пала...
     Советники  Иосифа,  беки  и  раввины,   беспокойно   переглядывались.
Осторожность  подсказывала  им,  что   неожиданная   встреча   с   сильным
неприятелем здесь, в чистом поле, где нет ни  леска,  ни  ложбинки,  может
окончиться  плачевно.  Однако  никто  не  посмел  высказать  владыке  свои
опасения. Да и что можно предложить?  Идти  вперед?  Там  такая  же  голая
степь, негде засаду устроить. Отступить к  Итилю  немыслимо  -  это  сразу
породит панику в войсках. Сам Иосиф молчал, закрывшись в  поставленной  на
колеса кибитке. Слуга вел в поводу его любимого скакуна.
     Над степью сгущались низкие, свинцовые тучи, На землю упали  сумерки,
наступила непроглядная тьма. В  ночной  степи  хазарское  войско  едва  не
столкнулось с киевской конной дружиной.  Схлестнулись  дозоры  в  короткой
горячей  схватке,  зазвенели,  скрещиваясь,  клинки,  пронзительно  заржал
чей-то конь, унося на  себе  зарубленного  всадника.  Вспыхнула  стычка  и
погасла. Не видно, где свой, где чужой, неведомо, много ли впереди  врагов
или мало.
     Стали войска среди чистого поля друг против друга, затихли, дожидаясь
рассвета. Будто и нет никого в степи. Только лазутчики поползли по  сухой,
колючей траве в разные стороны, вглядываясь  в  темноту,  прислушиваясь  к
тому, что делается во вражеском стане.
     Святослав, будь это возможно, ударил бы по хазарам  без  промедления.
Он был зол, получив из Саркела неприятное  известие.  Уже  в  сумерки  его
нагнал посланный Вуефастом гонец.
     Покидая взятую штурмом крепость, Святослав не неволил своих временных
союзников, болгар и вятичей: если согласны, пусть идут с  ним  дальше,  на
Итиль, нет - могут возвращаться домой. Добычу они получили немалую.
     Гонец сообщал:
     - Князь вятичей Войт побил многих наших воев, чуть воеводу не взял  в
полон, отобрал у нас часть дани и ушел в свою землю. Еще смеялся:  "Дурные
мы были - платили хазарам дань. Святослав освободил нас от них, свою  дань
наложил. Буде! Сами хозяевами станем, вовсе без дани проживем!"
     - Вуефаст жив?
     - Жив, княже...
     - Ну, что ж! Вятичи славно потрудились в Саркеле, помогая нам одолеть
хазарина. И князь их  лихо  рубился  со  степняками.  Они  богатую  добычу
заслужили. А то, что изменой ее взяли, - я им припомню, как  только  поход
закончу!
     Святослав решил первым дать бой хазарам.
     Только-только посветлело на востоке - двинулись  на  хазар  спешенные
ратники, ощетинившись длинными  копьями.  Конница  прикрыла  их  справа  и
слева, в тылу остался крепкий заслон.
     Иосиф, чья уверенность в успехе сражения была поколеблена  известиями
о Саркеле, раздумывал: атаковать русов или обороняться? Его  неуверенность
передалась бекам и темникам. Они молчали, не  решаясь  подсказать  Иосифу,
что  нужно  сейчас  делать.  Один  Аймур,  вынесший  незадолго  до   этого
унизительный разнос от своего венценосного родича, взывал к нему:
     - О великий, не медли! Мы погибнем, если  войско  не  получит  сейчас
твоего приказа... Двинь вперед все наши тысячи, не дай русам навязать  нам
свою волю на поле брани! Ты же знаешь:  хазарская  конница  сильна,  когда
может свободно атаковать  неприятеля.  Обороняясь,  она  не  устоит  перед
русами...
     Каган-бек молчал,  нервно  теребя  свою  редкую,  отмеченную  сединой
бородку. Он ждал, что скажут ему раввины, он надеялся на чудо. Но чуда  не
произошло. Ни бог Ягве, ни его пророк Моисей не спустились на землю, чтобы
остановить дерзких русов, осмелившихся  прийти  сюда  из  далекого  Киева,
русов, доселе исправно плативших дань Иосифу.
     Вдалеке послышался грозный боевой клич русских воинов, схватившихся с
передовым хазарским отрядом.
     - Да, ты прав, Аймур, - словно стряхнув с себя  дремоту,  спохватился
каган-бек. - Мы должны ударить на русов сразу  всем  войском,  сломить  их
одним ударом. Передай мой приказ: вперед!
     "Поздно, слишком поздно! - подумал Аймур. - Я опасаюсь, что мы уже не
властны повернуть колесо  судьбы.  Всемогущий  Ягве  карает  нас  за  наши
грехи..."


     Бросив свою  сотню  на  произвол  судьбы,  таксиарх  Диомид  с  двумя
надежными воинами тайком выбрался из осажденного Саркела. Грек спасал свою
шкуру,  страшась  попасть  в  руки  Святослава.  Диомид   спешил.   Только
очутившись за пределами русского лагеря, он задумался над тем, что  делать
дальше.  Беглецу  из  Саркела  незачем  возвращаться  в  Итиль:  хазарский
правитель не простит ему постыдного бегства. Остается один путь - на юг, в
Таврию, в Херсонес. Там свои, греки.
     Таксиарху не раз приходилось выпутываться из сложных  положений.  Он,
не раздумывая, предал сотню воинов, чтобы сохранить свою  жизнь.  И  снова
ему повезло: в степи у Дона он встретился с хазарским отрядом, только  что
разбившим дозор русичей и захватившим одного из  дозорных.  У  хазар  были
запасные кони. За золото, прихваченное в Саркеле, таксиарх купил  у  хазар
не только коней, но и пленника.
     Теперь планы Диомида изменились: он мог спокойно направиться в Итиль.
Он явится пред очи грозного владыки не с пустыми руками - пленник, судя по
богатой кольчуге и оружию, не  простой  воин.  Может,  он  -  приближенный
русского князя?
     - Кто ты? - с тайной боязнью разочароваться в своих надеждах  спросил
Диомид пленника.
     Богдан  удивленно  смотрел  на  человека,  облаченного  в  невиданные
доспехи из металлических пластин, в странном шлеме с петушиным гребнем. Он
говорил на непонятном языке.
     - Кто ты? Отвечай!
     Но пленник молчал, не понимая вопроса, заданного ему по-гречески.
     - Господин, - пришел на  помощь  таксиарху  один  из  его  воинов,  -
разреши мне помочь тебе: я жил в Херсонесе, где немало  русов.  Я  немного
знаком с их варварских языком.
     - Хорошо, - согласился Диомид, - спроси его, кто он, не из  свиты  ли
архонта Сфендослава?
     - Боюсь, что не за того вы меня  приняли,  -  ответил  Богдан,  поняв
наконец, о чем его спрашивают. - Невелика птица я - гридень княжий.
     - Он говорит,  что  служит  у  князя  гриднем.  Это...  Как  бы  тебе
объяснить,  господин?  Это  охрана  архонта,  вроде   бессмертных   нашего
императора.
     - А, значит, он все же не простой воин! - обрадовался таксиарх. - Его
нужно беречь, чтобы он не  вздумал  убежать.  Мы  доставим  его  к  самому
владыке Хазарии.
     Богдан понял, что попал к ромеям.  Но  откуда  они  взялись  тут,  за
Доном? Потом вспомнились слова  князя  Святослава  -  тот  как-то  говорил
Свенельду: "В Саркеле и византийская  сотня  стоит.  Поглядим,  как  ромеи
биться будут за Хазарию". Не из той ли сотни эти трое?
     Ромеи, расставшись с хазарами, двинулись  на  восток.  Далеко  обходя
заставы русичей, они вышли к степной речке, притоку Дона.
     Стояла глухая ночь. В стороне Саркела край неба тускло багровел -  то
ли пламя костров и пожарищ отражалось  на  низко  нависших  тучах,  то  ли
зарницы полыхали. В ближнем леске тревожно заухал филин. Леший? Эх,  пусть
леший, пусть любая лесная  нечисть  встанет  на  пути,  лишь  бы  уйти  из
позорного полона! Но как вырваться пленнику, когда связан он  по  рукам  и
ногам, ремнями приторочен к седлу, будто мешок с овсом, а повод его коня -
в руках ромейского воина?
     Византийцы, греки, ромеи - как ни  называй  их,  все  равно  выходит:
враги они Русской земле. И Богдан с  отчаянием  подумал,  что  грозит  ему
горькая доля невольника, что, может, до конца дней своих будет он рабом  у
какого-нибудь заморского купца или воеводы...
     На берегу  речки  греки  спешились,  один  из  воинов  распутал  ноги
Богдана, помог сойти ему с коня.
     - Не спускай  с  него  глаз,  Андроник,  -  предупредил  таксиарх,  -
отвечаешь за пленника головой!
     Место,  где  они  остановились,  видимо,  было  знакомо  Диомиду.  Он
уверенно распоряжался и вскоре вместе со вторым воином  нырнул  куда-то  в
темноту. Богдан, у которого ныла  каждая  косточка,  тяжело  опустился  на
песок. Его страж порылся  в  сумке,  притороченной  к  седлу,  что-то  там
разыскал и  начал  жевать.  Слушая,  как  он  работает  челюстями,  Богдан
почувствовал сильный голод - ведь у него с раннего утра маковой росинки не
было во рту. Но он только глотнул слюну и отвернулся от грека.
     У ног его тихо плескалась волна. Речка неторопливо катила свои воды к
Дону. А куда судьба занесет Богдана?
     Диомид появился так же неожиданно, как  и  исчез.  Ушел  он  с  одним
спутником, а вернулся с двумя. Кроме  сопровождавшего  его  воина,  с  ним
пришло  еще  странное  сутулое  существо,  закутанное  в  звериные  шкуры.
Переговаривалось оно с ромеями на их языке.
     - Ты, старик, переправишь на лодке меня  с  нашим  пленником  и  наши
седла, - распорядился Диомид. - Мои  воины  на  конях  поплывут  за  нами.
Выбирай места, где глубина поменьше. Переправишь  нас  благополучно  -  не
пожалеешь. Ты знаешь, что я не скуплюсь, когда надо.
     Таксиарх потряс кошельком, и в  ночной  тишине  отчетливо  послышался
звон монет.
     - Клянусь Христом... - зашепелявил  старик,  но  Диомид  оборвал  его
заверения:
     - Пойдем, у нас мало времени!
     Они без всяких  приключений  добрались  до  противоположного  берега.
Диомид сдержал свое слово, щедро расплатившись с лодочником. Зажав в  руке
полученные монеты, тот заторопился к своему челну, будто опасаясь,  что  у
него отберут его награду. Проходя мимо пленника, он тихо вздохнул:
     - Эх, пропал отрок... Помоги тебе господь!
     Богдан вздрогнул, услышав русскую речь, рванулся было за  лодочником,
но тот уже отплывал от  берега,  размеренно  и  бесшумно  ударяя  по  воде
веслами.
     Тоскливо защемило Богданово сердце. Что же это  за  старик?  Хотя  бы
весточку с ним передать товарищам, может, выручили бы они гридня?
     Греки подтолкнули Богдана к коню, помогли забраться в седло,  спутали
ремнями. И снова размеренно застучали копыта в ночной степи.
     Чем дальше  они  уходили  от  Саркела,  тем  в  большей  безопасности
чувствовал себя таксиарх Диомид. Но он торопился и позволил себе  и  своим
воинам сделать только  короткую  передышку,  чтобы  подкрепиться  самим  и
накормить  пленника.  Это  было  уже  глубокой  ночью.  Так,  с  короткими
привалами, они двигались к Итилю остаток ночи и весь день. Их путь шел  по
степной караванной  дороге,  отмеченной  по  сторонам  кучками  конских  и
верблюжьих костей.
     Несколько раз их обгоняли одинокие хазарские всадники на  взмыленных,
усталых конях. Они скакали дальше, даже не поворачивая  головы  в  сторону
греков. Промчался довольно большой отряд - не  меньше  сотни  всадников  в
богатых доспехах. Предводитель его, в котором таксиарх с трудом узнал бека
Аймура, невидящим взглядом  скользнул  по  ромеям  и  со  злостью  стегнул
плеткой своего коня. Белый скакун, посеревший от  пота  и  пыли,  рванулся
вперед. С губ его срывались клочья пены.
     "Бегут хазары, - злорадно подумал Богдан. - Не сладко им приходится".
     Примерно та же мысль мелькнула  в  голове  таксиарха  Диомида.  Аймур
всегда смотрел  на  византийского  наемника  сверху  вниз.  Он,  ревнитель
иудейской веры, презирал христиан, равно как мусульман и язычников.  Кроме
того, Аймур знал: после смерти рано одряхлевшего  Иосифа  трон  достанется
ему, ближайшему родственнику каган-бека. А  теперь  этот  первый  вельможа
Хазарии бежит, как сайгак, преследуемый гепардом,  спасая  свою  шкуру  от
русского меча.
     На какое-то мгновение Диомид  почувствовал  завистливую  радость:  не
только ему, византийскому наемнику, выпала доля  беглеца!  Но  тут  же  он
подумал, что после того как Иосиф увидит  бежавшего  с  поля  брани  бека,
незачем будет приводить к нему  единственного  пленного  русича.  В  гневе
правитель Хазарии страшен, лучше на глаза  ему  не  попадаться.  И  Диомид
решил пробираться в хазарскую  столицу  тайком,  чтобы  не  встретиться  с
войском Иосифа.
     Свернув с караванного пути, таксиарх повел свой маленький отряд прямо
на запад, к Итиль-реке. Там  он  добудет  лодку  и  на  ней  доберется  до
столицы. А дальше видно будет...



                                    7

     Каган-бек Иосиф делал  ставку  на  конницу,  на  свои  многочисленные
отряды хазар, гузов и арсиев, быстрых и неуловимых  в  степи,  страшных  в
атаке плотной лавой. Что мог  противопоставить  такой  силе  князь  русов?
Пеших воинов? Русы хотя и ездят верхом, но предпочитают сражаться  пешими.
Поэтому им и удалось взять штурмом  Саркел.  А  отряд  Аймура  подошел  на
помощь осажденным слишком поздно,  поэтому  он  и  не  смог  справиться  с
немногочисленной конницей Святослава.
     Теперь же каган-бек решил ударить по русам всей массой своей конницы.
Удар будет страшен, его не выдержат воины Святослава. А  как  только  русы
дрогнут, им уже несдобровать: в степи не то что конному, но и пешему негде
укрыться от хазарских орд.
     Так думал Иосиф. Он поделился своими мыслями с Аймуром. В глазах  его
родича, побитого  русами  под  Саркелом,  мелькнуло  сомнение,  но  Аймур,
страшившийся навлечь на себя немилость правителя,  не  посмел  сказать  ни
одного слова возражения. Он раболепно склонил голову:
     - Сам Ягве гласит твоими устами: разбей нечестивцев, вырви  с  корнем
их семя!
     Иосиф снисходительно улыбнулся. Лесть  всегда  находила  путь  к  его
сердцу.
     - Будет так, как мы решили. Дерзкие русы  напоят  своей  кровью  нашу
хазарскую степь. Тех же, кто запросит пощады,  мы  обратим  в  рабство.  В
арабских землях  сейчас  большой  спрос  на  невольников.  А  каган  русов
Святослав... О, я придумаю для него такую казнь, от которой содрогнуться и
Запад и Восток! Завтра утром решиться его судьба...
     Не все, однако, складывалось так, как замыслил каган-бек. Утром, едва
забрезжил рассвет, русская конница обрушилась на передовые  отряды  хазар.
Завязалась  сеча.  Хазар  было  намного  больше,  чем  напавших   на   них
смельчаков, они без особого труда отразили  натиск  русичей,  вынудили  их
отступить.
     - Русы сами торопятся навстречу своей  гибели!  -  воскликнул  Иосиф,
наблюдавший с холма за ходом боя. - Аймур, сейчас я даю  тебе  возможность
искупить свою вину. Ударь по ним и уничтожь их!
     Бек Аймур во главе нескольких тысяч отборных воинов ринулся  вдогонку
за русской конницей. Утренняя степь загудела под конскими копытами.
     - А-а-а!.. - разнесся далеко окрест воинственный клич хазарской орды.
     Всадники Аймура,  нахлестывая  плетками  коней,  устремились  вперед.
Вот-вот они настигнут неприятеля, еще  немного,  еще...  Но  перед  самыми
мордами хазарских коней вдруг выросла  густая  щетина  русских  копий,  за
которой исчезли преследуемые Аймуром всадники. В хазарских воинов полетела
куча стрел.
     Оставив груду людских и конских трупов, хазары откатились назад, а за
их спиною снова появились неуловимые русские всадники.
     Взбешенный неудачей Иосиф приказал бекам атаковать неприятеля с боков
и с тыла. Но и это не  дало  желаемого  результата.  Пешие  русские  воины
стояли упорно и непоколебимо, и все также делала короткие наскоки  русская
конница. Иосиф с удивлением увидел, что неприятельский лагерь, похожий  на
огромного  колючего  ежа,  медленно,  но  неуклонно  движется  по   степи,
подступая к тому месту, где стояла кибитка каган-бека.
     Аймур прискакал к Иосифу, моля дать ему подкрепление:
     - Я уложил своих лучших воинов...  Мне  нужно  еще  несколько  тысяч,
тогда я опрокину русов!
     - Нечистая свинья! - в гневе закричал Иосиф. - Я не дам  тебе  больше
ни одного воина. Я лишаю тебя титула бека! Среди воинов  Хазарии  найдутся
лучшие полководцы... Темник Тархан отныне будет  именоваться  высокородным
беком. Он поведет в  бой  мою  гвардию,  моих  арсиев!  А  ты,  ничтожный,
отправишься с ними простым воином.
     И нетерпеливым движением руки Иосиф отправил от себя  обоих  беков  -
возвышенного и разжалованного.
     Битва затянулась. Но наступающая сторона потеряла уверенность в своих
силах. К полудню каган-бек Иосиф  понял,  что  не  он  диктует  свою  волю
неприятелю, а тот ему. Он наконец разгадал  замысел  своего  врага:  каган
русов ждет, когда выдохнутся хазары, чтобы поступить так, как  намеревался
поступить сам Иосиф: опрокинуть их, бросив на них свежую конницу.
     Каган-бек не стал дожидаться конца битвы. Он оставил за себя  Тархана
и с надежной охраной поскакал в Итиль.  Надо  было  спасать  то,  что  еще
возможно спасти.


     Под ударами  киевских  дружинников  рушилось  Хазарское  государство,
построенное степняками на крови и слезах покоренных народов.
     Слухи по степи  бегут  быстро.  Слухами  земля  полнится.  Услышав  о
поражении хазарского войска, которым командовал сам Иосиф, отвернулись  от
Хазарии камские  болгары,  долго  таившие  в  сердцах  своих  ненависть  к
поработителям. Откочевали подальше  от  Итиль-реки  и  поближе  к  русским
рубежам орды буртасов, хазарских данников. Насторожились воинственные гузы
и печенеги. Отступили к неприступным Ясским горам вассалы каганата  ясы  и
касоги, не послали ни одного воина на защиту гибнущей  Хазарии.  Джурджан,
Хорезм и иные соседние с Хазарией земли остались глухи к мольбам Иосифа  о
помощи. Все выжидали и надеялись - кто на жирный кусок, выхваченный из рук
слабеющего соседа, кто на избавление от хазарских притеснений.
     Битва в степи, длившаяся от  рассвета  до  вечерних  сумерек,  решила
судьбу Хазарии. Наголову разбитая гвардия Иосифа бежала с поля боя, за нею
последовали и другие отряды. Святослав  недолго  преследовал  их,  он  дал
своим воинам сутки на отдых, а затем русичи  снова  двинулись  вперед,  на
Итиль.
     Борислав, ехавший впереди головного полка с  дозорными,  прискакал  к
Святославу. Его сопровождал десяток дружинников.
     - Печенеги  зашевелились!  -  объявил  молодой  воевода.  -  Дозорные
перехватили ихнего лазутчика. Не таится, открыто речет:  печенежская  орда
хана Откара придвинулась к Итиль-реке, хазарские вежи треплет. А  за  нею,
может, и другие орды выступят, нам помогут. Мы по хазарам в лоб ударили, а
степняки с тыла навалятся - от всей Хазарии одно пустое место останется!
     Слушая это известие, воеводы оживились,  начали  переглядываться.  Но
князь молчал, и на челе его еще глубже обозначилась морщина,  пересекавшая
лоб до самой переносицы.
     - Так как велишь, княже, - голос  Борислава  потерял  уверенность,  -
отпустить того лазутчика или прежде сам поглядишь на него?
     Святослав по-прежнему молчал, глаза его смотрели  куда-то  вдаль,  не
замечая воевод. Наконец он заговорил - тихо, будто рассуждая сам с собой:
     - Я так считаю, други мои: побили мы Хазарию крепко, за  давние  наши
обиды ей сполна заплатили. Своими руками, своею кровью добыли  победу  над
исконным ворогом. А те степняки словно воронье, слетаются на падаль, хотят
и себе что-то урвать. Пособники! Мы этих  пособников  не  раз  под  Киевом
видали, горячую смолу с киевских стен на их головы лили. Нет, змея  соколу
не товарищ!
     -  Так,  может,  ударим  по  печенегам?  -  задорно  блеснул  глазами
Борислав. - Теперь и по ним можно ударить...
     - Тебе все едино, с кем рубаться?
     - Все едино. Только прикажи, княже!
     - Тогда помолчи, послушай  старших.  Мой  наказ  таков!  -  Святослав
поднял голову, голос его загремел, как порог Ненасытец в весеннюю пору.  -
Лазутчику печенежскому - голову с плеч долой! Может, его сам хан  Откар  к
нам подослал, чтобы задобрить такой вестью.  Очень  ему  хочется  общипать
побитых нами хазар, похлебать жирной похлебки из  чужого  казана!  И  коли
иные печегежины попадутся - казнить их, не  миловать.  От  них  я  не  жду
добра. А начинать войну с ними нам не время,  будет  так:  ни  дружбы,  ни
войны. Стольный же град Хазарии сами возьмем приступом, без чужой  помощи.
А ежели Иосиф его покинул, то нам еще лучше.
     Итиль русичам не пришлось штурмовать - остатки  разбитого