и схватился за шпагу. Правда, вытащить ее  из  ножен  не
успел. Приклад автомата  Харлама  опустился  на  его  голову,  после  чего
кабальеро на некоторое время успокоился, а Харлам беспрепятственно перешел
на одну из улочек типичного американского городка  эпохи  освоения  Дикого
Запада.
     Улица была пустынная, только в  самом  конце  двое  бандитов  грабили
банк,  да  к  ним  неторопливо  подходил  шериф  в  широкополой  шляпе,  с
серебряной звездой на груди, поправляя кобуру с  гигантским  "кольтом"  на
боку.  Миновав  салун  "Золотой  лев",   из   которого   слышались   звуки
расстроенного пианино, звон посуды  и  нестройные  крики  пьяных  ковбоев,
Харлам увидел, что возле банка уже разгорелась перестрелка. Одна  из  пуль
просвистела у него над головой. Он, спрятавшись за угол салуна,  прикинул,
что вся эта кутерьма продлится  еще  минут  десять:  можно  перекурить.  В
принципе, он мог бы помочь шерифу, но, судя по всему, тот и так справится.
На то и шериф. А Харламу рисковать нельзя.
     За углом трещали выстрелы,  а  он  неторопливо  покуривал,  вспоминая
Крез, ее спокойные грациозные движения, немного  жестковатый,  но  все  же
мелодичный голос. А может, не стоит разводиться? Да нет, стоит.
     Харлам выглянул  из-за  угла.  Все  было  кончено.  Шериф  раскуривал
сигару, из дверей банка торчали ноги одного из бандитов.
     Харлам неторопливо отсалютовал подозрительно  посмотревшему  на  него
шерифу и прошествовал  дальше  -  туда,  где  виднелись  даосские  пагоды,
слышался  размеренный  гул  гонгов  и  курились  чашеобразные  курильницы,
вздымавшие к небесам тонкие дымки пахучих тибетских трав.  Последний  храм
чуть ли  не  подпирал  огромную  заводскую  стену.  Ворота  были  заперты.
Какие-то  латники  устанавливали  перед  ними  осадные  орудия,   готовили
окованный медью таран. Их предводитель, подбоченившись, стоял возле  одной
из катапульт и поглаживал пышные усы.
     Проходя мимо, Харлам увидел, как над воротами  появился  белый  флаг.
Приказав лучникам не стрелять, предводитель приготовился слушать.
     Человек, голова которого показалась над краем ворот,  довольно  робко
поинтересовался, чем они обязаны столь явному проявлению неудовольствия со
стороны могущественного графа де Ирбо.
     - Чем? - загремел граф. - Ничтожнейшие червяки,  да  вы  же  загадили
черной водой, которую  непонятным  мне  колдовством  производите  на  свет
божий, половину моих земель. Мои олени и верблюды погибают, мои поля дурно
пахнут, и я не знаю, кто будет есть уродившийся на них хлеб.  Мои  вилланы
терпят убытки и в скором времени им грозит голод. Что скажете вы  на  это,
сэр директор завода?
     Директор, однако, ничуть не смутившись, стал бойко объяснять:
     - Во всем виноваты наши поставщики, вовремя  не  доставившие  сменные
фильтры. А мы менее всего в этом  виноваты.  В  крайнем  случае,  если  вы
пожелаете, можете объявить мне выговор, даже с занесением в  личное  дело,
но предупреждаю, что буду жаловаться по инстанциям, и сам Борис  Глебович,
который меня знает лично...
     - А мне плевать, - зарычал граф. - Мне плевать на ваших поставщиков и
на ваши выговоры. Вот когда мои люди взломают ворота, клянусь, лично  вас,
как предводителя и владетеля  этих  мест,  я  усажу  на  кол.  Другим  же,
принимая во внимание их  подневольное  положение,  прикажу  одеть  на  шею
пеньковые веревки. Право, давно мои молодцы не  вешали  столько  людей.  Я
причисляю вас к разбойникам и пакостникам, которые не  хотят  отвечать  за
свои поступки в чистом поле, как пристало благородным господам, на коне  и
с копьем в руке.
     За стеной завода началась тихая паника.  Голова  сэра  директора,  на
секунду исчезнув, появилась снова.
     - Может быть, вы согласитесь принять от нас штраф, то есть выкуп?
     - Выкуп? - граф подкрутил длинный ус.  -  Идет.  А  сколько?  -  Сто,
двести тысяч.
     -  Неплохо,  -  граф  обрадовано  подкрутил  второй  ус.   -   Только
предупреждаю, монета должна быть полновесной и не фальшивой.
     - Какая монета? - удивился директор. - Мы все платежи  производим  по
безналичному расчету.
     - Так вы еще и  издеваетесь!  -  закричал  граф  и  махнул  лучникам.
Директор едва успел спрятать голову, как на то место, где она  только  что
была, обрушился град стрел.
     Вассалы графа снова стали готовить осадные орудия, а  Харлам,  махнул
рукой и пошел дальше.
     За заводом был пустырь. Направо виднелись поля и леса графа, усеянные
черными блестящими пятнами. А Харлам неожиданно подумал, что  снаружи  все
по-прежнему: люди занимаются своими привычными делами.  И  никто  даже  не
задумывается  о  том,  что  месяц  назад  появился  и  стал   стремительно
расширяться новый, удивительный мир. Да, здесь насчет  удобств  негусто  и
вполне можно налететь на неприятности, но  с  другой  стороны  -  свобода,
странное восхитительное чувство, что тебе в затылок  никто  не  смотрит  и
можно делать все, что хочешь. Правда, если ошибся, заплатишь за  это  тоже
сам...
     Земля зашаталась под его ногами  и,  треснув,  разлетелась  осколками
оконного стекла, в которое попал хулиганский мяч. За осколками  потянулись
ниточки тумана, поначалу казавшиеся сверкающими струйками,  которые  вдруг
попытались удержать Харлама. Ничего хорошего это не предвещало.
     Он вскрикнул и прыгнул в сторону, выискивая место понадежнее,  потому
что земля под его ногами  корчилась  и  превращалась  в  оскаленные  лица,
готовые схватить за пятки и с довольным хохотом сделать то, что не удалось
туману: утащить вниз, в темноту и сырость безвременья.
     Как бы не так!
     Резкий прыжок в сторону, перекат и быстро, на четвереньках, два метра
вправо. Потом прыжок в полусогнутом положении,  потому  что  распрямляться
уже нет времени, перекат, снова на четвереньках вперед и вперед, как можно
дальше. Теперь  налево  и  бегом-бегом.  Господи,  дай  вторые  ноги!  Дай
скрыться, забиться в какую-нибудь, пусть самую крохотную нору, но лишь  бы
только подальше от этого.
     Харлам вихрем влетел в узкую улочку и побежал  по  ней,  не  разбирая
дороги, сшибая на пути всех, кто попадался, лишь бы  уйти,  спрятаться  и,
повернув за очередной угол, осознал, что все, ушел.
     Он уселся на землю и стал отчаянно соображать,  где  же  находится  и
далеко ли отклонился от намеченной цели.
     Что же это было? Чертовски похоже на мнемоудар. Но кто и зачем?
     Харлам стиснул зубы.
     Ничего, уж  три  дня-то  он  как-нибудь  продержится,  даже  в  самых
невероятных условиях. Ему не впервой.
     Он встал и поправил автомат.
     Итак, в путь.
     Отшагав  еще  полквартала,  он  углубился  в  предместья  Лондона   и
неожиданно увидел, как с пожарной лестницы, ведущей  на  крышу  одного  из
домов, спрыгнула стройная девушка в странном одеянии. Ее преследовали трое
мужчин самой бандитской наружности.
     Ага, это уже интересно.
     Харлам приготовился наблюдать.
     Девушка пробежала  мимо,  даже  не  попытавшись  позвать  на  помощь.
Преследователи, похоже, вообще не воспринимали его как  нечто  живое.  Они
отстали от своей жертвы метров на сто и теперь потихоньку ее догоняли.
     Харлам хмыкнул.
     Ну еще бы, ведь  я  здесь  чужой.  Эти  бандюги  уверены,  что  я  не
вмешаюсь. И, собственно говоря, правы.
     Так примерно он и думал, пока до преследователей не  осталось  метров
двадцать. А потом, неожиданно для самого  себя,  рывком  сдернул  с  плеча
автомат и саданул по ним широкой, на полмагазина очередью.
     Как бы не так. Они даже не остановились, хотя почти все пули попали в
цель.
     Черт, ведь это оборотни. Их  бы  серебряными  пулями,  да  где  такие
взять? Вот в Лемурии все наоборот - патронов с серебряными пулями  сколько
душе угодно. Только здесь не Лемурия.
     Троица разделилась. Двое продолжали  бежать  за  девушкой,  а  третий
рванул к Харламу.
     Ага, автомат  бесполезен.  Убежать?  Не  выйдет.  И  раздумывать  уже
некогда.
     Харлам рванул с пояса гранату и,  выдернул  кольцо,  уже  в  падении,
швырнул ее под ноги бегущему к нему оборотню. Хлопнул взрыв,  над  головой
просвистели осколки.
     Харлам вскочил, сорвав с пояса вторую гранату. Но оставшиеся двое уже
сообразили, что к  чему  и,  бросив  преследование  девчонки,  кинулись  в
ближайший переулок.
     Вот так-то.
     Воняло пороховым дымом, метрах в пяти бессильно щелкала зубами волчья
голова. Харлам понял, что за эти несколько секунд перестал быть  сторонним
наблюдателем, стал частичкой этой страны. И теперь с ним  может  случиться
все, что угодно.
     Он еще постоял и посмотрел по  сторонам.  Голова  оборотня  перестала
дергаться.
     Ему надо было идти, торопиться, а он думал о том, что похоже -  влип.
Да  еще  как!  А  мнемоудар?  Если  он  повторится?  От  оборотней   можно
спрятаться. А от этого? Все равно найдет. Если только не выявить причину и
не сделать то, что было приказано, прежде чем эта телепатическая тварь или
что там еще, с ним расправится.
     Вот именно, прежде чем...
     Он снова поглядел на  компас  и  неторопливо,  зорко  оглядываясь  по
сторонам, пошел дальше, а свернув за первый же  поворот,  увидел  девушку.
Она стояла привалившись к стене, и улыбалась. И он ей улыбнулся тоже, хотя
подумал, злясь на себя за собственную глупость, что глаза  бы  на  нее  не
глядели. Глаза бы... Впрочем, очень даже можно поглядеть. Все,  что  надо,
на месте и еще есть что-то такое,  необъяснимое,  что  обязательно  должно
быть. А еще - улыбка.
     Как же без этого: ведь спаситель все же.
     Она-то зачем ему нужна? Впрочем, и то сказать, две недели  ни  с  кем
словом не перемолвился...
     Только одета она как-то странно. И босиком. И что-то  в  ней  все  же
есть необычное. Ну да, открытая мордашка с наивными... нет,  глаза  у  нее
никак не наивные и даже наоборот... что-то в них странное. Но кто  тут  не
странный?
     На соседней улице рычал какой-то зверь, что-то там трещало, рушилось.
Потом рык смолк и повалили жирные хлопья  дыма,  послышался  рев  пожарных
машин. Ветер дул в их сторону,  и  дым  першил  в  горле.  Харлам,  хорошо
понимая, что идти куда-либо не следует, так  как  видимости  нет  никакой,
схватил девушку за руку и рванул ее в ближайший подъезд.
     Дом был старый. Широкая крутая лестница. На нижних ступеньках  лежали
бутылки из-под молока и  "шмайсер"  с  погнутым  стволом.  Стена  рядом  с
лестницей оказалась разломана, и из пролома  торчал  окованный  медью  нос
греческой триремы.
     Харлам плотно затворил входную дверь и прислонился к  стене.  Девушка
пристроилась рядом. Харлам закрыл глаза и стал думать.
     А что, если девушка появилась здесь неспроста? Вдруг ее  появление  и
мнемоудар связаны? Но что с того? Ну не она, так появится  что-то  другое.
Пусть уж будет она. В крайнем случае,  убрать  ее  не  составит  труда.  И
вообще...
     Он открыл глаза,  отстегнул  полупустой  магазин  и  зарядил  его  до
отказа. Потом посмотрел на последнюю гранату.
     Да, гранат надо было взять побольше.
     Девчонка между тем занялась своим странным платьем, отрывая  от  него
полоски материи, что-то  ими  соединяя  и  связывая.  Харлам  увидел,  как
мелькнуло тоненькое плечо и решил, что сам дурак. Просто девчонка.  Просто
бежала, спасая свою жизнь, а тут подвернулся он. Не может быть, чтобы  это
тоненькое плечо таило нечто опасное.
     Он заглянул ей в глаза и участливо спросил, как спрашивают  маленьких
детей:
     - Что, испугалась?
     - Я? - она вдруг улыбнулась, и Харлам почувствовал,  как  у  него  по
спине поползли мурашки, потому что у нее во  рту  блеснул  длинный  волчий
клык.
     Время как бы остановилось. Он с  ужасом  подумал,  что  поза  у  него
крайне неудобная. А пока он схватит автомат, который прислонил возле ног к
стене, она успеет раз сто броситься и вырвать  горло,  как  они  обычно  и
делают. И автомат он положил неудобно, даже  забыл  передернуть  и  теперь
толку от него, как от веника. Разве что выхватить нож, но что  нож  против
оборотня?
     И тут она ему опять улыбнулась и участливо спросила:
     - Что, испугался?
     Харлама неожиданно отпустило. Он ошарашено мотнул головой, не рискнув
что-либо сказать, чтобы не выдал враз охрипший голос.
     Ну и ну!
     Он попробовал сосчитать до ста, но на полдороге бросил, обозвав  себя
трусом. Это помогло, и минут через пять, уже успокоившись, спросил:
     - А как тебя зовут?
     - Катрин. А тебя?
     - Харлам.
     - Вот и познакомились, - усмехнулась она.
     Почувствовал,  что  краснеет,  Харлам  поднял  с  пола   автомат   и,
передернув затвор, выглянул на улицу.
     Все, можно идти дальше.
     Автобус они нашли  после  обеда.  К  этому  времени  Харлам  истратил
последнюю гранату на доисторическое  чудовище,  вынырнувшее  самым  подлым
образом из-за угла. Увидев перед собой зубастую пасть размером с  легковой
автомобиль, Харлам едва успел швырнуть в нее гранату  и  вместе  с  Катрин
нырнуть в дверь католического храма. Их шаги гулко прозвучали по сводчатым
переходам, где-то наверху  жалобно  всхлипнул  орган,  а  они  торопились,
подгоняемые странным ощущением, что куда-то  опаздывают  и  надо  быстрее,
быстрее. Тощий священник попробовал загородить им дорогу, как щит выставив
распятие. Харлам оттолкнул его, и они побежали дальше. Еще  один  поворот.
Какое-то  помещение  с  узкими  сводчатыми  окнами,   забранными   частыми
переплетами. Со скрипом открывшаяся дверь. Они оказались на соседней улице
и почти сразу увидели автобус. Вполне современный "Икарус" и  даже  ничуть
не поврежденный.  Дверца  кабины  была  распахнута,  и  на  сиденье  сидел
какой-то человек в одежде из оленьей кожи. Две  черные  арбалетные  стрелы
торчали у него из груди, да  стайка  мух  кружилась  вокруг  запрокинутого
лица.
     Вообще-то, идеальнее место для засады.
     Настороженно, готовые  ко  всему,  они  подошли  к  автобусу.  Харлам
аккуратно снял труп с сиденья, сел  на  его  место  и  попробовал  завести
мотор. Заработал!
     Он кивнул Катрин, которая тотчас же уселась рядом, и лихо вырулил  на
середину улицы.
     Эх, пропадай моя телега, все четыре колеса!
     Так, конечно, опаснее, зато быстрее. А время  работает  против  него.
Кто знает, когда будет очередной мнемоудар?  Да  и  преследовавшие  Катрин
оборотни должны быть где-то рядом. Не откажутся они от затеи посчитаться с
ней, ой не откажутся. А зря. И на оборотней найдется средство.
     Все, проеду еще пару улиц и делаем привал, решил Харлам и  тотчас  же
чуть не сбил синюю горлицу  с  ночным  горшком  на  голове.  Аккуратно  ее
объехав,  "Икарус"  попылил  дальше,  мимо  деревянных  домов,   индейских
вигвамов, монгольских юрт,  мемориала  Катерины  -  луча  света  в  темном
царстве, какого-то эллинского дворца, на ступеньках которого сидела  Элли,
министерства  "Незнамо  чего",  состоящего  из  двух  подотделов,  о   чем
оповещали  соответствующие  таблички  "Подотдел  просто  незнамо  чего"  и
"Подотдел черт его знает незнамо чего". Откуда-то  появился  запах  только
что распустившихся липовых листочков и ароматов жареного миндаля,  который
сменился вонью давно нестиранных портянок.
     Пора было уже подыскивать место для ночлега.
     Харлам услышал, как возле его плеча шевельнулась Катрин и спросила:
     - Ну что?
     - Да так, - она зевнула. - Спать хочется, а нельзя... Слушай,  а  ты,
собственно, чем занимаешься?
     - Чем? - усмехнулся Харлам, машинально  прикидывая,  не  бок  ли  это
мамонта виднеется из-за угла.
     А действительно, кто он  такой  и  чем  занимается?  Кто?  Да  никто.
Обыкновенный человек. Родился, рос, ходил в садик,  в  школу.  А  потом  -
Лемурия,  жаркое  чудовище,  пожиравшее  всех,  кто  хотя  бы  на  секунду
расслабился.  Именно  там  он  научился   воевать,   но   потерял   что-то
трудноопределимое.  Веру  в  будущее?  Светлые  идеалы?  А  потом:  школа,
тренировки, задания, курсы  по  повышению  мастерства,  снова  задания.  И
суета, отчаяние, надежда, желание выжить и жить не хуже других, а иногда -
по ночам - жгучая, непобедимая тоска.
     Он снова улыбнулся, на этот раз грустно:
     - Да так, то тем - то этим. А ты чем промышляла?
     Теперь уже грустно улыбнулась она, вспомнив деревушку и лес,  мрачный
и живой, готовый навсегда спрятать, защитить и накормить. А  также  первый
камень, который ударил ее по лицу. И шепот за спиной. А  раньше,  в  самом
детстве, дед, который с отрешенным  лицом  читал  заклинания.  Полнолуние.
Пень с воткнутым в него ножом, через который надо перекувыркнуться,  чтобы
стать чем-то другим, не человеком.  И  первое  ощущение  пружинистых  лап,
сотни  лесных  запахов,  ударивших  в  ноздри,  отчаянный  писк  зайчонка,
бившегося в зубах,  чтобы  через  секунду  наполнить  ее  пасть  кровью  и
сладостью. Опять угрюмые взгляды односельчан.  Камень.  Шепот  за  спиной.
Открытый страх в глазах. Казалось, так будет  до  самой  смерти,  пока  не
успокоится где-нибудь в лесу от старости  или  же  значительно  раньше,  с
осиновым колом в груди - если у тех, кто живет  рядом,  ненависть  победит
страх. Вот, пожалуй, и все.
     Она повторила за ним:
     - Да так, то тем - то этим.
     Свернув за поворот,  Харлам  увидел  баррикаду  из  старого  пианино,
фонарного столба, дилижанса, комодов, шкафов и стульев.
     Приехали!
     Автобус остановился перед самой баррикадой,  и  некоторое  время  они
молча, не вылезая из кабины, ее рассматривали.
     - Что ж, - Харлам взялся за руль, - надо объехать.
     Поздно.
     Сзади послышались треск и грохот. У дома, мимо  которого  они  только
что проехали, завалилась одна из стен. Обратного пути не было.
     Вот сейчас уж точно, приехали.
     По идее следовало выскользнуть из кабины и мгновенно  занять  оборону
за каким-нибудь укрытием, но это явно не имело смысла, потому что в  окнах
домов, в дверях подъезда, из-за баррикады уже появились вооруженные  люди.
Человек двадцать.
     Харлам крякнул. Они с Катрин вылезли из кабины и стали  рассматривать
тех, в чьи руки попали.
     Похоже, настоящих военных среди них было всего  лишь  двое.  Длинный,
как жердь, мускулистый парень в желтом дождевике и  клетчатой  фуражке,  с
"узи", который он совершенно профессионально держал в  руках,  и  среднего
роста мужчина с иссеченным шрамами и морщинами лицом,  в  одежде  вельможи
ХVI века и современной военной фуражке, вооруженный ручным пулеметом.
     - Что, попались? - спросил он, неторопливо подходя и не спуская  глаз
с Харлама. - А ведь ты, парень, похоже, из конца двадцатого. Уж не снаружи
ли?
     Харлам  кивнул.  Они  стояли  в  этом  медленно   сужавшемся   кольце
вооруженных людей.
     - Надо же, - ухмыльнулся длинный с  "узи".  -  Придется  их  взять  и
расспросить. А жаль, я бы с удовольствием их шлепнул тут же, на месте.
     - А почему? - спросил Харлам. - Ну ехали себе люди, никого не трогали
и вдруг бах-тарарах, братья-разбойники и добрый вечер. Что с нас поимеете?
Денег у нас нет.
     - Деньги, - длинный провел рукой по лицу. -  Деньги,  брат,  здесь  -
тьфу, никому не нужны. Главное - информация.
     Он махнул рукой, и  двое  -  один  в  ковбойском  костюме,  другой  с
небритым лицом, в чудовищно грязных  лохмотьях,  -  заломили  им  руки  за
спину.
     - Ну вот и отлично,  -  сказал  длинный  и  надел  Харламу  и  Катрин
наручники, пробормотав, что налет на полицейский  участок  был  сделан  не
зря. Вот эти штучки и пригодились. Потом Харлама и Катрин толкнули в спину
и погнали вперед, время от  времени  ради  интереса  награждая  пинками  и
тычками.  Пленники  слышали,   как   шедшие   сзади   бандиты   вполголоса
переговаривались, временами посмеиваясь  над  кем-то,  кого  звали  Мясной
Тушей. В общем, противники расслабились. Этого было достаточно.
     Сделав вид, что споткнулся, Харлам ударил ногой одного из конвоиров в
солнечное сплетение, попытался вреза