Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
штамповали детишек? Девушек? Будущих соперниц, которые, она знала, скоро
затмят ее? Мама Эдна? Нет, немыслимо! Папа Климмер? Вполне возможно.
Очевидно, он не лишен пристрастия к отцовству. Но столько детей - это ведь
надо иметь запятую в мозгах. Комплекс. Какой? Комплекс отцовства? Такового
вообще не существует, чувство отцовства - естественнейшее из естественных.
Да и откуда бы? Военный врач, ученый... после войны эмигрировал из
Германии... пригрело военное министерство. И все-таки без гипертрофии
отцовства здесь не обошлось. Новая усовершенствованная раса, созданная на
базе высочайших образцов? С ума сойти! Допустим, все это так. Но при чем
тут Эдна?
Опять Эдна, возвращаемся на круги своя. Эдна не терпела детей, факт
очевидный. Они прожили вместе два года. За два года женщина может родить
максимум двух детей. Но даже если и эти... как их?.. Эмбрионы... А в
Городке, по крайней мере, несколько сотен девиц, подобных Шпринг. Вот и
ломай голову, Садовник. Если бы я знал генетику, эмбриологию, медицину
хотя бы так же, как агрономию! Впрочем, я и агрономию никогда не изучал,
так, нахватался верхушек. Однако это не помешало, мне выращивать деревья и
цветы. Деревья... и... цветы... Постой-ка, постой-ка, Садовник! Эва оно
что! Да это же и ребенок знает - растения размножаются не только семенами,
но и почкованием! Помнится, кто-то когда-то вырастил лягушонка из одной
клетки!
Джо схватил энциклопедический словарь, торопливо зашелестел страницами.
"Вегетативное размножение... растения... простейшие живые организмы...
делением или почкованием. Клонинг... Уникальный эксперимент поставил
английский ученый Д.Гердон, вырастив в искусственной среде из ядра клетки
взрослую особь лягушки, способную к размножению. Во многих странах ведутся
опыты по выращиванию из клеточного ядра зародыша человека..."
Все стало на свои места. Долгожданный ключ был найден. Но Джо не
испытывал никакого удовлетворения, наоборот, на сердце словно камень
навалился: так это было гадко, так омерзительно. Какая уж тут любовь,
таинство деторождения, материнство! Все просто, примитивно, ничего
таинственного, ничего святого - вегетативное производство людей. Тысячи
Климмеров. Сотни Эдн Браун. Копии, копии, копии... Но какова же скотина
этот Климмер, если даже холодная кукла Эдна взбунтовалась против его
чудовищных экспериментов с ее клетками!
И все-таки задача решена! Теперь надо срочно передать Айву: вас
искусственно вырастил Климмер из клеток своей кожи, чтобы с вашей помощью
завоевать мир, превратить его в сплошной Городок. Это должно подействовать
на них: собственных сыновей - больше того, братьев, частицу самого себя -
он превращает в тупых животных, в роботов, в убийц. Это ли не зверство?
Вот и выбирайте, кто ваш отец: Момо или Климмер...
Скрипнула дверь, в каморку вошел инвалид в черных очках.
- Дядюшка Джо, - сообщил он с нотками торжества в голосе, - мой
племянничек Педро передает тебе от сыновей Момо: "Мы готовы".
К его удивлению, дядюшка Джо нисколько не обрадовался. Больше того,
дядюшка Джо так хватил толстенной книгой о стол, что с потолка посыпалась
штукатурка.
9
- Вперед! - скомандовал Айз.
Три десятка теней метнулись к высоченной стене форта и слились с нею.
Часовые сонно топтались на своих постах. Что-то темное беззвучно падало
на них сверху, и, ничего не успев сообразить, они уже лежали на земле,
скрученные по рукам и ногам, с кляпами во рту.
Бесшумно распахнулись тяжелые бронированные ворота. Небольшой отряд
хорошо вооруженных бородатых людей без единого звука разошелся по спящему
гарнизону.
Четыре часа утра. Айз в сопровождении двух бородатых с автоматами
наперевес вошел в казарму. Как убитые спали солдаты регулярной армии
"акул", лишь изредка раздавался храп. Вспыхнул яркий свет.
- Тревога!
Посыпались с коек парни, ошалелые спросонья, дурные. Затоптались,
заметались бессмысленно, забегали взад-вперед, натыкаясь друг на друга...
Этим утром, с четырех часов до пяти, были разоружены несколько
гарнизонов армии "акул" в разных уголках страны - и ни единого выстрела не
прозвучало: армия давно устала воевать с народом.
В полдень к военному министерству подкатил бронетранспортер; группа
партизан во главе с Начальником штаба поднялась в вестибюль. Навстречу
широким маршем парадной лестницы спускалась депутация с белым флагом; ее
возглавлял заместитель военного министра Тхор; он отлично держался, этот
генерал-актер, он был в меру важен и надут, в меру скорбен и удручен.
Он выслушал условия капитуляции - и ничего не отразилось на его лице.
Он выслушал обвинение в государственной измене - и даже глазом не моргнул.
Но когда его взгляд наткнулся на Айза, стоявшего рядом с Начальником
штаба, - Тхор поперхнулся.
Айз отрастил пышную шевелюру и начал отпускать бороду - трудно было бы
узнать в нем прежнего "стриженого". Ко Тхор, видимо, узнал. То и дело
косился он на Айза, и постепенно горбилась статная фигура, серело лицо,
улетучивалась генеральская спесь. Айз никак не мог понять: где видел он
этого вылинявшего индюка? И наконец вспомнил. Собаки! Этот человек, только
в штатском, приезжал в Городок, когда их врагом были собаки. Выходит,
старый знакомый!..
В начале первого у Командира закончилось важное совещание. Усталый и
счастливый, он шел по коридору бывшей резиденции диктатора и лицом к лицу
столкнулся с Айзом. Айз протянул руку, чтобы поздравить Командира с
победой, но тот по-братски обнял его.
- Ну вот, братишка, свершилось! Поздравляю!
- И тебя поздравляю, Командир. Здорово получилось, не правда ли? Ни
одного выстрела!
- Да, просто удивительно. "Стриженые" действовали отлично, революция не
забудет этого. Молодцы! Ну а как поживает твоя грусть, Айз? Еще не
сбежала? Теперь-то уж ты сможешь заняться своими личными делами.
- Но ведь Городок еще не освобожден...
- Завтра будет освобожден. Утром туда вылетает Комиссар, ты назначен
его заместителем. Мы уже передали Климмеру ультиматум.
Айза охватило неудержимое мальчишечье ликование.
- Значит, завтра я увижу...
Командир достал из кармана фотографию, усмехнулся загадочно:
- Ее?
На Айза смотрела беззаботная зеленоглазая Шпринг - тонкие руки, теплый
дождь волос, доверчивая девчоночья улыбка на губах.
- Где ты раздобыл эту карточку?!
- Спроси у него, - рассмеялся Командир и кивнул на скромно стоявшего в
сторонке, как всегда незаметного Джо Садовника.
Старик бережно взял фотографию из рук Командира, отставил подальше,
прищурился.
- У тебя будет хорошая жена, сынок. И много-много детей. Пять или даже
шесть. На свадьбу-то пригласишь?
- Обязательно, отец, - сказал Айз, и дыхание его перехватило. Будто бы
и вправду Старик был его отцом, а Командир - братом.
А может, и вправду?
10
Доктор Климмер был сдержан и спокоен, как обычно. До истечения срока
ультиматума оставалась еще более часа. Он тщательно, с присущей ему
скрупулезностью взвесил все "за" и "против" - это был конец. Над Городком
кружили самолеты повстанцев. За Стеной стояли наготове тяжелые
артиллерийские орудия. Разумеется, мятежники не оставят у себя в тылу
такую силу; если он не выкинет белый флаг, угрозы будут приведены в
исполнение.
Конечно, он мог бы сейчас открыть ворота, выпустить всю ораву
"стриженых" - и тогда еще бабушка надвое сказала, кто кого. Но это вовсе
не входило в его планы. Он еще успел бы удрать на личном сверхзвуковом
истребителе в соседнюю страну, прихватив драгоценный генный фонд, как в
свое время праотец Ной прихватил каждой твари по паре, - чтобы там, за
цепью гор, начать все сначала. Но у него уже нет ни сил, ни времени
начинать все сначала. А третья возможность... Впрочем, думать о ней еще
рано.
Он надел белоснежный халат и прошелся по лабораториям, с гордостью
осматривая свое разросшееся хозяйство. В стеклянных утробах колб дрыгали
ножками готовые появиться на свет девятимесячные младенцы. В виварии
копошились малыши. Их смышленые звериные глазенки настороженно следили за
соседями. Доктор Климмер включил душ - и малыши радостно запрокинули
мордочки, потянулись ручонками к теплым струям. В гимнасиуме соревновались
в ловкости двенадцатилетние подростки. Дело всей жизни доктора Климмера,
отлаженное как часы, процветало.
И опять он почувствовал себя отцом этого огромного семейства, и опять
отцовская гордость живительным теплом разлилась по телу. Вот чего он
достиг, начав с нуля!
Снова предстал перед ним апрель сорок пятого... дымящиеся развалины
родного города - результат жестокой и бессмысленной бомбежки... Последние
"летающие крепости", сбросив свой груз, брали курс на запад, когда он,
военный врач, едва отмыв руки от крови прооперированных солдат, прибежал
домой, чтобы проведать трех своих малышей. И все трое, вместе с матерью...
Нет, он не в силах забыть это ни на минуту! Его детки, его надежда, вся
его жизнь...
С тех пор дети стали его слабостью. Дети, дети, дети... Он рожал их, и
выкармливал, и нянчил, и оберегал, и гордился ими, и уже провидел их
великое будущее. Если бы не ошибка... да-да, он поддался на шантаж
Тхора... уж он взял бы мир за глотку руками своих мальчиков!
Доктор Климмер усмехнулся. Конечно, Тхор выиграл тогда все три раунда и
добился своего. Но приятно вспомнить, как этот не нюхавший пороху вояка
судорожно схватился за горло, когда Климмер как-то намекнул на
омолаживающее свойство крови, младенцев. Солдафон решил, что он вливает
себе кровь своих детей!
Три раунда остались за Тхором. И все-таки бой выиграл Климмер. Пусть
дорогой ценой, но выиграл - сохранил тайну рождения своих мальчишек. Этот
простофиля поверил, что он скупает эмбрионы! Чужие эмбрионы, может быть, с
испорченной наследственностью! Да стоит только взглянуть на него... на
него и на них... чтобы понять, в чем тут суть. Но Тхор не понял. Как не
понял и того, что через год-другой мог бы полностью рассчитывать на
старину Климмера. Потерпи он немного, и старина Климмер провозгласил бы
его диктатором - ха, под своим диктатом, разумеется.
"Тхор поспешил, а я уступил - и вот результат. Но самое парадоксальное,
что мятежники как-то ухитрились повернуть против меня моих же мальчиков.
Без их помощи красные никогда не смогли бы взять власть, никогда. Даже тут
без нас не обошлось! - с горькой гордостью подумал Климмер. - Впрочем, я
выбрал не лучшую страну. Но, кто знал тогда, после войны, что и здесь
созреет революция? Даже здесь!"
Через два года это была бы его страна. Через пять лет это был бы его
континент. Через десять лет это была бы его планета. Он все предусмотрел.
В лучших университетах Европы и Северной Америки учились бы лучшие из его
мальчишек - под разными фамилиями, разумеется; если бы он не дожил до этих
благословенных дней, один из них, самый способный, встал бы во главе дела.
Сын. Брат. Ха, по сути, он сам, только более молодой, более энергичный и,
кто знает, может быть, более счастливый.
Через десять лет планета была бы завоевана, завоевана тихо, спокойно и
незаметно - одним только количеством "стриженых", до крайности необходимых
для искоренения смуты в каждой стране этого бушующего континента, этого
сумасшедшего шарика. Ему нужно было еще десять лет, чтобы построить на
Земле свой мир.
Ему осталось десять минут.
Что ж, час пробил. Пора прощаться. Прощаться с детками. Детки его,
детки, вся его надежда, вся жизнь! Пусть же они и умрут вместе с отцом,
как в добрых старых рыцарских романах!
Доктор Климмер приложил к глазам платок, сделал ручкой стеклянным
колбам и покинул лабораторию. У себя в кабинете он остановился перед
портретом Эдны.
- Прощай и ты, милочка! Скоро встретимся... на том свете.
Даже она не поняла его. Даже она, которую он обессмертил, назвала его
чудовищем. Пришлось пожертвовать оригиналом. Но почему он считал мальчиков
своими сыновьями, девочек же не дочерьми Эдны, а ее сестрами?
Психологический феномен?
Ему осталось пять минут.
Доктор Климмер налил рюмку лучшего рома и проглотил не разбавляя. Потом
отомкнул бронированный сейф. В сейфе виднелась еще одна дверца, потайная.
Он открыл и ее. В крохотном втором сейфе не было ничего, кроме стеклянного
колпака и молоточка. Молоточек ударил по стеклу; во все стороны брызнули
осколки; один из них впился в палец; показалась капля крови. Доктор
Климмер побледнел, поморщился, подошел к аптечке и тщательно обработал
царапину.
Когда секундная стрелка, обежав последний круг, коснулась цифры "12",
он сунул руку в сейф и до отказа нажал красную Кнопку, таившуюся прежде
под стеклянным колпаком. Он успел подумать с удовлетворением, что всегда
был дальновиден и еще тридцать лет назад, проектируя Городок, учел и эту
мелочь. Что ж, предусмотрительность оказалась не лишней, совсем не лиш...
Чудовищной силы взрыв поднял Городок в воздух и снова опустил на землю,
разметав окрест его обломки.
Все было разбито, искромсано, искорежено. Только возле одной стеклянной
колбы, отлетевшей дальше других и расколовшейся при падении пополам, лежал
на земле и тоненько попискивал новорожденный ребенок - ничей сын.
Он лежал так весь день, и к вечеру его писк стал совсем слабым: еще
час, и он, верно, вовсе замолчал бы. Но тут над ним склонилась женщина.
Нежные руки подняли младенца и прижали его холодные губки к теплой,
полной материнского молока груди.
Борис Лапин.
День тринадцатый
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Первый шаг".
OCR & spellcheck by HarryFan, 26 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Пока еще мимо станции Оя не грохочут поезда. Разве что раза два-три на
день пропыхтит товарняк с грузами для Трассы - заранее сшитыми звеньями
пути, стальными конструкциями мостов, железобетоном для жилищного
строительства. Из пассажирских проползает один, в семь тридцать, привозит
хлеб, газеты, командировочных, загружается дневной сменой - и дальше.
Трасса ушла на восток, а вместе с нею откатилась ярость, азарт и высокое
напряжение стройки, постоянная толчея молодежи и несмолкающие песни. А
заодно и комитет комсомола откочевал в гущу событий, где ему и надлежит
быть. В перспективе Ое уготована судьба заметной станции, поэтому здесь
понастроено всего в достатке - три улицы щитовых домов, двухэтажная школа,
клуб, столовая и магазин. Но в" те горячие времена все равно было
предельно тесно. А теперь предельно просторно: станция с ее путями и
горками существует пока только на бумаге, вот и возят сюда людей ночевать
аж с Перевала, за девяносто километров. Так что тишина царит на станции
Оя, особенно днем. И ничего интересного, единственная
достопримечательность - маленький музей. В него-то я и забрел в ожидании
открытия столовой.
Музей как музей. Красное знамя министерства. Рапорт. Серебряный
костыль. Вымпел от друзей из ГДР. Новый сборник Евгения Евтушенко с
автографом автора. Любительские фотографии: палатки, костры, гитары.
Значок, побывавший в космосе и подаренный космонавтом Севастьяновым. Номер
газеты: "Поезд прибыл на станцию Оя!" И вдруг...
Не помню уж, что прежде зацепило мое внимание: палочка с зарубками или
расписка. Обыкновенный тальниковый прут, на нем зарубки перочинным ножом,
если сосчитать - двенадцать. Листок бумаги в клетку. "Расписка. Я, Сычев
Валентин Петрович, настоящим голову даю на отсечение, что тринадцатого дня
не было". Ниже начальственная резолюция: "Подтверждаю". И подпись - то ли
Куликов, то ли Кулемин, то ли Кулибин.
Согласитесь, такое не в каждом музее встретишь: "Тринадцатого дня не
было"! И в доказательство - прутик с зарубками. Согласитесь, мимо такого
ни один журналист не пройдет. Я заинтересовался, даже обернулся было в
поисках экскурсовода. И лишь потом обнаружил фотографию: одиннадцать
парней и девушка, весело глядящие в объектив. Неизбежная гитара. Кувалда.
Топор, воткнутый в бревно. На девушке очки. У одного из парней прутик в
руке, возможно, тот самый. У другого - письмо или телеграмма. Да,
сфотографировались они, похоже, на свежем настиле автодорожного моста: в
нижней трети фотографии пустота. Вот и все.
Я загорелся и принялся чуть ли не каждого встречного расспрашивать о
прутике с зарубками и о тринадцатом дне, которого не было. Конечно, никто
ничего толком не знал, точнее, все все знали - и окончательно меня
запутали. Еще бы, произошло это давным-давно, почти два года назад,
участники этого казусного случая переместились бог знает как далеко на
восток, да и случай оказался из тех, что сами собой обрастают
невероятнейшими подробностями и превращаются в легенды. Может, и этот
когда-нибудь станет легендой из времен первых дней Трассы. Но пока я
представляю его в натуральном и вполне документальном виде: факты, как
говорится, проверены, свидетели установлены. Главная свидетельница, на мой
взгляд, особа серьезная и вполне надежная - заведующая детяслями в Ое, -
как она сама разъяснила, обладательница самой дефицитной на Трассе
профессии. Впрочем, некоторый налет фантастичности остался, но от него уж
никуда не денешься, в нем-то и соль предлагаемой истории.
А началось все, как водится, с пустяка. Илью вызвал начальник СМП Деев
и объявил:
- Кулибин, тебе задание чрезвычайной важности. Ровно за двенадцать дней
поставить мост на реке Оя. Кровь из носу. Вот чертежи. Готовься, завтра
утром в десант.
- На какой речке, на какой? - переспросил Илья.
- Оя. Сорок седьмой километр. За двое суток, надеюсь, доползешь? Лес
там уже лежит, осенью бригаду лесорубов высаживали с вертолета. Мостик так
себе, не проблема. Проблема в другом - ровно двенадцать дней. Первого
августа туда придет Трасса. В лице мощного автопоезда. Бросок Усть-Борск -
Перевал. А в первой декаде августа синоптики затяжные дожди обещают. Сам
знаешь, во что превратится тайга.
- Знаю. В трясину...
Это были первые шаги Трассы, тот знаменательный момент, когда работы
переносятся с карты на местность. Через не хоженные доселе дебри пунктиром
будущей железной дороги отправлялся автопоезд - бульдозеры, тягачи,
экскаваторы, автомобили с грузом, - чтобы оседлать Перевал и положить
начало автодороге, без которой немыслимо сооружение Трассы. А сама
автодорога, естественно, нуждалась в мостах через десяток лежащих на ее
пути таежных речек. Одну из них и предстояло обуздать бригаде.
- Так что не подведи, Кулибин. К первому августа. Не дойдет автопоезд
до цели - не возьмем Перевал. Тогда уж только по морозу. А мне секир-башка
гарантирована.
- Понял. Будет сделано, - ответил Илья, разглядывая чертежи.
Такой уж он человек, из шкуры вылезет, а сделает, и повторять ему не
надо. Однако начальник СМП для верности повторил еще раз все с самого
начала. Естественно, Илья завелся.
- Да что ты заладил! Первое августа, первое августа... Делать там
нечего до первого августа. Честно! Пять дней еще загорать будем. Да рыбку
дергать от безделья. Или ты мою братву не знаешь? На спор, куль рыбки
навялим? Честно!
Начальник СМП Деев ошарашенно примолк. Он знал Илью как парня делового
и такой пассаж услышал от него впервые. К тому же оба понимали: мостик
через Ою хотя и н