айны и очень мало -- о  ее душе. А
для Финварры душа Эдайны была дороже всех сокровищ. Потому он взял душу девы
и заключил  в  белоснежный  сияющий камень. Теперь она всегда с ним,  на его
груди. Финварра оказался прав -- Брандан до  сих пор не понял, почему молчит
прекрасная Эдайна.
     --  А может ли  Брандан  сделать так, чтобы  душа Эдайны вернулась в ее
тело? -- спросил первый голос, и Брандан замер, боясь упустить хоть слово.
     --  Есть способ, но едва ли  он додумается до  него.  Он должен позвать
душу Эдайны  --  так, чтобы  она  услышала  его, где бы  ни  была -- а после
рассказать ей о том, что она сильно любит  и  чего сейчас лишена. Тогда душа
девы  затоскует  и  вернется в  тело, а  белый камень Финварры опустеет и не
будет больше сиять.
     -- Что же дева любит и по чему тоскует?
     -- Не  знаешь ты, не знаю и я. Кто может знать людские помыслы?  Только
король Финварра, но и от него многое сокрыто.
     На этом голоса  смолкли.  Брандан же принялся  размышлять, что  сильнее
всего любит и о чем  тоскует Эдайна. И много разного приходило ему в голову,
да только  слишком плохо  знал Брандан ее  душу и не был уверен,  что сможет
разгадать эту загадку. А потому он пришел к Уриену, рассказал ему о том, что
узнал, и стал спрашивать совета.
     Уриену мало понравилось то, что он услышал.
     --  Сын  мой, -- строго  промолвил он,  сдвинув  брови. -- Нужно ли нам
связываться со всяким колдовством? Не лучше ли будет позвать священника?
     -- Но эльфы ничего не говорили о  священнике, -- возразил Брандан. -- А
в том, что мы собираемся сделать, нет ничего неугодного Богу.
     Уриен покачал головой,  пробормотал  что-то нелестное об эльфах, но все
же сдался.
     -- Что моя дочь любит больше всего? -- задумчиво протянул он. -- Эдайна
всегда  была  примерной  дочерью,  любящей  и  ласковой.  Когда  мы   с  ней
расставались,  она  сильно  скучала  по  мне, а как радовалась встрече! Быть
может  и  сейчас, сидя в этом  проклятом камне, она  вспомнит старого отца и
захочет увидеть его?
     Брандан кивнул:
     -- В том, что ты сказал, есть смысл. Пойдем же, попытаемся вернуть ее!

     XIV.

     И они пришли в  покои Эдайны,  где та сидела, бледная и молчаливая, под
неусыпным  присмотром  служанок.  Брандан дал женщинам знак уйти,  и  они  с
поклоном  удалились.  Тогда Брандан попросил  Уриена сесть в стороне и ни  в
коем случае не вмешиваться, что бы ни случилось. Потом он взял холодную руку
Эдайны, на  мгновение прикоснулся к  ней  губами  и стал  звать, вкладывая в
слова всю душу:
     -- Эдайна! Эдайна! Где бы ты ни была, молю, услышь меня!
     Долго звал  он и чувствовал,  что уходит все дальше в пустоту. Но вдруг
тихий женский голос медленно произнес:"Я сплю, но слышу тебя, о Брандан! Что
ты хочешь сказать мне?" Брандан  взглянул на Эдайну -- она не шевелилась, не
говорила  ни слова.  Он посмотрел на Уриена и  встретил  его  вопросительный
взгляд --  старый  рыцарь ничего не слышал. Тогда Брандан уверился, что  ему
ответила душа Эдайны.
     И он  стал рассказывать о ее  отце, о том горе, что постигло его, когда
они расстались,  о  том,  как Уриен тоскует по ней  и  хочет  ее видеть.  Он
подыскивал самые сильные  слова, надеясь тронуть душу  девы, он взывал к ней
снова и снова, но она не отвечала.  Брандан замолчал и взглянул на Эдайну --
та все так же безучастно  глядела в пустоту.  И понял Брандан, что  потерпел
неудачу.
     Уриен тоже увидел это и спросил:
     --  Что теперь  будем делать, сынок? Я вижу, моя дочь не слишком сильно
любит меня.
     --  Дело не в том,  что она не любит тебя,  -- возразил Брандан, -- а в
том, что еще сильнее любит что-то другое. Вспомни, Уриен, постарайся!
     Старый рыцарь задумался, а потом сказал:
     -- Ничего не  могу припомнить, разве вот это... С детства Эдайна больше
всех других развлечений любила охоту и  коней.  Бывало, целыми днями скакала
она  по лесам  и солнечным  полянам.  Вернется  -- конь весь  в мыле, волосы
растрепаны, а лицо так и светится  счастьем. Как  ни  корили ее женщины, что
негоже  девице  вести  себя  подобно  сорванцу -- все  напрасно!  Видно,  то
говорила моя кровь. Я в  юности был такой же... Не  знаю, сынок, поможет  ли
это тебе, но  больше мне ничего  не  приходит в голову -- слишком я  устал и
расстроился.
     -- Что ж, -- ответил Брандан, -- попытаемся еще раз.
     Вновь стал он звать Эдайну, и  вскоре  голос ее души ответил:"Зачем  ты
тревожишь мой сон, Брандан? Что еще нужно тебе?"
     Тогда  стал он рассказывать ей о  том,  как радостно скакать на коне по
зеленым лужайкам  в такой солнечный  денек, о том,  что  конь ее на  конюшне
нетерпеливо бьет копытом, призывая свою  хозяйку. Долго  описывал рыцарь все
это  самыми  яркими красками,  а когда воображение  его иссякло --  умолк  и
взглянул  на  Эдайну. Та сидела бездвижно  и все  так же глядела  в пустоту.
Брандан посмотрел  на Уриена -- и увидел, что  старика  сморил от  усталости
сон. И он понял, что Уриен ничем больше не сможет помочь ему.
     Боль и горечь охватили тогда Брандана. "Верно, прав Финварра, не знаю я
душу Эдайны! -- подумалось ему. -- Но как хочу я вернуть ее! Не  для себя, а
просто потому,  что нет у меня сил  видеть ее такой. Она так прекрасна,  она
была так  полна  жизни -- и вот,  она ли это сидит здесь, мертвая для мира и
людей? Неужели я не смогу пробудить ее от этого кошмарного сна?"
     В этот миг последний луч заходящего солнца  проскользнул  в окно и упал
на лицо Брандана. Он зажмурился от этой  игривой ласки -- и вдруг все понял.
Не теряя ни минуты, стал он снова взывать к душе Эдайны.
     На этот раз  он звал очень долго, но наконец она ответила:"Почему ты не
оставишь меня в покое, Брандан? Я выслушаю тебя, но это в последний раз!"
     И Брандан стал рассказывать  ей о солнце. О том, какая это благодать --
солнечный  свет на  твоем лице.  Он знал,  что в чудесных чертогах  Финварры
всего  довольно  --  нет только  солнца.  И  он чувствовал, что душа  Эдайны
тоскует именно об этом.
     На  этот раз Брандан не был многословен, но говорил с таким  пылом, что
старый  Уриен проснулся  и с  удивлением начал  прислушиваться  к его речам.
Когда же Брандан смолк, старик вскричал:
     -- Взгляни, сын мой! Взгляни скорей на нее!
     Впервые за много  дней лицо Эдайны порозовело. Ее страшные пустые глаза
закрылись, а дыхание стало ровным и глубоким,  как во сне. Брандан и Уриен с
замиранием сердца смотрели, как душа девы возвращается в тело.

     XV.

     Наконец, Эдайна медленно открыла глаза и осмотрелась вокруг.
     -- Кто  разрушил мой дивный сон? -- с тоской проговорила она. -- Сон, в
котором я  была возлюбленной  Финварры, короля эльфов,  и  покоилась на  его
груди?
     Брандан и  Уриен недоуменно  переглянулись. Не  таких речей они  ждали.
Потом Брандан решился заговорить.
     --  Это я разрушил твой сон,  --  сказал он. --  Я вернул тебя людям, с
которыми ты  должна  быть,  твоему отцу, что любит тебя больше жизни, и себе
самому, тосковавшему по тебе день и ночь, о Эдайна!
     Взор ее остановился на нем, и не было  в прекрасных глазах ни нежности,
ни тепла.
     -- Ты! Я помню другой сон, не столь сладостный, в котором ты должен был
стать моим мужем.
     -- То был не сон, Эдайна. Так было на самом деле.
     -- Ах! -- воскликнула  она. -- Теперь я  все вспомнила!  Король  эльфов
тоже  не приснился  мне!  Я была его  возлюбленной,  а  потом  пришли враги,
требовавшие  отдать меня им. Тогда Финварра взял мою душу и поместил в белый
камень, чтобы я  всегда  покоилась  на его  груди, а  тело, пустое, лишенное
души, отдал врагам.
     -- Не врагам, Эдайна! Финварра обманул тебя! Не враги, а твой отец и я,
твой жених,  хотели отнять тебя  у Финварры,  хитростью умыкнувшего  тебя из
замка в самый день нашей свадьбы!
     -- Не  враги? Отец и жених?  Но кто  же они, как не враги,  если хотели
разлучить меня с возлюбленным?
     Брандан  лишился  дара  речи, услышав такое.  Тогда  Уриен, сохранивший
самообладание, вступил в разговор.
     -- Дочь моя! -- сказал он нежно. -- Разве ты не помнишь меня?
     Эдайна посмотрела на него, и взгляд ее смягчился.
     --  Да, отец мой, --  проговорила она, -- я  помню тебя. Ты был добр ко
мне.
     --  Почему тогда ты зовешь  меня врагом?  Ведь  я  всегда любил  тебя и
заботился  о твоем благе.  Когда  ты исчезла, мир померк для меня, ничто  не
согревало мою одинокую старость. Что же  странного в том,  что  мне хотелось
вернуть тебя?
     Эдайна помолчала несколько мгновений, а потом сказала:
     -- Но  до этого  ты согласен был расстаться со мной. Вот стоит человек,
которому ты хотел отдать меня в жены.
     -- Это совсем другое  дело! Каждому отцу приходится смириться, что дочь
выйдет замуж, а Брандан -- достойнейший из мужей! С ним ты жила бы в счастьи
и достатке.
     -- Значит,  Брандан хорош, и потому ты согласен был расстаться со мной,
отдав  ему,  --  задумчиво проговорила  Эдайна. --  А  чем плох Финварра? Он
король, он благороден, он богат!
     -- Но он эльф! -- воскликнул Уриен. -- И он украл тебя!
     -- Ну и что?! А если потом я полюбила его?
     -- Но мы не знали! Как мы могли догадаться об этом?
     -- Почему  же вы не спросили  меня! --  воскликнула она гневно. --  Ты,
отец, готов был отдать  меня человеку, которого  я не любила, только потому,
что он родовит и богат. И ты,  Брандан, прозванный Благородным, был согласен
на это! Хвала Всевышнему, не допустившему такое! Только рядом с Финваррой, в
эльфийских чертогах, узнала я,  что такое  любить!  Потому  я и  согласилась
оставить ему свою душу. Потому я и возвращаюсь к нему прямо сейчас.
     И  она устремилась  к дверям. Уриен попытался заступить  ей дорогу,  но
Брандан остановил его.
     -- Я не стану  удерживать тебя, Эдайна, -- заговорил Брандан.  -- Прошу
только выслушать меня на прощанье.
     Она застыла в дверях, изумленно глядя на него, а он продолжал:
     -- Только сейчас понял я, как  злы были мои дела. Ослепленный,  я хотел
любви  только для себя,  забыв, что  у тебя тоже  есть сердце. Теперь завеса
пала с моих глаз, и я желаю тебе счастья, пусть даже и не со мной. Прощай!
     Эдайна медленно подошла к нему и приложила руку к его груди.
     -- Воистину, здесь бьется благороднейшее  из сердец! -- прошептала она.
-- Как горько мне, что я не  могу ответить на твою любовь, о Брандан! Прости
и прощай!
     -- Я тоже отпускаю тебя, доченька, -- сквозь слезы проговорил Уриен. --
Быть может, про эльфов напрасно говорят столько дурного... Будь счастлива!
     Эдайна крепко обняла его. Потом они вместе вышли во двор замка,  прошли
через ворота и медленно направились  к эльфийскому холму. По дороге все трое
молчали.   Приблизившись  к  холму,  Эдайна  простерла   руки  к  небесам  и
воскликнула:
     -- Финварра, где бы ты ни был, во имя нашей любви, приди ко мне!
     Через  мгновение  в  воздухе  замелькали  ослепительно-белые  искры,  и
Финварра явился на ее зов.

     XVI.

     Король почтительно поклонился деве и грустно промолвил:
     -- Белый камень перестал сверкать, и я понял, что твоя душа вернулась к
телу. Я  подумал,  что  теперь уже  навек потерял  тебя. Может ли быть,  что
прекрасная Эдайна сама зовет меня, презренного колдуна-эльфа?
     -- Да, Финварра. Я пришла сказать, что хочу вернуться к тебе и остаться
с тобой навсегда.
     Внимательный взгляд Финварры остановился на Брандане:
     -- А ты, друг мой и враг мой, что скажешь на это?
     -- Ничего, -- сдержанно ответил Брандан. -- Я отказался от всех прав на
Эдайну, и она вольна сама распоряжаться собой.
     Финварра недоуменно покачал головой и обратился к Уриену:
     -- А ты, достопочтенный Уриен? Неужели ты смирился с тем, что твоя дочь
достанется эльфу?
     Старый рыцарь поджал губы:
     -- Я уже все сказал  и повторять не стану.  Не то, что  мне нравится ее
выбор, но  если  уж так вышло... Смотри  же, будь к ней  ласков, или я найду
тебя и на краю света!
     --  Не   беспокойся,  искать  не  придется,  --  примирительно  ответил
Финварра. Потом он помолчал немного и задумчиво произнес:
     -- Да,  Брандан, благородство  --  это  тяжкая ноша! Боюсь, я не  смогу
вынести  твоего, если останусь здесь. А потому я благодарю за  приют, что ты
подарил моему народу в тяжкий час, и покидаю твои земли.
     --  Как?  --  не поверил  своим  ушам  Брандан.  --  Ты  вновь  уходишь
скитаться? А как же Эдайна?
     -- Нет,  не скитаться. Недавно я получил  вести от родичей из-за  моря.
Они, удрученные  моей  судьбой,  собрали  большое  войско, чтобы  помочь мне
отвоевать свои земли. Я не хочу больше  быть королем только по имени. Завтра
же мы отправляемся в поход. Попрощаемся же навеки.
     -- Прощай! Удачи тебе, о Финварра! -- искренне проговорил Брандан.
     -- Прощай! Удачи тебе! -- эхом повторил Уриен.
     Финварра долго всматривался в их глаза, потом лицо его дрогнуло, словно
от боли. Он  приложил руку  к  сердцу и поклонился до  самой земли -- не как
король, а как  последний нищий.  Обняв Эдайну за плечи, он взмахнул рукой, и
оба исчезли.

     XVII.

     Спустя  несколько месяцев  к  Брандану верхом  на  чудесном коне явился
вестник,  одетый  в зеленое.  Он привез  бесценные  дары и привет от  короля
Финварры и поведал, что тот изгнал карликов из своих пределов и воцарился во
славе. Эдайна правила вместе с ним, став первой смертной королевой эльфов.
     Уриен  беспечально дожил до глубокой старости,  и терпеть не мог, когда
при нем ругали эльфов. Брандан же до  конца своих дней  так и не  взял жены,
ибо слишком  сильно  любил Эдайну. Он не  оставил наследников,  и  после его
смерти все земли отошли церкви.
     На этом  кончается  древнее  предание  о  короле  Финварре и  похищеной
невесте.


История о том, как сэр Лайонел ошибся

     I.

     Сэр Лайонел, один из  рыцарей Круглого  Стола,  был добрым  человеком и
доблестным воином.  Его  призванием  было уничтожать  злобных  чудовищ,  где
только  он  их не  встретит.  Немало потрудился он, очищая землю от  мерзких
тварей,  всю  жизнь  провел  в  тяжких  странствиях. Сэр  Лайонел  отличался
скромностью,  потому о подвигах его не сложено песен. Но историю о  том, как
легко  ошибиться,  он  не  раз  рассказывал  в  назидание  всем,  кто  хотел
послушать.
     Однажды  сэр  Лайонел, как  всегда  в  одиночестве, странствовал  вдоль
западного берега Англии. Земли, которые он проезжал, были унылы и  пустынны,
и у  рыцаря часто не находилось даже места для ночлега. Погода стояла хмурая
и промозглая,  сырой,  не по-летнему холодный ветер пробирал  до костей. Сэр
Лайонел  истосковался  по теплу очага.  Он  был бы  рад даже  нищей рыбацкой
хижине, лишь бы посидеть под крышей, у огня,  рядом с людьми. Рыцарь слыхал,
что  где-то  неподалеку  должно быть аббатство,  и  велика была его радость,
когда как-то под вечер он заприметил вдалеке серые стены.
     Уже смеркалось, когда сэр Лайонел подъехал к аббатству. Оно было совсем
небольшим и,  судя по виду, очень бедным. Тропинка, ведущая к  воротам,  так
заросла крапивой, что рослый конь сэра Лайонела по  самую грудь погрузился в
зеленое море. У ворот сэр Лайонел помедлил и  огляделся вокруг. Его печалило
и настораживало здешнее запустение,  но другого места для ночлега все  равно
не было. И закованый в железо кулак рыцаря гулко застучал по двери.
     Устало откинувшись  в  седле, сэр Лайонел принялся  ждать.  Но там,  за
воротами,  торопиться не собирались.  Прождав  довольно  долго,  сэр Лайонел
снова забарабанил в дверь и закричал:
     -- Эй! Святые отцы! Есть здесь кто живой?
     Немного  погодя  он  услышал медленные шаркающие шаги, а  затем хриплый
голос пролаял:
     -- Убирайся! Не мешай нам молиться Господу!
     -- Прости, что прервал вашу молитву, святой отец, но мне нужен приют на
ночь, -- вежливо ответил рыцарь.
     -- Поди прочь, попрошайка!  Нам  некуда  пустить  тебя  и нечего  дать.
Давай, проваливай!
     --  Так-то вы принимаете  странников! -- гневно воскликнул сэр Лайонел.
-- Да  ты знаешь,  с кем разговариваешь? Открывай, или я разнесу ваши гнилые
ворота и половину аббатства заодно!
     Послышалось поспешное  шарканье,  загремели запоры, и в дверях появился
тощий хмурый старик в  грязном  балахоне, подпоясанном веревкой. Он взглянул
на  статного  белого коня, богатые доспехи, посмотрел на длинный меч у пояса
рыцаря, и принял самый подобострастный вид.
     -- Прости,  высокородный сэр,  --  проговорил  он  гораздо вежливее. --
Откуда мне  было знать, что  здесь рыцарь? Я думал, это какой-нибудь  нищий.
Добро пожаловать в нашу скромную обитель!
     -- Что, нищего ты бы не впустил? -- спросил сэр Лайонел, грозно сдвинув
брови. -- А как же помощь бедным? Я вижу, здесь не очень чтят эту заповедь.
     --  Милорд,  мы  сами  нищие,  и нам неоткуда ждать  помощи.  Но мы  не
жалуемся, о, нет, не жалуемся! На все воля Божья!
     И, молитвенно воздев очи к небу, привратник впустил рыцаря за ворота.
     Внутри  обители царило еще  большее запустение, чем  снаружи. Пустынное
подворье окружали приземистые строения из грубого  серого камня. Сэр Лайонел
спешился и протянул поводья монаху. Тот принял их с раболепным поклоном.
     -- Отведи  коня  на конюшню и  позаботься о  нем,  как должно, -- велел
рыцарь.
     Монах  снова  поклонился,  собираясь выполнить приказ, но в голове сэра
Лайонела мелькнуло подозрение, и он поспешно добавил:
     -- Погоди, я сам пойду с тобой и за всем присмотрю.
     Он был опытным воином и  хотел  точно  знать, где его конь. Мало ли что
может случиться?
     Конюшня аббатства  была пуста,  не считая  тощего ослика,  ютившегося в
дальнем углу. Под  ногами  чавкала  гнилая солома. Сэр  Лайонел помог монаху
расседлать коня и завести его в денник. Пока рыцарь обтирал и  чистил  коня,
монах принес ведро воды и охапку прошлогоднего сена.
     --  Это все, что  у вас есть? -- нахмурился сэр Лайонел. -- Быть может,
ты поищешь получше и найдешь немного овса?
     Старик понурился и жалобно заглянул рыцарю в глаза:
     -- Милорд, овес  давно съели мы сами.  Бог свидетель, это лучшее, что я
смог найти!
     -- А почему прошлогоднее?  Взгляни, оно  же серое  и жесткое! Как можно
таким кормить коня?
     Монах совсем сжался:
     -- В этом году у нас нет сена. Прости, милорд, я не виноват!
     Сэр Лайонел  махнул рукой,  не желая больше  спорить. Он подождал, пока
старик задаст коню корм, и спросил:
     -- Где ваш аббат? Я хочу его видеть.
     --  Отец-настоятель  с братией только  что  сели за трапезу.  Пойдем, я
провожу тебя.

     II.

     Трапезная  скупо освещалась чадящим светильником. За  грубым деревянным
столом сидел отец-настоятель  и  четверо монахов. Все они были худы, лица их
носили  явные следы недоедания.  Едва сэр Лайонел вошел, на него устремились
любопытные и  немного  испуганные  взгляды. Потом, по  знаку  аббата, монахи
встали  и низко  поклонились. Настоятель  еще раз  внимательно посмотрел  на
рыцаря и проговорил:
     --  Добро  пожаловать,  сын  мой,  в  нашу скромную  обитель.  Давно не
принимали  мы  такого  благородного  гостя!  Я --  отец Бертран,  настоятель
аббатства.
     Сэр  Лайонел  в  ответ поклонился и  назвал себя. Отец  Бертран вежливо
попросил гостя разделить  с  ними трапезу,  заранее попросив прощения  за ее
скудность.  Перед рыцарем поставили  деревянную  миску,  наполненную  жидкой
капустной похлебкой,  аббат прочитал молитву,  и все  принялись за  еду. Сэр
Лайонел подивился жадности, с которой монахи  накинулись на пустую похлебку.
Когда  с  ней покончили, один из монахов  принес полкаравая черствого серого
хлеба  и  кусок засохшего  сыра.  Каждый  получил по небольшому ломтю того и
другого. Сыр  и  хлеб  исчезли в  одно мгновение.  Смекнув, что это все, сэр
Лайонел осмелился спросить:
     -- Святой отец, сегодня ведь вторник? Разве нужно во вторник та