сланцом безупречным к Аиду.
     Дар принесет он немалый, хоть сам одарен и не будет.
     Дело имеет Гермес и с людьми, и со всеми богами.
     Пользы кому-либо мало дает, но морочит изрядно
     Смертных людей племена, укрываемый черною ночью.
     Славься вовеки, Гермес, златоногий земли искупитель.
     Песнь среброзвонкую славы тебе я фанфарой пою.
ОМЕГА
     Свирепое послеполуденное солнце  обильно плескало  горячим белым маслом
своих  лучей на  шипящую  раскаленную  сковороду  плато.  В  мареве  зыбкого
воздуха, в  задохнувшихся воплях сверчков и  цикад,  уползших в черные  норы
трещин,  под  выгоревшей  от   жаркого  пота  Земли  футболкой  неба  брела,
спотыкаясь, хрупкая фигурка, и склонные в этот день к злым  шалостям  миражи
насмешливо глумились над ее формами, причудливо размывая и искажая их.
     Арелле хотелось  пить. Но хуже этого, горше этого было чувство, которое
испытываешь  обычно во  сне,  -  ощущение тяготящего  обмана,  лжи,  добычей
которого стал  и от последствий которого не избавиться. Он плохо  сознавала,
что находится посреди прокаленной солнцем каменной пустыни, не понимала, что
оказаться здесь  в такое время  означает  верную  смерть. Просто бредя  куда
глаза, застилаемые едким потом, глядят, она  даже не  смотрела по  сторонам.
Так, не глядя, она  прошла сначала мимо виднеющейся невдалеке в лощинке кущи
зеленых деревц. Потом - мимо темного лаза пещеры, могущей дать хоть какую-то
тень.  Жезл, данный ей Месом,  бессильно  болтался в  ее руке,  чуть  ли  не
волочась по земле. Назойливые миражи сновали вокруг бывшей жрицы Омфала.
     До обширной полосы приветливых оазисов, лежащей как раз перед ней, были
еще сутки пути.
     Один раз  она остановилась и  изумленно,  будто  только  сейчас увидев,
посмотрела  на  жезл  в  своей руке.  Вялым,  отмахивающимся  движением  она
воткнула его в трещину и двинулась дальше. Двинулась дальше, даже не увидев,
что  за  спиной ее  начал расти и  вырос огромный густотенистый  лавр, возле
корней которого заструился прохладный родник.
     Вскоре она исчезла из виду.
     Мес в своем дворце поднял голову. Он услыхал голос кадуцея и все понял.
Но  овладевшая им апатия переборола его. Целый день он без движения лежал на
своей кровати,  видя,  как  постепенно  заходит  солнце  его мира.  Он оброс
щетиной  и сильно  похудел.  Кожа его на  лице почернела и стал смахивать на
пергамент. Волосы отросли и поседели.
     Время течет  по-разному в  разных мирах. В  мире  Кларендона  оно текло
быстро, быстрее,  чем в других.  Мир Меса  с  его  торжественными закатами и
басовитым  гулом лесов, тянущихся  до самого  горизонта,  обладал  неспешным
течением времени и тем был удобен: здесь хорошо было пережидать потрясения и
трудности. Но сейчас пережидать означало подвергнуть себя опасности остаться
в неведении, а нет хуже этой беды. Он помнил смутно, что за это время к нему
наведывался  Пиль,  постоял  у  постели,  цокнул  языком,  пропал.  Потом...
невозможно... нет... Мириам, глядевшая печально и сострадательно?
     Мыслить  он не перестал. Но  это были смутные, будто  закутанные в вату
мысли, отклик которых еле доходил до его  сознания. Но  одна  крутилась  меж
извилин  постоянно,  внося беспокойство своею  докукой. Эта  мысль была  - о
Гогна.  И, очнувшись, медленно  приходя в себя,  он поймал себя  на том, что
мелко  трясет  головой, стремясь  освободиться  от назойливой  мысли. Это не
удавалось. Но в себя он пришел. Он увидел, что, одетый,  лежит на кровати, а
лучик взошедшей за  окном луны вырывает из  окружающей  темноты его обутую в
башмак  ногу, налепившиеся на  подошву  комья  грязи...  и  где  это  я  так
извозился?.. грязь мира... грязь мира Хесуса Гассенди-Кларендона.
     Он вспомнил.
     Когда он встал под душ, вода, казалось, смыла не только грязь его тела,
но  и  прополоскала  все  внутри,  промыла  мозг,  и  мысли освободились  от
окутывающей их грязной  ваты.  Они  застучали внутри  черепа, словно звонкие
горошины, и  он сжал  голову руками. Струи воды  хлестали  по нему, будто во
время тропического муссона. Зачем приходил Пиль?  Надо что-то делать. Сутки!
Зачем приходил Пиль?
     Кадуцей. Арелла.
     Сначала  он решил вернуться  за свои жезлом,  но лавр сообщил, что  ему
хорошо, что  никогда не было ему  так хорошо, как сейчас. Ты, пожалуйста, не
трогай меня.
     Ладно, сказал Мес.
     И  сейчас  же  приказ  настиг  его.  Приказ  безмолвный,  но  гласящий,
всепроникающий, но  ограниченный, неотвергаемый, но спорный, неописуемый, но
наглядный,   неповторяемый,   но  настырный,   неизреченный,   но  реченный,
безвременный, но последний. На свою via dolorosa вступал Мес.
     Пока  он  брился,  стало  ясно,  что события за эти сутки не стояли  на
месте. Сутех  чуть не застал Бакста в его мире, и испуганный Бакст бежал под
защиту Ирид. Малларме,  как  водится, тут  же куда-то исчез.  Прочие, словно
животные,  которым  грозит  опасность, затаились в своих мирах. На  Земле не
осталось никого, кроме Сета  и Пиля, скрывшегося по своей проивычке где-то в
городах.   Даже   Ховен   и  Кебес,  наконец-то   почуявшие   опасность,  не
показывались. Сет стал полновластным владыкой Земли.
     Рука Меса дрогнула, и он порезал себе щеку.
     - Отлично, - сказал  он,  и голос его  тоже дрогнул. - Не всегда  же не
ведать, что творить.
     Он  решил  облечься  в самые роскошные  свои  одежды и долго  перебирал
камзолы и хламиды в своих шкафах. Потом  это ему надоело, и он решил пойти в
чем  есть. Был  - в  зеленой майке с изображением  кукушки, выскакивающей из
часов,  и надписью  "Кукушка  спит, а время идет!", черных  штанах и  грубых
крестьянских башмаках с полопавшимися шнурками. Эх, кадуцея не достает!..
     Спустившись вниз, он отомкнул ключом запретную дверь и вошел в черную с
зеркалами  комнату. Надежно запер дверь за собой и подошел к крайнему  слева
зеркалу. Свеча еле мерцала перед ним.
     -  Великие  Спящие,  - произнес  он запинаясь, -  Видящие Странные Сны,
примите мою протянутую  руку! Впустите меня! Откройте мой последний скорбный
путь!
     Он помедлил, оглянулся, а потом вошел в зеркало.
     Мертвые  были  перед  ним.  Жужжащая  невнятно  толпа смолкла  при  его
появлении.
     - Привет, - не раздумывая произнес он. - Ну что, пошли!
     - Куда это? - раздался вдумчивый голос.
     - За мной, - сухо ответствовал Мес.
     И  он повел их. Ему было действительно трудно без кадуцея, чье мудрое и
священные древо немало  споспешествовало ему на  путях водительства  живых и
мертвых. Но он мог обходиться  и без него, хотя трудно это было, непривычно,
тоскливо и неприятно.
     Он  оглянулся, чего  раньше  никогда  не позволял  себе, и увидел,  что
мертвых не прибавляется. Но заметил среди них  Снофру. Жрец покорно следовал
за ним, и взгляд его был пуст.
     Вот и  показались уже вдали арки Входов. Скоро подошли к ним. Человек в
джинсах  уже сидел перед тихим сонным ручейком, и, часто  затягиваясь, курил
вонючую самокрутку.
     - Ну, наконец-то! - хрипло приветствовал он Меса, как всегда, ни словом
не обласкав ведомых им.  - А я уж заждался... Эй, вы, давайте все под правую
арку!
     Мертвые,  поколебавшись  (все  как  обычно)  начали  переходить  Порог.
Человек взглянул искоса на молчащего Меса, как бы вскользь спросил:
     - Ты чего это? Молчим, а?
     Мес кивнул.
     - Что-то не так. Ты сегодня какой-то не такой.
     - Да, - ответил Мес.
     -  Так.  А  почленораздельнее  ничего  не будет? - Да, все не так. И  я
какой-то  не такой сегодня. Человек глубоко задумался  над этими  словами. -
Я...  - начал он, но Мес внезапно резко поднял руку, прервав его. Что это? Я
не  ошибся?  Или только  что  оттуда,  из-под  арки левого  Входа,  до  меня
донеслось нечто? А что там? Там, за Порогом? Хаос, говорят многие, и я в том
числе. Отец Хаос. Отец? Так  это он зовет меня? Или... к чему-то принуждает?
Мимо  прошел Снофру,  последний  из мертвых,  и  ушел  во тьму.  Но  я хотел
поговорить с ним! Опять. Опять это. Зовет. Или... приказывает?
     Раздался  треск,   и  неподалеку  показался   Ховен.   Он  находился  в
горизонтальном положении,  с закрытыми глазами, но кровати под  ним не было.
Под ним вообще ничего не было. Он лежал в воздухе.
     - Я  сплю, - подумал  Ховен, и они услышали его. Ховен внезапно сел, но
глаза его оставались закрытыми.
     - Что это? - подумал он.
     - Ты уже здесь, - сказал Мес.
     Ховен  открыл  глаза  - и  с  шумом  свалился  наземь. Недоумевающе  он
осмотрелся.
     - Что это? - растерянно повторил он.
     Снова треск,  и  возник  Кебес. Этот будто  восседал  на своем  любимом
троне, но его, как и следовало  ожидать, под ним не  было. Секунду он хлопал
глазами, а потом также брякнулся оземь.
     Треск  - явление  доктора  Гутьеррес. Она переминалась с ноги на  ногу,
сжав руки, и смотрела во тьму Входа.
     - А, уже  знаю! - радостно перемолол словами паузу человек в джинсах. -
Сейчас заявится...
     Новый треск перемолол  уже  его слова, но догадка оказалась верной. Это
явился Сутех. Не в пример прочим,  растерянным он не выглядел. Он был хмур и
насторожен.
     - Мес! - узнал он. - Тогда ничего объяснять не надо!
     - Почему же? - пожал плечами Мес. - Я и сам ничего не понимаю.
     На лице Сутеха отразилось подозрение.
     - Как это? Тогда что происходит?
     - Это  исходит оттуда, - кивнул Мес  на темную арку позади. - Даже я не
смог  бы вас вызвать сюда. То, что таится  за аркой,  позвало вас. Наверное,
впервые за века их общения слова Меса достигли разума Сутеха. Он понял.
     -  Но  там  же  Хаос! -  Это  был  вопль,  в  котором  смешались вместе
разочарование и отчаяние.
     - Возможно, - сказал Мес,  - он  не желает, чтобы мир был  ввергнут  во
тьму. Хаос не  желает поглощать мир, потому что тогда  не будет и его, - все
сольется в один непрестанный водоворот, и не будет ни Космоса, ни Хаоса.
     Незримое вновь исшло из тьмы. Зашевелился Ховен.
     - Но я еще многого не  сделал! -  заревел он, делая первый шаг, и  этот
шаг был - ко Входу. - Нет! - завопил он, делая второй шаг.
     Закричал Кебес - его тоже повлекло к Порогу, и  он тоже был не в  силах
противиться.
     - Мес! - забормотала Юфина Эдмонда Гутьеррес, протягивая руки к нему. -
Помоги. Помоги мне. Остаться.
     Но тот тоже не знал, что делать.  Он просто стоял и смотрел. Его самого
не требовал к себе Вход, и он не знал, что и думать. Он был озадачен.
     Первые  двое, кого  позвала к  себе  Великая Бесформенность, были уже у
самого  Входа.  В последний  раз Ховен через силу  обернулся, лицо его  было
страшно искажено.  Потом они  пропали во тьме. Через минуту исчезла и доктор
Гутьеррес, все еще что-то бормочущая.  Остались лишь Сутех, Мес и человек  в
джинсах,  бесстрастный и мрачный. Сутех метнулся  к  Месу и схватил  его  за
плечи.
     - Послушай, - быстро оглядываясь, заговорил он. - Послушай, давай уйдем
отсюда, - его  тон стал заискивающим. -  Это  ведь добром не кончится. Давай
тихо, спокойно уйдем.
     Мес покачал головой.
     - Нет, Сет, - сказал он. - Отсюда нет выхода. Я не смогу ни уйти отсюда
сам, ни вывести тебя.
     - А он? - показал Сет на человека.
     - И он тоже не сможет, - ответил Мес.
     - Не, я не смогу, - подтвердили его  слова джинсы. - Я  и сам-то теперь
не знаю, как уберусь отсюда.
     Сутех отбежал от них и начал метаться из стороны в сторону.
     - Но должен же выход существовать! - завопил он в отчаянии.
     - Он существует, - в один голос сказали Мес и человек в джинсах.
     - Где же он?
     - Вот, - показал Мес себе за спину. - Это и Выход, и Вход.
     - Но там нет ничего!
     - Там есть все. И ничего.
     - А-а! - свирепо и беспомощно закричал Сутех,  когда и его потащило  за
Порог. - Мес, держи меня!
     - Я не могу, Сет, - ответил Мес, отворачиваясь от него.
     Сета, извивающегося, борющегося изо всех сил, буквально протащило через
все  пространство до Входа.  Он попытался  ухватиться за  край его,  но  это
вызвало новый вопль: у Входа не было твердых краев, за которые можно было бы
ухватиться, и  рука Сета  схватила пустоту. В следующее мгновение в арке уже
никого не было.
     Состояние полной опустошенности.  Мес привалился к своему соседу, и тот
поддержал его.
     - Наберись сил. Еще не все.
     Мес  выпрямился.  Безволие  уже отпустило  его.  Он взглянул  на того и
твердо сказал:
     - Я тоже пойду. Прощай, Харон!
     Тот посмотрел  на  него  с изумлением,  но потом несколько раз кивнул и
протянул руку.
     - Я буду скучать, - сказал он. - Сильно скучать. До скорого, Киллений.
     Они пожали руки друг другу, и Мес перешагнул через ручеек. И услыхал за
своей  спиной  треск. Оглянувшись, он увидел,  что на одинаковом  расстоянии
друг от друга стоят Штумпф и Браганса. Последний бросился к Месу и закричал:
     - Не уходи! Дай мне руку, чтобы я мог вытащить тебя!
     И  за  его  спиной  неподвижно  стоящий  Штумпф,  уже  не дергающийся в
непереставаемой  лихорадке,  не  юлящий  от нетерпения, улыбнулся и  покачал
головой:
     - Иди, Гермес.
     Мес улыбнулся ему в ответ. Браганса вскрикнул. Было видно, как он хочет
броситься к Месу, удержать его.
     Но  Мес  уже  отворачивался  от  них. Напоследок он увидел,  как  Харон
поклонился ему. Услышал крик Брагансы "Нет!" и слова  Штумпфа "Иди!". Увидел
перед собой неотвратимость Входа.
     И   уже  перед  тем,  как  сделать  последний  шаг,  ввергающий  его  в
неизвестность  и темь, таящие  в себе  столько странных  догадок,  он сказал
себе: "Человек - это вера!"
     И шагнул. Шагнул.