ровати у ног Рении, зажал меч коленями  и  положил
ладони на рукоять. Вздохнул и начал  медленно  говорить,  роняя  в  тишину
слова, чувствуя, как  вновь  надвигается  из  прошлого  и  охватывает  его
пережитая боль, ставшая со временем  глуше,  тупее  -  но  не  проходящая,
никогда не проходящая, потому что такая боль может исчезнуть только вместе
с жизнью...
     - Ее звали Инейя. Я увидел ее в Абулене, за  рекой  Розовых  Птиц,  в
уютном тенистом дворике возле дома у пруда.  Кто-то  из  окна  позвал  ее:
"Инейя!" - и она вышла из-за деревьев, и я увидел ее. Инейя. Иней-я...  Мы
с отцом направлялись  дальше,  к  кочевникам-луссиям,  и  только  на  день
остановились в Абулене. Я увидел ее - и не поехал с  отцом.  Я,  Гронгард,
сын Гронгарда Странника, остался в Абулене,  потому  что  увидел  ее.  Как
только она вышла из-за деревьев, я понял: это идет навстречу  моя  судьба.
Инейя. И-ней-я...
     Он говорил и говорил, и снова погружался  туда,  в  те  невозвратимые
времена,  когда  все  вокруг  было  подобно  огромным  белым  цветам,  что
раскрывают свои лепестки с  появлением  первых  звезд  и  пахнут  тонко  и
неповторимо. Рения, приподнявшись на локте, напряженно смотрела на него  -
Грон чувствовал ее взгляд, - но когда он поворачивал к ней лицо,  отводила
глаза.
     Такие длинные - и такие короткие дни. Нахлестывать коня, торопясь  из
Искалора в Абулену, подгонять паромщика на  реке  Розовых  Птиц,  ждать  у
пруда... И смотреть... И любоваться... И говорить...
     Безумное время  Черной  Беды.  Погребальный  огонь.  Долгие,  долгие,
долгие  странствия,  безнадежное  серое  небо  над  головой,   равнодушное
безотрадное небо с холодным солнцем -  стертой  монетой  в  чужой  ладони.
Другие города. Другие люди. Женщины. Но нигде, никто...
     - Ты очень похожа на нее... Этого просто не может быть...
     В черных глазах Рении застыли  боль  и  отчаяние.  Ее  губы  дрожали,
словно девушка едва сдерживала рыдания.
     "Хватит, - подумал Грон, до ломоты в скулах стискивая зубы. -  Хватит
скитаться по земле. Вернуться с вином Асканты и начать  собирать  надежных
бойцов, чтобы эти мерзавцы не посмели больше никогда..."
     - Успокойся, Рения, - мягко сказал он. - Я никому не позволю  обижать
тебя. Духи рассвета, как было бы хорошо, если бы люди никогда  не  обижали
друг друга! Я отыщу вино Асканты, Рения, и постараюсь изменить  этот  мир,
вот увидишь... Вопреки озерным метателям, вопреки кровавым кинжальщикам...
     Глаза девушки расширились, и словно две маленькие Ночные Сестры мягко
засветились в них.
     - Вино Асканты?
     - Да, Рения. Напиток счастья. Его хватит на  всех,  вино  в  чаше  не
убывает. Мне нужно опередить метателей, потому  что  у  этих  тварей  свое
представление о счастье. - Грон вздохнул. - Счастье  озерных  метателей  -
это горе всех остальных...
     Рения подалась к нему, словно  собираясь  что-то  сказать,  но  вдруг
закусила  губу  и  с  тихим  стоном  опустила  голову  на  подушку.   Грон
обеспокоенно придвинулся к ней.
     - Тебе плохо, Рения?
     Девушка молча покачала головой и слезы потекли по ее щекам.
     - Постарайся уснуть. Сон восстанавливает силы. А я посмотрю, где они,
и попробую, если получится...
     - Нет! Не надо! - Рения резко поднялась, вцепилась в его руку.  -  Не
ходи, они убьют тебя!
     Словно теплая волна обдала его тело, словно полуденный ветер дунул  в
лицо, словно разом поднялись над рассветной  рекой  звонкоголосые  розовые
птицы...
     - Успокойся, Рения. - Голос Грона чуть дрогнул.  -  Я  буду  рядом  с
тобой, я никуда не уйду. Успокойся, усни. Выпей вина, вино поможет...
     - Вина? Ты советуешь мне выпить вина?
     На щеках девушки проступили красные пятна, в глазах вновь  заблестели
слезы. Грон с тревогой смотрел на нее.
     - Да, я выпью вина!
     Она  отшвырнула  плащ,  соскользнула  с  кровати,  быстрым  движением
подхватила с пола пустой бокал и бросилась  к  столу.  Грон,  опомнившись,
обеспокоенно направился следом  за  ней.  Рения  подняла  кувшин  и  вдруг
выпустила его из рук. Кувшин с глухим стуком упал  на  пол  и  раскололся,
истекая вином. Покатилась, тонко  позванивая,  изящная  крышка  и  стихла,
наткнувшись на стену. Девушка рухнула на скамью, закрыла лицо  ладонями  и
зарыдала.
     "Духи рассвета! - в  смятении  подумал  Грон,  склоняясь  над  ней  и
осторожно касаясь пальцами ее струящихся на пол черных волос. -  Ей  нужно
обязательно уснуть, она же совершенно измучена!"
     - Ложись, Рения, усни, тебе будет лучше. Ложись, усни, - приговаривал
он, ведя ее к кровати.
     Она,  все  еще  вздрагивая  от  плача,  покорно  легла,  натянула  до
подбородка  просторный  голубой  плащ  вольного  бойца   и   страдальчески
посмотрела на  Грона.  Ее  губы  шевельнулись,  словно  хотели  произнести
что-то. Она глубоко вздохнула, взяла за руку застывшего Грона.  Ее  ладонь
была сухой и холодной.
     - Умоляю, никуда  не  уходи...  -  прошептала  она.  -  Умоляю...  Не
открывай дверь... Будь со мной, умоляю...
     - Я с тобой, Рения, - тихо ответил Грон,  встал  на  колени  рядом  с
девушкой и прижался лбом к ее руке. - Я с тобой...
     "И-ней-я...   И-ней-я..."   -   доносился    откуда-то    настойчивый
далекий-далекий шепот.
     - Не... открывай... дверь... Гронгард...
     Рения затихла и, казалось, оцепенела, словно жизненные  силы  истекли
из нее, как вино из разбитого кувшина. Грон с нежностью смотрел на бледное
лицо девушки и все  не  решался  освободить  свою  ладонь  из  ее  ладони.
Печальный  далекий  образ  Инейи  сливался  с  образом  той,  что  лежала,
укрывшись плащом, в комнате с зарешеченным  окном  под  крышей  неведомого
замка в глубине неизвестной страны - и мнилось,  мнилось  Гронгарду,  сыну
Гронгарда Странника, что давний пепел  воплощается,  что  возрождается  из
праха умершее прошлое.
     "Солнце пятится, звезды  -  в  обратный  путь...  Вновь  на  ветке  -
сорванный  плод...  В  арбалет   возвратилась   стрела...   Старый   ствол
превратился в  побег...  Пепел  плоть  обретает  и  кровь...  Возродились,
открылись глаза... И воскресла былая улыбка..."
     Грон вздохнул, осторожно убрал ладонь и поднялся. Девушка  спала,  но
сон ее был тревожен. Она  то  и  дело  еле  слышно  стонала,  вздрагивала,
прерывисто вздыхала и хмурила брови, словно ей  снилось  что-то  страшное.
Грон оглянулся на дверь и задумался.
     "Не открывай дверь", - просила она. Но как же узнать, где враги?  Да,
он успокоил ее, и он действительно будет  рядом.  Но  сейчас,  для  ее  же
блага, нужно все разведать. Вот вопрос: является ли ложью ложь  во  благо?
"Может быть, семь мудрецов Искалора иного мнения, - подумал  Грон,  -  но,
по-моему, ложь во благо если и не хороша, то, во всяком случае, полезна  и
объяснима".
     Он взял меч и неслышными шагами направился к двери. Вино, вытекшее на
пол из разбитого кувшина, было похоже на кровь.



                                    5

     Как-то раз, еще в молодости, он спешил на встречу с одним человеком в
Тифан, и в пути  настигла  его  дождливая  ночь.  Непрерывно,  как  волны,
набегали порывы холодного колючего ветра, швыряя в лицо мелкий  песок.  Он
соблазнился тогда возможностью ночлега в придорожном доме на  краю  оврага
и,  открыв  дверь,  оказался  лицом  к  лицу  с  целой   шайкой   кровавых
кинжальщиков. Урок не прошел даром, и с тех пор  Грон  никогда  широко  не
распахивал двери, даже двери собственного дома. Даже двери дома отца.
     Он  приоткрыл  дверь,  выскользнул  в   коридор,   мгновенно   оценил
опасность, но отступать не  спешил.  Вскинув  меч,  выхватил  из-за  пояса
кинжал  и  чуть  пригнулся,  напрягая  мышцы  ног.  "Сейчас   мы   изменим
соотношение!" - с холодной злостью подумал он, сторожа  малейшее  движение
врагов.
     Метатели, а было их не меньше десятка, столпились по одной сторону от
двери, все в рыжих кожаных безрукавках, зашнурованных  сплетенным  конским
волосом, с короткими боевыми топорами и кинжалами в руках. Копий у них  не
было, копья не годились в тесном коридоре. Метатели, замерев, смотрели  на
приготовившегося к бою  Гронгарда,  словно  его  появление  было  для  них
неожиданностью, словно подкарауливали они здесь кого-то другого.
     - Гронгард Странник... - прохрипел кто-то в звенящей тишине, и  рыжие
безрукавки двинулись вперед.
     Гронгард  тоже  узнал  одного  из  метателей,  высокого,  худощавого,
темноволосого бородача с тонкими губами и холодными,  глубоко  посаженными
глазами, взгляд которых был подобен взгляду зверей-мертвоглазов. Где-то он
уже видел этого тонкогубого с перебитым носом, то ли у стен  Искалора,  то
ли на каком-нибудь ночлежном дворе.
     Тонкогубый первым метнул в него кинжал, целясь в руку, сжимающую меч,
но Грон увернулся, и кинжал,  отскочив  от  приоткрытой  двери,  улетел  в
комнату.  Метатели  придвигались  расчетливо,  не  наседали  всей  толпой;
четверо с топорами подступали  спереди,  еще  по  двое  заходили  с  обеих
сторон, быстро совершив необходимые перемещения  вне  досягаемости  Грона.
Тонкогубый тихо командовал: "Не спешить! Топоры перед собой!" - а еще один
затерялся за спинами, и что он там делал, вольный боец не видел, но понял,
когда оттуда вылетел топор.
     Топор, вращаясь, скользнул над полом, широким острым  лезвием  ударил
Грона по ноге чуть ниже колена - и если бы не драконьи доспехи, лежать  бы
вольному бойцу с перерубленной голенью под сапогами озерных метателей.
     Удар был сильным. Грон поморщился, чуть отставил  ногу,  и  пользуясь
тем, что изумленные взгляды нападавших были прикованы  к  отскочившему  от
ноги топору, сделал быстрый выпад влево. Он решил рискнуть - ведь, судя по
тому, что метатели целились в руки и ноги, он  был  им  нужен  живым.  Меч
Грона, блеснув в сером полусвете-полутьме, обрушился на плечо не успевшего
отступить врага, заходящего сбоку, наискось рассек его тело до самой груди
и  молниеносно  вонзился  острием  в  живот  стоявшего  рядом  коренастого
разбойника, пытавшегося отразить выпад Грона топором.
     Все произошло быстро; тела еще не  успели  упасть,  и  кровь  еще  не
залила пыльный пол коридора, и никто не издал ни  единого  восклицания,  а
Грон, резко оттолкнувшись  ногой,  уже  возвращался  в  исходную  позицию.
Почувствовал удар в спину - это метнули кинжал с другой стороны, - увидел,
как дружно поднялись топоры стоящей напротив четверки и отпрыгнул назад, в
приоткрытую  дверь,  потому  что  на   больший   успех   рассчитывать   не
приходилось. С треском  вонзились  в  дверь  топоры,  но  поздно:  он  уже
задвигал засов,  слушал,  как  приходят  в  себя,  хрипло  кричат  озерные
метатели и  возбужденно  думал,  охваченный  боевым  азартом:  "Еще  двумя
меньше!"
     Однако он понимал, что положение почти безнадежно.  Рано  или  поздно
метатели выломают  дверь,  ворвутся  ввосьмером  и  просто  забросают  его
топорами и кинжалами. И целить будут уже не в ноги, а в голову...
     И в подтверждение его мыслей на дверь обрушились удары.
     - Открывай, Странник! Открывай по-хорошему, нечесаный конский хвост!
     Грон стоял у двери с мечом  наизготовку  и,  покусывая  губы,  слушал
возгласы метателей. Можно было бы попытаться прорваться с боем, если бы не
Рения. Если бы не Рения... Он оглянулся. Девушка стояла у кровати,  прижав
руки к груди. Лицо ее было бескровным и застывшим,  словно  каменные  лики
древних статуй на Поле усопших.
     - Помолчите! - послышался за дверью  властный  голос,  разом  оборвав
ругань и проклятья. - Я сам с ним поговорю.
     Грон был уверен, что это голос тонкогубого. Судя по всему,  командира
этой группы.
     - Ты слышишь меня, Странник?
     - Да, - надменно отозвался Грон.
     - Ты в ловушке. Согласен?
     Тонкогубый сделал паузу, ожидая ответа, но Грон промолчал.
     - Ты в ловушке, - повторил тонкогубый. - Дверь мы сейчас выломаем или
просто подожжем. Ты сможешь убить еще одного или двух,  как  убил  Роха  и
Буса Ворчуна, но со всеми тебе не справиться.
     Грон слушал, наклонив голову и исподлобья разглядывал дверную  ручку,
-  бронзовое  лохматое  чудище   угрожающе   скалило   зубы.   Утверждение
тонкогубого имело все шансы стать истиной в самом ближайшем будущем.
     - И счастье  твое,  Странник,  если  ты  умрешь  сразу,  -  вкрадчиво
продолжал тонкогубый. - Потому что иначе мы сами выберем тебе смерть, хотя
ты и заговоренный. И навестим твоего отца, он ведь тоже смертен.
     Грон дернул плечом, тяжело оперся на меч.
     - Что  ты  предлагаешь,  метатель?  -  Он  старался  говорить  ровным
голосом. - Сдаться на вашу милость? Сложить  оружие,  отодвинуть  засов  и
безропотно дать себя убить? Не  велика  ли  будет  для  вас  честь?  Между
прочим, кое-кто в Искалоре знает, что я отправился вслед за вами, и знает,
что делать, если я не вернусь, а кто-то из вас вернется.
     "А ведь я им нужен живым, - подумал он. -  Мертвый  Грон  хорошо,  но
живой лучше". Он был нужен живым, иначе метатели вряд ли тратили бы  время
на переговоры.
     - Послушай, Странник. - Голос тонкогубого  смягчился.  -  Давай  так:
открывая дверь, отдай оружие и мы тебя отпустим.
     Грон усмехнулся.
     - Какие еще будут условия? Может быть, сразу отрубить себе  голову  и
преподнести вам?
     - Слушай, Странник, ведь в ловушке ты, а не мы. С оружием  ты  можешь
причинить нам беспокойство,  а  без  оружия  уходи  себе,  откуда  пришел.
Неужели мало дел в Искалоре? Клянусь, мы выпустим тебя из замка...
     - Не выходи, Гронгард, не верь Круту! Не верь! Они убьют тебя!
     - Подумай, Странник, мы подождем, - сказал тонкогубый.
     Грон уже не слышал этих слов, потому что осмысливал сказанное Ренией.
Девушка по-прежнему стояла возле кровати, теперь уже опустив руки, и  лицо
ее было маской отчаяния.
     - Ты знаешь его имя? - медленно спросил вольный боец, и девушка молча
наклонила голову.
     Он ослеп и оглох, сердце тоскливо сжалось и превратилось  в  холодный
камень,  затянутый  илом  на  черном  дне  застывшей  реки,  и  сразу   же
растворилось в мертвой  воде.  Ничего  не  видя  и  не  слыша,  ничего  не
чувствуя, не зная,  жив  он  или  нет,  Грон  приближался  к  темноволосой
незнакомке. Потом в памяти возникли картины: Рения у стола, и  в  руке  ее
крышка от кувшина... Рения вскакивает  с  кровати  и  разбивает  кувшин...
"Никуда не ходи, они убьют тебя..." "Не верь Круту..."
     Все встало на свои  места,  обозначился  зловещий  узор  -  и  словно
отдернули черную портьеру и открыли нишу, в которой затаилось коварство  с
отравой в руке.
     - Какой яд ты подмешала в вино?  -  спокойно  и  безжизненно  спросил
вольный боец, останавливаясь и сверху вниз глядя на  окаменевшую  спутницу
озерных метателей.
     - Не яд, - прошептала она. - Сонное зелье... Но я бы не впустила  их,
Гронгард...
     Он  горько  усмехнулся.  Поделом  тебе,  вольный  боец.  Никогда   не
поддавайся чувствам, стягивая их уздой  разума.  Неужели  до  сих  пор  не
научился, неужели мало учила тебя жизнь? Сонное зелье... Спит  беспомощный
вольный   боец,   она   отодвигает   засов,   и    метатели,    ухмыляясь,
беспрепятственно входят в комнату. Устроили приманку вольному бойцу, и  он
ухватился за приманку, вызволил "страдалицу" из темницы  и  не  бросил  на
произвол судьбы - он же просто не способен  на  это!  -  и  вот  метатели,
ухмыляясь, входят в комнату. А потом..
     Но ведь она разбила кувшин! Не  случайно,  а  совершенно  сознательно
разбила кувшин. Чтобы он, сын Гронгарда Странника,  не  хлебнул  ненароком
сонного зелья, подсыпанного ее рукой.
     Он сжал податливые плечи девушки, заглянул в распахнутые глаза -  два
колодца, наполненные болью.
     - Рения, ты заодно... с этими?..
     Боль потекла из черных глаз-колодцев, превратившись в слезы.
     - Я не могла по-другому, поверь... Я... Они схватили  Лортана...  Мой
брат у них... Лортан... Если бы я...
     Она не смогла больше говорить, задохнулась от слез, и Грон  порывисто
прижал ее голову к своей груди.
     -  Эй,  Странник,  не  слышу  ответа,  -  раздался  за  дверью  голос
тонкогубого Крута. - Прекрати возиться с девчонкой, я  отдаю  ее  тебе.  У
тебя еще будет время.
     В коридоре захохотали. Грон вернулся к двери и неторопливо ответил, с
трудом сдерживая ярость:
     - Если сумеете - входите. Места для ваших трупов здесь вполне хватит.
     - Ошибаешься, Странник! - воскликнул Крут. - Там  есть  место  только
для твоего трупа.
     И вновь дверь задрожала от  слаженных  ударов  боевых  топоров.  Грон
стиснул зубы и приготовился встретить мечом и кинжалом рвущихся в  комнату
врагов. Почувствовав движение рядом и,  повернув  голову,  обнаружил,  что
девушка стоит за его плечом, держа в руке кинжал,  чуть  раньше  брошенный
Крутом в него, Грона. На лице Рении  решимость  боролась  с  отчаянием,  и
вольный боец чуть не застонал, потому что добычей метателей в  предстоящей
схватке могла стать не только его жизнь.
     - О, хранители лесного костра, неужели у нас нет никакого выхода? - с
горечью сказала девушка, обжигая Грона печальным взглядом.
     Удары топоров не прекращались.
     "Неужели нет выхода? - молча повторил вольный боец. - Неужели?.."
     И вдруг вспомнил слова Колдуна, вновь отчетливо  услышал  его  голос,
словно незримый Колдун находился  рядом  и  опять  загадочно  говорил:  "Я
ухожу, а ты запомни, Гронгард: при желании всегда можно  отыскать  выход".
Не предвидел ли Колдун  будущее,  не  подсказывал  ли,  что  есть  путь  к
спасению? Ведь и Варугд  Исступленный  временами  изрекал  нечто  подобное
пророчествам, только темен был смысл этих  пророчеств,  никто  не  мог  их
понять  и  растолковать,  и  понимание  приходило  слишком  поздно,  когда
пророчества уже сбывались... А можно ли увидеть завтрашний день?
     Грон  быстро  повернулся  лицом  к  комнате,  обвел  взглядом  пол...
сводчатый каменный потолок... стену с зарешеченным оконцем...  гобелены...
Гобелены!
     Дверь трещала, но пока держалась, а значит еще оставалось время...
     - Не отчаивайся, Рения! - подбодрил  он  девушку,  неумело  державшую
оружие, и бросился к ближней стене.
     Острое лезвие кинжала полосовало звериные морды и  небесные  символы,
рассекало ветви деревьев и длинные тела змеевидных рыб. Вцепившись рукой в
край разрезанной ткани, Гронгард рванул ее  в  сторону,  обнажая  стену  -
неровную каменную кладку, покрытую пылью и  заляпанную  засохшими  пятнами
строительного раствора. Никакого выхода!..
     Он пронесся через комнату к противоположной стене, на бегу подумав  о
том, что даже если и там ничего нет, он придвинет к двери кровать,  создав
еще  одну  помеху  атакующим.  С  ходу  вскочил  на   покрывало,   присел,
удерживаясь на мягком ложе,  и  крест-накрест  полоснул  по  гобелену.  На
мгновение замер, еще не веря своим глазам, повернулся к подбежавшей Рении,
спрыгнул на пол.
     - Рения, в сторону!
     Грон отодвинул кровать, перекинул через плечо подобранный плащ,  взял
девушку за руку и с силой толкнул потайную  дверцу,  перехваченную  сверху
донизу стальными полосами. Метатели еще не успели ворваться в  комнату,  а
Грон, с трудом задвинув внутренний засов ударами кулака, уже уходил вместе
с Ренией в пыльную теплую застоявшуюся темноту.
     Он шел, пригнувшись, но все равно то и дело задевая головой  потолок,
тщательно проверяя крепость пола под подошвой, прежде чем перенести на нее
тяжесть тела. Тайный  ход  был  узким  -  расставив  локти,  Грон  касался
каменных стен - и постепенно понижался. Тишину нарушал только шорох одежды
и прерывистое дыхание  Рении.  Она  молча  пробиралась  вслед  за  вольным
бойцом, держась за его пояс, и Грон мысленно просил духов рассвета дать ей
силы, чтобы дойти до конца пути.
     Двигаясь в душной, безликой и  немой  темноте,  они  вскоре  достигли
ступеней и начали медленно спускаться вдоль  стены  -  и  спуск  показалс