шпоры,  а  над  ними  синее  неба  дорогое
аксамитовое корзно. Борислав! И откуда принесла его нелегкая?
     Зоркий  взгляд  молодого  воеводы  мгновенно  зацепился  за  Богдана,
напряженно пригнувшегося, будто перед прыжком, скользнул  дальше.  Гридень
шагнул  в  сторону,  загораживая  проход  в  кустах.   Отвлекая   внимание
Борислава, он решил заговорить первым:
     - Здрав будь, воевода!
     - Здрав будь, честный воин. А это кто там?
     Богдан обернулся и увидел Злату, выходившую из  воды.  Нагая  девушка
мелькнула, как русалка, и скрылась за ветками ивняка.
     - Кто это? - удивленно переспросил Борислав.
     Растерявшийся Богдан не сразу нашелся,  что  ответить.  Потом  упрямо
нагнул голову, решил стоять на своем:
     - Мой товарищ, Злат. Новый гридень княжий.
     - Гридень? А мне что-то другое показалось... Или у меня  глаза  плохи
стали?
     Богдан пожал плечами.
     - Отрок Злат... Из Тмутаракани...
     - Имя у него чудное, у этого гридня, и сам он... - воевода пристально
вглядывался в  лицо  Богдана.  -  Постой,  постой!  Ты  тот  самый  княжий
спаситель, что из трясины его вместе с Кречетом вызволил?
     - Тот самый, - отозвался Богдан, обрадованный, что разговор уклонился
от опасной темы. - Кабы не я, и тебе худо пришлось бы - потерял  князя  на
лове!
     Воевода пропустил мимо ушей дерзкий намек.
     - А ведь я тебя видел еще раньше... Где? Никак не  припомню.  Обличье
твое мне больно знакомо.
     Гридень снова насторожился.
     - Э, мало ли где ты мог меня видеть! Земля наша велика. А я вот тебя,
хоть ты и воевода, не примечал прежде.
     - Не ты ли помогал Ратше на его кузне в Житомире?
     Богдан вздрогнул, услышав название своего родного  городища.  Заметил
ли это воевода?
     Но воевода уже не слушал гридня.
     Зашуршали ветки, и рядом с Богданом встал юный  и  статный  витязь  в
легкой кольчуге, облегавшей его тонкий стан, в желтых сафьяновых  сапогах.
На поясе - кривая хазарская сабля. Золотистые волосы упрятаны под шелом  и
бармицу - кольчужную сетку, прикрывающую затылок и щеки.  Милое  юношеское
лицо, покрытое ровным загаром, тонкие брови,  чуть  припухшие  обветренные
губы... Даже Богдан с трудом узнал в этом юном витязе вчерашнюю замарашку,
встреченную им в предгорьях. Добрый гридень получился из нее. Лишь  глаза,
зеленые, русалочьи,  улыбались  загадочно,  напоминая  о  том,  что  видел
Богдан, обернувшись ненароком к реке...
     - Ну, вот и я, - гридень непринужденно положил небольшую смуглую руку
на плечо Богдана. Глаза его без  удивления,  но  с  любопытством  оглядели
воеводу. Тот круто развернул коня и, ударив его в бока  золотыми  шпорами,
поскакал прочь от реки.
     Богдан стряхнул Златину руку с плеча.
     - Ты чего? - удивилась девушка.
     - По твоей милости чуть не посварился с воеводой!
     - Так разве ж я виновата? - Злата обиженно поджала губы.
     Он посмотрел на нее, покачал головой и ничего не сказал.


     Князь и его свита через сутки вернулись из горного аула, подписав ряд
с ясским князем и старейшинами. Договорились, что  ясы  будут  выплачивать
дань посаднику киевского князя в Тмутаракани. За это Святослав обязался не
притеснять их, не воевать с ними, а помогать им отбивать набеги  арабов  и
хазар.  Ясы  обеспечили  русское  войско  провиантом,  дали  провожатых  и
толмачей, чтобы вести переговоры с касогами.
     Несколько  дней  войско  отдыхало,  готовясь  к  дальнейшему  походу.
Святослав, узнав о возвращении своего  гридня,  призвал  Богдана  к  себе,
долго расспрашивал его о том, как того захватили хазары, о  мытарствах  на
хазарской земле. Князя заинтересовал Диомид.
     - Ты того ромея больше не видел?
     - Нет, княже. Он как в воду канул. Может, сюда, к ясам,  или  касогам
подался?
     - Не доводилось о нем слышать. А попался бы... Ну, хватит  ромеев.  Я
хочу тебя сотником поставить над гриднями,  заместо  старого  Путяты,  что
помер от лихоманки. Справишься?
     - Жалуешь меня, княже, не по заслугам...
     - А кто из болота князя вытаскивал?
     - То давно было, и не знал я, что ты - князь. Любому смерду помог  бы
в беде...
     Святослав нахмурился, и Богдан понял, что сболтнул лишнее.
     - Спасибо, княже. Буду и сотником служить тебе  верой  и  правдой.  И
прошу еще об одной милости. Со мной из полона  ушел  отрок.  Златом  звать
его. Храбрый отрок, места  здешние  знает,  сам  он  из  Тмутаракани.  Так
дозволь его взять в гридни!
     - Добрый отрок, говоришь?
     Богдан с трудом выдержал испытующий взгляд Святослава.
     - Мы с ним вон какую дорогу прошли. Успел я увидеть, что он страха не
ведает. Зверя барба не побоялся...
     - Какого зверя барба? - удивленно поднял брови князь. -  Где  вы  его
повстречали?
     Богдан смущенно замялся. Он  опасался,  что  князь  не  поверит  ему,
сочтет хвастуном. Потом махнул рукой и принялся  рассказывать  о  своих  и
Златиных приключениях в горах, о встрече с турами и схватке с барбом.
     Глаза Святослава заблестели: с отроческих лет он страстно любил ловы,
единоборство с диким зверем.
     - Жаль, что мне не попался этот барб! Старики сказывали, что он живет
в полуденных краях, даже на хазарских землях редок. Хотя видели  его  и  в
Диком поле единожды. А мне  не  повстречался  он...  -  Князь  вздохнул  и
заговорил уже деловито:  -  Быть  по-твоему,  записывай  своего  отрока  в
гридни. А пока отдыхай, набирайся сил, готовь сотню к походу.


     Еще не успело войско выступить, как нового гонца прислал  Вуефаст  из
Саркела. Князь слушал его в  присутствии  воевод  и  тысяцких.  И  молодой
сотник Богдан стоял рядом, ожидал княжеских приказов.
     - Пошто воевода по сей день стоит в Саркеле? - строго  спросил  гонца
Святослав. - Пошто не отправился с данью и с полоном в Киев?
     Молодой воин с рябым безусым лицом спокойно встретил недобрый  взгляд
Святослава.
     - Про то, княже, воевода велел тебе донести, для того и  послал  меня
за тобою вдогон. Ослабел он от ран, едва не помер после свары с  вятичами.
Сотник Глеб за него  оставался,  не  знал,  что  решить  -  выступать  или
по-прежнему стоять в Саркеле. Воеводу бы до Киева не довезли хворого, воев
мало, чтобы оберечь  добычу,  в  Диком  поле  опять  неспокойно.  Печенеги
рыскают по степи, да и хазары появились.  Их  ватаги  под  самым  Саркелом
видали...
     - Видали! - насмешливо передразнил его Святослав. -  Так  вы  на  них
спокойно и глядели?
     Гонец простодушно развел руками.
     - А что ж нам делать было, княже? На кого  глядели,  а  кого  ловили.
Нешто мы зря стоим в Саркеле?  Один  хазарин  молчит,  другой  хоть  слово
скажет, а третий  разговорчивый  попался.  Вот  и  узнали  мы,  что  Иосиф
объявился, вернулся в  свой  стольный  град,  подумывает,  как  бы  Саркел
вернуть в свои руки.
     - Ты это сам слыхал?
     - Сам, клянусь Перуном! Хазарин-полоняник  сказал:  Иосиф  хазарского
воеводу, что ты, князь, в Итиле править поставил, казнить велел,  итильцев
новой данью обложил, хочет сызнова войско собрать,  на  Саркел  двинуться,
покуда ты в дальнем походе...
     Святослав задумался. Воеводы зашумели.
     - Что ж это выходит? - поднял голос Борислав. -  Опять  хазары  будут
разбой творить? Снова  станут  гостей  наших  в  дороге  убивать,  смердов
уводить в полон? Мало того что Русь испокон веков дань везла в Итиль,  они
еще и нашу землю  разоряли!  Теперь  старое  хотят  вернуть...  Надо  было
порушить Хазарию до конца, стольный град их с землею сровнять! Мало мы  их
побили, проклятых...
     - Ты-то из Древлянской земли к нам  в  дружину  пришел,  -  отозвался
кто-то из старших бояр, - твоя земля им дань не платила.
     - Сердце мое за всю Русь болит!
     - Так-так, - закивал седой головой Свенельд. - Не время сейчас  споры
заводить. Борислав добрый воевода и речет верно. Надо было добить Хазарию,
чтоб она снова не подняла голову, как гад ползучий.
     И покосился на князя - давно они стали о  многом  по-разному  думать.
Святослав молчал.
     - Дозволь мне слово молвить, княже! - заговорил воевода Перенег.
     - Говори, - кивнул Святослав. - Послушаем,  что  посоветует  Перенег.
Может, он надумал повернуть дружину на Итиль-град, не идти к Тмутаракани?
     - Нет, княже, у нас и тут дел довольно. Думается мне, что государство
хазарское нам еще послужить может. Под рукою киевского  князя...  Пошто  ж
его изничтожать до конца, пошто резать корову, какая еще доится?
     - Одним ворогом меньше будет у Русской земли! - отозвался Борислав.
     - Пусто место не бывает, - спокойно возразил Перенег. - За  Хазарией,
за Итиль-рекою кочуют печенеги. А еще есть там орды  диких  гузов,  мы  их
торками зовем. Если не будет Хазарии, кто их остановит?  Им  тогда  прямая
дорога на Русь!
     - Верно  Перенег  молвит,  -  поддержал  воеводу  князь.  -  Покорить
Хазарское царство, обложить его данью - выгодно для Руси. А рубить его под
корень - содеять самим себе зло. Зарастут емшаном караванные  пути,  гости
наши забудут дорогу  в  дальние  страны.  А  другие  степняки,  что  из-за
Итиль-реки хлынут, может, еще  злее  хазарина  будут...  Как  мыслишь  ты,
воевода Свенельд, старейший среди нас? Может быть, мы с Перенегом неправы?
     - Мыслил я по-иному, а теперь вижу: неправ был, - глядя прямо в глаза
князю, ответил Свенельд. - Мне привычнее мечом махать,  чем  думу  думать.
Пусть будет так, как Перенег сказал, как ты речешь, княже!
     - Так и порешим, бояре. Гонец пусть отдыхает - ты  за  ним  пригляди,
Богдан, чтоб ни в  чем  нужды-заботы  не  знал,  а  завтра  повезет  наказ
Вуефасту: оставаться ему  воеводой  в  Саркеле,  на  Дону  стеречь  рубежи
Русской земли. Другого гонца, своего, пошлем в Киев и Чернигов  с  наказом
Добрыне и Претичу: отобрать обоим тысячу добрых воев и направить в Саркел,
Вуефасту на подмогу. Мы же  с  вами,  бояре,  двинем  дальше,  к  Русскому
морю...



                                    3

     В конце месяца зарева - августа пошли дожди.  Они  собирались  долго,
набирая силу, и теперь обрушили на прокаленную  землю  потоки  воды.  Вода
бушевала в небе и на земле. Горные речки вышли из берегов, затопили ущелья
и  долины,  помчали  к  далекому  морю   вырванные   с   корнем   деревья.
Проводники-ясы, посоветовавшись между собой, повели  русичей  в  горы,  на
лесистый  перевал.  Там,  на  возвышенности  пришлось  разбить  лагерь   и
выжидать, когда кончится непогода.
     Первые дни ревуна  -  сентября  порадовали  солнцем  и  синим  небом,
чистым, как дорогой византийский аксамит, что шел  на  княжеские  знамена.
Вскоре, однако, с гор снова надвинулись тучи, зарядил нудный серый дождик.
Вынужденная задержка злила и тревожила Святослава. Впервые с начала похода
князь  начал  проявлять  признаки  беспокойства:  он  хотел  добраться  до
Тмутаракани пораньше, чтобы с первыми заморозками уже  отправить  основную
часть дружины в Киев.
     - Ничего, лето еще  вернется,  -  успокаивал  князя  немолодой  ясин,
старший из проводников. - Будет тепло и сухо, реки войдут в русло,  дороги
просохнут...
     Свенельд с сомнением качал головой, Святослав зябко поеживался, глядя
на сизое небо. Вода лилась сверху, выступала из-под земли. Глинистая почва
разбухла, в лесу было сыро и душно. Старые дружинники жаловались на давние
раны, многих трясла лихорадка. Самому князю нездоровилось, но он крепился,
не показывал вида.
     Дожди  прекратились  внезапно,  вновь  над  предгорьями   раскинулось
чистое, будто умытое  небо  без  единого  облачка,  в  ясной  его  глубине
запарили орлы.
     - Завтра можно будет выступать, - объявил проводник.
     - Доживем до завтра - увидим, - недоверчиво усмехнулся Святослав. - У
нас сборы недолги. Будет ведро - тронемся дальше.
     Вроде неплохо приняли вернувшегося из полона Богдана  гридни.  Каждый
спешил поделиться с ним чем был богат. И молодого товарища его  приветили.
Старый Мечник и коней им добыл - для Богдана рослого вороного, для Златы -
смирную саврасую кобылку. А все-таки уже в первые  дни  после  возвращения
Богдан почувствовал смутную тревогу. Казалось ему временами, будто  кто-то
в спину глядит недобрым взглядом. Обернется Богдан - кругом  свои,  те,  с
кем уже немало степных дорог истоптано, с кем и  смерти  в  глаза  глядели
рядом.
     Чудно Богдану, ничего не поймет он. Что бы  это  значило?  Затаил  он
свою тревогу, никому, даже Злате, ни слова не сказал. А сам  начал  тайком
присматриваться к своим товарищам. О Мечнике ничего худого не подумаешь  -
бывалый воин, взгляд прямой и открытый. Чеглок похож на  него,  только  по
молодости лет куда горячее. Чудин хоть и молчун, да весь  на  виду.  Да  и
другие гридни - что о них плохого скажешь?
     Нет, никого ни в чем не мог заподозрить Богдан. Самому смешно  стало:
подумал же такое!
     Русская дружина после возвращения Святослава от ясского князя  прошла
вперед немного - помешали дожди. Для воинов, уставших в долгом походе и  в
сечах с хазарами, это была передышка перед  последним  рывком  к  Русскому
морю. Отдыхала дружина, выстроив шалаши и вырыв  землянки,  отъедались  на
здешних буйных травах отощавшие кони. Воины залечивали раны,  как  отцы  и
деды учили - золой от костра, настоями из трав и кореньев.
     Когда дождь затихал, к русскому стану пробирались ясы  с  товарами  -
оружием, сукнами, медом, пригоняли баранов. На окраине  лагеря  собиралось
торжище. Русичи покупали что им по душе приходилось, за хазарское золото и
серебро, выменивали за добычу, взятую в Итиле.
     Как ни тихо и мирно было вокруг, около лагеря денно и ношно стояли на
страже дозоры. За бдительность стражи князь Святослав строго  спрашивал  с
воевод и тысяцких.
     В дозор ходили и гридни. Злата просилась вместе с  ними,  но  Богдан,
расставлявший и проверявший дозорных, не отпускал ее, держал при себе  как
оруженосца-рынду. Ночью, в сильный дождь, оставлял ее в лагере, хотя она и
обижалась. Брал с собою тогда гридня Светозара - статного и ловкого,  хоть
уже и немолодого воина  с  густыми  черными  усами  и  хмурым  никогда  не
улыбающимся лицом.  Со  Светозаром  в  дозор  ходили  охотно:  его  желтые
ястребиные глаза одинаково зорко видели и днем и ночью. И слух у него  был
не хуже, чем у сайгака, -  за  пять  перестрелов  Светозар  чуял  малейший
шорох.
     Но Злата сторонилась Светозара, настороженно молчала при нем.
     - Чем он тебе не люб? - спросил однажды Богдан,  когда  они  остались
вдвоем.
     Злата метнула на него быстрый взгляд, укоризненно  блеснула  зелеными
глазами.
     - Не люб, - и прикрыла глаза длинными ресницами. Отчего - не знаю. Но
не лежит сердце к нему. Будто чужой он среди наших воев...
     - Ну придумала! - отмахнулся Богдан. - Чужой!
     Девушка обиделась и умолкла.
     А Богдан, как и прежде, чуял чей-то  недобрый  взгляд,  следивший  за
ним. Словно был он добычей, которую обкладывают волки...


     Уже и дожди кончились,  реки  вошли  в  русла,  а  Святослав,  обычно
стремительный, быстрый в походах, на этот раз медлил с выступлением. То ли
хотел дать хорошую передышку дружине, то ли ждал вестей о касогах.
     Взяв с собою несколько сотен конных воинов, ушел на  север  Борислав.
Лазутчики донесли, что  там,  в  степи,  зашевелились  хазары.  С  отрядом
воеводы отправился один из ясов, прибывших от Тагаура.
     Перед отъездом Борислава князь похвалил за  усердие  нового  сотника.
Воевода пристально посмотрел на Богдана, но ничего не сказал,  а  того  по
спине побежали мурашки, в голове мелькнула смутная догадка,  чей  недобрый
взгляд не дает ему покоя.
     И в эту ночь, услышав, как  закряхтел  Мечник,  ворочаясь  у  костра,
Богдан остановил старого воина:
     - Не ходи, десятник, и так уже  ноги  стоптал.  Я  сам  погляжу,  как
службу несут наши вои.
     Мечник заворчал недовольно, но перечить Богдану не стал. Вместо  него
поднялась Злата:
     - И я с тобою...
     - Спи, Злат. Сейчас, после первых петухов, сон самый сладкий. Небось,
и лешие уже угомонились,  забились  в  свои  берлоги.  Я  возьму  с  собою
Светозара.
     Но Светозара поблизости нигде не  оказалось.  Богдан  не  стал  вести
розыск, тревожить спящих, пошел один.
     Ночь выдалась темной, безлунной.  Смутно  вырисовывались  за  широкой
поляной горы, неровными зубцами обрезавшие край Перунова Пути. Из  близкой
расщелины тянуло сыростью и прохладой.
     Богдан шел по росистой траве, прислушиваясь к  окрикам  дозорных.  На
опушке леса, черневшей невдалеке, ему послышались чьи-то шаги.
     "Может, вправду леший какой еще не спит", - усмехнулся Богдан.
     Сильный удар в спину  неожиданно  свалил  его  с  ног.  Он  не  успел
схватиться за меч. Руки его стянули ремнем, затолкали в рот тряпицу. "Ясы!
- обожгла мысль. - Неужто ясы?" в эту минуту он думал не о себе, а о своем
невыполненном долге. Убрав  его,  сотника,  ясы  так  же  беспрепятственно
смогут снять и дозорных, пробраться к Святославу. Князь  бродит  иной  раз
ночью по стану, проверяя дозоры. Гибель Святослава  будет  означать  конец
так удачно начатого похода...
     Оглушенный не столько ударом своего  неведомого  противника,  сколько
этой страшной мыслью, Богдан не скоро пришел  в  себя.  А  когда  очнулся,
почувствовал, что его тащат на себе, как бревно,  придерживая  за  руки  и
ноги, двое дюжих носильщиков. Кто они?
     Неожиданно его  потянули  куда-то  вниз,  по  крутому  склону  балки,
заросшему  густым  кустарником.  Пахнуло   подземельем,   блеснул   огонек
небольшого костра,  и  при  свете  Богдан,  которого  поставили  на  ноги,
разглядел небольшую пещеру, вырытую в твердом, скалистом  грунте.  Мельком
он отметил, что пещера старая и ею  пользовались  многие  годы:  свод  был
закопчен и местами обвалился.
     Могучий, плечистый детина стоял спиной к огню, и  лица  его  не  было
видно. Только поблескивала кольчуга, плотно обтягивающая его тугие  плечи.
На голове вместо шелома - шапка, какие носили русские  воины.  Второй  был
пониже ростом и потоньше. Он повернулся к костру и Богдан узнал  его.  Это
был Светозар!
     Еще не поняв, что случилось и что  ему  грозит,  Богдан  почувствовал
облегчение: не ясы, не чужие, значит,  нечего  опасаться.  И  он  невольно
рассмеялся, забыв, что во рту у него кляп. Получился не  смех,  а  хриплое
рычание.
     - Ты чего? Ты чего? - удивленно шагнул к  нему  спутник  Светозара  и
выдернул у Богдана кляп. - Чего ржешь, будто конь?
     - Тьфу! А что ж это вы, други, со мною учудили? - Богдан задал вопрос
спокойно, но его начала разбирать злость.  -  Нашли  время  дурня  валять!
Забыли, что я - сотник, не рында какой-нибудь... Ну-ка, быстро развяжите!
     Богдан дернулся, пытаясь самостоятельно распутать руки,  стянутые  за
спиною ремнем. Но высокий остановил его, сунув ему под нос кулак с зажатым
в нем ножом.
     - Сотник? - переспросил он с  угрозой  в  голосе.  -  А  это  мы  еще
поглядим, какой ты сотник. Головник ты, тать ночной! Кого ты живота  лишил
в Древлянской земле, сказывай!
     Будь в землянке светлее, эти двое смогли бы увидеть, как  смертельная
бледность  залила  лицо  Богдана.  Это  Борислав  подослал  их!  Догадался
все-таки, кто прикончил Клуня! Но это всего лишь догадка.  Чем  он  сможет
доказать Богданову вину?
     - А ты кто такой, что судить меня  собрался?  -  взяв  себя  в  руки,
спросил Богдан. - Кто тебе право такое дал?
     Высокий снова поиграл ножом перед лицом связанного  сотника.  Отблеск
костра кроваво заискрился на остром клинке.
     - А это видел? Вот оно, мое право. Узрел? Мало тебе этого? Так  скажу
еще: за мною стоит воевода, боярин. Боярский суд скорый...
     Богдан  лихорадочно  перебирал  в  памяти  все  встречи  с   воеводой
Бориславом. Не выдал ли он  себя  сем-нибудь?  Вроде  нет.  Богдан  всегда
держался на стороже. Светозар неспроста жался  к  сотнику,  выполняя  волю
воеводы. Что надумали эти двое, какой наказ получили