бытий,  о  которых
не только говорить, но и думать пока приходится крайне осторожно,  следует
обезопасить себя от возможного появления  в  тылу  партизанской  армии  не
двухсот, а двадцати тысяч "стриженых"; случись что серьезное - "акулы"  не
постесняются кинуть против восстания все воинство Климмера; вот почему так
важно заранее это  предусмотреть,  заранее  выработать  рекомендации;  вот
почему он и не спит третью ночь.
   Постукивая протезом, в каморку вошел инвалид, молча поставил перед  Джо
горячий кофейник; спасибо, дружище, очень кстати,  чтобы  освежить  мозги;
времени до рассвета осталось совсем немного, а он еще не сдвинулся  места.
Просто удивительно, как мало прибавило к его сведениям даже сверхсекретное
досье военного министерства! Обычно такие досье - собрание улик, грешков и
пороков, а вот доктор Климмер чист.  Человек  без  ущербинки.  Кристальная
личность. Может быть, преданный служака? Прекраснодушный раб науки? Этакий
сверхмозг с научными шорами на глазах? Эх, было бы за что зацепиться!
   И Джо снова углубился в листы фотокопии.
   Послужной список. Наградной лист. Военная характеристика. Муниципальная
характеристика.  "Характеристика  нравственного  облика".  Ни  сучка,   ни
задоринки. Купчая на приобретение участка земли посреди пустынного плато в
южной провинции. Глушь, дичь, бездорожье - зато подальше от людских  глаз,
это понятно. Подряд на строительные работы -  в  самых  общих  словах,  не
очень-то доверяют главари  "акул"  своему  военному  архиву,  и  правильно
делают.   Медсправка.   Группа   крови.   Наградной   лист.    Фотографии.
Благообразное умное лицо, впрочем, пожалуй, с чертами  ограниченности  Это
не редкость среди ученых - человек одной идеи. Кто же  сказал,  что  умное
лицо бывает не у того, кто много и легко думает, а у того, кто думает мало
и  трудно?  Кажется,  Гегель.  Никаких   следов   страстей.   Умеренность,
самоограничение, дисциплина. Вероятно, педант, с такими трудно в  домашней
обстановке.  А  жена  его  нечто  прямо   противоположное:   большеглазая,
страстная, импульсивная женщина. Как говорится, пожившая.
   Итак,  займемся  вплотную  личной  жизнью  доктора  Климмера.  В   день
бракосочетания ей было... тридцать два. А ему... сорок восемь. Шестнадцать
лет разницы, многовато. Что же их соединило? Нет,  определенно  красавица!
Опасная, русалочья красота. Глаза, вероятно, зеленые. Коварная полуулыбка.
Спадающие на  плечи  светлые  волосы.  И  в  тридцать  два  она  выглядела
прекрасно, в двадцать два, надо полагать, еще лучше. Интересно, какова  же
она теперь?
   Стоп!  Эдна  Климмер,  тридцати  четырех  лет  от   роду,   погибла   в
автомобильной катастрофе. Это уже нечто! Автомобильная  катастрофа  всегда
нечто. Но где же я видел ее раньше? А ведь где-то видел. Так, так,  так...
Откуда же выкопал эту красотку старичок Климмер? Кабаре? Балет? Кино?  Ба,
да это же... это же Эдна Браун! Эдна Браун,  скандальная  кинозвезда!  "Ее
веселая жизнь"... "Последний поцелуй"... "Вдова миллионера"... "Выстрел  в
ночи"... И что там еще? Ну да, "Девчонка из предместья",  шикарный  фильм,
там-то она и запомнилась мне. Но за каким же дьяволом понадобилось  тихому
и скромному кабинетному ученому, по характеру затворнику,  это  воплощение
страстей? Эта опасная, отпугивающая красота?
   Джо вспомнил: душный зал, яркое пятно экрана - и  на  нем  девчонка  из
предместья, оборванка, лихо отплясывающая на столе в сомнительном кабачке,
куда волею судеб и режиссера попал почтенный и седовласый нефтяной король.
Тогда Эдна очаровала не только короля - весь зал, всю страну. Чего уж там,
и Джо не остался равнодушен, помнится, два или  три  раза  бегал  смотреть
фильм. Одно время даже ее  фотографию,  вырезанную  из  журнала,  носил  в
кармане.
   Эдна... Она стала эталоном женщины. Ей подражала вся Лорингания. Шляпка
"Эдна Браун". Юбка с разлохмаченным  подолом.  Кривая  улыбочка  -  бьющая
через край страсть...  Едва  ли  не  каждая  лоринганка  стремилась  стать
похожей на Эдну. Повальная мода.  Зараза,  облетевшая  страну.  На  каждом
тротуаре, в каждом  баре,  за  каждым  прилавком  -  Эдна,  Эдна,  Эдна...
Массовый психоз? Не  это  ли  повлияло  на  выбор  Климмера  -  захотелось
подержать в руках не копию, а эталон?  Странно,  не  правда  ли:  серийное
производство людей - и пристрастие к эталону? Ну что, Джо,  разве  это  не
зацепка, чтобы поразмышлять на досуге? Да, конечно, только досуга-то  нет.
"Женщина номер один". Выходит, и мужчина номер один? Два сапога  пара?  Но
что это нам дает?..
   Кофейник давно опустел, однако не прогнал усталость.  Глаза  слипались.
До рассвета оставалось сто пятьдесят минут.
   В пять его будет ждать Рико. В шесть их подберет у маяка рыбачья шхуна.
В полдень с военно-морской базы подымется патрульный вертолет.  От  плато,
где он их высадит, до центра еще два часа пешком. В девятнадцати  начнется
совещание у Командира. А в девятнадцать сорок пять Командир спросит: "А ты
что предлагаешь, Джо?"



   7

   Командир встал, прошелся по землянке;  на  его  исхудалом,  изможденном
лице остались, кажется, одни глаза; но глаза эти то  лукаво  щурились,  то
блестели азартом, то темнели в гневе, то мягко, застенчиво улыбались.
   - Значит, по-твоему, иного выхода нет? - спросил Командир.
   - Может, он и есть, выход, да времени  у  нас  нет,  -  протирая  очки,
ответил  Начальник  штаба.  -   Если   так   будет   продолжаться,   через
неделю-другую надо ждать их здесь, в болотах. А это нам сейчас совсем ни к
чему.
   - Тогда не проще ли перебазироваться дальше  в  джунгли?  -  усмехнулся
Комиссар.
   - Нет, перебазироваться - значит отступить, - жестко произнес Командир.
- Для предстоящих событий вовсе не безразлично, где расположен  центр.  Мы
должны ежеминутно чувствовать пульс страны. Отступить  -  значит  погубить
восстание.
   - Но оставаться здесь просто опасно, -  наставительно,  как  на  уроке,
повторил  Начальник  штаба.  -  Если  они  всего   лишь   обнаружат   наше
местоположение, уже  тогда  нарушатся  все  связи  и  повстанческая  армия
останется без головы. А если искромсают ножами?  Едва  ли  это  пойдет  на
пользу восстанию.
   - Но ведь их всего две сотни! - воскликнул один из присутствующих.
   - Теперь уже сто девяносто. А нас здесь, в центре, и того  меньше.  Так
что это сила достаточно реальная, и не считаться с нею нельзя. Но главное,
подчеркиваю, главное: они могут начать карательную операцию как раз в  тот
момент, когда мы уже сообщим на места день и час  выступления,  и  задушат
восстание еще в колыбели. А что касается перебазировки - мы только оттянем
время. Рано или поздно они возьмут в кольцо и новый центр.
   - Резонно.
   -  Далее.  Предложение  Комиссара  повторить  опыт  Старика,  по-моему,
обречено на провал. Десятка "стриженых" исчезла неведомо  куда  -  конечно
же, охрана усилена. Но даже если бы и удалось вырвать еще десятку -  какой
от этого прок?
   - Кстати, - спросил Командир, - занятия с ними продолжаются?
   - Полным ходом, - ответил Начальник штаба. - За всю свою педагогическую
практику не встречал более усердных и восприимчивых учеников. Заниматься с
ними одно удовольствие.
   - И все-таки ты предлагаешь...
   - Да, Командир. Взорвать правее крыло Императорских казарм.
   - Чтобы раскрыть  свои  карты?  Чтобы  вместо  двух  сетей  против  нас
выпустили две тысячи головорезов? Возможно, "акулы" и не догадываются, что
наткнулись на самую выгодную тактику.
   - Совершенно  верно,  -  поддержал  Комиссар.  -  Вполне  могут  кинуть
подкрепление. Айз говорит, их там несчетное количество, в этом Городке.
   - Айз не умеет считать! - раздался насмешливый голос.
   - Ну до тысячи считает даже Биг.
   По землянке с лица на лицо перепорхнула беглая, невеселая улыбка.
   - Прошло десять дней,  как  Старик  привел  их  в  джунгли.  Скажи  мне
откровенно, Валентино, ты же  учитель,  у  тебя  специальное  образование,
неужели нет сдвигов?
   - Сдвиги, конечно, есть. В них в каждом начал пробуждаться человек.  Но
беседы, которые мы ведем, -  это  же  кустарщина.  Мы  действуем  вслепую,
наугад. Мы даже не знаем определенно, какая программа в них заложена...
   - Программа! Будто это машины! - перебил Комиссар.
   - Да, в какой-то степени. Но, к сожалению, все-таки не машины.  Сменить
программу компьютера несложно.  А  вот  перевоспитать  человека...  Вы  же
знаете, какой это медленный, мучительный процесс. Мы стараемся, но все еще
не добрались до понятий социальных.  Покамест  все  ищут  родственников...
отцов.
   - А почему здесь нет Старика? - вспомнил Командир.  -  Да  сих  пор  он
сделал больше, чем все мы, вместе взятые.
   Бочком протиснулся в землянку Старик, пристроился в уголке.
   - Мы тут обсуждаем проблему "стриженых". Старик. Итак, было предложение
взорвать правое крыло Императорских казарм. На мой взгляд, предложение  не
выдерживает критики. Оно не обеспечивает безопасность центра,  а  главное,
бесперспективно. Нам следовало бы гарантировать не только успешное  начало
восстания, но и его успешное завершение, а для этого мы должны во  что  бы
то ни стало  подобрать  ключ  к  "стриженым".  Давайте  учитывать,  что  в
определенной ситуации "акулы" двинут против нас весь Городок.
   Наступила пауза. Командир обвел взглядом собравшихся и  остановился  на
человеке с лицом, которое трудно  запомнить,  которое,  три  раза  в  день
мелькнувши в толпе, не вызовет в памяти никаких ассоциаций.  Это  был  Джо
Садовник, о котором в повстанческой армии ходили легенды.
   - А ты что скажешь, Джо? У тебя есть предложение?
   Джо мельком глянул на часы и улыбнулся какой-то своей мысли.
   - Есть. Но не предложение, скорее предположение. Вот в чем суть, если в
двух словах. В армиях некоторых стран Европы и Америки существует  сложная
засекреченная  система  оперативного  принудительного  перевоспитания.   В
тонкостях этой  механики  я  не  разбираюсь,  знаю  только,  что  человека
"околпачивают": промывают бедняге мозги с мылом и щелочью, а затем  в  эти
очищенные мозги  вписывают  содержимое  головы  вышколенного,  образцового
солдата. Так вот, подобная система есть и у нас, в  Лорингании.  Здесь  ее
называют "Кузнечик", потому что мысли перескакивают из  головы  в  голову,
понимаете?  Правда,  "Кузнечик"   не   работает   на   "акул",   все   еще
настраивается,  и  за  это  мы  должны  благодарить   нашего   крупнейшего
ученого-психолога,  известного  под  "инициалами  РД-1.   Он   антифашист,
сочувствующий. И он... здесь.
   - Здесь?!
   - Зачем?
   - А не слишком ли это рискованно?
   - Нет, - твердо ответил Джо. -  На  человека,  вот  уже  несколько  лет
саботирующего пуск системы, можно положиться.
   - Я не об этом, - мягко перебил Командир. - Не опасно ли это для самого
РД? Если его заподозрят в связях...
   - Нет. Подозрений не будет, все предусмотрено. Я привел его сюда, чтобы
он лично познакомился со "стрижеными" и  высказал  свое  мнение.  А  кроме
того, мне хотелось бы пригласить его на совещание...
   - Ни больше ни меньше? - рассмеялся Командир.
   -  Да.  Само  присутствие   на   совещании,   доверие   центра   должно
подействовать на него.
   Командир задумался на минуту, не более.
   -  Узнаю  нашего  Джо.  Можно  подумать,  ты  был  не   садовником,   а
эквилибристом в цирке.
   - Приходилось и это, Командир, - скромно признался Джо. - А кроме того,
я объезжал диких лошадей, охотился за змеями...
   - Ладно, Джо, давай его сюда. Он в курсе проблемы?
   - Насчет "стриженых" он знает все, что и мы.
   - Как я должен его называть? Не этими же дурацкими буквами?
   - Когда он гонял мяч во дворе, его звали Рико.
   В землянку вошел высокий сутуловатый человек с  голым  черепом.  Голова
его, несоразмерно крупная, чуть клонилась набок - словно бы под  тяжестью,
накопленных в ней знаний. Он наклонил ее еще больше в знак  приветствия  и
молча сел.
   - Мы ценим ваши заслуги перед наукой и перед  народом,  Рико,  -  начал
Командир. - И только крайняя нужда заставила нас пойти на риск  пригласить
вас сюда. Надеюсь, все, о чем здесь, пойдет речь, останется между нами.
   - Само собой разумеется, - неожиданно густым басом ответил  Рико.  -  Я
честный лоринганец, и мои симпатии всегда были на стороне, народа.
   -  Отлично.  Мы  решаем  проблему  "стриженых".  Пока  было  лишь  одно
предложение  -  взорвать  казарму,  то  есть  физически  уничтожить  отряд
карателей. Но это нас не устраивает. Требуется более радикальное решение.
   - Перетянуть "стриженых" на нашу  сторону?  -  Это  "на  нашу  сторону"
произвело на всех хорошее впечатление. - Или хотя бы нейтрализовать?
   - Совершенно верно.
   - И для этих целей, как я понимаю,  предлагается  использовать  систему
"Кузнечик"?
   - Если бы это было возможно!
   - В принципе это возможно. Говоря между нами, система действует, хотя и
не готова для широкого применения. Но практически... Что нам даст, если мы
пропустим одного "стриженого", от силы двух? Здание  института  охраняется
как первостепенный военный объект.
   - А нельзя ли, скажем, похитить оборудование и установить  здесь?  Если
понадобится, стоит подумать о десанте, - предложил Начальник штаба.
   Рико только руками развел.
   - Все оборудование института слишком  громоздко  и  требует  длительной
отладки. Очень сожалею, что не в  силах  ничем  помочь.  Не  знаю,  как  и
отблагодарить вас за доверие. Разве  что  поделиться  некоторыми  научными
соображениями...
   Командир и Джо переглянулись.
   - С удовольствием послушаем вас, - без  особого  энтузиазма  согласился
Начальник штаба.
   - Видите ли, говоря откровенно, системы принудительного  перевоспитания
как таковой вообще не существует. Ни у нас, ни  за  рубежом.  Эксперименты
показали: достигаемый эффект крайне неустойчив. Солдата первой  категории,
созданного с помощью нашей техники, хватает на какую-то одну ответственную
операцию,  не  более.   Затем   психика   начинает   восстанавливаться   в
первоначальном виде. Конечно, и этот эффект,  попади  он  в  руки  "акул",
весьма опасен: за день  можно  столько  дров  наломать!  Но  я  лишь  хочу
подчеркнуть: психика непостижимо устойчива. Выбить  из  человека  то,  что
заложено в детстве,  практически  невозможно.  Любой  педагог  знает,  как
сравнительно легко воспитать человека и как трудно перевоспитать.
   Все головы, как по команде, повернулись к Начальнику штаба: до сих  пор
никто не забыл, что он учитель.
   - Вы хотите сказать, перевоспитание "стриженых" невозможно в  принципе?
- в упор спросил он.
   - Напротив! Насколько я понимаю, их психика в известном смысле - табула
раса, чистая доска. Дрессировка еще не воспитание, а они подвергались лишь
дрессировке. Дрессировка же не затрагивает стержня личности, ее социальной
основы, лишь заставляет приспосабливаться к обстоятельствам.  Скажем,  они
беспощадны,  но  эту  беспощадность  при  желании  можно  направить  и   в
противоположную сторону. На мой взгляд, в отношении  "стриженых"  немыслим
термин перевоспитание. Только - воспитание.
   - По-вашему,  ничего  не  стоит  воспитать  их  заново?  -  недоверчиво
улыбнулся Командир.
   - Ну это уж слишком. Я не сказал: ничего не стоит. Я говорю:  возможно.
Мы,  психологи,  знаем,  что  античеловеческие,  звериные   инстинкты   не
приживаются в нормальной, здоровой психике. Как не приживается в организме
чужое сердце. Оно попросту отторгается. Человек создан для  человеческого.
Стало быть, не так уж сложно было  бы  воспитать  в  этих  ребятах  основы
человеческого, гуманного. Тем более что  отчасти  они  взрослые  люди,  их
интересы, любознательность, сознание своего человеческого "я" в  известной
степени сложились. Их уже мучают проклятые вопросы: кто я, зачем  я,  имею
ли я  право  убивать?  Только  что  мы  два  часа  беседовали  с  Айзом  -
чрезвычайно поучительная была беседа! - и  он  меня  окончательно  убедил:
такого рода парадоксальную личность воспитать легче, чем ребенка семи лет,
хотя психика "стриженого" находится  примерно  на  уровне  семилетнего.  А
дети, как вы знаете, не рождаются злодеями.
   - Любопытно, любопытно! - воскликнул Командир и в волнении прошелся  но
землянке, от стены к стене. - Стало быть, вы считаете, что самое  надежное
средство - обычное воспитание? Что к ним надо относиться как к детям?
   - К ним надо относиться как к взрослым детям. В том-то и беда, что  они
уже сложились как личности - хилые, однобокие, уродливые личности.  В  них
есть понятие "я", но нет для этого "я" устойчивого социального фундамента,
нет "мы". Вот в чем их однобокость. И в этом случае существует только один
подход  для  успешного  воспитания,  открытый  русским  ученым  Макаренко:
зацепиться за какой-то наиболее надежный сучок на кривом и  хилом  деревце
этого "я"...
   - И такой "сучок" есть? Вы его нащупали?
   - Есть. Но нащупал его не я. Здесь  у  вас  обнаружился  талантливейший
педагог... - И  сиять  все  взгляды  устремились  к  Начальнику  штаба.  -
...который в кратчайшие сроки сумел сделать то, на что обычно уходят годы.
Он перенес на "стриженых" не только свою психику, но  и,  условно  говоря,
элементы собственной личности. Уверяю вас, на подобное не способен никакой
"Кузнечик"...
   - Выходит, это ты, Старик,  такой  талантливый  педагог?  -  рассмеялся
Командир. - Вот уж не думал!
   Старик, донельзя смущенный, нервно  пощипывал  вновь  отросшее  подобие
бородки - мягкую сизую щетину. Реплика Командира заставила его подняться в
пробормотать:
   - Этот ученый человек много  здесь  наговорил  правильных  слов.  Сразу
видно, здорово подкован. Только уж ты, дорогой  друг,  не  вгоняй  меня  в
краску на старости лет. Какой из меня учитель! Видишь  ли,  дело  простое:
каратели отняли у меня обоих моих сыновей, и теперь эти десять  стали  мне
вроде как сыновьями. А больше ничего.
   И сел под добродушный смешок всех собравшихся.
   - Вот именно, больше ничего, - продолжил Рико. - Старик нащупал главную
направленность личности "стриженого",  его  больное  место,  если  хотите,
идефикс: кто я, чей я сын? Этим они все болели еще там, у себя в  Городке.
Очевидно, доктор Климмер допустил ошибку; им с самого начала не объяснила,
чьи они дети. Или по каким-то неизвестным нам причинам не могли объяснить.
А Старик интуитивно угадал эту потребность и вернул им детство, а заодно и
социальный фундамент. Вместе с отцовством они обрели новое устойчивое "я",
опирающееся на "мы". И это "мы"  -  наше,  народное.  Я  не  очень  сложно
говорю... друзья?
   - Что вы, абсолютно понятно, дорогой товарищ! - откликнулся Командир.
   - Постарайтесь понять меня и в дальнейшем, - предупредил  Рико,  -  это
очень важно. Хорошо,  что  Старик  нащупал  "сучок",  плохо,  что  нащупал
вслепую. Зацепка не очень-то надежна: мы ведь не в состоянии  ответить  на
вопрос "стриженых", мы сами не знаем, чьи они дети. Если бы мы узнали это,
в наших руках оказался  бы  ключ  к  их  сердцам.  Пока  же  мы  действуем
отмычкой, по сути, морочим беднягам головы...
   - Ученый человек, верно, шутит, - снова вмешался Старик. - Я и не думал
морочить им головы. Я только рассказал им про Момо. Вы ведь  знаете  Момо?
Про Момо и  немножко  про  себя.  Я  рассказывал  эти  истории  еще  своим
маленьким сыновьям. А теперь все  десять  парней  считают  себя  сыновьями
Момо, даже тот, который поначалу принял за отца меня. И нет  сил  доказать
им, что это не так. Вот ведь какая штука, а вовсе я не морочил...
   На Старика зашикали, замахали  руками,  чтобы  не  мешал,  но  Рико  со
вниманием выслушал его.
   - Я раньше не знал Момо. Да и не столь важно, чьими  сыновьями  считают
они себя, твоими или Момо. Разве ты не заметил,  Старик:  они  и  на  Момо
смотрят твоим взглядом. Наверное, ты сам почитал его отцом. И все  же  это
не ключ, только отмычка. Психологическая отмычка. Вот я и думаю: не  лучше
ли, чем взрывать  казармы,  воспользоваться  отмычкой?