зал он и
ушел.
     Солнце уже  клонилось  к  западу,  когда  он  увидел, что его  нагоняют
пятеро, а место было безлюдное.
     Клеарх сошел с дороги, стал спиной  к  толстой смоковнице, положил руку
на меч и спросил:
     -- -- Кто же вы будете: добрые люди или разбойники?
     -- Мы, -- ответил старший среди них,  киликиец  по  выговору, -- добрые
люди  и  отбираем только  неправедно нажитое, и я  думаю, что мы куда добрее
сборщика налогов.
     -- Что ж, добрые люди, -- сказал Клеарх, -- у меня-то нет ничего, кроме
этого меча, одежды да еще вот венка, и, клянусь олимпийцем Зевсом, ничего из
этого я не намерен вам уступать.
     Разбойники переглянулись, и один из них, по имени Тухра, сказал:
     -- Это  хорошо, что  ты  так храбро говоришь  и говоришь  по-персидски.
Потому что мы из Даскилия и  у нас  позавчера  убили предводителя. А  оракул
сказал:  "Идите  во двор моего храма и  ждите  человека,  который  сам  себя
отметит знаком победы".
     Тут Клеарх посмотрел и увидел, что разбойников уже десятеро.
     -- Так как вы называете своего предводителя? -- переспросил он.
     -- Каран, -- сказал Тухра по-персидски.
     Клеарх в бешенстве швырнул венок на землю  -- тот самый венок,  что, по
аполлонову уверенью, ждал его в храме фригийского бога! О Локсий, извилистый
в пророчествах, так это над шайкой разбойников ты сулил начальство?
     Тем  же вечером подрыли лаз и  ограбили дом финикийского  менялы, а еще
через день натерли  лица особыми зельями, подвязали под платье ножи и  среди
бела дня поживились в лавке ювелира.
     А в  эти дни в  городе случилось вот что: сатрап увидел  сон и по этому
сну приказал всю неделю раздавать нищим и калекам по две лепешки.
     Киликиец Себна сделал себе язву на ноге и сходил посмотреть.
     Вечером  воры  собрались  за  трапезой,  поели,  помыли  руки  и  стали
пировать, и тогда перс Тухра сказал:
     -- Вот уже неделя,  как Митрадат уехал молиться в храм, и его покои  во
дворце стоят пустые, и говорят, его кладовые похожи на сказку. И сейчас есть
возможность их ограбить. Как вы смотрите на это?
     Киликиец сказал:
     -- Я хорошо смотрю на это, потому что тот, кто  ворует у ювелиров, рано
или поздно  попадется. А если мы ограбим дворец Ариобарзана, то он вычеркнет
имя этого разбойника  Мания из списков предводителей городской стражи за то,
что тот не сумел уберечь дворец, и впишет туда наши имена.
     "Я залезу в покои Митрадата, --  подумал  Клеарх, -- и найду там другие
письма от Метона".
     План Тухры был не сложен, но рискован.
     В том месте, где раздавали  хлеб, был склад для хвороста  и колодец,  а
рядом -- такой же колодец в самом дворце, в шести плефрах. Из одного колодца
в другой можно было сделать ход.
     Отдушина  в  кладовой,  которую  они  собирались  ограбить,  была  близ
колодца.  Отдушина была  узка --  человеку  не  пролезть. Кто-то  должен был
вылезти из  колодца,  взобраться  на  стену,  зарезать стражников,  пройти в
кладовую,  спустить  через отдушину  мелкие  ценные  вещи  и  тем  же  путем
вернуться обратно.
     Кладовая обычно  была заперта, но назавтра сообщник разбойников  должен
был напоить хранителя кладовой.
     На рассвете, когда придет народ за хлебом, можно будет покинуть и склад
с хворостом.
     -- Что ж? -- спросил Тухра Клеарха.
     --  Что ж, -- сказал Клеарх, --  идти в кладовую, верно, надо мне, -- и
по общему кивку понял, что этого-то от него и ждали. И прибавил: -- Только я
еще поброжу по дворцу.
     Накануне предприятия собрались в кружок,  поели, помолились, принесли в
жертву двух петухов -- знамения были благоприятны. Тухра сказал:
     -- Свидетельствую перед небом, что сокровища во дворце нажиты нечестно,
что не ради корысти мы идем на такое  дело и не  крадем ничего, что бы давно
не было украдено, -- а поэтому да минует нас зависть богов.
     Вечером  спрятались в колодце  и начали рыть ход. Клеарх и  киликиец не
рыли -- подлая работа, а сидели  наверху. Киликиец  ел  ячменную  лепешку  с
кунжутом, доел и сказал:
     -- Не мудрено, что  греки  такие  бедные.  У вас  нет  сатрапов, кто же
раздает народу хлеб?
     -- Просто состоятельные люди.
     -- А они-то зачем? -- удивился киликиец.
     -- Чтобы народ сам не взял, -- ответил Клеарх.
     Клеарх взял светильник, а это был особый, разбойничий светильник, не  с
жиром, а  с нефтью, которая освещает  все вокруг  и загорается от  малейшего
нагревания. Так  вот,  Клеарх  взял  светильник  и  поднес его к  стенке  из
пестрого мрамора, прочитал искрошенные надписи и сказал:
     -- А  ведь этот  дворец  совсем недавно  грабил Агесилай!  И притом  мы
делаем то же, что спартанец, только ему за это слава, а нам крест.
     Тут  вынули последнюю  землю, и  Клеарх с киликийцем  пошли  в колодец.
Клеарх вылез наружу, дождался обхода стражи, закинул веревку за зубец стены,
спустился в маленький дворик.
     Огляделся. Во дворик выходило две мазаные комнатки. В одной, проходной,
сидел стражник  и не спал, а терпеливо латал  кожаный  ремешок  сандалии.  В
другой комнате на трехногом табурете лежал узел его с пожитками и ужином.
     Клеарх  понял,  что  стражник  не заснет  и  не уйдет,  а  убивать  его
почему-то не хотелось; Клеарх взглянул  на звезды и их расположение и понял,
что вряд ли успеет куда-то, кроме кладовой.
     Тут  что-то потерлось о ногу грека.  Клеарх  вздрогнул,  опустил глаза:
кот, редкое животное, вроде ласки, от мышей.
     Клеарх тихо  поднял разжиревшего кота и пересадил через подоконник. Тот
подумал, подошел к узлу и с урчанием поволок из него куриную ножку.
     -- Ах ты! Никак эта тварь добралась до курицы!
     Стражник,   отложив   дратву,  выскочил  в  соседнюю   комнату;  Клеарх
проскользнул дальше.  Через мгновение  вслед ему,  мяукая и обиженно  подняв
хвост, побежал кот.
     Дверь кладовой была действительно открыта.
     Клеарх скользнул внутрь. О боги! Откуда у персов столько золота, разве,
действительно, можно скопить столько золота справедливостью и мерой?
     Клеарх спустил в дыру  мелкие вещи,  а крупные сначала смял так,  чтобы
они тоже пролезли, выбрал  себе красивый меч с  золотой  рукоятью и пошел  к
двери. За углом опять послышались шаги стражников.
     -- Ой, -- сказал кто-то, -- а я дверь забыл запереть!
     Это был пьяный смотритель кладовой!
     Заскрипел замок... Клеарх понял, что утром его застигнут.
     -- Мяу! -- сказал он громко и стал царапать ногтем свой плащ.
     -- Проклятый кот! -- сказали за стеной. -- Он там все платья изорвет!
     Стражники отперли дверь,  полезли внутрь и затерялись с дрянным факелом
меж  сундуков.  Клеарх выскользнул,  перебежал  комнаты  и дворики,  накинул
веревку на зубец стены, влез, спустился в Колодец.
     Товарищей в колодце уже не было. Ход с той стороны обвалился.
     Клеарх молча щупал  рассыпавшуюся землю.  Где-то  кричали  петухи.  Уже
светало.  Клеарх  вылез  наверх,  перемахнул по  веревке  стену, спустился в
какой-то сад, побежал  меж померанцев, опять стена... Там-то и углядел его с
плоской крыши стражник.

x x x

     Дело было серьезное, Клеарха  тут же привязали к  столбу в  присутствии
самого Ариобарзана.  Схватили и того  стражника, что чинил ремешок, принесли
кожаный коврик и стали бить от позвонка до позвонка.
     Имени своего Клеарх решил ни в  коем случае не называть и  потерпеть до
полудня, когда начнется раздача хлеба и товарищи смогут уйти: а то, не ровен
час, их поймают, узнают, что в городе он недавно, выяснят, кто такой.
     Но персидские  плети, да еще в большом количестве, -- вещь нестерпимая,
Клеарх увидел, что не выдержит.
     Но  тут стражник понял, что пришел его последний час, решил поквитаться
с недругами и завопил, что, точно, пропустил вора за долю в добыче, а сквозь
наружные ворота его провели Кабус и Фарх.
     "Вот  негодяй,  ведь  ничего  не знает, а невинных  людей оговорил", --
подумал Клеарх и потерял сознание.
     Занялись Кабусом и Фархом, а грека отнесли в каменный мешок.
     -- Вот, ты товарища просил...
     Когда  Клеарх пришел  в  себя,  он  увидел: подземелье,  молодой  перс,
множество крыс.
     Клеарх  поглядел на  перса и подумал:  "Да ты никак тоже  сикофант", --
потому  что  перс  был  грязный, а  пальцы  длинные  и  тонкие и  манеры  не
простонародные.
     Перс стал  его расспрашивать. Клеарх рассказал все, но настоящего имени
своего не назвал, сказал "Онесикрит".
     Перс кивнул.
     -- Все, наверное,  так и было, только  с этим венком  тебя обманули:  В
этой шайке после смерти предводителя  многое, наверно, хотели стать  на  его
место  и  ни  один  не  смог победить.  Вот  они  и  решили  найти  на время
постороннего. И я думаю, этот Тухра решил так:  "Если он откажется  идти  во
дворец, я скажу, что он трус, убью  его и займу его место, а если пойдет, то
будет схвачен".
     Подумал и прибавил:
     --  Воровские  шайки  подобно  государствам  гибнут  чаще  всего  из-за
внутренних несогласий.
     Вечером им дали немного бобовых стручков и воды, перс стал деликатно их
есть, а потом вздохнул:
     -- Ты,  Онесикрит, когда-нибудь  пробовал медовое желе или  фисташки  с
медом, или смоквы, начиненные тертым миндалем и кунжутом?
     Клеарх вгляделся внимательнее, вздрогнул и спросил:
     -- Ты кто такой?
     Юноша невесело рассмеялся:
     -- Меня зовут Митрадат, я сын Ариобарзана.
     -- За что же отец тебя бросил сюда?
     -- Ему донесли, будто я хочу отравить его, представили яд и гадалку.
     -- И он поверил?
     Перс пытался устроиться на камне поудобней, но цепь мешала ему.
     -- Что ж тут невозможного?
     -- Почему же он тебя не убил?
     -- Хотел сначала выяснить, истинен ли донос.
     -- Выяснил?
     --  Ну,  так донос  был ложный, это  было ясно с самого начала: разве о
таких вещах  становится известно  до  их  совершения?  Отец и  доносчика уже
казнил...
     Клеарх помолчал.
     -- А почему же он тебя не выпустил?
     -- Ну, -- сказал  Митрадат, -- это вполне понятно. Если он меня в такое
место посадил, теперь-то я должен его ненавидеть?
     С этими словами он лег спать, и Клеарх не знал, что и думать.
     Ночью,  однако,   задрожали  запоры.   Клеарх  проснулся;  рядом  стоял
Ариобарзан с факелами и слугами и говорил соседу:
     -- Ты! Трус и лакомка! Я знаю, что ты отправил царю письмо с жалобой на
плохое обращение. Охранник по имени Фарх,  сообщник  воров,  вынес  его  под
мышкой в восковом шарике! Берегись, если оно дойдет до царя!  Лучше скажи, с
кем из купцов ты его послал, и напиши этому купцу, чтоб отдал письмо!
     --  Отец  мой! --  отвечал  рассудительно  юноша. -- Трудно  мне отсюда
жаловаться, и я не знаю, о чем ты говоришь.
     Тут  он  показал  на  Клеарха и стал  рассказывать  о том,  что  с  ним
случилось.
     -- Теперь ты  видишь сам, -- сказал он, закончив, --  что  этот человек
держался  молодцом, а  его товарищи сыграли с ним скверную шутку,  и я прошу
тебя, отпусти его.
     Лицо Ариобарзана  пошло  красными  пятнами, он велел  принести котел  с
маслом, вскипятить, окунать  в него веники и  этими вениками хлестать грека,
пока тот не запузырится.
     -- Как ты смеешь, -- сказал он сыну, -- будучи сам в немилости, просить
о милости для другого?
     Клеарха привязали к крюку в стене. Митрадат помолчал и ответил:
     -- Ахура-Мазда  велел  говорить  правильные слова  и  делать правильные
дела. Мог ли я, зная твою справедливость, умолчать об этом человеке?
     Тут  Ариобарзан велел привести того стражника,  который чинил  6ашмаки.
Тот, увидев  кипящее масло, испугался и сознался, что никаких разбойников не
знает.
     -- Негодяй! -- закричал сатрап.  --  Ахура-Мазда запрещает  лгать, а ты
своей  ложью невинных людей обрек на смерть! Еще  немного, и  грех был бы на
моей душе!
     Тут он повернулся к Клеарху и спросил:
     -- Ты, Онесикрит, умеешь ли читать и писать?
     Клеарха отвязали от крюка, и он сказал:
     -- Умею.
     -- Ну так я беру  тебя к своим  писцам и  даю  одежду и еду, потому что
человек, у которого нет занятия, все равно принужден будет воровать.
     Неделю Клеарх  провел  среди писцов. А через неделю начальник, Филолай,
велел ему ходить самостоятельно и иметь  дело с греческими купцами, и Клеарх
понял, что рано или поздно кто-то из купцов его узнает.
     На  восьмой  день  он купил в городе сладостей,  фисташек и  пальмового
вина, вынул из сандалии  сонный порошок, который употребляли в шайке, смешал
его с вином и сладостями, взял с собой подпилок и веревку и пошел к темнице.
     -- Куда идешь? -- спросил стражник у ворот.
     --  Молодой господин  спас  мне  жизнь, --  сказал Клеарх,  -- вот хочу
проведать и принести угощение.
     Стражник поглядел, забрал кувшин вина и сказал:
     -- С молодого господина хватит и остального.
     То же повторилось и у дверей каменной клетки.
     Юноши  выждали,  пока стражники  заснут, распилили цепь,  переоделись в
платье  охранников и бежали. В предместье финикийский меняла дал им лошадей,
оружия и денег.
     -- -- Не выдаст ли он нас? -- забеспокоился Клеарх.
     -- Нет, -- ответил Митрадат, -- я слишком задолжал ему. Если я пропаду,
его деньги тоже пропадут, а если я доберусь до Суз  и  добьюсь от царя места
моего отца, то я его не забуду... А вот морем я не могу плыть. Слишком много
подарков стребовал я со здешних купцов.
     Они скакали как бешеные, и Митрадат позволил себе выспаться лишь тогда,
когда они оказались в Лидии.
     -- А в Лидии ты отца уже не боишься? -- спросил Клеарх.
     -- Кшатрапаваны Лидии и Фригии -- всегда враги, -- ответил Митрадат, --
и  вот,  к примеру, десять лет назад дядя мой, Фарнабаз, и Тиссаферн воевали
друг  с другом.  Кстати, эта  война  касалась  и  вас, потому что  Фарнабазу
сначала помогала Спарта, а Тиссаферну -- Афины, а потом наоборот.
     -- Да, -- ответил Клеарх, -- это была страшная война, только в Греции о
ней  говорили   по-другому.  Говорили,  что  Афины  и  Спарта  сражаются  за
первенство в Элладе, а Фарнабаз,  мол, сначала  помогал  спартанцам, а потом
афинянам.
     Оба посмеялись, и потом Митрадат сказал:
     -- Не станешь  же ты отрицать, что афиняне были разбиты при Эгоспотамах
потому, что от  них сбежали все гребцы; а гребцы  сбежали потому,  что персы
платили спартанским  гребцам  по четыре обола в день,  а афиняне своим -- по
три,  и то  только в обещаниях;  и что  афиняне после  этого никогда  бы  не
оправились, если бы дядя  не отстроил на  свои деньги их стены и не снарядил
афинянину Конону новый флот, который  разбил  спартанцев при Книде, и что со
времен Кимонова мира войну в Греции выигрывает тот, кому помогают персы?
     Некоторое время они ехали молча, а потом Клеарх сказал:
     --  Однако это безумие!  Кто  может быть слабее  царя, у которого  один
сатрап воюет с другим сатрапом?
     -- Напротив, -- засмеялся  Митрадат,  -- в этом сила царя. Кшатрапаваны
воюют и шпионят друг за другом, и где же источник власти и  осведомленности,
как не  в раздорах  подчиненных?  Однако,  --  прибавил  Митрадат,  --  если
наместник  вздумает  воевать  не  против соседа, а против царя,  все  другие
наместники объединятся против него. И мой тебе  совет: никогда не  становись
на сторону  тех,  если кто  по  безрассудству  или от  отчаяния взбунтовался
против царя, если, конечно, не уверен, что сможешь выгодно им изменить.
     Этой ночью они заночевали в  маленькой деревушке. Хозяин пошел вместе с
другими на озеро ловить рыбу, а  Митрадат лежал с Клеархом на плоской кровле
и  глядел  на удивительное  небо и частые звезды и думал, что от Даскилея до
Суз девяносто дней пути, а до звезд во много раз больше. Еще Митрадат глядел
на звезду Анахиту, которой царь недавно построил храм в Экбатанах, и ему это
не  совсем  нравилось, так как Митрадат  был посвящен во  все тайны магов, а
учение магов ни храмов, ни статуй не терпит.
     Митрадат продолжал дневной разговор.
     -- Вот  так-то,  --  сказал он,  --  сила  большой  страны вытекает  из
раздоров  между   равными,  которые  хотят   отличиться  в  глазах  царя,  а
хозяйственным людям до этого дела нет. А в ваших  городках из раздоров между
бедняками  и  богачами вытекает  вечная  слабость и  нищета,  и изгнания; и,
клянусь  Ахура-Маздой, вы  делите  земли и  конфискуете имущества,  а  потом
ломаете голову, почему данники персов богаче свободных  эллинов. И начинаете
доказывать, что  свобода  и  бедность лучше,  чем богатство и рабство! Но  я
скажу  тебе: пока свобода не станет выгодной  -- какое  это  ваше  греческое
слово, -- экономически  выгодной,  она ничего не  стоит. А видал ли ты, чтоб
свободные были богатыми?
     Потом помолчал и, глядя на звезды, добавил:
     --  Кстати,  понял  ли  ты,  что  истинной  причиной  гнева  отца  была
проигранная битва? И мой план  все-таки был хорош, и я бы разбил тебя,  если
бы не оказался трусом.
     У Клеарха похолодели кончики пальцев, и он спросил:
     -- Как ты меня узнал?
     А надо сказать, что у персов есть такое божество, Фарна, в  виде сияния
над головой знатных и  удачливых. Греки его не видят, видят только  персы; и
Митрадат в ту ночь увидел Фарну у головы Клеарха и все понял.
     -- Что же ты, однако, не признался моему отцу?
     -- Чтобы он не сварил меня в свинце или масле...
     Митрадат рассмеялся:
     -- Он бы усадил тебя за свой стол и пожаловал бы тебе больше земли, чем
во всей твоей Гераклее! Разве персы убивают врагов, просящих о защите? Разве
царь не осыпал милостями  и Фемистокла, и Алкивиада, когда народ  прогнал их
за то, что их победы вызывали слишком большую зависть?
     Уже светало, когда  Клеарх проснулся, взял  кувшин с водой и  пошел  по
малой  нужде  к краю  крыши.  И  вдруг слышит,  кто-то  точит нож.  А  голос
спрашивает:
     -- А за людьми управляющего уже посылали?
     -- Может, сами управимся, их же всего двое?
     Собеседник возразил:
     --  Нет, надо связать их  и  послать за людьми  Фарнака.  Потому что он
предупреждал, чтобы мы таких вещей без его ведома не делали...
     Клеарх разбудил Митрадата и рассказал о разговоре.
     -- Вот, -- сказал  с тоской Митрадат,  -- отец  хочет убить меня за то,
что я  недостоин рода Артабаза, а лидиец хочет убить меня за то, что я -- из
рода Артабаза... Бежим!
     -- Нет, -- возразил Клеарх, -- если мы убежим, они нас догонят и убьют.
Надо уезжать со спокойным сердцем.
     Юноши спустились  с крыши, подошли к  окну и увидели,  как хозяйкин сын
осматривает  большой нож.  Тут они  вскочили в  окно и прирезали его  и двух
рабов, а женщину пожалели и привязали к столбу.
     А потом Митрадат отворил соседнюю дверь и сказал:
     -- Какая досада!  Я забыл  тебе  сказать: это  ведь царская деревня,  и
здесь  ведь  ни  смокву  сорвать,  ни  свинью  зарезать  нельзя  без  ведома
управляющего.
     И  точно: за  дверью, над желобом для стока крови, лежали два связанных
борова.
     Юноши заторопились, и надо же: на выезде из деревни им попался хозяин с
рыбой в корзинке.
     Клеарх сказал:
     --  Мы решили ехать пораньше,  и хозяйка сказала: если  встретите моего
мужа по дороге, попросите его проводить вас.
     У них была лишняя лошадь, и  хозяин действительно ехал с ними несколько
часов. Клеарх, прощаясь, дал ему две мины:
     -- Ты уж извини, так получилось, что нам пришлось рано уехать...
     -- Это было не самое приятное общество, -- сказал Митрадат, глядя вслед
провожатому.
     Клеарх ответил:
     --  Этот человек вернулся  бы, увидел,  мертвецов, и за  нами  вдогонку
пустилась бы вся деревня.
     Тут Митрадат подскакал к нему и хотел обнять, но место  было неудобное,
он перевесился с лошади и чуть не упал.
     -- Не время обниматься, -- сказал Клеарх.
     -- Ладно, -- рассмеялся  Митрадат, -- обниму, когда будет время. Однако
в  Сарды  мне  теперь действительно  нельзя; надо  в Ионию:  Тирибаз человек
страшный, но друг