Морлана оглянулась на оруженосцев, которые с открытыми ртами слушали их
разговор,  и сделала  Конраду знак подойти поближе.  Он повиновался,  и  она
зашептала тихо-тихо:
     -- Послушай  моего совета, Конрад из Кента -- прикажи своим оруженосцам
дожидаться  нас  здесь.  Если они пойдут с  тобой, тебе придется разделить с
ними славу.
     --  Почему? --  спросил  Конрад.  -- Рыцарю  негоже  странствовать  без
оруженосцев.  Я прикажу им не  вступать  в сражение  с чудовищем,  и  они не
посмеют ослушаться. Они всего лишь слуги.
     -- О, Конрад, -- покачала головой Морлана, -- ты еще молод, и не знаешь
какие злые у людей языки. Найдутся злопыхатели, которые скажут, что без двух
оруженосцев такой неопытный мальчишка  никогда не справился бы  с чудовищем.
И, хотя  на  твоих  слугах не будет вины, они  невольно омрачат блеск  твоей
славы. Сделай, как я советую, и никто не посмеет очернить тебя.
     Конрад помрачнел при мысли, что кто-то сможет  опорочить его подвиг,  и
сказал:
     -- Ты права, девица! Я сделаю, как ты говоришь.
     И он повернулся к оруженосцам:
     -- Вы слышали рассказ этой благородной девы? Я отправляюсь вместе с ней
к  логову  Бааван Ши,  а  вам  приказываю дожидаться меня  здесь.  Если я не
вернусь до заката -- переночуйте у того пастуха, что  приютил нас сегодня, а
утром я приду прямо к его хижине.
     Томас, донельзя удивленный таким приказом, осмелился возразить:
     -- Господин, мы не можем так поступить. А вдруг  тебе понадобится  наша
помощь? Твой отец  для того и послал  нас  с тобой, чтобы мы оберегали  твою
жизнь  и  не  отставали  от тебя  ни на  шаг.  Позволь нам  и  на  этот  раз
последовать за тобою, тем более, что дело, за которое ты взялся, опасно.
     --  Я  не ребенок, --  гневно воскликнул  Конрад, -- и  не  нуждаюсь  в
няньках! Делайте так, как я сказал!
     --  Господин, --  попросил  Томас, --  позволь сказать тебе  пару  слов
наедине.
     Конрад нехотя  приблизился к нему, и верный  оруженосец зашептал ему на
ухо, поминутно оглядываясь на Морлану:
     --  Господин мой, прошу тебя, не  верь этой женщине. Она колдунья, и  у
нее недобрые глаза. Кто  знает, правда ли все то, что  она рассказала? Лучше
бы тебе совсем не ходить с ней, а уж тем более негоже идти одному. Ведь  это
она подговорила тебя, чтобы ты оставил нас здесь? Интересно, для чего ей это
понадобилось? Подумай -- а не собирается ли она заманить тебя в ловушку?
     --  Замолчи, негодяй! --  прервал его  разъяренный  Конрад.  -- Как  ты
смеешь клеветать на даму столь благородную и прекрасную! Посмотри на  нее --
разве весь ее чудесный облик не подтверждает ее слова?
     --  Да... Облик...  --  задумчиво  проговорил Томас.  --  А  знаешь ли,
господин, что мне  показалось? Когда она упала на колени,  ее длинное платье
немного приподнялось, и,  клянусь спасением моей  души, я увидел, что вместо
ног у нее -- маленькие копытца!
     В  ответ Конрад  наотмашь ударил его  по щеке. Томас  пошатнулся и едва
удержался на  ногах, на глаза его навернулись слезы  боли и  обиды. Уильям в
страхе и недоумении смотрел на  своего господина,  который всегда был добр и
мягок  со слугами и ни  разу ни  на  кого не поднял руки.  Никогда еще он не
видел в его лице такой злобы.
     -- Скотина! --  задыхаясь от гнева прошипел  Конрад. -- Быть может, это
отучит  тебя  заглядывать  под юбки знатным дамам!  Клянусь, если еще раз  я
услышу от тебя подобную мерзость -- можешь прощаться со своей жалкой жизнью!
А теперь -- замолчи и выполняй мой приказ!
     Он  резко повернулся  и  подошел  к Морлане,  которая  стояла  поодаль,
спокойная и невозмутимая.
     -- Благородная Морлана, --  сказал он почтительно,  хотя  голос его все
еще дрожал после яростной вспышки, -- я готов следовать за тобой!
     -- Прекрасно, Конрад из Кента!  -- сказала она, ласково улыбнувшись. --
Будет  лучше, если  коня ты  оставишь  со  своими слугами  --  там,  куда мы
направляемся, ему не пройти.
     Конрад  сделал  знак Уильяму, и  тот торопливо  подхватил поводья коня,
боязливо косясь на юношу.
     -- Куда же мы направляемся? -- спросил Конрад.
     -- Сначала -- по этой дороге, через  долину, а потом -- наверх, в горы.
Там ты и увидишь Бааван Ши!
     С этими  словами Морлана  сделала Конраду знак следовать за собой, и он
поторопился вслед за ней, навстречу своему первому подвигу.

     VII.

     Долго  шли они в молчании,  дева --  впереди, Конрад --  чуть  поодаль.
Конрад был мрачен: теперь, когда гнев схлынул, он чувствовал стыд за то, что
ударил верного  слугу, много лет честно служившего его семье. Юноша никак не
мог забыть полный слез взгляд Томаса и побледневшее, испуганное лицо Уильяма
-- никто  и никогда не смотрел на него так. И Конрад искренне каялся в своем
поступке. Пусть даже  слуга позволил себе слишком многое -- все равно,  бить
его было негоже.
     Тут его размышления прервал ласковый голос:
     -- Конрад из Кента, почему ты так печален?
     Он поднял голову и увидел, что Морлана остановилась и смотрит на него с
нежным  состраданием.  Покраснев  при  мысли, что  она может  приписать  его
невеселый вид страху перед предстоящей битвой, Конрад поведал ей правду.
     Выслушав его до конца, Морлана рассмеялась:
     -- И только-то! Но это же пустяки! Напротив, я считаю, что ты был прав,
не позволив мужлану порочить честь дамы. И я благодарю тебя за это.
     -- Откуда ты знаешь, что он порочил тебя? -- спросил удивленный Конрад,
из вежливости умолчавший об этом.
     -- О, я  не слепая, и видела, как он смотрел на меня! Я не  понравилась
деревенщине с первого  взгляда. Теперь он научится, по крайней мере, держать
свои  дерзости при себе. А тебе нечего стыдиться: ты поступил  как настоящий
рыцарь!
     Конрад с сомнением покачал головой.
     Тогда Морлана взяла его под руку и заговорила вкрадчиво и доверительно:
     --  Не  терзайся, мой юный рыцарь!  Нет ничего постыдного в  том, чтобы
ударить мужика.  Есть же поговорка:  "Скотина и мужик созданы для плетки". Я
знавала  немало  благородных  людей,  и  все они  считали так. Даже если  ты
думаешь, что был неправ -- дай ему  золотой, когда вернешься.  Он  выпьет за
твое здоровье и забудет все обиды.
     Ее слова  лились целебным бальзамом на совесть  Конрада, и он  перестал
думать  об этом. К тому же,  чудесное ощущение близости прекрасной девы, все
еще державшей его под руку, настроило его на совсем иной  лад. Да и кто смог
бы думать о слуге, вдыхая аромат ее волос и  чувствуя  тепло ее тела? Конрад
смотрел  на алые губы и думал,  что отдал бы все на  свете за один  поцелуй.
Морлана  глядела  на  него  с  нежностью и  ожиданием.  Казалось,  ее  глаза
говорили: "Не медли, Конрад! Поцелуй меня! Чего  ты  ждешь?"  Но  Конрад был
молод и очень скромен. Он  привык быть почтительным с женщинами,  а потому с
сожалением отстранился от  Морланы и  вежливо спросил,  не пора ли  им  идти
дальше.
     -- О, да! -- ответила дева,  и  во взгляде ее мелькнуло разочарование и
что-то еще.
     Они продолжили свой путь.

     VIII.

     Вскоре дорога начала забирать вниз и вправо, и Морлана сказала, что они
должны оставить ее и взять левее.  Поначалу путь по  горам не был труден  --
тут и  там находились попутные тропки. Но  вскоре подъем стал заметно круче,
тропинки исчезли,  а некоторые места  были  столь опасны, что их приходилось
преодолевать чуть не ползком.  Конрад, непривычный  к горам,  с каждым шагом
чувствовал  наваливающуюся  усталость  и  все  больше  поражался,  глядя  на
Морлану. Казалось, она ничуть не устала, и длинное платье не мешало ей ловко
прыгать  с  камня  на камень.  Морлана, уловив взгляд Конрада, обернулась  и
сказала ободряюще:
     --  Ну  же, рыцарь,  соберись  с  силами!  Нам  осталось совсем немного
подняться. Здесь рядом есть место, где мы сможем отдохнуть.
     И действительно,  не  прошло и  получаса,  как  они,  вскарабкавшись на
последний уступ, выбрались на  относительно ровное место. Конрад  огляделся:
унылое плоскогорье уходило вдаль.  Ни травинки, ни деревца не росло здесь --
лишь  груды мрачно-серых камней громоздились вокруг.  Сердце  Конрада  вновь
тронула тень предчувствия -- странное ощущение, что он  уже где-то видел все
это. Но где? Разве только, во сне?
     --  Мы почти  у цели,  --  сказала Морлана, прервав его размышления. --
Логово Бааван Ши совсем близко. Но ты должен отдохнуть, прежде чем сражаться
с чудовищем. Пойдем!
     И она указала на каменное строение, стоявшее неподалеку -- единственный
признак  того,  что до  них  здесь  бывали  живые существа. Подойдя поближе,
Конрад увидел, что  это небольшая  беседка, сложенная  из все  тех  же серых
камней  и  полуразрушенная.  Выглядела  она  неприветливо,  но  Морлана,  не
раздумывая, быстро скользнула внутрь, и Конрад поспешил за ней.
     Внутри  было  так  же неприглядно, как  и снаружи. В воздухе  застоялся
запах  сырости и плесени, на полу  лежали  кучи полуистлевшего мусора. Вдоль
стен  шли  широкие  каменные   скамьи,  кое-где  зиявшие  трещинами.  Конрад
подивился,  зачем  они  пришли  сюда,  и  спросил  у  Морланы, не  лучше  ли
устроиться отдохнуть на камнях снаружи.
     -- Нет, -- возразила Морлана, -- там опасно. Кто знает, вдруг Бааван Ши
вылезет из логова и обнаружит нас? Сюда же чудовище и не подумает  сунуться,
клянусь тебе!
     И она неожиданно расхохоталась, словно сказала что-то очень смешное. Но
когда Конрад стал спрашивать,  чему  она смеется, дева только качала в ответ
головой и смеялась еще веселей.
     Наконец,  она успокоилась и уютно устроилась  в  уголке.  Конрад сел  в
соседнем углу,  с таким рассчетом, чтобы  видеть  вход. Сладко  потянувшись,
Морлана проговорила:
     -- Было бы славно поспать часок. Я думаю, мы вполне можем это сделать.
     И,  сказав  так,  закрыла  глаза  и  задремала. Конрад же и  не пытался
заснуть  -- он  сказал себе, что должен стеречь сон  девы, и тихо  сидел, не
отрывая от нее глаз.
     Как хороша она была спящая! Нежный  румянец окрасил ее  щеки, и столько
покоя было  на ее лице!  Золотые волосы окружали  ее головку сияющим нимбом,
широкий рукав во сне открыл точеную белую ручку. Конрад  сел поближе и долго
смотрел,  как вздымается  ее грудь,  когда  она тихо  дышит.  Как мучительно
сладко  было  бы коснуться ее губ! Не  будем осуждать Конрада -- он был  еще
очень  юн,  и никогда доселе не видел дев столь прекрасных. Он склонился над
девой и коснулся ее губ своими.
     Дева  тут  же  проснулась.  Ее  глаза   широко  раскрылись,  когда  она
посмотрела  на  Конрада. Тот  смущенно отпрянул,  покраснел и  не знал,  что
сказать.  Морлана  как-то  странно  смотрела  на   него,  но  без   гнева  и
негодования. Поэтому Конрад набрался смелости  и, встав на колени, признался
ей, что  полюбил ее с первой минуты их встречи. Он смиренно просил  прощения
за  свой поступок,  ибо  не совладал  с собой.  И он просит Морлану сказать,
стоит ли ему хоть сколько-нибудь надеяться на ее любовь.
     Пока он говорил,  она  смотрела на него все  нежнее,  а когда  он задал
последний вопрос -- зарделась и смущенно потупилась. Потом она подняла глаза
и Конрад прочитал в них ответ.
     --  Ты любишь  меня? -- спросила Морлана,  и  глаза ее лучились  нежным
зеленым светом.
     -- Да! -- пылко ответил Конрад и попытался заключить  ее  в объятия, но
она ловко увернулась и спросила снова:
     -- Хочешь ли ты принадлежать мне душой и телом?
     --  Клянусь, это единственное, о чем я мечтаю с той минуты, как  увидел
тебя!
     -- Хорошо, Конрад, -- сказала дева, и в глазах ее  мелькнуло торжество.
-- Я исполню твою мечту. Дай я обниму тебя!
     Ее руки быстро обвились вокруг плеч Конрада, и он подивился их силе. Он
словно был связан  крепкими веревками, а тело его  вдруг отяжелело, и он  не
мог  шевельнуть  даже  пальцем.  Дева нежно целовала его шею, а потом Конрад
внезапно почувствовал резкую боль и вскрикнул -- острые зубы Морланы впились
в его плоть.
     Не  выпуская  юношу из объятий, она взглянула на него --  жутко-зеленые
бездонные глаза; губы, перепачканные кровью. Она проговорила, улыбаясь:
     --  Конрад  из  Кента,  твоя  кровь  слаще  меда!  Радуйся:  теперь  ты
принадлежишь мне, как и  желал!  От души твоей мне немного  пользы, и вскоре
она  отправится к  Высшему Судье. А тело  твое сполна  насладится перед этим
моей любовью. Глупый мальчишка, ты не  знал, что любовь -- это боль? А  пока
ты  будешь наслаждаться, спроси  себя -- так  ли  уж страшна Бааван Ши?  Ибо
Бааван Ши -- это я!

     IX.

     Оруженосцы  напрасно ждали  Конрада  до  самого  вечера  и,  следуя его
приказу,  вернулись, когда  стемнело,  к хижине  пастуха. Он  впустил  их  и
подивился, почему  с  ними  нет  их  господина.  Уильям  начал  было  что-то
возбужденно говорить,  но Томас жестом прервал  его и коротко рассказал, что
случилось с ними за этот день.
     Услышав о  вороне,  превратившемся  в  деву  в  зеленом  платье, пастух
вздрогнул и лицо его потемнело. А когда он услышал, что Конрад ушел вместе с
ней, он поспешно перекрестился и воскликнул:
     -- Господи, спаси и сохрани рыцаря! Но ведь эта дева и была Бааван Ши!
     -- Как! --  вскричал Томас и железной рукой сгреб пастуха. -- Почему же
ты не предупредил нас!
     --  Я  говорил рыцарю, -- пролепетал пастух, -- но  он не пожелал  меня
выслушать. Здесь нет моей вины!
     Томас отпустил его и приказал  рассказывать все, что он знает о  Бааван
Ши.
     -- Выглядит она  как золотоволосая дева в  зеленом платье, -- испуганно
заговорил пастух,  --  но может оборачиваться  вороном. Узнать  ее можно  по
оленьим копытам, которыми кончаются ее  ноги. Нет ничего страшнее ее чар для
мужчины, особенно молодого и  красивого!  Ибо  дева эта,  обольстив мужчину,
выпивает из него всю кровь без остатка!
     Томас схватился за голову:
     -- И я отпустил с ней молодого господина! -- в ужасе вскричал он.
     -- Но скажи, --  добавил он, немного успокоившись, -- неужели для  него
нет никакого спасения?
     -- Только если он сможет устоять перед  чарами Бааван  Ши,  --  ответил
пастух.  --  Она  не  боится  ничего,  даже  серебра  и  Святого  Креста, но
бессильна, пока мужчина не скажет, что отдается ей душой и телом. Но она так
прекрасна, что тот, кто не знает, что  за тварь перед ним, охотно говорит ей
об  этом. Поэтому, едва  увидев  юного  рыцаря, я хотел  предупредить  его о
Бааван Ши. Быть может, я был недостаточно настойчив...
     -- Мы должны немедленно  пойти искать молодого господина! -- воскликнул
Томас.
     -- Идти в горы ночью -- безумие! --  сказал  пастух. -- Мы и  рыцарю не
поможем, и шеи себе сломаем. Логово Бааван Ши далеко, в гиблом месте. Туда и
днем не очень-то легко дойдешь, а в темноте -- и думать нечего!
     Томасу ничего не оставалось, как согласиться подождать до утра.

     Х.

     Как только рассвело, оруженосцы и пастух отправились на поиски Конрада.
Несколько  часов  они  пробирались   короткой  тропой,   местами  крутой   и
осыпавшейся, и еще до полудня выбрались на то самое унылое плоскогорье.
     --  Вот логово  Бааван  Ши!  -- сказал  пастух,  указывая  на  каменную
беседку. -- Здесь всегда находили тех, кто отдался ей душой и телом.
     -- А нам она не опасна? -- испуганно спросил Уильям.
     -- Нет, -- ответил пастух.  --  Ведь  мы знаем, что такое она  на самом
деле!
     Они подошли к беседке. У  самого входа их  поджидал  на  камне огромный
черный ворон. Завидев их, он хрипло каркнул, засмеялся по человечьи и  взмыл
ввысь.  Пастух,  сдвинув  брови, следил,  как  ворон исчезает вдали, а потом
сказал:
     -- Это была она. Боюсь, мы не найдем рыцаря живым!
     Оруженосцы перекрестились и вошли внутрь. На каменном  полу  лежал юный
Конрад, бледный  и безмолвный.  Ни капли крови не осталось в его теле,  а на
шее темнела маленькая ранка.
     Нет нужды  рассказывать,  как оруженосцы  вернулись  с  телом  молодого
рыцаря  домой, и как велико было горе его родителей. Скажем лишь, что Конрад
сам  шел к своей гибели и сделал все, чтоб ее ускорить. Упокой, Господи, его
душу!


История о Фахане и Яблоне

     I.

     Дивно прекрасен был дворец владыки сидов Ллинмара Сероглазого. Двадцать
четыре  разноцветных  башни -- по  числу  часов в сутках  --  пронзали небо.
Острый купол каждой башни был усыпан драгоценными камнями; этот -- кровавыми
рубинами,  тот --  синими, как  сумеречные  тени,  сапфирами,  остальные  --
другими чудесными  каменьями,  для  многих  из  которых нет имени в  людском
языке.  С  первым  лучом солнца башни  вспыхивали разноцветным  огнем, и  их
сияние  на  много миль заливало окрестности. Ночью купола радужно искрились,
отражая свет звезд.
     Стены дворца, сложенные из огромных мраморных плит, белели, как снежные
вершины гор.  Их белизна навевала покой и прохладу. Золотые узоры на стенах,
сотворенные руками мастеров-кудесников, показывали  все чудеса Девяти Миров.
Были  здесь  диковинные  звери  и  невиданные  цветы,  прекрасные   девы   и
благородные воины.  Стоило задержать на них взор -- и они  оживали,  и песня
начинала литься из их уст, а в воздухе разносилось нежное благоухание.
     Да, дворец  был  прекрасен. Но  еще  большим чудом был сад,  окружавший
дворец.  Сад  был  так  велик,  что  тот,  кто  попадал сюда впервые, боялся
заблудиться среди  бесконечных рощ и цветников. Серебристый  шепот фонтанов,
сладкогласое  пение  птиц,  незнакомые ароматы плодов  и яркие цветы --  все
завораживало, кружило голову, пьянило. В самой середине сада  стояла Яблоня.
Невольный трепет охватывал каждого, кто приближался к ней.
     Это был дар  Богини Дану своим  детям.  Во  всем  саду  не  было дерева
прекраснее Яблони. Ее отливавший серебром ствол был стройным и величавым,  а
тонкие ветви походили на нежные руки танцующих дев. Изумрудные листья всегда
трепетали, повинуясь  нездешнему  ветру,  даже тогда, когда воздух  был тих.
Лишь раз в сто  лет  Яблоня цвела и давала  плоды.  Цветы  ее  были  подобны
благоуханной  морской  волне, обрызгавшей  пеной ветви.  Плоды  Яблони  были
светло-золотыми, едва тронутыми с одного  бока алым  румянцем. И  не  было в
королевстве сидов  ничего  драгоценнее  этих  яблок, ибо  они давали  вечную
молодость тому, кто отведает их.
     Раз в  столетие король Ллинмар созывал всех сидов на праздник Яблони. И
на  этом празднике каждому  его подданному доставалось  по кусочку чудесного
яблока. Потому  и  были  сиды  столь  прекрасны, что силы Яблони хранили  их
молодость, и годы  не оставляли  следов ни в сердцах,  ни  на лицах.  И  так
продолжалось из века в век.

     II.

     Время быстро бежит в радостной земле сидов. Вновь наступил тот год, что
бывает  однажды в столетие.  Ранним майским утром король Ллинмар проснулся в
своей опочивальне. Сладостный и прохладный  запах  лился в окно, и  король с
наслаждением  вдохнул его и почувствовал как последние обрывки  сна унеслись
прочь. Радуясь бодрости  и гибкости своего тела, он торопливо накинул плащ и
вышел в сад.
     Солнце  еще  не  взошло, и  в предрассветной серой  дымке  все казалось
полупрозрачным и тихим. Роса тяжелыми перлами  клонила  вниз  листья. Король
Ллинмар быстрым легким шагом направился к Яблоне.
     Чем ближе он  подходил,  тем сильней и  прекрасней  становился  аромат.
Вокруг Яблони  уже  собрались  сиды,  разбуженные  так  же, как  их  король.
Менестрели с  арфами  и лютнями в  руках  ждали  первого луча солнца,  чтобы
воспеть  Дар  Богини.  Придворные,  вздыхая  и  восторженно  перешептываясь,
наслаждались  ароматом,  успев  позабыть  за сто лет, как  он чудесен.  Чуть
поодаль в радостном молчании стоял Гвион, сын короля.
     Завидев  повелителя,  сиды  почтительно  расступились.  Король  Ллинмар
подошел  к Яблоне  так  близко, что  мог  бы коснуться рукой ее  серебряного
ствола. Он увидел смутно белеющие  цветы, благоухание которых  давало силу и
радость сердцам.