Борис Лапин.
   Рассказы

   Первый шаг
   Коэффициент Маггера
   ЛУННОЕ ПРИТЯЖЕНИЕ
   Ничьи дети
   День тринадцатый



   Борис Лапин.
   Первый шаг

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Первый шаг".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 26 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------

                                                   Через тернии к звездам.
                                                                    Сенека


   СТРАШНЫЙ СОН

   Всю ночь ее преследовали кошмары. Ей снились  сумрачные  сырые  ущелья,
извилистые тропинки в горах, камни, срывающиеся из-под  ног  в  стремнину.
Она повисала над пропастью, ухватившись за куст или едва  заметный  выступ
скалы, а потом, так и не выкарабкавшись, снова  взбиралась  крутой  горной
тропой уже в другом месте,  и  снова  камни  беззвучно  проваливались  под
ногами.
   Ее видения Земли были призрачны и во многом  условны,  она  никогда  не
ступала по Земле и даже фильма о путешествии в горах не смотрела, так  что
эти ночные кошмары, думала она, достались  в  наследство  от  предков.  Ей
часто снилась Земля, но это  были  какие-то  ненастоящие  сны,  смутные  и
нереальные, как будто видишь во сне, что тебе снится сон. Когда  же  в  ее
Сновидениях появлялся знакомый мир Корабля, она воспринимала его  реальным
до мелочей.
   Вставая, она решила, что, возможно, разбалансировалась атмосфера,  если
ей так плохо спалось, но стрелки давления и кислорода стояли на  месте,  и
она успокоилась. Человек на Корабле больше верит показаниям приборов,  чем
собственным ощущениям.
   "Жаль, что на Корабле нет шкалы настроения, - подумалось ей.  -  Сейчас
стрелка указала бы на "весело", и тебе,  хочешь  не  хочешь,  пришлось  бы
развеселиться, Полина".
   Но ей уже и без того было весело.
   Мурлыча  мелодийку,  привязавшуюся  еще  вчера,  во  время  музыкальных
занятий с детьми, она поднялась в рубку. Здесь,  под  звездами,  усеявшими
черный свод неба, под  звездами,  навстречу  которым  устремился  Корабль,
начинался  каждый  ее  день.  Конечно,  она  не  чувствовала  и  не  могла
чувствовать  никакого  движения;  наоборот,  казалось.  Корабль  завис   в
безбрежной пустоте, завис, замер и затаился; но одна маленькая  звездочка,
та самая, постепенно приближалась к ним, год от года  обрисовываясь  ярче,
отчетливее. Кораблем управлял запрограммированный на Земле Навигатор,  так
что экипаж практически не нуждался в звездах - ни для наблюдений,  ни  для
ориентировки. И все же колюче сверкающий  холодными  искрами  купол  рубки
притягивал взгляды и сердца, напоминая каждому: звезды рядом!
   На Корабле не было ни одной лестницы. И  хотя  только  жилые  помещения
составляли добрых шесть этажей, а  сила  тяжести  приближалась  к  земной,
создатели Корабля обошлись без  ступенек.  Из  рубки  вниз,  на  ферму,  и
дальше, через складские помещения,  вплоть  до  машинного  отделения,  вел
наклонный винтовой коридор, много  раз  опоясывающий  Корабль  по  стенке,
виток на этаж. Пол коридора был  выстлан  пластиком,  напоминающим  мягкую
зеленую травку Земли. С пробега по этой  "травке"  от  рубки  до  фермы  и
обратно начинался каждый день Полины.
   Шесть этажей. Шесть круглых вместительных залов. Такими же они  были  и
вчера, и позавчера, и десять лет назад...
   Библиотечный зал еще пуст. Не светятся стереоэкраны, молчат педантичные
автоматы - Педагоги. Только  недремлющий  Консультант,  кладезь  знаний  и
добрейшая душа, слабо помигивает индикаторами пульта. Она  улыбнулась  ему
на бегу, как живому существу:
   - Привет, старина!
   И Консультант ответил немедленно, точно только этого и ждал:
   - Доброе утро, Полина!
   На спальном этаже тишина. Двенадцать маленьких  кают  расположились  по
окружности,  для  каждого  своя  каюта.  Корабль  рассчитан  максимум   на
двенадцать человек. Их сейчас всего семеро. "Интересно, что думает Свен  о
проблеме народонаселения, - лукаво напомнила она себе. - Кажется, пора бы,
Марта уже подросла".
   Сад. Три десятка фруктовых  деревьев,  подстриженные  изгороди  акаций,
бурно разросшаяся трава.  Аллеи,  посыпанные  песком,  маленький  бассейн,
площадки для занятий спортом. Даже птицы, беззаботные певчие птахи, совсем
как на Земле щебечущие по утрам.
   Старшие дети уже  встали.  Александр  орудовал  гирями,  а  хорошенькая
пятнадцатилетняя Люсьен мчалась на велосипеде, вовсю нажимая на педали,  и
с экрана летела под колеса земная дорога, проносились по  сторонам  земные
домики, прозрачные березовые рощи. "Неужели, - подумалось  Полине,  -  она
все  еще  живет  в  мире  детских  иллюзий:  настоящая  дорога,  настоящий
встречный ветер в лицо? Или это уже привычка?!"
   На кухонном этаже никого не было,  но  Синтезатор  мерно  гудел,  творя
людям пищу, на плите шумел большой чайник, древний символ семейного  уюта,
- значит, дежурный уже приступил к исполнению своих обязанностей.
   Вот и ферма, нижний пункт ее пробега, здесь можно передохнуть  минутку.
Увидев хозяйку, обитатели фермы  всполошились.  Кролики,  отталкивая  друг
друга, бросились к краю клетки, просительно зашевелили носами. Закудахтали
куры, застучали в пустую кормушку. Прильнули к стеклу бассейна  лупоглазые
карпы.
   Напевая, Полина потрепала за уши  кроликов,  щелкнула  по  носу  самого
крупного карпа по  имени  Гаргантюа,  прозванного  так  за  прожорливость,
отобрала яйца у кур, и все, точно ждали только ее появления, а  не  корма,
сразу успокоились. Сорвала несколько листьев салата, пощипала зеленый  лук
и укроп. Новая партия редиски, пожалуй, еще не поспела. Корзинку с зеленью
поставила у входа - для дежурного.
   Опять глупый Гаргантюа уставился через  стекло,  предлагал  поиграть  с
ним. "Скучают, - подумала Полина. - Тяжко им тут - ни  пруда,  ни  зеленой
лужайки, на всю жизнь заперты в четырех стенах. Совсем как мы.  Разве  что
наша клетка чуть просторнее, но тоже никуда из нее не вырвешься".
   На кухне уже гремел посудой десятилетний Джон - заспанный, вихрастый.
   - Как себя чувствуешь, малыш?
   - Спасибо, отлично, тетя Полина. А вы?
   - Как всегда - хорошо! Тебе помочь?
   - Что вы, я сам! Я решил сделать салат с кальмаром, ничего?
   - На твой вкус, Джон!
   Она побежала дальше. Но как хотелось ей в этот момент  отпустить  Джона
порезвиться в бассейн, к другим  ребятам,  и  сделать  за  него  несложную
кухонную работу. Однако строгие  традиции  Корабля  не  допускали  никаких
вольностей.
   Поднявшись наверх, к звездам, она порядком запыхалась,  но  эта  легкая
усталость доставила ей удовольствие. Не так уж много удовольствий выпадало
им на Корабле, физическая нагрузка -  одно  из  них.  Вот  почему  спортом
охотно занимались все. "Почти все", - поправила она себя, вспомнив Свена.
   Теперь - десять минут на брусьях вместе с Люсьен.
   - Как хорошо у вас получается стойка, тетя Полина.
   - Ты научишься делать еще лучше. Тяни носок, девочка, тяни носок.  Нам,
женщинам, нужна не только сила, но и грация, - она  озорно  подмигнула,  -
чтобы нравиться нашим неповоротливым мужчинам. Больше гибкости, девочка!
   Десять минут с малышами в бассейне.
   - Серж, ты неправильно дышишь. Вспомни,  как  учил  дядя  Свен.  Марта,
доченька, а ты чего стоишь?
   - Мама, а почему рыбки тоже умеют плавать?
   - Когда они были совсем крошечные, их научили мамы.
   - А разве у рыбок есть мамы?
   - Конечно, у всего живого есть мамы.
   - А у Сержика почему-то нету.
   - Плавай, дочка, плавай. У Сержа тоже была мама.
   Александр замер на перекладине, залюбовавшись Люсьен,  прыгающей  через
скакалку. Хорошая фигурка у девочки. И показать себя умеет.
   - Выше, Люсьен, выше, задорнее! А ты, Александр, не свались с турника -
загляделся! Марта, смелее, не бойся, не утонешь. Смотри, как я.
   Она следила за детьми, разговаривала с ними, плавала, плескалась, и все
стояли перед нею эти горные тропинки,  эти  мглистые  ущелья,  эти  камни,
исчезающие из-под ног. Но  теперь  прежние  страхи  улетучились,  осталось
только ощущение новизны, какого-то приятного открытия, будто она и в самом
деле побывала на Земле. Как все-таки живуче в нас земное  притяжение!  Оно
будет тревожить по ночам и Марту, и ее внуков,  и  правнуков,  пока  через
триста лет не вернутся они на Землю и не ступят на нее собственной ногой.
   - Приготовиться к завтраку, - звонко выкрикнул вбежавший в сад Джон.  -
Салат! Яичница! Кофе с молоком!
   Дети стремглав бросились одеваться: на аппетит никто не жаловался.
   Полина поднялась к себе  в  каюту,  подошла  к  зеркалу.  Навстречу  ей
шагнула из-за стекла молодая, все  еще  свежая  тридцатилетняя  женщина  с
округлыми  щеками,  пышными  каштановыми  волосами  и  спокойным  взглядом
больших серых глаз. Если бы не грустинка во взгляде, не  озабоченность  на
лице, она, пожалуй, ни в чем не  уступила  бы  Люсьен:  гибкая,  цветущая,
привлекательная женщина в лучшем женском возрасте, которой  еще  предстоит
родить Кораблю одного,  а  то  и  двух  детей.  Полина  улыбнулась  своему
отражению.
   "Надену  платье,  -  решила  она,  -  да  поярче,  нельзя  же  вечно  в
комбинезоне. Может, Свену будет приятно".
   Вот уже несколько дней Свен хандрил и пренебрегал зарядкой. В  этом  не
было ничего особенного, такое не раз случалось и с  ним,  и  с  нею,  и  с
другими, кто был до них. Ничего, пройдет. Надоест  хандрить,  как  все  на
свете надоедает, и Свен с новой энергией примется задела. А пока его лучше
не тревожить, пусть сидит над шахматными этюдами  или  читает  философские
книги, взрослому человеку самому лучше знать, как быстрее войту в форму.
   Она привела в порядок волосы, перехватила их лентой и, все еще напевая,
- вот ведь привязалась мелодийка, - подошла к каюте Свена.
   - Свен! - позвала она, открывая дверь. - Свен, завтракать!
   Каюта была пуста.
   Полина поднялась в рубку. На черном небе  не  мигая  холодно  светились
яркие проколы звезд, всегда одних и тех же, равнодушных ко всему.
   - Свен!
   Никого.
   Спустилась в библиотеку, в сад, на  ферму,  обошла  этажи  и  кладовые,
заглядывая в темные углы, будто искала какую-то потерявшуюся  вещь,  потом
вернулась, проверила все двенадцать кают. Свена не было нигде.
   "Что за дурацкие шуточки, - подумала она, еще не чувствуя ничего, кроме
раздражения.  -  Корабль  не  городская  квартира,  из  него  не   выйдешь
прогуляться". И тут, как лавина в горах  -  грохочущая,  неудержимая,  все
сметающая на пути, - обрушилось на нее неизбежное прозрение...
   На какое-то время мир исчез. Не было ничего: ни Вселенной, ни горя,  ни
самой Полины, ни Корабля, ни боли,  ни  единой  мысли  -  только  тяжесть,
непомерная, убивающая сознание тяжесть.
   Потом словно кто-то прошептал: "Не испугай детей. Они там  ждут.  Самое
главное - не испугай детей..."
   Через несколько минут, побледневшая, но внешне абсолютно спокойная, она
села за стол.
   - Начнем, ребята, - сказала ровным голосом.
   - А где папа? - пискнула Марта.
   - Ему нездоровится, детка. Он поест попозже.
   Она сумела произнести эти слова хладнокровно. И тут же поймала на  себе
острый,  допытывающийся  взгляд  Александра,  отметила,  как  разом  исчез
румянец с лица Люсьен. Все остальные,  не  обращая  внимания  на  старших,
принялись за салат.
   - Мама, я хочу редиску. Скоро поспеет редиска?
   - Скоро, дочка.
   Она взяла нож,  чтобы  разложить  по  тарелкам  яичницу.  Нож  оказался
теплым, шершавым. И вообще это был не  нож...  Это  был  куст,  слабенький
куст, выдранный с корнями из отвесной скалы, по  которой  она,  полуживая,
карабкалась вверх, спасаясь от лавины.
   Она почувствовала, что камни под ногами исчезают, исчезают, и ей не  за
что  больше  ухватиться,  не  на  что  опереться...  а  внизу  пропасть...
глубокая... бездонная...
   Полина выронила нож и обеими руками вцепилась в край стола.



   ДВЕРЬ

   Над ними были звезды. Чужие звезды, не такие, как на Земле. И не только
потому,  что  очертания  созвездий  немного  изменились,  -  здесь  звезды
приобретали особый смысл, здесь они  были  не  далеким,  почти  призрачным
украшением небосвода, а единственной реальностью окружающего.  Все  знали,
что перед ними не подлинная картина мироздания, а лишь копия, нарисованная
наружными антеннами, на куполообразном экране,  -  однако  это  ничего  не
меняло. Недаром  устав  Корабля  предусматривал  проводить  воспитательные
беседы с детьми в рубке - только перед  лицом  вселенной  можно  до  конца
осознать всю  дерзновенность  предпринятого  ими:  жалкая  горстка  людей,
слабых существ, жизнь каждого из которых мгновение, с  трудом  оторвавшись
от  своей  заурядной  планетки,  с  трудом  преодолев  притяжение   своего
заурядного солнца, - рискнула познать бесконечность  звезд,  назвать  себя
равными им.
   Нет, сколько ни внушай подрастающему  человеку,  как  ответственна  его
задача, какие надежды связывает с этой экспедицией  Земля,  доводы  разума
ничто перед эмоциональной встряской, когда  человек  остается  наедине  со
звездами. Только здесь ощущаешь себя  частью  великого  сообщества  людей,
одним из пяти миллиардов, выполняющим особо ответственную  миссию,  только
здесь понимаешь, что на тебя смотрит человечество, - и  поэтому  в  полной
мере сознаешь себя не пассивным пленником Корабля, а личностью, от которой
зависит будущее Земли.
   Полина смотрела на звезды глазами взрослой, много передумавшего,  много
выстрадавшего человека. Александр -  холодно,  серьезно,  озабоченно,  как
рассудительный юноша и будущий  командир.  Люсьен  смотрела  восторженными
детскими глазами, но к ее наивному девичьему  восторгу  уже  примешивалось
удивление пугающим несоответствием масштабов звезд и  дерзнувшего  познать
их человека.
   Да, непросто было Полине начать разговор. Она откладывала его со дня на
день, с часу на час, и, чем дальше откладывала, тем  меньше  оставалось  в
ней решимости. Еще  слишком  слабая,  издерганная  и  взбудораженная,  она
боялась, что  не  выдержит,  расплачется  перед  детьми  -  и  все  только
испортит.
   "Бесстрастно, совершенно бесстрастно, - уговаривала она себя. -  Сообщи
им обо всем сухими официальными словами, как сделал  бы  это  Консультант.
Вот именно, как старина Консультант. Факты, только факты!" Но  уговоры  не
действовали.  Ее  сковывала  ответственность  предстоящего  разговора,   в
котором малейшая ошибка, малейшая фальшь может оказаться непоправимой.
   - Я должна сказать вам об этом, - трудно проговорила наконец Полина.  -
Свен ушел от нас!
   Александр молча ждал объяснений. Люсьен не выдержала:
   - Ушел? Ушел с Корабля?! Что значит - ушел? Куда?..
   Вымученная улыбка скользнула по  лицу  Полины.  Так  она  и  знала.  Их
интересует не почему он ушел, а куда ушел.  Куда  можно  уйти  с  Корабля,
несущегося среди звезд?!
   - Устав запрещает сообщать об этом  детям,  не  достигшим  восемнадцати
лет.  Но  я  должна  раскрыть  вам  все,  у  меня  нет   другого   выхода.
Обстоятельства изменились, и в этих обстоятельствах приходится считать вас
взрослыми. Те, кто  сконструировал  Корабль  и  направил  его  к  звездам,
предусмотрели  для  членов  экспедиции  возможность   _уйти_.   Это   было
необходимо. Во-первых, человечество не вправе насильно посылать  кого-либо
на подвиг, подвиг - дело сугубо добровольное, а ведь наш  полет  -  своего
рода подвиг. И коли у нас нет иного способа отказаться от участия  в  этом
подвиге,  предусмотрена  возможность  _уйти_.  Во-вторых,   _уйти_   может
человек, почувствовавший серьезные отклонения в  своей  психике.  Истерик,
брюзга, человеконенавистник способен вывести из строя весь экипаж. Поэтому
он имеет право сознательно избавить Корабль от своей персоны. И,  наконец,
_уход_ предусмотрен для лиц, совершивших преступление.  Тоже  добровольный
_уход_...
   - Но уход... куда? - опять не выдержала Люсьен.
   - Подожди, девочка, всему свое время.  Корабль  уже  знает  два  случая
_ухода_. Когда умер Джон, первый наш командир, _ушла_ Софи, его жена:  она
не могла жить без Джона. Позднее _ушел_, совершив  преступление,  Рудольф.
Какое преступление, как, что и почему - вы узнаете, когда  будете  изучать
историю Корабля. Пока важно не это. Важно, что и  Софи,  и  Рудольф  имели
веские основания _уйти_. Почему _ушел_ Свен, я не знаю. Не вижу оснований.
   - Разве он ничего не сказал вам, тетя Полина?
   - Нет, девочка, он ничего не сказал нам. Может,  в  будущем  мы  поймем
это, во всяком случае, постараемся понять.  А  теперь  спустимся  вниз,  я
покажу вам, куда _ушел_ Свен.
   Они покинули рубку и, миновав жилые  помещения  и  три  этажа  складов,
спустились к машинному отделению. Едва заметная вибрация корпуса ощущалась
здесь не больше, чем там, наверху, но шум работающего  двигателя  слышался
отчетливее. Полутемный коридор уперся в овальную стальную дверь.
   - Прежде Корабль кончался для вас здесь, - сказала Полина, набирая шифр
на  замке.  -  Теперь  посмотрите  машинное  отделение.  Реактор   и   все
вспомогательные системы работают автоматически, но вход людям разрешен.
   Дверь открылась, в помещении вспыхнул свет. Молча прошли и  бесконечным
серпантином узкого серого коридора, остановились у другой такой же  двери.
Дальше идти было некуда. Полина нажала рукоять -  и  в  массивном  корпусе
двери появилось крохотное оконце. За  его  синим  стеклом  бушевал  адский
пламень.
   - Вот эта дверь. Она открывается особым секретным  шифром,  который  вы
узнаете от Консультанта в двадцать лет. За этой дверью нет ничего.  Там  -
реактор.
   Глаза Люсьен округлились, в них заплясали синие отблески.
   - Значит, он _ушел_ туда, - прошептал Александр.
   - Да, он ушел туда.
   - Но ведь это жестоко! - выкрикнула, ломая пальцы, Люсьен. - Зачем  они
придумали эту чудовищную дверь?!
   - Я не имела права посвящать вас в тайну  _ухода_,  но  так  случилось,
слишком рано приходится вам взрослеть. Да, девочка, это жестоко. Но есть в
жизни  жестокости,   без   которых   не   обойтись.   Без   этой   заранее
предусмотренной жестокости экспедиция никогда не достигла бы Цели.
   - Почему? Почему?!
   - Потому что человек, не желающий лететь к звездам, чувствовал бы  себя
пожизненным узником, заключенным в Корабль без  всякой  вины.  Потому  что
опасно жить бок о бок с преступником или сумасшедшим.  И  раз  уж  человек
решил покончить с собой, разве лучше, если бы  Свен  повесился  у  себя  в
каюте и его  увидела  Марта?  Нет,  дети,  поверьте  мне  и  не  называйте
жестокостью то, что со временем оцените как гуманность. Конечно, _уход_  -
явление исключительное. Но человек всегда должен иметь возможность выбора.
   - Вы оправдываете его?! - задыхаясь, выкрикнул Александр.
   - Никогда!
   И  тут  она  сорвалась.  Не  хватило  выдержки,  не  хватило   железной
бесстрастности Консультанта.  А  главное,  только  здесь,  у  этой  двери,
окончательно осознала она всю глубину своего одиночества.
   Одна, навеки одна!..



   ПЕРВЫЕ

   Что сталось бы с нею в эти дни отчаяния и  безнадежности,  если  бы  не
ежеминутная поддержка отца?
   Большой, бородатый, с густым низким голосом и  добрым  взглядом  из-под
лохматых бровей, он, как в детстве, часами  просиживал  с  нею,  и  Полина
снова чувствовала себя девочкой,  удивленной  и  восхищенной  громадностью
жизненного опыта взрослых. Он рассказывал о Земле, о людях и о себе, а она
впитывала каждое его слово, каждый жест,  каждую  улыбку  -  и  постепенно
обретала прежнюю устойчивость.
   Она была еще очень слаба и порой забывала, что  всего  лишь  вспоминает
сказанное им ранее. Ей казалось, это не просто память об отце,  это  нечто
несравнимо большее: он сам, живой и осязаемый. Он передал ей в  наследство
лучшие черты  своего  характера,  он  воспитал  в  ней  мужество,  волю  и
выдержку. Он был частью Полины, и она была его частью. И теперь  он