то должен  обещать мне, что не  станешь
пастись здесь.
     --  Конечно, --  серьезно  сказал  Пламенный. -- Я и сам  это прекрасно
понимаю.
     Оставив коня утолять жажду, Гвион подошел поближе к зарослям Шиповника.
Кусты его были сплошь усыпаны ярко-розовыми цветами и пахли так чудесно, что
кружилась голова. Гвион молча стоял, не зная как  обратиться к Шиповнику и с
чего начать, как вдруг услышал нежный, ласковый голос:
     --  Привет тебе, Гвион, сын Ллинмара. Присядь рядом с нами  и расскажи,
что гнетет твое сердце?
     Повинуясь голосу,  Гвион сел и начал  рассказывать  о  горе,  постигшем
сидов, о смерти Яблони и бесплодных поисках Фахана. Долго рассказывал он,  а
когда закончил -- обратился к Шиповнику с такими словами:
     -- Прекрасный Шиповник, поведали мне, что ты знаешь, чего боится Фахан.
Прошу тебя, если знаешь -- скажи!
     Вот что ответил Шиповник:
     -- Юноша! Дело твое благое, и я с радостью помогу тебе. Да, я знаю, как
можно убить Фахана, нашего  старого  врага. Для этого нужно особое оружие, и
добыть его нелегко. Лишь деревянным мечом можно  поразить Фахана, а меч этот
должен быть вырезан  из тела живого дерева, которое согласилось умереть ради
других. Вокруг  тебя  -- заповедный лес,  пьющий из  родника  Богини. Иди  и
спроси Деревья  --  быть  может, ты найдешь того,  кто тебе  нужен.  Дерево,
согласившееся умереть, сруби и вырежи  из него длинный двуручный меч. Только
таким мечом сможешь ты убить Фахана.
     -- А как найти его камень?
     -- Это легче. Сорви зеленую, живую ветку и возьми ее  с собой  в Черные
Скалы.  Как только  прикоснешься  веткой к камню Фахана --  она  засохнет  и
рассыплется в прах в твоей руке.
     От всей души поблагодарил Гвион Шиповник и, собираясь  уходить, спросил
напоследок:
     -- Многое ведомо тебе. Быть может, ты знаешь, есть ли у Фахана чудесное
Яблоко?  Весь  народ  сидов надеется, что  я смогу  добыть  его и  возродить
Яблоню.
     -- Нет, -- ответил Шиповник. -- Про то ведомо только Фахану.

     VIII.

     Когда Гвион вошел в заповедный лес, то  сразу почувствовал, что Деревья
рассматривают его и ждут, что он скажет. Не по себе стало ему от этой мысли,
но вспомнил он, что иного пути нет.
     И воззвал Гвион к Деревьям:
     -- Братья мои! Как младший к  старшим пришел я.  О страшном и небывалом
хочу  вас молить. Много  дней  преследую  я Фахана,  злобную  тварь,  убийцу
Яблони, мечтающего извести все, что растет и цветет. Ни  железо, ни сталь не
берут  его.  Поведали мне, что  убить его можно лишь  тем, что  ненавидит он
больше  всего  на свете  --  деревом.  Для этого один  из вас, милые братья,
должен согласиться умереть. Из  поверженного тела  его я  сделаю меч, и  тем
мечом  убью злодея, терзающего Зеленый Народ. Братья! Есть ли среди вас тот,
кто готов положить жизнь за правое дело?
     Молчали Деревья.  Молчал  Дуб, нахмурясь, думая невеселую  думу. Гордые
Ясени  молча  стояли и презрительно, свысока  посматривали на Гвиона. Щеголи
Клены тихо шелестели  листвой, самозабвенно  любуясь своим  нарядом.  Они не
хотели умирать.
     Снова воззвал к ним Гвион:
     -- Знаю я,  что о многом прошу. Смерть никому не мила, ни  человеку, ни
зверю, ни дереву.  Что  мне  сказать вам? Пока жив Фахан, ни один из вас  не
может вздохнуть  спокойно. Жуткие сны тревожат вас -- о шипастых "яблоках" и
черном яде.  Разве  вы не хотите, чтоб Фахан умер? Разве  не радует вас, что
те, кто сейчас только  семечко  или  желудек,  никогда  не будут дрожать  от
страха  пред  ним?  О  братья,  неужто  нет среди  вас  смельчака,  готового
пожертвовать жизнью?
     Задрожали  Осины,  затрепетали  в  страхе. Черная Ель  бросила в Гвиона
шишкой.  Плакучая  Ива  еще  ниже  опустила  ветви,  словно  сгорбилась  под
непосильной ношей. Нет, никто не хотел умирать.
     Долго бродил  по  лесу Гвион и  с  мольбами обращался к Деревьям. Молча
слушали они, не откликаясь на его призывы. Наконец обессилевший Гвион  вышел
на  поляну,  где  стояла  древняя  Береза, вся  дуплистая  и  почерневшая от
старости. Там  упал он в траву  и долго смотрел ввысь, на прозрачное, чистое
небо. Потом Гвион поднялся и сказал:
     -- Ну что же, не мне винить вас, братья. Оставайтесь с миром, растите и
зеленейте.  Видно,  придется мне напрасно пасть  в  битве  с Фаханом --  ибо
вернуться к отцу и объявить ему о своем бессилии я не смогу. Прощайте!
     Но едва  Гвион произнес  эти горькие слова, как услышал скрип за  своей
спиной.  Старая Береза  склонилась к  нему и  произнесла тихим  надтреснутым
голосом:
     --  Что это ты говоришь,  сынок?  Зачем тебе, такому молодому, умирать?
Или я, старая, ослышалась? Туговата я стала на ухо...
     -- Нет, матушка, -- ответил ей Гвион, -- ты расслышала правильно.
     -- Ну-ка, сынок, расскажи мне все с  самого начала. -- ворчливо сказала
Береза и добавила, -- Не дело юношам мечтать о смерти.
     Тогда все  поведал ей  Гвион -- о гибели  Яблони,  о празднике, ставшем
горем, о  долгих  поисках Фахана и  о  том, как  узнал он,  наконец,  способ
сразить чудовище, да только  без толку. Молча  слушала Береза его рассказ, а
когда он закончил -- сказала:
     -- Э,  сынок,  не у  тех  ты  спрашивал! Разве  они, молодые и крепкие,
согласятся умереть  раньше срока? Вот  я  -- другое дело. Не  сегодня-завтра
меня  повалит  ветер,  так что смерть мне не страшна. В стволе моем, правда,
кругом  дупла и труха, но, я думаю, можно найти местечко покрепче и вырезать
меч...
     --  Неужто  ты  согласна умереть,  матушка? -- спросил Гвион, и жалость
колыхнула его сердце.
     --  Про то я тебе и  толкую,  -- проворчала Береза. -- Конечно,  я могу
простоять с грехом пополам еще десяток лет... Летом хорошо, воздух легкий, и
птицы поют -- совсем забываешь о старости. А вот зимой плохо -- стоишь и все
ждешь, что тебя повалит жестокий ветер. Но чем без толку гнить в  этом лесу,
я лучше после смерти  послужу доброму  делу. Да, сынок, я  согласна умереть.
Иди за топором.
     -- Топор у меня с собой, -- тихо промолвил Гвион.
     Обнял он корявый, растрескавшийся ствол Березы и ласково сказал ей:
     --  Клянусь тебе,  матушка,  не  зря ты умрешь! Будет  прославлена твоя
благородная жертва всеми, кто только услышит о ней. Прощай!
     -- Прощай, сынок, удачи тебе, -- тихо промолвила Береза.
     Тогда Гвион со слезами на  глазах  достал острый топор  и  вонзил его с
размаху в белый ствол.  Вздрогнула Береза, в последний раз заскрипела и пала
наземь.

     IX.

     С деревянным мечом в руках и горькой  скорбью в сердце Гвион вернулся к
роднику. Пламенный, завидев его, недоуменно заржал:
     --  Эй,  хозяин, ты,  верно,  впал  в детство? К чему эта палка в твоих
руках? Или ты хочешь вызвать на бой чертополохи и репейник?
     -- Молчи, неразумный, о том, чего не смыслишь, -- строго ответил Гвион.
-- Этому мечу нет цены, за него заплачено жизнью.
     Конь  осекся и, извинившись за дерзость, стал расспрашивать, о чем  это
Гвион толкует. Услышав о  смерти благородной Березы, Пламенный низко склонил
гордую шею и сказал:
     -- Истинно,  всегда  так бывает: чтобы отнять  жизнь негодяя приходится
жертвовать  жизнью  прекрасной  и  светлой.  Ты  прав,  господин,  этот  меч
бесценен. Теперь мы  во что бы  то ни стало должны  победить Фахана -- иначе
жертва Березы станет бесплодной, а нам не будет прощенья.
     Не  сказав  ни  слова  в  ответ,  Гвион вскочил  в седло  и  подъехал к
Шиповнику.
     -- Прекрасный Шиповник, -- обратился он к нему, -- совет твой не пропал
даром. Вот меч,  о котором ты мне  поведал.  Я отправляюсь в Черные Скалы на
битву. Позволишь ли взять с собой твою благоуханную ветку?
     -- Бери, -- ответил Шиповник. -- Да будет с тобой благословенье Богини!
     Гвион  сорвал  цветущую  ветку  и  поклонился  на  прощание.  Потом  он
пришпорил коня и поспешил к Черным Скалам.

     Х.

     Ничто не изменилось в проклятом месте. Лето ли, зима -- в Черных Скалах
всегда  было равно пустынно и неприютно. Все так  же ярился злобный ветер, и
мрачные  мертвые камни  громоздились  вокруг.  В  предвкушении  долгожданной
встречи с Фаханом  сердце Гвиона билось так сильно, что юноше казалось,  что
стук  его разносится окрест и пробуждает  древнее  зло,  спящее  под землей.
Пламенный, которого  вода  чудесного родника сделала  весьма  разговорчивым,
впервые за несколько последних дней замолчал и тревожно осматривался вокруг.
     Гвион достал  из  дорожного  мешка  бережно хранимую ветку  шиповника и
подивился, что она ничуть не завяла. Казалось, ее сорвали минуту назад. Быть
может, чары  Богини хранили  ее. Едва ветка оказалась  в руках Гвиона, земля
вокруг  задрожала, словно в бессильной ярости, а ветер принялся  хлестать  с
невиданной  силой. Крепко сжимая ветку  в руке, чтоб ветер не вырвал ее и не
унес прочь, Гвион поскакал к тому  месту, где Фахан впервые заговорил с ним.
Думалось ему, что именно там должно быть логово злодея.
     Гвион стал подносить ветку к камням, стараясь  не пропустить  ни  один.
Начал  он  с  больших  и  издали  заметных,  потом проверил и  те, что  были
поменьше, и  самые  маленькие  и  невзрачные -- все тщетно.  Ветка шиповника
оставалась  такой  же зеленой  и благоуханной.  Гвион хотел было последовать
дальше, как вдруг Пламенный обратился к нему с такими словами:
     --  Взгляни,  господин,  здесь  есть еще  один камень,  который  ты  не
заметил. Смотри, он совсем плоский и занесен песком  и пылью. Сердце говорит
мне, что это неспроста. Прошу тебя, проверь его!
     Гвион не  стал  спорить,  поднес  к  камню ветку и  вдруг  вскрикнул: в
мгновение ока ветка почернела и рассыпалась прахом в его руке.
     --  Эй,  Пламенный,  --   радостно  воскликнул  Гвион,  --  похоже,  мы
наконец-то нашли проклятый камень!
     И он соскочил с коня, ударил по камню кулаком и закричал:
     -- Вот  твой камень, Фахан! Я отыскал  его -- теперь ты выйдешь ко мне,
или я ославлю тебя, как старую бабу!
     Из-под камня донесся злобный голос:
     -- Рано ликуешь,
     Глупый щенок!
     Камень нашел ты --
     И смерть заодно!
     И  в  тот  же миг  Фахан  явился  пред  Гвионом. Был  он,  однорукий  и
одноглазый, все так же ужасен, и все тот же смертоносный боевой цеп был  при
нем. Гвион, доселе не видавший Фахана, хоть  и  слыхал,  как он  страшен, не
смог   сдержать  крик   ужаса  при  взгляде  на   чудовище.  Фахан  довольно
ухмыльнулся,  и  глаз  его налился кровью,  а  синий хохолок на голове встал
дыбом. Он сказал:
     -- Что ж ты кричишь?
     Смерти боишься?
     Вороны будут
     Жрать твое мясо!
     Но Гвион  уже  справился  со  страхом и так  ответил  Фахану,  доставая
заветный меч:
     --  Нет,  Фахан, не меня, а тебя станут жрать вороны  -- если только им
придется по вкусу такая падаль! Видишь этот меч в моей руке?
     Фахан  взглянул  и  узнал свою смерть. Заревев  от ярости,  он взмахнул
своим цепом,  желая искрошить им и Гвиона, и ненавистный  меч. Но  Гвион был
начеку  и  успел отскочить от  страшного  удара.  Не дожидаясь,  пока  Фахан
опомнится  и  нанесет  новый удар,  Гвион  выкрикнул  имя  Богини  и  вонзил
деревянный меч в поганое брюхо по самую рукоять.

     XI.

     Фахан издал такой жуткий вопль, что его услышали и по ту  сторону моря,
а потом пал  наземь,  и земля содрогнулась. Прямо  на глазах у  Гвиона плоть
Фахана обратилась в  груду камней, посреди которой торчал деревянный  меч, а
рядом с мечом лежало золотое яблоко.
     Не помня себя от радости, Гвион бросился к яблоку и бережно поднял его.
Яблоко светилось в его руке нежным золотым светом и  источало такой  аромат,
словно было сорвано лишь вчера.
     -- Взгляни, Пламенный,  --  обратился  к  коню юноша, --  Фахан  все же
сорвал  одно яблоко  для  себя, как и  предсказывала  моя мать! Но проклятое
брюхо страшилища не смогло поглотить благословенный плод!
     -- Да уж,  -- радостно поддакнул конь, --  на этот раз  Фахан проглотил
чересчур большой кусок!
     --  Мы должны поторопиться домой  и обрадовать весь народ сидов! Яблоко
нашлось,  и Яблоня  будет возрождена! Я возьму с собой  и меч, принесший нам
победу. Его место  -- в сокровищнице  короля,  на самом  почетном месте, ибо
мало какому мечу выпадала такая славная судьба!
     --  Да,  --  сказал  Пламенный,  внезапно  погрустнев, -- этим мы  хоть
немного почтим память Березы. Где бы мы были сейчас без нее?
     Гвион взглянул на коня и опустил голову.

     XII.

     С отъездом Гвиона тревога поселилась под крышей дворца короля Ллинмара.
И, хотя надежда  вновь  увидеть витязя жила  в каждом сердце, невесело стало
при  дворе. Каждый день  королева Медб в  одиночестве  поднималась на  самую
высокую  башню  и  часами  глядела вдаль, пока  слезы не выступали  у нее на
глазах. Тогда королева,  охваченная страхом и  тоской, в молчании спускалась
вниз, и король, едва посмотрев на нее, с грустью опускал взгляд.
     В то  утро, когда минул год со дня смерти Яблони, королева, как всегда,
поднялась на  башню  и  принялась  смотреть на  дорогу,  по  которой ее  сын
отправился навстречу неведомым испытаниям. Не прошло и получаса, как вдалеке
показалось  облачко пыли,  оно стремительно  росло,  и вскоре уже можно было
разглядеть масть коня и доспехи  всадника. Сердце королевы  забилось, словно
птица в клетке, и она срывающимся от волнения голосом принялась звать:
     -- Эй, кто-нибудь! Скорее сюда! Скорее!
     На зов королевы прибежали стражники, и она стала умолять их:
     -- Взгляните,  что за всадник едет  сюда?  Слезы  застилают мои  глаза,
зрение изменяет мне! Быть может, это Гвион, мой сын?!
     -- Конь под рыцарем гнедой, -- сказал один стражник. -- И, сдается мне,
он похож на Пламенного.
     -- А  доспехи у  всадника золоченые,  -- подхватил другой. -- Они сияют
ярче солнечного луча!
     -- Дайте-ка взглянуть мне,  --  приказал  начальник  караула. Он  долго
всматривался, прищурив глаза, в растущую точку, и наконец изрек:
     -- На  флажке  королевский герб!  Нет сомнения,  ваше  величество,  это
высокородный Гвион!
     Королева  Медб, едва  услыхав  эти  слова,  вскрикнула  и  стремительно
побежала по лестнице вниз. На бегу она кричала:
     -- Радость, о сиды, радость! Мой сын Гвион вернулся!
     Новость  эта  переполошила  весь дворец, и  отовсюду  к главным воротам
стали  сбегаться люди.  Король Ллинмар, позабыв о  королевском  достоинстве,
бежал впереди всех. Тем временем королева приказала распахнуть ворота, из-за
которых   уже  доносился   топот  копыт.  Спустя  несколько  мгновений,  что
показались всем  вечностью,  во двор замка  влетел  во весь опор  прекрасный
гнедой  конь.  Всадник  в золоченых латах  легко  соскочил  наземь, сорвал с
головы шлем и под  ликующие крики нежно обнял  королеву. Этот миг был  столь
долгожданным  и прекрасным, что не только королева заплакала  от радости, не
только нежные дамы, но и у многих суровых мужей на глазах показались слезы.
     Тем временем король Ллинмар подошел к Гвиону и королеве, в свою очередь
крепко обнял сына и сказал:
     --  По твоему радостному лицу, мой витязь, вижу я, что не зря ты провел
целый год вдали  от нас! Подробный рассказ о твоих странствиях мы выслушаем,
как только  ты отдохнешь с дороги. Лишь одно скажи немедля -- ибо весь народ
наш  ждет  с  нетерпением этих слов!  Удалось  ли  тебе отыскать драгоценное
Яблоко?
     -- Да,  отец! -- звонко рассмеявшись ответил  Гвион. И,  достав Яблоко,
бережно хранимое у сердца, он высоко поднял его, так, чтобы всем вокруг было
видно. Прекрасное Яблоко сияло в его руке, нежный аромат донесся до тех, кто
стоял там. Послышался шепот восторга, но он вскоре утих, ибо  слишком велика
и  полна была радость сидов, чтобы говорить. В торжественной  тишине Гвион с
поклоном подал Яблоко королю и сказал такие слова:
     -- Король и  отец мой! Вручаю  тебе то, что  принадлежит  тебе и твоему
народу по праву! Вот  плод от Яблони, данной нам  в дар Богиней, последний и
единственный на  свете! Пусть  же всякое  зло отступит ныне  от нас, и  горе
покинет все сердца! Ибо Фахан, враг сидов, убийца Яблони, сражен моей рукой!
     И ответил король Ллинмар:
     --  Возлюбленный сын мой!  Принимаю от тебя бесценное сокровище сидов и
клянусь сберечь его, хотя бы ценой собственной жизни!

     XIII.

     Так  Гвион, сын  Ллинмара, после  нелегких испытаний вернулся  домой  с
победой. Так было возвращено Яблоко.
     Мудрецы выбрали  день  и  место, и  во время пышного празднества  Гвион
бросил  Яблоко в землю.  Деревянный  меч в тот же день с почетом перенесли в
королевскую  сокровищницу и положили на вышитую  золотом подушку. Пламенный,
достойнейший  из коней, получил  в награду  свободу и право  самому избирать
себе всадника. С  тех  пор никто, кроме Гвиона, не осмеливался ездить на нем
верхом.
     Яблоня  быстро  пошла  в рост.  Вскоре тоненькое деревце  с  серебряным
стволом уже шелестело в саду, принося  покой и радость  сидам.  Ее  неусыпно
охраняли, чтобы никакое зло больше не коснулось бесценного дара Богини Дану.
     Осталось  досказать еще  об одном важном событии. Ровно через год после
возвращения  Яблока  Гвион пожелал взглянуть на  славный меч и отправился  в
сокровищницу. Едва взяв меч в руки  он увидел, что на нем появились  побеги,
украшенные клейкими ярко-зелеными листочками. Он поспешил рассказать об этом
чуде  королю. Владыка сидов возрадовался и  повелел посадить молодую березку
рядом  с Яблоней. Деревце, выросшее из меча, сохранило  дар речи,  и каждый,
кому доведется побывать  в саду короля Ллинмара,  пусть  непременно повидает
Березу и побеседует с ней. Мудрость и благородство ее не имеют себе равных.


История о Фреаваре, повелителе Стихий

     I.

     Был  среди англов муж  по  прозванию Фреавар.  Господь при  рождении не
одарил его  ни  богатством, ни древностью рода, а воинской  славы и достатка
Фреавар сам  не  пожелал,  и  с малолетства предпочел  книги  оружию.  Когда
сверстники его учились сидеть на коне и  владеть мечом, Фреавар целыми днями
корпел с  монахами над пергаментом,  и к десяти годам был сведущ в искусстве
чтения  и  письма поболее  своих  учителей. Родные дивились  его  страсти  к
чтению, но  были  им  довольны  и втайне мечтали,  что Фреавар  когда-нибудь
станет отцом-настоятелем, а то и епископом.
     Был  Фреавар высок  и  хорош  собой, но от  бессчетных часов за книгами
спина его сгорбилась, а лицо стало бледным, землистым. Но взор его был суров
и ясен  и,  казалось, проникал  в  самые  глубины.  Он так  и не дал  обетов
Господу, хотя жизнь вел такую, что не по силам многим  монахам. Ел он совсем
мало, вина не пил вовсе, одевался бедно. В чистоте и целомудрии его никто не
сомневался, ибо  Фреавар не смотрел на женщин, а  когда смотрел -- не видел.
Весь пыл, все силы  юности  отдал он книгам,  читая и  перечитывая все,  что
только  мог  достать, и неутолимая жажда  познать  неведомое вела его в этих
трудах.
     Людей Фреавар избегал, считая разговоры их пустыми, и вскоре  люди тоже
стали чуждаться его. Мрачная, одинокая жизнь Фреавара была им непонятна, ибо
он  наотрез  отказался  принять духовный  сан, но  жил  в  миру отшельником.
Поговаривали,  что  жизнь  такая  неугодна  Богу,  а  Фреавар попал  в  сети
нечистого.  Когда до Фреавара  дошли  эти  речи,  он  усмехнулся, собрал  то
немногое, что имел, и навсегда покинул родные места.
     Долго скитался он по миру, и вела его все та же жажда знаний. Много где
побывал Фреавар, но видел везде лишь  одно -- книги и свитки. Не раз отдавал
он последнее,  чтобы заполучить редкостную рукопись,  и  зарабатывал на хлеб
самым  черным трудом.  Так в  скитаньях  минуло  немало лет,  и  юность  его
отцвела, сменившись зрелостью.

     II.

     Однажды, в далекой восточной земле, Фреавар остановился переночевать  у
богатого  купца.  Купец  этот,  смуглый  сухонький  старичок,  был  охоч  до
диковинок и длинны