еребирая ногами,  глядя,  как Мес не
спеша разбирает бумаги.
     -  Квинке  заболел,  - сообщил  он  своей  обычной скороговоркою.  -  Я
связывался с ним, и  его мажордом сказал мне, что у него воспалилась родинка
на веке, и он лег в госпиталь.
     Мес несколько раз кивнул.
     - Где же он на самом деле? - спросил он.
     - Отдыхает на Канарах, - быстро ответил Штумпф.
     - Там климат такой же неустойчивый.  Разве нельзя было не отпускать его
на здешние курорты?
     - Он боится межпланетных перелетов. И потом, он не женат.
     Мес оставил бумаги и недовольно облокотился на стол.
     - Вот это уже  нехорошо,  - признал он. -  Президент  концерна  "Олимп"
должен быть чист  и безгрешен, как  аркадская овечка. Что, женщины?  Или, не
дайте боги, мужчины?
     - Женщины, - сказал честный Штумпф.
     Мес облегченно вздохнул.
     - Хорошо  еще, что  он  не увлекается разными тварями с чужих планет...
Хорошо. Кто вместо него?
     - Я.
     - Хорошо. Давай разбираться.
     И они стали разбираться.
     Мои обязанности - надзирать, а не вмешиваться. Это я взял у него, моего
лютого врага. Поэтому я лишь замечаю недостатки, намекаю на них кому следует
-  а вот он, кто следует,  стоит передо мной, - а потом наблюдаю уже за тем,
как   прислушиваются  к  моим  рекомендациям.  Выходит,  чисто  человеческие
функции,  думал он, ерзая  в  своем кресле, канцелярщина,  казенщина, и куда
девалась  вся магия,  магия слов и  магия дел, где они, эти обязанности, кои
некоторые  называли божественными  и  кои я  никогда  не мог осознать? Все -
через людей и во имя их, как я ни стараюсь этого избежать.
     - Все потому, что я консерватор, - сказал он вдруг.
     Штумпф  насторожился, разом прервав  свой  отчет  о  сложных махинациях
какой-то компании.
     -  Я живу прошлым, - продолжал Мес, мало понимая, что говорит. -  Людей
стало много  и стало слишком много миров, где они живут. Раньше  все было не
так. Была Вершина, и люди селились вокруг нее.
     Штумпф смотрел на него. Он даже забыл моргать.
     Мес тряхнул головой, сильно провел рукой по лицу.
     - Так, ничего... пустяки. Что ты там говорил?
     Штумпф  неуверенно,  запинаясь,   стал   продолжать,  изредка  опасливо
поглядывая на Меса.
     Я даже  не Архонт. Не знаю, почему я не захотел  стать им. Тогда бы все
мои дела получили  законное подтверждение, и снова семь Архонтов  у Земли. Я
же  -  разрушаю. Осознаю это,  но делаю все  в  угоду Сету  и  его  присным.
Игрушка. Но  марионетки  слепо подчиняются, тогда как я сознательно оставляю
Хаосу открытую дверь, чтобы безумные сладкие ветры его...
     - Нет, я не помню, как летел в ветрах Хаоса.
     Штумпф снова изумленно глядел на него.
     - Извини, - произнес Мес, встряхиваясь. - Я  что-то устал.  Внимательно
тебя слушаю.
     - Вы уверены? - спросил Штумпф.
     - Уверен.
     Нет, ни в чем я не уверен. Хочешь разрушить термитник - напусти на него
муравьеда.  Сутех  -  муравьед.  Модерата  и  покойный  Кобленц  хлопотливо,
заботливо возводили  термитник  Земли, чтобы  всем  было хорошо.  Я лично  в
последнем  сомневался.  Проклятые  сомнения   уничтожили   во   мне   всякий
рационализм.  Однажды тьма  взяла  верх,  и  в  термитник  пролез  уродливый
зверь-муравьед. А  там и другие дожидаются своей  очереди, страшные,  темные
животные - Дети Нуна, толпятся, невнятно и бедово гудят...
     - Это все, - произнес Штумпф.
     - На сегодня все? - очнулся Мес, стряхивая путы своих дум.
     - Да. Но дел много.
     -  Ты справишься, я знаю. Если нужно будет,  без  зазрений занимай этот
кабинет. Ключ у тебя есть.
     - Да, господин Нуарре.
     Он пошел к двери.
     - Штумпф! - окликнул его Мес.
     - Да? - Тот остановился.
     - Ты верующий? - спросил Мес.
     - Да, - ответил Штумпф (воистину, сегодня для него - день удивлений).
     - А какому... какой религии ты принадлежишь?
     - Я из  экуменистов, - объяснил Штумпф, - но не  из  тех,  что называют
себя "Жертвами Моисея", а из  пасхальников. Эта секта возникла двадцать один
год  назад, выпочковавшись из "Братства Зеленого Иисуса", которое перед этим
разделилось  на пасынков апостольских и мизерикордеистов. А корень  свой  мы
ведем от великой и щедрой церкви Несогласия Христова.
     - А она идет  откуда? - полюбопытствовал Мес, лицо которого перекосило,
как во время приступа зубной боли.
     - Это сокрыто во мгле веков,  -  был ответ.  -  Несогласие  Христово  -
единственно правильная и единственно известная вера.
     - Понятно, - и Мес отпустил его.
     Застыв  над  столом,  заваленным  грудами  мятой  бумаги, утвержденной,
незавизированной и исходящей, он уставился в противоположную стену, пустую и
белую.
     Надо что-то решать. Визит к Ховену, в  его  бряцающий  и бушующий  мир,
правда, несколько прояснил дело,  но не  так, чтобы полностью  разобраться в
нем.  Нет, дело шло намеченным путем, на пути этом никто пока не стоял, да и
в дальнейшем, я надеюсь, стоять не будет. Но пути наши - неисповедимы. И мои
трижды клятые  колебания... Вот  этим все  и затрудняется. С другой стороны,
кто  мне  подскажет, как действовать? Ослобог решителен. Он долго пребывал в
бездействии.  Он не  будет колебаться. Но  сейчас  еще  возможно  остановить
закрутившийся маховик. Можно сказать - не надо. Можно наложить свое вето  на
избрание  Сутеха  -  несколько запоздавшее  решение,  но  лучше поздно,  чем
никогда. Можно  объявить  -  несогласен-де.  А  можно  вот так вот  сидеть и
размышлять, что можно и как лучше.
     В  соседней  комнате послышалось осторожное  покашливание. Мес вскочил.
Там, за стеной, никого не должно было быть. Он рывком открыл всегда запертую
дверь - пригодилось его умение без ключей и отмычек отпирать любые запоры, -
и застыл на пороге.
     Вторая  комната  была  больше  первой  и  сильно   от  нее  отличалась.
Обстановка  здесь  была роскошной, не в  пример  аскетизму первой  комнаты -
собственно рабочего кабинета Меса. Пол здесь устилали ковры, стены покрывала
темная  ассирийская  керамическая  плитка   с  изображениями  фантастических
голубых рогатых  животных.  Напротив  двери  возвышались  шкафы  с  книгами.
Потолок  был  неровным, с искусственными  впадинами  и  холмами,  устланными
темно-голубой  мозаикой.  В  окне  была   вечная  звездная   ночь.  Курились
благовонные кадильницы. Светильники с масляными фитилями делали четкими тени
и размытой - реальность. Эта комната, напоминающая покои древних вавилонских
владык, показалась бы случайным визитерам еще более странной, чем первая.
     Лицом к шкафам стоял невысокий человек. Светильники бросали тени на его
затылок,  заросший  редкими   рыжеватыми  волосами,   и  широкую  спину.  Он
повернулся - мясистое  лицо, вывороченные губы, воззрился на Меса. А тот все
стоял  на  пороге,  и  смешанные  чувства одолевали его. Так  они  стояли  и
смотрели друг на друга.
     -  Я  ждал, - наконец сказал человек,  - пока вы там  решите  вопрос  с
инфляцией, экспортом и  бесплатными ввозами. В связи с этим у меня появилась
уверенность, что я очень тактичен по своей натуре. Мес молчал.
     - Я сяду сам, - поспешно сказал человек, поступая  так, как сказал. - И
угощения от тебя не приму.
     Мес молчал.
     - Я всегда прихожу по делу, - сказал человек. - Ты это знаешь. Чтобы не
возникало разночтений, зови меня Михаил Жиро.
     - Ты знаешь, как зовут меня, - сказал Мес. - В чем состоит дело, Михаил
Жиро?
     - Ты хороший собеседник, - отметил тот. - Впрочем, это неважно. Недавно
состоялось ваше очередное Буле.
     - Это так.
     - Моему Господину очень хотелось бы знать, о чем там шла речь.
     - Жиро, - поморщился Мес, - ты зачем ко мне пришел? Ты же знаешь...
     - Знаю. Но я был до тебя и у других.
     - И что же?
     - Одни ничего не знали, другие просто лгали мне.
     Мес удовлетворенно засмеялся.
     - Ты получил что хотел, - сказал он.
     - Нет, я хотел не этого. Я хотел  другого. Я добивался от них правды. А
они  впали  во  грех. Но чего  еще  ожидать  от вас,  изначально  грешников,
языческих демонов.
     - Вот! - наставил на него палец Мес. -  Вот каких слов  я от тебя ждал!
Именно - язычников! Эта ваша однобокость мешает вам воспринимать мир  таким,
каков он  есть на  самом деле.  Мир прекрасен, Жиро, а  вы хотите сделать из
него арену будущего Армагеддона.
     - По  Земле бродят  боги, -  сказал Жиро. - Это старые,  ненужные боги,
потерявшие все, потерявшие самих себя. Они устали  и  ослабли, но  все равно
они не могут забыть прежних времен.
     - И поэтому вы продолжаете вытеснять их? - усмехнулся Мес. Ты изрекаешь
прописные  истины. Вникнуть в их  положение вы не можете. Ведь столько веков
прошло, столько утекло воды в великих реках.
     - Блаженны нищие духом.
     - А  ты не  уподобляйся ему, - заметил  Мес.  - Это только  он  великий
специалист по произнесению Нагорных проповедей.
     - Э!  -  сказал Жиро. - Ты, думаешь, оскорбил меня? Да мне за  все  это
время столько всего пришлось выслушать! Но я никому не помогаю. Значит  - ах
ты,  такой-сякой,  подлец-расподлец,  куда  смотрите,   ведь   дети  гибнут,
нечестный богатеет, а честный страдает и лишается. Все эти жалобы,  Мес, все
они идут через меня, благо я предстоятель перед его троном.
     - Тебе можно только посочувствовать.
     - И не говори.
     - Ты не думай, что склонил меня на свою сторону, - сказал Мес. - Ты  не
на того напал, Михаил.
     Тот безучастно пожал плечами.
     - Никого я не хочу склонять ни на чью сторону. Ты мне скажешь или нет?
     Мес с улыбкой покачал головой.
     - Я все равно знаю,  - произнес Жиро. - Умер  Пифеец, и на его место вы
избрали какую-то  мразь.  Но  вот  кого  - не знаю.  Впрочем, там среди  вас
найдется бездна таких: вам есть кого выбирать.
     Мес наклонился к нему доверительно.
     - Я был инициатором его избрания, - произнес он.
     - Ну? - округлил глаза Жиро. - Вот этого я от тебя не ожидал.
     -  А чего  ты от  меня  хотел? Или, думаешь,  хорошо - без  Ремесла?  А
уходить в Хаос  я не собираюсь. И жить без дела тоже не  могу. Не кто  иной,
как ты, отбил у меня мое Ремесло.
     - Ты не Архонт, - поджал губы Жиро. - Господин был зол на тебя и потому
сказал - иди и стань проводником вместо него, ибо не Архонт он!
     Мес смеялся.
     - Получилось  иначе, -  проговорил он. - Ты  ведешь своих, приверженных
ему, а я веду своих - без веры.
     - Они, как и ты, изгои.
     - Ну и что? Они тоже умирают. Кто их поведет? Кто наставит их на верный
путь? Ты, что ли? Или он?
     - Его ты не касайся, - построжал Жиро.
     После этих слов Мес спросил его:
     - Ты знаешь Сета Пустыни?
     - Что? - поразился Жиро. - Вы его избрали?
     - А, пробрало! - обрадовался Мес. - Слушай, Жиро,  я против тебя  лично
ничего  не имею, хоть  и не  одобряю твой  выбор насчет служения ему. Но его
самого, Жиро, я ненавижу всеми  фибрами  моей души  или еще чего там у  меня
есть. Так вот Сет...
     - Господи, боже мой! - сказал Жиро.
     - Молчать! - разъярился Мес.
     - Да, - сказал Жиро. - Да. Задали вы нам...
     - Конечно,  - весело согласился  Мес.  - Вы в прошлый  раз кого Сатаной
объявили?
     - Он был не из вашей Семьи, - сказал Жиро. - Он даже старше вас.
     - Кто-то из Вавилона?
     -  Из Шумера, - уклонился Жиро. -  Вы  -  не такие чисто злобные, чтобы
претендовать на это звание.
     - Ну и что?
     - Он недавно ушел. И место его стало, так сказать, вакантным.
     - Кто присуждает это звание?
     - Он, -  возвел  глаза  Жиро. - Ну и мы, его Вестники. Тот был древен и
злобен, ему приносились кровавые  жертвы. Он успешно выполнял свои  функции.
Сейчас мы думаем. Видишь, все тебе рассказываю.
     -  Я  это  очень  ценю.  Мы коллеги,  Жиро,  а  потому должны  делиться
профессиональными секретами.
     - Я бы не назвал это так.
     - Зачем же пришел тогда?
     - Хотел открыть тебе, кто такие Гогна.
     Мес насторожился.
     - А что ты об этом знаешь? - осторожно спросил он.
     - Вы, я смотрю, успели уже  легенды о них сочинить,  - со смехом сказал
Жиро. - Что-де  они от Тартара родились. Что безобразны, без образа. Все это
ерунда.
     - Почему?
     - Видишь  ли,  богов  продуцируют люди. В некоторых случаях это еще  не
означает,  что  боги  не  существовали до  прихода людей  в  мир. Но  иногда
получается так,  что люди верят,  верят всем скопом - и  рождается божество.
Так возникли многие Олицетворения.
     - Так возник и твой Господин.
     - Нет, - ответил Жиро. - Он воскресающий и умирающий, он был всегда. Он
есть путь и истина и жизнь, он весна и плодородие. Но ты в чем-то прав, люди
придали ему некоторые несвойственные ему черты.
     - Например, любовь к ним, - вставил Мес.
     - Можешь издеваться сколько тебе угодно. Я из-за тебя никак до главного
не доберусь... Да, сейчас  многие верят в него, и он живет  благодаря этому.
Некоторые верят в других - их не очень много,  - и они тоже живут. Но многие
люди  вообще  ни  в  кого  не верят. Божество создает вера. Но  неверие тоже
создает свои божества. Они-то и есть Гогна.
     - Постой, - сказал Мес, - как ты говоришь? Откуда тебе это известно?
     - Имей в виду - я не лгу. Я сам до этого дошел.
     - Ты знаешь хотя бы одного Гогна?
     - Нет, с ними  я еще не встречался. Просто я очень долго изучал природу
божественности.
     - И к чему же ты пришел?
     - Человек зол. Как  он ни учил их, какие бы слова  ни говорил, какие бы
книги не  даровал, им все не впрок, ибо они злы. Они ненавидят друг друга, и
их уже  не  переделаешь:  так  будет  длиться  до тех пор,  пока не  возопит
последняя труба. Бог же - любит их. Любит их всех.
     - Не всякий, - сказал Мес.
     Жиро посмотрел на него.
     - Вот поэтому вы и проиграли, - проговорил он.
     - Мы еще не проиграли.
     - Не знаю, не знаю. Быть может, так было решено заведомо. Он любит их.
     - И поэтому  проиграет  он,  - заключил Мес.  - То, что  любишь, тебя и
погубит.
     Жиро замолчал.
     - Не надо было к тебе приходить, - наконец молвил он.
     - Почему же?  Я очень рад. А на Гогна  мне начхать.  Я не буду вставать
стеной, чтобы его защитить.
     - Я Вестник, - сказал Жиро, - и ты тоже ангел. Но ты выше. Ты старше.
     - Ты что же это... - промямлил вдруг совершенно зашедший в тупик Мес, -
что же - пришел советоваться со мной?
     - Ну  да, -  легко  согласился Жиро.  -  Я облечен  некоторыми  чертами
Ареала, у меня имеется мое Ремесло. Но вот опыта нет. Нет контакта с людьми.
Мы  поздновато  заполучили  желаемое, Мес,  им уже не  насладишься.  А зачем
осуществленная  мечта,  коли не  можешь воспользоваться  ее плодами  на свое
усмотрение? Неверие взрастили мы сами.  Мы позволили людям фантазировать - и
появились догматы, установления и запреты. Мы дали им волю душить друг друга
в  религиозных войнах,  мы посеяли  в них семя сомнения, что в каждом из них
сидит дьявол, - и они  послушно усомнились  и стали  жечь  своих ближних  на
кострах, и стали спорить,  кто правее, в ненужных схоластических диспутах, и
стали  устраивать  аутодафе,  и  стали  почковать  секты.  Неверие  -   дитя
ханжества.  И как  плод неверия как своеобразного  культа стали  Гогна. Так,
Мес,  мы стали свидетелями рождения новых богов. Потому они и Безглазые, что
неверию не нужны глаза - оно все равно ничему не верит. Оно - знак минуса ко
всему реально существующему, а, следовательно, Гогна - потомки Хаоса даже не
как вы, в десятом колене, а его дети, прямые и единокровные.
     Пало молчание. Трещали светильники.
     - Я почти наверняка знаю, кого  объявят Сатаной,  - сказал  Жиро.  - Мы
никогда не любили пустыни.
     - Все козыри вам в руки, - хрустнул пальцами Мес. - Но Сатана был рогат
и козлоног.
     - Теперь он будет рыж, - промолвил Жиро.
     Он встал, и оказалось, что за спиной его крылья. Жиро взмахнул ими.
     - Я скажу ему, что ничего не узнал, - произнес он.
     - Мы существа лживые и недоверчивые, -  хмуро напутствовал его Мес. - И
потом: мы очень не любим рыбы.
     Жиро открыл окно и улетел в него. Мес остался в комнате. Он встал, один
за другим задул светильники - и остался в полной темноте.
ХОР
     Было это во времена достославного цезаря Тиберия. Некие путешественники
- а количество их, равно как  и звания и чины, утеряно  в  веках, - плыли из
Греции в Италию на корабле, груженном различными товарами. И вот однажды под
вечер, около Эхинских островов, что между Мореей и  Тунисом, ветер  внезапно
упал  и  корабль отнесло к острову  Паксосу. Когда он причалил, некоторые из
путешественников уснули, иные продолжали  бодрствовать,  а третьи  принялись
выпивать  и  закусывать,  как вдруг  на острове Паксосе чей-то  голос громко
позвал:
     "Тамус!"
     От  этого крика на  всех  нашла  оторопь, и  те,  кто  спали, сразу  же
проснулись, а у  тех,  кто трапезничал,  пища  встала  поперек  горла.  Хотя
египтянин  Тамус был  кормчим  их  корабля,  но,  за  исключением  некоторых
путешественников, никто не знал его имени. Вторично раздался душераздирающий
крик: кто-то снова взывал к Тамусу. Никто, однако ж, не отвечал, все хранили
молчание,  все пребывали в трепете.  Тогда  в третий раз послышался тот  же,
только еще более страшный голос. Наконец Тамус ответил:
     "Я здесь. Что ты от меня хочешь? Чего тебе надобно?"
     Тогда  тот же  голос еще громче  воззвал к нему  и велел, по прибытии в
Палоды, объявить и сказать, что Пан, великий бог, умер.
     Эти слова повергли всех моряков  и путешественников в великое изумление
и ужас. И  стали  они между собой совещаться, что лучше:  промолчать или  же
объявить  то,  что  было велено,  однако Тамус  решил, что если  будет  дуть
попутный  ветер, то он пройдет мимо, ничего не  сказав,  если же море  будет
спокойно, то он огласит эту весть.
     И вот случилось так,  что, когда они  подплывали  к Палодам, не было ни
ветра, ни волн. Тогда Тамус, взойдя на нос корабля  и  повернувшись лицом  к
берегу, сказал, как  ему и  было повелено, что умер великий Пан. Не успел он
вымолвить последнее слово, как в ответ на суше  послышались глубокие вздохи,
громкие стенания и вопли ужаса, и то был не один голос, а великое множество.
     Весть эта быстро распространилась в Риме, ибо ее слышали многие.
x x x
     Аида никогда не существовало. Но Тартар - был. Великий певец "Теогонии"
сделал его одушевленным, свирепым и мрачным чудовищем. Но Тартар никогда  не
подходил под  такое  описание. Черный его зев не  имел души.  Здесь залегали
концы и начала  всего сущего,  здесь  был только мрак, а потому роль Тартара
постоянно  менялась  -  от  беспредельного  демонического  зверя  до  самого
отдаленного уголка Аида, божественного карцера,  где стенали  нечестивые. Но
Тартар и был  Аид. Здесь стояли пустые и гулкие дома тех, кому не было места
на веселой и  светлой Вершине. Отягченные содеянным, некоторые мертвые также
пребывали здесь.
     Не всякому удавалось здесь побывать.
     Вход  в   Тартар  когда-то  существовал,  но  за  давностью  событий  и
эфемерностью свидетелей забылось, где он находится. Но не обязательно искать
какую-нибудь пещеру или дыру в земле, чтобы объявить ее входом в Недра. Сюда
можно легко попасть, если иметь волю и разумение, из любого уголка Земли, да
хотя бы из той же дыры в почве. Ключей от Тартара нет, да и не нужны они.
     Входи, человек, но обратно уже ты не выйдешь.
     Герр Мес семивратные  Фивы надолго  покинул и вышел за город. Туманно и
пусто  лежало  здесь поле, костями  бойцов  когда-то давно сплошь  устланно.
Геройская плоть  отменное  есть удобренье  для трав  пышноцветных  и  ветвей
колючих бурьяна, обильно взрастают они,  питаемы костью героев,  и тянутся к
солнцу,  воюя  удобное  место.  Меж  ними  чудесное  вилось  плетями  сухими
растенье: и корень был  черный, подобен  был цвет молоку  белизною; моли его
называют бессмертные, людям  опасно с корнем его вы