он швырнул им под ноги свой сон.
     Туманный клубок с хрустальным звоном разбился,  и  розовый,  пахнущий
ромашками пар накрыл мальб, словно сеть птицелова. Несколько секунд внутри
него что-то трепыхалось, потом затихло. Сон  стал  исчезать.  Гунлауг  еще
успел увидеть три прозрачные фигуры, пытавшиеся прорвать тонкую пленку,  и
покачал головой.
     Нет, попались так уж попались.
     Через минуту сон вместе с пленными мальбами исчез окончательно.


     Теперь надо было уходить из города, и как можно скорее.
     Птица-лоцман летела впереди. Гунлауг на ходу просматривал сны  спящих
в ближайших домах людей и  содрогался.  Его  так  и  подмывало  сейчас  же
взяться за дело и уничтожать, уничтожать, уничтожать эти мерзкие  кошмары!
Эти кладбища и вылезающих из могил покойников, слепо  нашаривавших  вокруг
хоть что-нибудь, во что можно вонзить свои  гнилые  зубы;  этих  маньяков,
подкрадывающихся к своим  жертвам  и  с  радостным  смехом  пронзающих  их
кухонными ножами, вилами,  гарпунами  и  косами;  эти  темные  переходы  и
затянутые паутиной углы; эти гробы... этих вампиров... этих...
     Миновав последний дом, Гунлауг оглянулся. Голова болела как  никогда,
ноги подкашивались. Но он все же поплелся дальше и с трудом  взобрался  на
холм.
     Тут у него возникло странное ощущение,  словно  Черная  Стена  слегка
потянула за привязанную к нему, к Гунлаугу, ниточку. Прошла секунда, и это
ощущение исчезло.
     Инспектор повернулся к городу  спиной  и  пошел  выбирать  место  для
ночлега.
     ...Ближе к рассвету с утренним туманом из чащи показались  колдовские
огоньки, приплыли, закружились перед  ним,  то  удаляясь,  то  приближаясь
вновь. Птица-лоцман зашевелилась на своем суку, успокоилась  и  уснула.  А
Гунлауг рассеяно смотрел на огоньки и думал.
     Интересно, что сейчас делает черный маг?  Может  сидит  под  деревом.
Может, разжег  костерок  и,  бормоча  заклинания,  бросает  в  него  пучки
волшебных трав? Если только не прячется вот в тех кустах, дожидаясь, когда
Гунлауг задремлет, чтобы подкрасться и ударить каменным ритуальным ножом в
горло... Да нет, не может быть. Птица-лоцман почувствовала бы.
     Словно подслушав его мысли, огоньки исчезли. Инспектор снов посмотрел
на светлеющее небо и подумал, что завтрашний день будет особенным.



                               ДЕНЬ ВТОРОЙ

     Вытащив из какого-то сна большую кружку чая и бутерброды с  колбасой,
Гунлауг позавтракал.
     Из дупла ближайшего дуба появилась толпа подергунчиков. Остановившись
в метре от инспектора снов, маленькие человечки потоптались, подергались и
пропустили вперед своего предводителя -  главного  подергунчика.  Он  имел
гигантский для своего племени рост - сантиметров этак в тридцать.  Великий
подергунский король поприветствовал благородного великана  и  спросил:  не
будет ли тот так добр заплатить за право проезда через земли подергунского
государства, простирающиеся аж вон до того гнилого пня? Пока  предводитель
произносил эту речь, остальные подергунчики хором ныли и терли животы.
     - Да, братец, трудно быть королем, - с сочувствием сказал  Гунлауг  и
вытащил из того же самого сна большого жареного гуся.
     Увидев  такой  роскошный  подарок,  подергунский   король   взвыл   и
набросился на еду  как  одержимый.  Народ  немедленно  последовал  примеру
своего монарха.
     Захотев на прощанье еще раз взглянуть  на  город,  Гунлауг  раздвинул
ветки кустарника и вздрогнул.
     Горело несколько домов. Ветер кружил и рвал серый дым.
     Гунлауг хотел было кинуться назад, в город, помогать и спасать...  но
скрипнул зубами и отправился в другую сторону. Догнать черного  мага  было
сейчас важнее.
     ...Так, вверх, еще шаг, еще, рукой вот за этот куст. Черт! Обломился.
Еще шаг. Камень покатился вниз и плюхнулся в ручей. Ничего, выкарабкаемся!
     Гунлауг взбирался все выше и выше. Он уже забыл про  черного  мага  и
город... Сейчас важнее всего было выбраться из крутого оврага.
     Наконец, оказавшись на вершине, Гунлауг вытер  со  лба  пот  и  вдруг
увидел, что под кривой сосной, на краю склона, сидит солнечный рыбак.
     Волосы у него были длинные и собраны сзади в аккуратную косичку.
     Деловито поплевывая на пальцы, солнечный  рыбак  соединял  два  конца
тонкой лески. С одной стороны она заканчивалась  спиннингом,  с  другой  -
внушительным полуметровым крючком.
     - Как ловится? - спросил Гунлауг и, вытащив из сна две сигареты, одну
протянул рыбаку, а другую закурил сам.
     Сделав несколько затяжек, рыбак усмехнулся в рыжие усы и, поглядев на
солнце оценивающим взглядом, сказал:
     - Вчера! Вчера я его все же зацепил. Но оно, как обычно,  увернулось.
Ничего, сегодня я буду закидывать по-особенному!...
     - Ну хорошо, - Гунлауг стряхнул пепел. - А что будет,  когда  ты  его
поймаешь?
     Солнечный рыбак легкомысленно махнул рукой:
     - Придумаю что-нибудь. На блесны перелью или  про  запас  в  кладовку
положу.
     Гунлауг вздохнул. Хорошо ему было покуривать с солнечным рыбаком и ни
о чем не думать.
     - А зачем тебе блесны, когда солнце ты уже поймаешь?
     - Э-э-э, - погрозил пальцем рыбак. - Луна-то ведь останется...
     - А вот когда ты промахиваешься, куда крючок падает?
     - О! Он, конечно же, падает и очень далеко. Несколько  дней  сматываю
леску, пока его не найду. Но в последнее время творится что-то непонятное:
крючок падает на нечто упругое и его подкидывает вверх. Тут  я  быстренько
подтягиваю леску и - дело сделано. Я  сегодня  удочку  закидывал  уже  раз
пять.
     - Скажи-ка... черный маг здесь не проходил?
     - Да, вроде был какой-то. Весь черный и на восьми ногах.  Пошипел  на
меня, да и пошел дальше. А больше никого.  Хотя,  стоп,  тот  черный  был,
кажись, не сегодня, а на прошлой неделе... Не знаю, хотя,  может  быть,  и
сегодня. Я тут снасти чиню. А больше ничего  не  видел.  Мне  и  видеть-то
некого.
     Гунлауг разочарованно  махнул  рукой  и  отправился  дальше.  Отшагав
километра два,  он  вдруг  понял,  что  крючок  у  солнечного  рыбака  был
серебряный.
     Эх!
     Серебро бы ему сейчас пригодилось.


     Холмы, перелески, а вот и широкий лог, прохладная влажная глубина...
     Весело гикнув, Гунлауг понесся вниз, легко огибая  полусгнившие  пни,
муравьиные кучи и вросшие в землю гигантские валуны.
     Птица-лоцман отстала.
     Валежник трещал под ногами,  грибы-дождевики  выстреливали  в  воздух
облачка невесомой, как дым, пыльцы.  Склон  стал  ровнее,  и  Гунлауг  уже
прикидывал, как выбежит на ручеек, как напьется  всласть.  Он  перепрыгнул
через какой-то гнилой пенек и с размаху влетел во второе проклятье...
     Гунлауга стиснуло, словно клещами, и потащило в темноту. Он  падал  в
безвременье. Сознание еще мерцало, но в голове нежно звенели колокольчики,
предвещавшие близкий исход. Яркая, ослепительная вспышка - и пустота...
     Очнувшись, Гунлауг почувствовал  птицу-лоцмана  у  себя  на  плече  и
улыбнулся.
     Не бросила.
     Он сидел на траве, возле ручейка.  Земля  пахла  прелыми  листьями  и
только что стаявшим снегом. Мир казался простым  и  радушным.  Не  хватало
только самой малости, чтобы остаться здесь  навсегда.  Словно  угадав  его
мысли, в кустах заиграли на дудочке, тонко  и  хрипловато.  Наверное,  это
была очень маленькая дудочка, может быть, серебряная.
     Серебро.
     Гунлауг пришел в себя. Очень осторожно он убрал  из  своего  сознания
ручей, мелодию и увидел структуру проклятья в котором  оказался.  Это  был
добротный, хорошо сконструированный кошмар.
     Где-же выход?
     Птица-лоцман поднялась с плеча и рванулась вверх. Гунлауг  последовал
за ней. Он стиснул зубы и ударился о потолок проклятья. Потолок прогнулся,
но выдержал удар. Гунлауг ударился еще раз, еще... Он колотился до  хруста
костей, до кровавого тумана перед глазами. Звон в ушах стал оглушительным,
казалось, вот-вот лопнет голова. Что же это такое?! Почему же он бьется  о
стену, а не ищет ключ к замку? Чем может быть этот ключ?
     Словом? Жестом? Образом?
     Силы убывали. Его уже тянуло вниз, а  он,  словно  колоду  карт,  все
перебирал образы и слова.
     Вдруг...
     Гунлауг так и не смог уловить,  что  именно  подействовало  на  замок
крышки. Главное - она открылась.
     В потолке образовалась  дыра.  Гунлауг  радостно  ринулся  наружу,  в
реальный мир. И тут словно бы натянулся привязанный к его  телу  невидимый
канат.
     Инспектора снов швырнуло обратно, на берег ручейка.  Только,  теперь,
ручеек этот стал грязным  потоком,  в  котором  плавали  стволы  деревьев,
какие-то слизистые вонючие островки, змееобразные чудища. Из кустов  лезла
страшная клыкастая тварь, взрыкивая и колотя хвостом по земле.
     Боже!
     Взлетая, он подивился мощи черного мага, сумевшего на ходу  построить
такой сложный сон. А еще он испугался, впервые осознав, что может остаться
в этой ловушке навсегда.
     Вместе со страхом вернулась усталость. Не долетев до потолка, Гунлауг
стал медленно-медленно  падать  вниз,  к  той  мерзкой  пасти,  в  которую
превратился ручеек. Эта пасть сладко причмокивала,  словно  уже  пробовала
его на вкус...
     Птица-лоцман ударила Гунлауга  по  лицу  крылом  и  взвыла  страшным,
совсем не птичьим голосом. Он очнулся и отчаянно рванул вверх. Да так, что
ощутил, как лопается и выворачивается что-то внутри. Мир  вокруг  менялся,
становился похожим на негатив. Вот  он  закрутился  штопором,  выпрямился,
взорвался всеми цветами радуги. Обжигающая боль пробежала по телу,  и  тут
Гунлауг почувствовал себя свободным.
     Сзади  послышался  тугой  хлопок:  проклятье   провалилось   в   иные
измерения.
     По щекам ползли капли. Гунлауг подумал,  что  идет  дождь,  и  поднял
голову, чтобы посмотреть на небо. Ничего он там не увидел, тем более,  что
глаза застилало чем-то радужным.  Инспектор  снов  вытер  рукавом  лицо  и
только тогда понял, откуда эти капли появились.
     Он плакал.


     Солнце клонилось к горизонту. Вечерние тени  бесчинствовали  в  лесу.
Гунлауг притомился и стал подумывать о ночлеге.
     Последние полчаса он занимался тем,  что  отбиваясь  от  стелепней  и
чертыхаясь, карабкался на очередную горушку.
     Усевшись посреди небольшой полянки, он накормил птицу-лоцмана.  После
этого инспектор снов нащупал у себя в памяти подходящий  сон  и  попытался
вытащить из него сигарету.
     Ни черта!
     Чувствуя как по спине побежали мурашки, Гунлауг попробовал  снова  и,
когда ничего не получилось, с беспощадной ясностью понял, что проиграл.
     Оцепенев, он  сидел  и  думал,  что  теперь  знает,  почему  ни  один
инспектор снов не возвращался из погони. Потому что все они точно  так  же
попадали в ловушку черного мага и теряли свою силу.
     Жесткий как жесть, кленовый лист дельтапланом медленно спланировал  к
земле, чтобы в конце концов, врезавшись в нее, несколько раз перевернуться
и успокоиться до первого дождя, который смоет его в реку, и дальше - туда,
где поднимается непроницаемый туман забвения.
     Этот лист стал словно бы последней точкой, уничтожившей надежду.
     Господи, умереть бы спокойно и без мучений.
     И вдруг Гунлауг понял, что теперь может  делать  все  что  угодно.  И
ничего не бояться. Хотя бы потому, что он уже почти мертв. Не  важно,  что
он двигается, думает  и  дышит.  На  самом  деле  он  может  считать  себя
покойником, поскольку не в состоянии изменить ничего.
     Осознав  это,  Гунлауг  почувствовал  облегчение  и   даже   хмыкнул:
оказывается, потеряв все, он получил кое-что взамен. Пусть гораздо  меньше
чем имел, но все же...
     Гунлауг засмеялся.
     Он увидел себя как бы  со  стороны  и  услышал  свой  смех,  хриплый,
полубезумный... И все никак не  мог  остановиться,  изо  всех  сил  колотя
ладонями по коленям, мотая головой из стороны в сторону и  широко  разевая
рот.
     Окончательно обессилев, он все  же  перестал  смеяться,  и  некоторое
время лежал, молча, глядя в быстро темнеющее небо. А потом уснул,  быстро,
почти мгновенно.



                                ДЕНЬ ТРЕТИЙ

     Гунлауг открыл глаза и утонул в голубизне утреннего неба.
     Под сердцем странно и сладко сосало. Он даже было подумал, что  снова
оказался в мире своих снов. Ему  хотелось  чтобы  над  его  головой  снова
светили разноцветные солнца и крапчатые луны. Ему хотелось чтобы его  щеки
снова гладили перламутровые, словно раковины, рассветы и спокойные, мудрые
закаты. И тогда он пройдет через исковерканные миры плохого  настроения  и
легкие, безмятежные миры душевного покоя, туманные миры юношеских  грез  и
пурпурные - мучений совести. А потом, когда устанет, он присядет на  холме
лучшего из своих снов, раздумывая о смысле жизни,  тщете  всего  сущего  и
будет слушать грустные  песни  бессмертных  фениксов.  Настанет  ночь,  он
спустится в долину и разведет костер. Сон пошлет ему выходящих  из  тумана
коней. Они будут  смотреть  на  Гунлауга  дикими  испуганными  глазами  и,
всхрапнув, уйдут обратно, в белесую пелену.  Русалки  будут  плескаться  в
воде, зазывая его своим звонким смехом. И где-то за  холмами  чуть  слышно
запоет малиновка...
     Наваждение исчезло, и Гунлауг понял, что лежит на самой  обыкновенной
поляне в самом реальном из миров.
     Птица-лоцман  сидела  на  ветке  ближайшего  дерева,   чуть   заметно
покачивая  хвостиком  и  гордо  подняв  кругленькую  головку  с   пушистым
хохолком.
     - Ничего, старуха, - сказал Гунлауг. - Скоро все кончится...
     Птица-лоцман тяжело поднялась с ветки и, сделав над его головой круг,
стала подниматься вверх. Вот она увидела птицу черного мага и, снизившись,
полетела, указывая направление. Гунлауг пошел следом.
     Курить хотелось смертельно.
     Полянка кончилась, он шагнул в лес и внезапно, нос к носу, столкнулся
с сыном змеи.
     Он был стар, об этом  говорили  поросшие  зеленью  бляшки  на  морде,
глубоко сидевший в глазнице третий глаз, внимательный и настороженный.
     Увидев Гунлауга сын змеи  остановился  и  зашипел.  Его  правая  рука
ухватилась за рукоятку висевшей на поясе длинной шпаги.
     Гунлауг тоже остановился и стал ждать, что будет дальше.  К  мечу  он
даже не притронулся.
     - С-с-с-сс... - Сын змеи выпустил через носовое отверстие  воздух.  -
Инспектор снов. Я узнал тебя, ты - Гунлауг.
     Усмешка скользнула в уголке пасти. Мелькнули острые, кривые зубы.
     - Да, ты угадал. Так что же не нападешь? - спокойно спросил  Гунлауг.
- Или испугался? Ты - доблестный рыцарь холодных пещер и удара из-за угла!
     - Страх мне неведом. Но трогать тебя я не буду. Ты - добыча того, кто
сильнее меня. Иди, иди, он тебя ждет...
     - Где?
     - Там, где ты этого меньше всего ожидаешь.
     - Он меня убьет?
     Сын Змеи иронически посмотрел на Гунлауга и ничего не ответил.
     - Ну хорошо, - сказал тот. - А как он выглядит?
     - Ты его узнаешь, - и повернулся чтобы уйти.
     - Подожди.
     - Ну? - угрюмо глянул на него Сын змеи.
     - Я давно хотел поговорить с тобой. Почему ваше племя  считает  людей
своими врагами?
     Вместо ответа Сын змеи процитировал:
     - "И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и
между семенем ее: оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его
в пяту..."
     - Откуда? - удивился Гунлауг. - Ведь эту книгу я  читал  в  одном  из
своих снов. Каким образом ты добрался до нее?
     Сын змеи опустился на корточки, сделав знак  Гунлаугу  поступить  так
же. Потом, когда инспектор снов  уселся  поудобнее,  он  отогнул  одну  из
роговых пластинок у себя на ноге и достал из-за нее две сигареты. Помедлив
секунду, Гунлауг сигарету все же взял.  Чиркнув  спичкой  все  по  той  же
пластинке, Сын змеи  затянулся  ароматным  дымом  и,  выпустив  его  через
ноздри, сказал:
     - А почему ты считаешь, что никто не имеет права бывать в твоих снах?
Впрочем, мы делали это очень осторожно и незаметно, стараясь, чтобы ты  ни
о чем не догадывался.
     - Но зачем?
     - Ну хотя бы затем, что любопытны.
     - Погоди, тогда получается, что некоторые из вас умеют путешествовать
по снам?
     Сын Змеи кивнул.
     - Для того, чтобы попасть в мир снов мы используем  особые  снадобья,
которые известны только нашему племени. Надеюсь, ты не забыл, что  в  этом
мире нет никого, кто знает травы лучше нас?
     - А на людей ваши травы действуют? - спросил Гунлауг, с  наслаждением
вдыхая дым.
     - Да. - Сын змеи ехидно  улыбнулся.  В  этот  момент  он  походил  на
охотника, который видит, как в один из  расставленных  им  силков  вот-вот
должна попасть добыча.
     Рука  у  Гунлауга  дрогнула.  Невесомое  облачко  сигаретного   пепла
унеслось прочь. Очень спокойно, инспектор снов спросил:
     - Можно ли купить, выменять это снадобье?
     Стеклянный заяц выскочил из-за кустов и,  чутко  поводя  прозрачными,
едва темневшими к концам ушами, от удивления подпрыгнул: чтобы  человек  и
Сын  змеи  сидели  рядом  и  разговаривали!...  Стеклянный   заяц   высоко
подпрыгнул и кинулся наутек.
     Сын змеи молчал. Сигарета дымилась в его четырехпалой руке.
     - Ну и как? - не выдержал Гунлауг.
     - Нет.
     Инспектор снов вздохнул почти с облегчением.
     - Ты меня не понял, - неожиданно мягко сказал Сын Змеи.  -  Я  сказал
"нет", потому что снадобья тебе не нужны. Ты можешь победить черного  мага
и без них.
     - Как?
     Сын змеи выкинул окурок и встал.
     - Мне пора.
     Ветки кустов скрыли его горбатую фигуру, а Гунлауг еще сидел, думал и
вдруг вскочил, затоптал сигарету, ударил кулаком по стволу дерева:
     - Как же победить этого чертова мага?



                              ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

     К вечеру Гунлауг определил по солнцу,  что  маг  изменил  направление
движения, и очень этому обрадовался. Второй  город  оставался  в  стороне.
Теперь перед ним был только огромный лес,  который  кончался  на  границах
владений ледяных гномов.
     Инспектор  снов  уже  вторые  сутки  ничего  не  ел.  Ягоды  и  грибы
попадались редко и не насыщали. С водой было проще, поскольку  встречались
неприметные, струящиеся по дну сырых логов ручейки.
     Он привалился спиной  к  сосне  и  устало  закрыл  глаза.  От  голода
кружилась голова. Эх, сейчас бы кусочек дичины на вертеле, а к нему стакан
прохладного кисленького винца и вареной рассыпчатой картошки...
     Гунлауг  посмотрел  вверх.  Черная  птица   по-прежнему   кружила   в
полукилометре впереди,  словно  ждала,  когда  он  отдохнет  и  отправится
дальше.
     И он встал и отправился дальше.
     Вот таким образом: вниз по склону, цепляясь за кусты, осторожно ставя
ноги, чтобы, не дай бог, не споткнуться.
     "Глупец. Неужели ты все еще надеешься?..."
     Он не посмел ответить себе на этот вопрос, постарался  его  сразу  же
забыть.



                               ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ

     ...Гунлауг понял, что меч сломает его как картонную коробку, придавит
к земле, придушит. Он прикинул расстояние до  вершины  холма,  на  который
карабкался, и стиснул зубы. Ну, ничего. Шаг, еще шаг, вот так  рукой,  вот
сюда ногу...
     Все же он взобрался на эту вершину и меч не бросил.
     Упал, некоторое время лежал неподвижно, не в силах двинуть ни  рукой,
ни ногой. Потом он осторожно освободился от меча и попытался сесть.  Когда
это удалось - Инспектор  почувствовал  радость.  Он  посмотрел  направо  и
увидел птицу-лоцмана. Ей было худо. Наверное, не  лучше  чем  ему  самому.
Лежала она на боку, дышала очень тяжело, и белая пленка  наползала  на  ее
глаза.
     А вверху...
     Словно поддразнивая,  парила  черная  птица.  Еще  выше  было  жаркое
безжалостное солнце и, приглядевшись, мастер снов увидел, как  на  секунду
мелькнул в воздухе серебряный крючок  солнечного  рыбака  и,  конечно  же,
упал, не зацепившись...
     Гунлауг покачал головой. Ну и упорный же этот солнечный рыбак!
     Он знал, что на этот