползли
зеленоватые струйки дыма. В замке заверещала какая-то нечисть - и,  судя  по
всему, сгинула.
   Аристарх Ретивой снова отступил к противоположной  стене  и,  пробормотав
краткую молитву: "Верхи не могут, низы не хотят,  аминь..."  -  вышиб  дверь
каблуком с первого удара.
   Истерически задребезжал тревожный звоночек, замигала красная лампочка. Из
соседнего кабинета высунулась на шум чья-то излишне  любопытная  голова,  но
своевременно скрылась.
   - Так-то вот, новичок,  -  назидательно  молвил  Ретивой.  -  Знахарь  бы
какой-нибудь на нашем месте полдня с этой дверью провозился... А мы, видишь,
с Божьей помощью...
   Взял новичка за рукав рясы и ввел во вскрытое помещение. Мрачный  Панкрат
Кученог задержался на пороге, с сожалением озирая пустой  коридор  и  нервно
оглаживая рукоятку пистолета. Искомый атташе-кейс  с  компроматом  вызывающе
лежал на самом краю письменного стола.
   - Бери, - приказал Ретивой.
   Кандидат в боевики помедлил и протянул руку.
   - Караул!.. Грабят!.. - скрипучим голосом отчетливо произнес атташе-кейс.
Новичок опешил и вопросительно поглядел на Ретивого.
   - Ты чего? - ласково сказал тот. - Это ж  сторожок!..  Тот  же  болтунец,
только фиксированный...
   - Говорит: грабят... - понизив голос, сообщил новичок - и вдруг подмигнул
таинственно.
   Ретивой растерялся, удивленно взглянул на подельника  и,  пожав  плечами,
сунул кейс под мышку. Троица  налетчиков  покинула  кабинет,  спустилась  по
лестнице и, миновав вымерший вестибюль, направилась к джипу.
   В небе громоздились  облака  и  заунывно  ревели  турбины.  По  тротуару,
всхлипывая и размазывая слезы по небритым щекам, хромал  какой-то  бродяжка.
Правая ступня  была  туго  спеленута  грязной  тряпицей.  Странно...  Завтра
специальная комиссия ООН прибывает, а тут по проспекту  бомжи  шляются!..  И
как это его еще до сих пор не забрали?..
   - Караул!.. Грабят!.. - скрипуче раздавалось из-под  мышки.  -  Караул!..
Грабят!..
   - В контору, - приказал Ретивой, устраиваясь  на  заднем  сиденье.  Потом
достал из-под куртки небольшой гвоздодер и, смочив его из той же  серебряной
масленки, с коротким хрустом вскрыл атташе-кейс.
   - Караул!.. Гра... - скрипучий голос оборвался.
   - Хм... - озадаченно молвил Ретивой,  разглядывая  извлеченные  из  кейса
документы. - Взгляни-ка... Вроде то, что надо...
   Панкрат, сидящий рядом с водителем, брезгливо принял бумаги через  плечо,
проглядел без интереса, хотел вернуть...
   - Ну-ка, дай... - неожиданно послышалось с заднего сиденья  -  и  властно
растопыренная пятерня бесцеремонно сграбастала компромат.
   Джип вильнул. Кученог и Ретивой остолбенели. Потом медленно повернулись к
новичку - и остолбенели вторично. На заднем сиденье, вздернув пегие брови  и
сердито склонив обширную выпуклую плешь, сутулился,  разглядывая  неправедно
добытые бумаги, протопарторг Африкан.
   - Ну, здравствуй, Панкрат, - сурово молвил он. Потом, не повернув головы,
перекатил глаза на Ретивого. - Здравствуй и ты, Аристарх...
   - З-з...  з-д-д...  -  очумело  уставясь  на  протопарторга,  завел  было
Панкрат, но слово заклинило - и  рука  чуть  не  дернулась  по  привычке  за
пистолетом.
   Ретивой молчал как пришибленный, хоть и обещал давеча, что в случае  чего
говорить будет именно он, и за язык его, кстати, тогда никто не тянул!..
   -  Останови...  -  сказал  протопарторг.  Водитель  был  совсем  молод  -
Африкана, понятно, в глаза никогда не  видывал,  -  тем  не  менее  поспешно
сбавил скорость и притер джип к бровке метрах в двадцати от светофора.
   - Ну, что ж, Панкрат... - задумчиво рек протопарторг, тряхнув бумагами. -
За уголовщину - не похвалю. А вот  что  подполье  сохранил  -  молодец...  -
Открыл дверцу, поставил замшевую от пыли босую ногу на вымытый со стиральным
порошком асфальт. - В двадцать один ноль-ноль собираемся у тебя в конторе. А
документики эти, ты уж не обессудь, я сам Климу занесу - ближе  к  вечеру...
Думаю, потерпит...
   Вылез, хлопнул дверцей - и пошел, не обращая  внимания  на  тормозящие  с
визгом машины. На бедре Панкрата тонюсенько затявкал пейджер.  Три  восковые
фигуры в салоне джипа  ожили,  шевельнулись.  Не  спуская  безумных  глаз  с
круглой  удаляющейся  спины  Африкана,  Панкрат  снял  с   пояса   крикливое
устройство. Дождавшись, когда спина окончательно  скроется  из  виду,  нажал
кнопку и, по привычке заикаясь, прочел сообщение:
   "Т-тетя п-при смерти. Ж-желательно т-твое п-присутствие в  1-1-16.  4-40.
Д-дядя".
   Контрразведка наконец-то решила порадовать заказом...
 
 
   Подполье было  поднято  на  ноги  до  последнего  "херувима"  -  и  через
каких-нибудь полчаса  Панкрат  уже  знал  все.  Доложили  ему  и  про  пешее
пересечение водного рубежа с  домовым  на  руках,  и  про  утреннее  чудо  с
гирей... Кученог был вне себя.
   Да кто он такой,  этот  Африкан?  Ах  основатель...  Скажите  пожалуйста:
основатель!.. Основатель  чего?  Чем  были  при  нем  "Красные  херувимы"?..
Клубом! Сборищем болтунов!.. А теперь это боевая организация!.. При чем  тут
Африкан? Пока  он  там  в  Лыцке  трепал  языком  в  Политбюро  и  искоренял
светофоры, здесь стреляли, взрывали, работали... А теперь - конечно! Явился!
На г-гото-венькое...
   Мысли сменялись столь стремительно, что Кученог забывал  заикаться.  Ишь,
чудотворец...  выискался!..  Нет,  ну  вообще-то,   конечно,   чудотворец...
Чумахлинку вон перешел по воде, аки посуху... Да, но первое-то, самое первое
чудо!.. В камере предварительного заключения! Когда решетки распались, замки
отверзлись... Кто это все сотворил? Сам Африкан?.. А вот  хренушки!  Кученог
это все сотворил!  Панкрат  Кученог!..  Рискуя  собой,  дядей  рискуя,  черт
побери!..
   Панкрат, чуть не плача, метался по  офису  под  понимающим  сочувственным
взглядом Аристарха Ретивого. Давно пора было вызывать врача и ставить  главе
подполья укол... Но Аристарх медлил, опасаясь показаться бестактным...
   Вождь называется! Бросил организацию на произвол судьбы, то есть на  того
же Панкрата, а сам сел себе преспокойно в лодку - и на  тот  берег!..  Вожди
так поступают?..
   Однако  в  глубине  души   Панкрат   Кученог   прекрасно   сознавал   всю
несправедливость своих упреков. Именно так вожди и поступают...  Случая  еще
не было, чтобы поступили  иначе...  И  чем  яростнее  порочил  он  в  мыслях
Африкана, тем явственней омывал отважное сердце  террориста  некий  холодок.
Вряд ли это был страх  -  скорее  совесть.  Все-таки  протопарторг,  что  ни
говори,  сделал  для  Панкрата  немало:  подобрал,  воспитал,   заместителем
назначил...
   Короче, сложная это ситуация, когда ученик  точно  знает,  что  превзошел
учителя,  а  учитель  из  чистого  упрямства   не   желает   признать   себя
превзойденным...
   - Слушай... - покашляв, сказал Ретивой. - А может, нам его... м-м...
   Панкрат замер и испепеляюще воззрился на товарища по  партии.  За  долгие
годы совместной работы  он  тоже  привык  понимать  Аристарха  с  полуслова.
Несколько секунд прошло в тяжелейшей внутренней борьбе.
   - Н-нет... - бросил наконец  Кученог  почти  без  запинки  -  и  Аристарх
позволил себе слегка расслабиться. Насколько он  знал  Панкрата,  ответ  мог
быть каким угодно: от согласия до выстрела в упор...
   - Д-д...
   - Домового - ищем... - со  вздохом  сообщил  Аристарх.  -  Причем  не  мы
одни...
   - К-к...
   - Да и контрразведка тоже...
   - Б-б...
   - Да и так уже стараемся...
   Кученог, недовольный собой, кое-как преодолел косоглазие  и  взглянул  на
часы. Пора было ехать принимать заказ...
 
 
   Звонок не  работал,  пришлось  стучать.  Дверь  открыл  сам  подполковник
Выверзнев. Хозяина квартиры он,  надо  полагать,  по  обыкновению,  отправил
прогуляться...
   - З-з-з... - начал Панкрат.
   -  Здравствуй-здравствуй...   -   не   дослушав,   приветливо   отозвался
подполковник. - Как жизнь молодая?..
   - Х-х...
   - Вот и славно, - рассеянно молвил тот. - Ты заходи...
   Расположились на кухне. От нервного глаза Панкрата  не  ускользнуло,  что
Выверзнев вроде бы немного не в себе.  То  ли  чем-то  раздосадован,  то  ли
просто растерян...  Впрочем,  и  сам  Панкрат  тоже  пребывал  не  в  лучшем
настроении.
   - Предупреждаю сразу:  заказ  необычный...  -  нарушил  наконец  молчание
подполковник и нахмурился. - Вчера вечером твой  друг  и  наставник  Никодим
Людской перешел через кордон. Сегодня он объявился в столице...  Да  что  я,
собственно, тебе рассказываю! Ты же сам с ним недавно говорил...
   Панкрат сидел неподвижно, как изваяние. Даже левое нижнее веко  перестало
биться. Ему предлагали  устранить  Африкана!  На  секунду  перед  внутренним
взором Панкрата обозначились все благоприятные последствия этой  сделки.  Он
остается главой подполья. И никто не будет мешать ему в борьбе  с  колдунами
дурацким словечком "рано", никто не переподчинит его Лыцку. И малых детей  в
Баклужино по-прежнему будут пугать Панкратом, а не Африканом...
   - Значит, в  чем  необычность  заказа...  -  покряхтывая,  продолжал  тем
временем подполковник. - В том, что  работать  придется  не  как  раньше,  а
скорее наоборот...
   Наоборот. Ну, естественно,  наоборот!  Раньше  контрразведка  подставляла
колдунов Панкрату, а теперь Панкрат должен  будет  подставить  контрразведке
протопарторга. Долг-то - он платежом красен...
   Ну нет!  Зря  надеетесь!..  (Левое  нижнее  веко  затрепетало  надменно.)
Никогда  Панкрат   Кученог   не   примет   этого   позорного   заказа!   Ах,
подполковник-подполковник... Ничему ты,  видать,  не  научился!  Ну  кто  же
дважды испытывает судьбу и совершает одну и ту же ошибку? Первый раз Панкрат
раздумал пристрелить тебя, когда ты был еще в чине майора  -  несколько  лет
назад... Но теперь-то  уж  пристрелит  как  пить  дать!..  Так  что  говори,
говори...
   Или все-таки,  может  быть...  Истрепанное  сердце  Панкрата,  болезненно
сжавшись,  приостановилось  секунды  на   полторы,   а   воображение   вновь
соблазнительно  перечислило  все  выгоды,  проистекающие  из  скоропостижной
кончины протопарторга...
   - Короче... - Выверзнев поднял на Панкрата глубокие, чуть запавшие  глаза
и внятно произнес: - Африкан мне  нужен  живым,  здоровым  и  на  свободе...
Обеспечь ему такую охрану, чтобы ни один волос у него с головы не упал. Как?
Берешься?
   Панкраг Кученог дернулся,  придурковато  закатил  глаза,  потом  ополз  в
конвульсиях с  табуретки  на  дырявый  линолеум  кухни  -  и  заколотился  в
эпилептическом припадке. Второй раз в жизни.
 
 
Глава 9. НИКА НЕВЫРАЗИНОВА, 
ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ ЛЕТ, СВОБОДНЫЙ ХУДОЖНИК 
 
   В детстве Нику Невыразинову учили играть на скрипке и по доброй тогдашней
традиции часто при этом пороли.  Придать  ее  шаловливым  перстам  привычную
сухую беглость так, правда, и не удалось, зато удалось  на  некоторое  время
приучить их обладательницу к порядку. Невероятно, но даже выйдя замуж,  Ника
Невыразинова (фамилию она решила не менять) довольно долго  сдерживала  свои
инстинкты. Однако к двадцати четырем годам воспоминания об  отцовском  ремне
вымыло из памяти окончательно, и Ника, прочно осевши дома, предалась  самому
разнузданному эстетизму.
   Любой, зачастую необходимый в  хозяйстве  предмет,  попав  ей  на  глаза,
рисковал превратиться в произведение искусства, иными словами, в  нечто,  ни
на что уже отныне не употребимое.
   Внезапно надраенные до  светлого  сияния  вилки  втыкались  в  пробку  от
термоса, а возникшая в итоге ромашка водружалась на стену, где и  висела  до
окончательного потускнения.
   Есть приходилось исключительно ложками, как на поминках.
   С людьми Ника обращалась столь же бесцеремонно и вдохновенно,  прилаживая
их по наитию друг к другу  и  азартно  совмещая  несовместимое.  Всех  своих
друзей и подруг она успела свести  и  развести,  а  тех,  кто  не  сообразил
вовремя брызнуть опрометью, так даже по два раза.
   И все-то у нее было не как у людей! Известно, к примеру,  что  нормальный
человек (в смысле - не колдун) может увидеть домового, лишь став на пороге и
глянув промеж ног. Так вот ни черта подобного! Приняв эту рискованную  позу,
Ника как раз ПЕРЕСТАВАЛА видеть домовых... Сама о том не зная, она  опустила
однажды целую группировку, когда  бригада  Голбечика  вылетела  от  нее  вся
расчесанная, исцелованная, завитая и,  что  самое  страшное,  в  голубеньких
бантиках... В голубеньких, прикиньте!..
   Слабая надежда на то, что супруг однажды возьмет  ремень  и  вернет  Нику
обществу, исчезла после того, как в гости к ним затащили  некого  интуриста.
Узрев на стене вышеупомянутую ромашку из вилок, он  ахнул  и  спросил  через
переводчика, сколько этот шедевр может стоить.  Ника,  не  думая,  брякнула:
"Тысячу!" - имея в виду,  разумеется,  тысячу  ефремок.  Гость,  не  чинясь,
заплатил тысячу баксов, придурь стала профессией, а муж подал на развод.
   Естественно,  что,  будучи  иностранцами,  покупатели  Никиных   шедевров
шпионили напропалую. Вскоре Невыразиновой, на  свою  беду,  заинтересовалась
баклужинская контрразведка, и генерал Лютый дал круто идущему в гору  майору
Выверзневу секретное задание сблизиться с  хозяйкой  салона.  Генералу  и  в
голову  не  могло  прийти,  что  Выверзнев  (кобель  известный!)  давно  уже
сблизился с Никой и теперь не знает, как от нее отдалиться.
   В отместку Николай потратил на мнимое  сближение  чертову  уйму  казенной
валюты - и все равно считал себя обиженным...
 
 
   В тот день Нике пришло в голову побелить скрипку...
   Видение ослепительно белого смычкового  инструмента  на  фоне  обожженной
разделочной доски было столь впечатляющим, что Ника немедленно вознеслась на
табуретку и распахнула настежь створки антресолей, в чьей пыльной и  мрачной
глубине вполне могла таиться виртуальная банка водоэмульсионки, а еще  лучше
- нитрокраски.
   Загрохотали, ссыпаясь на пол, тазики и  помазки,  а  затем  в  пыльной  и
мрачной глубине что-то мягко шарахнулось, и перед отпрянувшей Никой воссияли
два изжелта-зеленых зрачка.
   Табуретка вывернулась из-под ног, и грохоту стало больше.
   - Тихо ты! - прошипели с  антресолей.  -  Распадалась!..  -  И  в  темном
прямоугольнике показалось мохнатое дымчатое личико  -  все  в  паутине  и  в
известке.
   - Утя-путя... - сложив губы в  трубочку,  проворковала  лежащая  на  полу
Ника, зачарованно глядя на обаятельное  существо.  Она  вообще  обожала  все
пушистое.
   Вновь взметнулась на табуретку, и домовой отпрянул.
   - Куда лапу тянешь? - прошипел он. - Попробуй тронь только - враз  памяти
лишу!
   Нашел кого пугать! Не услышав угрозы, Ника попыталась провести ладонью по
дымчатой шерстке, и домовой, осерчав, действительно лишил ее памяти.
   Нашел чего лишать! Табуретка вывернулась из-под ног, и грохот повторился.
   - Утя-путя... - сложив губы в  трубочку,  проворковала  лежащая  на  полу
Ника, зачарованно глядя на обаятельное существо. Вновь взметнулась на шаткий
деревянный пьедестал, за что была лишена памяти вторично.
   Грохот.
   - Утя-путя...
   Тут наконец домовой уяснил,  что  полеты  с  табуретки  и  обратно  могут
продолжаться до бесконечности, смирился и с оскорбленным видом позволил себя
погладить.
   - Все, что ли? - раздраженно осведомился он. - Теперь  закрой  дверцы,  и
если кто спросит - меня здесь нет, ясно? Чего уставилась?  Ну  скрываюсь  я,
скрываюсь!..
   - Ка-кой пушистенький... - зачарованно глядя, молвила Ника.
   - От кого, от кого!.. - передразнил домовой,  тоже,  видать,  не  слишком
вслушивавшийся в слова собеседницы. - От кого надо, от того и скрываюсь!
   - Расче-ешем... - мечтательно молвила Ника.
   - Подставился, вот почему! - сердито ответил он.  -  Обложили,  гады,  со
всех сторон...
   - И бантик на шейку...
   - Да свои же, лыцкие! - с надрывом объяснил домовой.
   Но тут дверной  колокольчик  (электричества  Ника  избегала,  где  только
могла) звякнул, как заикнулся, - и в прихожей  на  секунду  возникла  чуткая
тревожная тишина.
   - Створки закрой! - тихонько взвизгнул домовичок.
   Такой взвизг обычно издает загнанная в угол кошка, и Ника даже опомнилась
слегка, что, кстати сказать, случалось с ней крайне редко. Во всяком случае,
она, не переча, захлопнула дверцы и, спрыгнув с табуретки, пошла открывать.
   -  А  спросят,  почему  тазики  на  полу,  -  прошелестело  из   закрытых
антресолей, - скажи: барабашки отвязались!..
 
 
   То ли норов такой, то ли аура медом намазана, но скандалы к себе Ника так
и притягивала. Учрежденное Портнягиным Бюро  астрального  климата  постоянно
отмечало в своих сводках зону повышенной напряженности  на  углу  проспектов
Нехорошева и Нострадамуса, причем эпицентр  таинственной  напряженки  каждый
раз приходился на квартиру номер десять. Попытки объяснить это явление чисто
естественными  причинами  убедительными  не  кажутся,  поскольку,  пока  там
проживали прежние хозяева, с астралом все было в порядке...
   Когда Ника, захлопнув  за  домовичком  створки  антресолей,  спрыгнула  с
табуретки  и  пошла  открывать,  ей  еще,  разумеется,  было  невдомек,  что
двухкомнатка уже обложена сверху, снизу, а также  со  всех  четырех  сторон,
включая проспект Нехорошева.
   А началось с того, что в одиннадцать часов  утра  глава  лыцкой  диаспоры
домовых Кормильчик, заметно  перепуганный,  лично  объявился  в  здании  МВД
республики и потребовал встречи с подполковником Выверзневым. Однако Николай
к тому времени уже выехал со своими орлами в Чумахлу - расследовать  чудо  с
гирей. Тогда отчаявшийся Кормильчик, рискуя навлечь  на  себя  гнев  Батяни,
прямиком вышел на генерала Лютого и сообщил ему о появлении в  столице  того
самого  домового,  что  вчерашним  вечером  пересек  Чумахлинку   вместе   с
Африканом.
   Город немедленно был разбит на  квадраты,  начался  розыск.  Подняли  всю
нежить Баклужино - и дымчатых, и разношерсток, подключили колдунов... Уже  к
полудню генералу смущенно доложили, что беглеца в столице не обнаружено.
   Лютый задумался. За три часа домовой никак не мог достичь городской черты
-  ножки  коротковаты...  И   генерал   обратился   к   оперативной   карте.
Насчитывалось всего четыре объекта в городе, не обысканных дымчатыми бойцами
Кормильчика. Правое крыло краеведческого музея для них недоступно, поскольку
там хранится чудотворная икона... Офисы  фирм  "Дискомфортъ"  и  "Ограбанкъ"
ежедневно окропляются святой водой - стало быть,  тоже  не  в  счет.  И  что
остается? Остается, как всегда, квартира гражданки Невыразиновой.  Вот  туда
нечисть способна в принципе проникнуть, но только не  местная  -  пришлая...
Местная не рискнет...
   Сначала генерал хотел сразу же выправить ордер на  обыск,  но  подумал  и
решил лишний раз ни себя, ни Выверзнева не подставлять.  Тем  более  что  уж
здесь-то подполковник скорее всего был чист. Во-первых, стопроцентное алиби,
во-вторых, концы он обычно хоронил на совесть. А в данном случае  прямо-таки
лезли в глаза  не  свойственные  Выверзневу  неряшливость  и  небрежность...
Прятать преступника у любовницы?.. Нет-нет, совсем на него непохоже...
   Кроме того,  заподозрить  Николая  Выверзнева  в  двойной  игре  означало
отстранить его от дела. На это генерал Лютый просто не имел права - особенно
сейчас,  когда  Николай  был  позарез  ему  необходим  для   отмазки   перед
Президентом. Многоопытным нутром  бывший  участковый  давно  уже  чуял,  что
Кондратьича не удовлетворит любой исход  следствия  и  что  придет