послышался грохот
и помешал им. Злобно глядя на него, они снова расселись за столом.
     Тут откуда  ни  возьмись среди  них  появилась  Лойсинн. Она насмешливо
поглядела на Тириэля и сказала:
     -- Напрасно ты пел песню о королеве эльфов!  Куда тебе, жалкий  пес, до
моего искусства!
     Вновь  толпа подступила  к  Тириэлю,  и  злобой  горели  их  глаза,  но
послышался  шум еще  громче, и  с жутким  воем все  они  исчезли,  а Тириэль
проснулся.
     Он удивился, что тот шум, который он слышал во  сне, никак не смолкает,
огляделся  кругом и вдруг увидел  Ойнира,  колотящего  по  всему, что только
может греметь.
     -- Что ты делаешь? -- воскликнул Тириэль.
     -- Спасаю тебя, -- невозмутимо ответил Ойнир. -- Ты только что избегнул
страшной беды. Не рассказывай мне свой сон, я и так его знаю.
     И он слово в  слово рассказал Тириэлю обо всем, что тот  видел  во сне.
Тириэль молча слушал с  разинутым ртом, не в силах уразуметь, что происходит
и что ему делать. Рассказав все до конца, Ойнир сказал:
     --  Вставай  и следуй за  мной,  мы должны немедленно идти. Возьми, это
тебе пригодится.
     С этими словами он вытащил из складок своего одеяния  два  меча в синих
ножнах и протянул один из них Тириэлю. Тот молча взял его, чувствуя, что для
вопросов и споров нет времени.
     Они  быстро  выскользнули  из  дома и побежали  к лесу. По дороге Ойнир
приказал Тириэлю  рубить мечом  все, что  он увидит,  и  ничего не  бояться.
Тириэль молча кивнул -- рядом со своим спутником он стал тверд и бесстрашен.
     Едва они приблизились к лесу,  как  странные тени бесшумно выскользнули
из-за деревьев  и накинулись на них.  Это были  духи  в серых  полуистлевших
саванах, их глаза горели багровым огнем, а сморщенные  рты жутко ухмылялись.
Духи уже тянули к ним иссохшие хищные  руки, и ужас сковал Тириэля, но Ойнир
наотмашь рубанул ближнего мечом, и дух  с воплем, леденящим кровь, пал к его
ногам, оставив от  себя  лишь лоскутья  савана. Тогда и Тириэль опомнился и,
воодушевленный  примером,  стал рубить направо  и  налево.  Вскоре  раздался
последний  ужасный  вопль, и только клочья саванов  на  земле  напоминали  о
духах.
     -- Быстрее! -- крикнул Ойнир и устремился вглубь леса.
     Тириэль  смутно  помнил,  что  было  потом, да  и не любил  вспоминать.
Казалось, они до бесконечности будут  пробираться по ночному лесу, где  чуть
не  из-за  каждого  куста  высовывался  новый  призрак.  Они вновь  и  вновь
сражались с  ними, убивали и мчались дальше. Во тьме  Тириэль потерял всякое
направление, но Ойнир, казалось, точно  знал куда им нужно и спешил туда изо
всех сил.
     Наконец,  они  увидели впереди  свет  костра и поспешили к нему. Только
тогда Тириэль понял,  где они. Это была та самая поляна,  где Тириэль весной
встретил Лойсинн. И Лойсинн вновь стояла там.
     В  свете  костра  ее  лицо  казалось изможденным  и  тоскливым.  Волосы
перепутались и космами спадали  на серое  платье. Лойсинн ждала их и  знала,
кого увидит. Заслышав их шаги она подняла голову и жалобно сказала Тириэлю:
     --  Тириэль,  Тириэль, защити меня!  Умоляю, спаси меня и отведи домой!
Вспомни, как на этом самом месте ты клялся, что желаешь мне только добра!
     Но не успел Тириэль ответить, как Ойнир, ни говоря ни слова, ударил  ее
мечом  прямо  в  сердце, и она  упала с  душераздирающим  воплем. Тут  разум
Тириэля  помутился от  любви и  скорби.  Что-то крича, заливаясь слезами, он
бросился к Лойсинн, проклиная Ойнира.
     -- Опомнись! -- крикнул Ойнир. -- Посмотри на нее!
     Тириэль  взглянул и  отпрянул  -- там,  где  должно  было  лежать  тело
Лойсинн,  были только  клочья серого савана. В эти мгновенья скорби,  муки и
ужаса смоляные кудри Тириэля стали снежно-белыми.
     Когда Тириэль понял, кем была Лойсинн,  он со стоном рухнул  на землю и
залился слезами. Ойнир подошел к нему, обнял за плечи и принялся утешать:
     -- Ну полно, полно!  Все уже кончилось. Обмануться может каждый, а  она
обманула бы кого угодно.
     -- Что все  это значит? -- сквозь  рыдания  спросил Тириэль. -- Умоляю,
объясни мне, иначе я сойду с ума!
     -- Это место, -- помолчав, заговорил Ойнир,  -- называется Черная Роща.
Она почти так же древна, как  Священная, но ее история совсем иная. Когда-то
некроманты приносили  здесь, на этом алтаре, -- он указал на черный  камень,
-- человеческие жертвы. И та, которую  ты знаешь как Лойсинн, была одной  из
них. Она была очень могущественна и  искусна в черной магии. Голос у нее уже
тогда был  прекрасный,  и она задумала с его помощью сделать страшное  дело.
Она научилась делать песни орудием  смерти,  и так вербовать для  себя  души
новых  слуг.  Не одно столетие  она, давно мертвая как  человек, но все  еще
живая,  совершенствовалась в этом черном искусстве.  И  когда она достигла в
нем  высот, она  решила,  что пришло ее время. Ей нужен был помощник, и  она
выбрала тебя, зная, как  дорого для тебя искусное пение. Она  явилась тебе и
обольстила своим чудесным голосом  и невинным видом.  Ты  сделал как раз то,
что  ей было нужно -- отвел ее к людям. Первой ее жертвой пал князь Эймрата.
Но  люди  чувствуют  злую  силу,  потому они  и стали  избегать  ее.  А  ты,
ослепленный, еще осуждал их!
     -- О, если б я знал! -- воскликнул Тириэль. -- Вина моя так велика, что
я не знаю, смогу ли заслужить прощение!
     -- Ты повинен только в неосторожности и слепоте, -- мягко сказал Ойнир.
-- Успокойся, теперь она  мертва навсегда, и опасности для людей больше нет.
А прощение ты уже заслужил, помогая мне сегодня. Я прощаю тебя.
     Тириэль удивленно смотрел на благородное лицо Ойнира, словно светящееся
собственным мягким светом. Теперь он был совершенно уверен, что перед ним --
нечто большее, чем человек.
     -- Кто ты, господин? -- спросил он тихо.
     -- Я? -- переспросил Ойнир с легкой  улыбкой. -- Ну ладно, скажу. Я  --
Небесный Певец.
     Тогда Тириэль пал перед ним на колени и снова стал молить о прощении.
     -- Но я же уже простил тебя, -- сказал Небесный Певец, ласково поднимая
его. -- Мало того -- я обещал тебе  награду за пение, и не  забыл об этом. Я
дарю тебе золотые струны  для лютни, услышав  которые люди  будут смеяться и
плакать. Теперь мне  пора, я ухожу. А ты помни  сегодняшний урок и не  давай
больше нечестивых клятв.
     И,  произнеся  эти слова,  Небесный Певец  растаял  в  воздухе. Тириэль
взглянул -- синий меч в его руке превратился в благоухающую фиалку.
     С тех пор, как не стало Лойсинн, Тириэля покинули все беды. Люди  вновь
стали звать его на праздники, князь вернул свою  милость.  Золотые струны на
его лютне звенели так нежно,  что  люди  смеялись и плакали. Но  взглянув на
седые волосы и печальные глаза Тириэля люди думали, что ничто в этом мире не
дается даром.


История о маленьком брауни и Рыжем Патрике

     Темной осенней  ночью банши сидела на  каменной стене и рыдала. Звук ее
плача, не похожий ни на что на свете, был тоскливее волчьего воя и протяжнее
криков полуночной птицы.  "Муж мой, о  муж мой!" -- стенала банши, оплакивая
неведомого покойника. Некому  было услышать ее  причитания -- в усадьбе  все
крепко спали, не зная, что Смерть стоит на пороге.
     Маленький брауни  услышал  плач  банши  еще  издали.  Он,  как  всегда,
собирался пойти в усадьбу, чтобы помочь людям по хозяйству, и уже предвкушал
вкусный  ужин, оставленный  для  него  на крыльце --  чашку свежих сливок, а
может, и медовый коржик. Но, едва он заметил тень на стене и услышал горькие
рыдания,  бедняга почувствовал, как могильный  холод  пробрал  его  до самых
костей.  Он  остановился  в нерешительности, а  потом начал медленно  и тихо
подкрадываться  к банши, ступая неслышно на своих лягушачьих лапах.  Подойдя
совсем близко, он вгляделся повнимательнее в фигуру, кутавшуюся в серый плащ
-- да,  это  была банши, ее  длинные,  багрово-рыжие волосы вились по ветру,
словно языки пламени. Брауни почтительно прокашлялся и сказал:
     -- О банши, я  знаю, это не мое дело, но скажи мне, кого ты оплакиваешь
этой ночью?
     Резко повернувшись,  банши  в  упор взглянула  на  брауни, пронзив  его
взглядом мертвых глаз. Ее бледное, безжизненное девичье  лицо казалось белее
белого  платья.  Смерив бедного  брауни  ледяным  взглядом,  от  которого он
почувствовал  себя совсем  маленьким и беззащитным,  банши заговорила  тихим
глухим голосом:
     -- А, так это маленький брауни осмелился заговорить со мной? С чего это
тебя занимают людские дела? Ну да,  ты так давно живешь с людьми бок  о бок,
что стал беспокоиться о них, словно  они тебе родные. Что  же, почему бы  не
сказать  тебе, над  кем Смерть  уже занесла свою  косу? Завтра  умрет  Рыжий
Патрик: по дороге на ярмарку он упадет с лошади и сломает себе шею.
     Брауни испуганно ахнул:
     -- Как! Мой хозяин! Такой  добрый, такой  щедрый! Но  почему? О, банши,
скажи, что ты пошутила!
     -- Я не умею шутить, -- ответил ему жуткий голос. -- Если я говорю, что
Рыжий Патрик умрет -- значит, он умрет.
     И  банши  отвернулась  от  брауни,  словно  ей  больше нечего  было ему
сказать.
     Маленький брауни вовсе не отличался храбростью.  Но  сейчас, при мысли,
что его дорогому хозяину грозит смерть, он совсем забыл, как опасна банши, и
гневно закричал:
     -- Но  почему  ты  хочешь смерти  хозяина?!  Что  он тебе  сделал? Я не
позволю тебе убить его! Убирайся прочь!
     Он хотел было еще что-то добавить, но тут банши соскользнула со стены и
оказалась  прямо перед  ним.  Внезапно  она  стала ростом  с высокое дерево,
протянула  руку и  двумя пальцами схватила  брауни за шкирку. Но, только тот
подумал, что ему настал конец, как банши опустила его на землю и уменьшилась
до прежних размеров. Вновь накинув соскользнувший плащ она сказала:
     --  Ты глупец и ведешь себя нагло, но  мне  жаль тебя. Ты  один из нас,
хоть и печешься о людях больше,  чем следует. Напрасно ты обвиняешь  меня  в
том, что я  хочу смерти Рыжего  Патрика -- мне нет никакого дела ни до него,
ни до других людей. Не могу сказать,  чтобы я любила их, как ты, но и смерти
им не желаю. И убивать  я никого не собираюсь. Я -- не Смерть,  а всего лишь
ее глашатай. Мой  долг -- возвестить о ее приближении. Все остальное меня не
касается.
     -- Прости  меня, банши, -- сказал  все еще  дрожащий брауни, --  я  так
расстроился...  Теперь я понимаю, что несправедливо обвинял тебя. Но  скажи,
неужели нет никакого средства обмануть Смерть и не отдать ей моего хозяина?
     -- Обмануть Смерть? -- хоть банши  и  уверяла,  что не умеет шутить, но
сейчас ее голос звучал с издевкой. -- Ты, жалкий  лягушонок, хочешь обмануть
Смерть? И ты ждешь, чтоб я помогла тебе ради какого-то червяка, которого  ты
зовешь своим  хозяином? О, нет,  Смерть нельзя обмануть. Все уже взвешено на
весах Вечного, и изменить ничего  нельзя. Поэтому предоставь  Рыжего Патрика
его судьбе, а сам займись своими делами и не мешай мне заниматься моими.
     И банши, давая понять, что разговор окончен, медленно взлетела на стену
и ее леденящие сердце вопли раздались вновь.
     Маленький брауни смущенно  потоптался на месте, но, смекнув, что больше
банши все равно ничего не скажет, тяжело вздохнул и  поплелся к усадьбе.  Он
машинально  подошел  к  крыльцу,  как  делал  это  каждый  вечер,  и  увидел
приготовленную для него чашку сливок. Рядом лежал аппетитный медовый коржик.
Тут брауни не выдержал: рухнув на ступеньки он  закрыл огромными лапами свое
сморщенное личико и заплакал.
     "Хозяина завтра  ждет смерть, -- проносилось в его голове, -- а он даже
не ведает об этом, мало того -- заботится обо мне, и коржик для меня припас!
А  я? Неужели я ничего не  сделаю для него  и позволю Смерти забрать его? Но
что я могу? О, какое злосчастье!"
     И брауни  со всей  силы ударил кулаком по  ступеньке.  Потом  он долгое
время тихо сидел, уткнувшись носом в колени, совершенно раздавленный горем и
сознанием своей никчемности. Время шло,  а к  нему все не  приходила стоящая
мысль.  Наконец,  брауни  приподнял  голову,  и  на его  уродливой  мордочке
появилась слабая улыбка:
     "Как она сказала? Поедет на ярмарку и упадет с лошади? А если не поедет
на ярмарку? -- маленький  брауни так  разволновался,  что вскочил на ноги  и
принялся кругами ходить по  двору, видно, это помогало ему думать.  -- Да, а
если  Рыжий Патрик не  поедет завтра на ярмарку -- ведь ему не с  чего тогда
будет  падать!  И  не от чего будет умирать! И мой дорогой  хозяин останется
жив!  Йиие-ху! Как  я  здорово  все придумал!"  И брауни даже  подпрыгнул от
радости.
     Но вдруг он опять помрачнел и насупился. "Легко сказать -- не поедет на
ярмарку! Уж я-то знаю,  как упрям Рыжий  Патрик  -- если он решил  ехать, то
точно поедет, и даже все духи Ада не  смогут  остановить  его. Тем более, он
хочет поскорее продать овец,  пока они в цене. Вон они, стоят в  загоне, уже
приготовленные к завтрашнему дню. А  потом,  неужели я должен  сам  пойти  и
сказать ему? О, нет, нет!"
     Брауни  пришел в такой  ужас от  этой мысли,  что даже зажмурился. Надо
заметить,  что эти славные создания так переживают из-за своего безобразного
облика, что изо всех сил стараются не показываться людям. Не раз бывало, что
брауни, бывший любимцем семьи, пока он оставался невидимой тенью, становился
невыносим и омерзителен людям, стоило  его кому-нибудь увидеть.  Поэтому для
каждого брауни  главнейший закон -- никогда и никому не попадаться на глаза.
Он не сделает  этого  даже  ради  спасения собственной  жизни.  И  даже ради
спасения жизни хозяина.
     Маленький   брауни  сосредоточенно  размышлял,  пытаясь   найти  способ
заставить Рыжего Патрика остаться дома, несмотря на все его упрямство. И  не
показываясь  ему  на  глаза,  конечно.  Наконец,  он  хлопнул себя  по лбу и
рассмеялся:"Вот глупая башка!  А овцы-то! Те, которые  в  загоне! Их  там не
меньше  сотни, и  если я их выпущу  и  разгоню  по всей округе,  их придется
собирать  до самого вечера!  А к  тому  времени  на  ярмарку будет ехать уже
поздно! И Рыжий Патрик останется дома,  не упадет с лошади и не умрет! Какой
я молодец! Как славно все придумал!"
     И  брауни, как никогда довольный собой, заторопился к овечьему  загону,
позабыв даже про ужин. Уже возле самого загона он остановился, втянул в себя
теплый овечий запах и обдумал  все еще раз. "Да...  хозяину это, конечно, не
понравится.  Он  будет в ярости. А  вдруг он догадается, что это  сделал  я?
Тогда не видать мне больше ни сливок, ни  коржиков... Ну и ладно! Зато Рыжий
Патрик  останется жив!" Брауни решился,  и, не думая больше  о последствиях,
быстро вытащил засов и распахнул дверь.
     Овцы дремали, сбившись для  тепла в один курчавый шерстяной клубок. Они
давно  привыкли к  брауни  и не  обратили  на него  никакого внимания. Овцам
совсем не хотелось выходить из  теплого  загона в ветреную  осеннюю ночь, но
брауни, владевший искусством приказывать животным,  низким голосом пропел им
несколько непонятных слов, и они встрепенулись, тихо заблеяли и пошли  вслед
за брауни.  Казалось, они поняли, что шуметь не следует, и можно было только
дивиться, как неслышно  ступает такое  большое стадо. Брауни  вывел овец  за
ворота и погнал в сторону пустошей  -- он рассудил, что там им грозит меньше
всего опасностей, да  и  собрать  их  там  будет  непросто. Отведя  стадо на
достаточное расстояние от дома, он громко и пронзительно завопил, хлопая при
этом каждую подвернувшуюся под руку  овцу по спине. Овцы,  отчаянно  блея, в
ужасе  начали разбегаться  в  разные  стороны. Через пару  минут  все  стадо
рассеялось по  пустоши. Брауни вздохнул и вытер пот со  лба:"Надеюсь,  их не
задерут волки... Этого я себе никогда не простил бы. Ну что ж, дело сделано,
и  сделано  на  совесть.  До рассвета  остался всего час --  нужно  пойти  и
посмотреть,  что   будет  твориться  в  усадьбе,  когда  там  обнаружат  мою
проделку". При мысли о гневе Рыжего  Патрика  брауни стало не по себе, но он
подумал, что другого выхода у него все равно не было. Не мог же он позволить
хозяину умереть!
     Усталый и  сонный (ему давно уже пора было на  покой), брауни дотащился
до усадьбы и спрятался в сарае,  где хранились плуги, бороны  и другие вещи,
которые  не  могли  никому  понадобиться до  самой весны.  Здесь  он  был  в
безопасности -- даже если кто и зайдет в сарай, тут немало темных уголков, в
которые   можно  забиться  и  остаться  незамеченным.   Маленький  брауни  в
изнеможении упал на кучу соломы и, несмотря на свое решение не  спать, сразу
же задремал.
     Его разбудил  громкий голос Рыжего  Патрика, кричавшего на  работников.
Брауни тихо сполз с соломы и приник глазом к маленькой щелке.
     --  Как  --  разбежались?! --  кричал  Рыжий  Патрик,  крупный,  хорошо
сложенный  мужчина  едва  за тридцать.  У  него  было круглое  лицо,  обычно
добродушное  и  славное,  но сейчас побагровевшее  от негодования. Он  стоял
посередь  двора, одетый  в свой лучший  наряд,  с  хлыстом в  руках. Поодаль
жались смущенные и растерянные работники.
     -- Как  это -- все овцы разбежались?! -- снова завопил Рыжий Патрик. --
А  вы,  олухи, куда смотрели? Дрыхли, пьяные бездельники? Небось, и загон не
заперли на ночь?
     Один из работников, Старый Джош, осмелился возразить:
     -- Да  нет,  хозяин, я сам  вечером проверил, заперт ли  загон. И, будь
уверен,  засов был на месте. Ума не приложу, как  он  мог утром оказаться на
земле. Если хочешь знать, я думаю, что это проделка брауни.
     Брауни почувствовал, что краснеет. "Догадливый, старый хрыч, -- подумал
он с негодованием. -- Тебе-то что за дело до всего этого!"
     -- Брауни? -- переспросил Рыжий Патрик. -- Ты бы, Джош,  лучше помолчал
и не возводил на  него поклеп. Наш брауни один  работает больше, чем  все вы
вместе взятые! И не  разу  он не проказничал, как порой делают другие из его
племени. Моя хозяйка никогда не забывала поставить ему чашку сливок -- я сам
за этим слежу! Так с чего бы ему вдруг устроить мне такую пакость?
     Маленький брауни сжался в комочек, не зная, куда деваться от стыда. "О,
хозяин, как ты добр!  -- думал он. -- Ужасно, но это действительно сделал я.
Я не мог поступить иначе! Клянусь, теперь я буду работать еще старательней!"
     -- Ну, ладно, -- решительно проговорил немного успокоившийся Патрик. --
Что  толку  стоять  и  молоть  языками?  Неважно,  как  и  почему,  но  овцы
разбежались,  и  надо  поскорее  их  собрать,  пока  их  не  задрали  волки.
Отправляйтесь,  и не показывайтесь мне на  глаза, пока не соберете  всех  до
единой. На ярмарку сегодня не поедем -- все равно не успеть.
     И он резко  повернулся  и направился  к  дому,  чтобы снять праздничную
одежду.  Брауни  перевел  дух  --  его  план  удался!  Довольно посапывая  и
поздравляя себя, он поглубже закопался в солому и заснул сном праведника.
     Тем временем Рыжий Патрик говорил жене:
     -- Как ты думаешь, Мардж,  мог это и вправду быть брауни? Сегодня утром
я заметил,  что чашка со сливками на крыльце осталась полной, и коржик лежал
на  месте.  Такого  никогда  раньше  не  случалось.  Может,  ему  чем-то  не
понравилось наше угощение, и он поэтому напроказил?
     -- Не знаю, Патрик, -- задумчиво проговорила его жена. --  Брауни порой
бывают  очень обидчивы. К тому же, не забывай, они не  люди  и мыслят иначе,
чем  мы с  тобой. Может,  он  оставил  угощение нетронутым  потому,  что  не
приходил вчера?
     -- Ладно, не будем ломать голову, --  решил Патрик. -- Будем надеяться,
что  даже если овец выпустил  брауни, больше  он  ничего подобного делать не
будет. А ты  не забудь сегодня вечером налить ему  сливок, да  проверь, чтоб
они были самые лучшие.
     Брауни  проснулся  уже вечером, когда работники, посланные искать овец,
начали один  за другим возвращаться.  Он ужасно обрадовался, когда  услышал,
что ни одна овца не пропала --  наверное, даже сам Рыжий Патрик не радовался
этому сильн