.
     Бронник, заросший  черной  бородой  до  самых  глаз,  с  любопытством
смотрел на князя.
     - Ромеи такие мечи любят, они для них в самый раз.
     - Так то ж ромеи! А нашему вою надобно потяжелей, чтоб рубануть можно
было как след того ромея...
     - Можно и потяжелее выковать, - засмеялся бронник. - Много ли надобно
тебе их?
     - Сотен пять на первый раз.
     - Ого! - бронник удивленно округлил глаза. - А  нашто  тебе  столько?
Сам-то ты кто будешь?
     - Князь киевский! - шепнул ему на ухо Богдан.
     Бронник почесал затылок могучей дланью, подумал немного. А глаза  его
цепко ощупывали Святослава.
     - Что ж, и пять сотен можно отковать,  крицы  у  меня  хватит.  Заказ
большой, возьму с тебя подешевле. Да и князь ты не  чужой.  Свои-то  -  не
ромеи!
     - Правду молвишь, - засмеялся Святослав. -  Как  готов  заказ  будет,
вези сюда, в Тмутаракань.
     Князь прикидывал, как он соберет дружину  из  местных  русичей,  чтоб
оставить  ее  для  охраны  Тмутаракани.  И  касогов  неплохо  бы   в   нее
завербовать, они воины неплохие.
     Тут же попались ему на глаза бывшие заложники - братья Бэгот и  Умаф.
Рослые, широкоплечие,  увешанные  оружием,  отделанным  серебром,  братья,
узнав Святослава и его спутников, приветливо поклонились.
     Князь переглянулся с Богданом: вот бы кого залучить в дружину!



                                    7

     Еще  при  первой  встрече  с  братьями-касогами  Богдан  запомнил  их
непривычные имена: Умаф и Бэгот. Братья чем-то походили один  на  другого,
быстрые, поджарые, черноглазые, с одинаковыми небольшими бородками. Теперь
они встретились на торжище, Умаф и Бэгот сразу признали Богдана.
     - А, кунак! Здравствуй!
     - Добрый день, русский уорк! Здоров ли ты, здоровы ли твои друзья?
     Молодой сотник уже знал  многие  касожские  слова.  Уорками  называли
дружинников,  приближенных  князя.  Уорком  был  Богдан,  уорками  были  и
братья-касоги. Он  в  свою  очередь  поздоровался  со  старыми  знакомыми.
Обернулся к Святославу:
     - Дозволь мне остаться, княже. Хочу потолковать с касогами.
     Святослав согласно кивнул:
     - Иди, ты мне сейчас не надобен.
     Богдан остался с Умафом и Бэготом. Те поняли, что он отпросился  ради
них, обрадовались, заулыбались.
     - Пойдем с нами, - потянул Богдана за рукав один из братьев.
     - Гостем будешь! - объявил другой. - Пойдем, тут  недалеко  еще  один
брат живет, старший. В его дом пойдем.
     - Сколько же вас, братьев-то?
     - Нас много! Один, два, три... шесть...  Джигиты  в  родном  ауле,  в
горах... А тут, в городе, самый старший и самый уважаемый, Хачемаф.  Он  -
торговый гость, его тут все знают.


     Дом Хачемафа стоял недалеко от городских ворот, прятался  за  высоким
глинобитным забором. Он был приземистый, но просторный.  За  ним  виднелся
еще один дом, поменьше,  дальше  -  конюшни,  сараи,  хлев,  еще  какие-то
постройки. Богдану объяснили, что брат со своей  семьей  живет  во  втором
доме. Первая, большая постройка, предназначена для гостей. Называется  она
"хачеш".
     "Богато живут люди!" - подивился Богдан. И с  грустью  вспомнил  свою
вросшую  в  землю  хибарку  в  Древлянской  земле,   куда   ему   пришлось
перебраться, когда Клунь  выжил  его  из  отчего  дома.  От  хибарки  той,
наверно, уже и следа не осталось.
     Богдана провели через вымощенный  каменными  плитками  двор,  открыли
дверь дома и ввели в большую,  чисто  убранную  комнату.  Свет  пробивался
сквозь маленькие оконца, заделанные  кусками  полупрозрачного  стекла.  На
полу - ни стола, ни  лавок,  только  ковры.  Стены  густо  увешаны  разным
оружием: саблями, кинжалами, луками, копьями, боевыми топорами...
     "На целую сотню хватит", - подумал Богдан.
     Братья, извинившись, оставили его одного. Не решаясь ходить по  ковру
или сесть на него,  сотник  нерешительно  топтался  в  углу,  у  двери,  с
любопытством разглядывая оружие. Он и не заметил, как появились  братья  и
еще один касог с ними, невысокий и грузный. На  его  круглом  лице  весело
поблескивали маленькие черные глазки.
     - А вот и наш брат Хачемаф!
     Хачемаф  шумно  приветствовал  гостя,  осведомился  о  его  здоровье,
предложил сесть на ковер - таков обычай у касогов. Он, как и  его  младшие
братья, тоже неплохо говорил на языке русичей.
     - Спасибо, хозяин, я пока еще  на  здоровье  не  жалуюсь,  -  ответил
Богдан и сразу же повел речь о другом: - Вот попал я сюда, в  Тмутаракань,
вижу - богато живете.
     - О, Таматарха - это хороший город! Его и ромеи, и хазары из рук друг
у друга вырывали. Надеюсь, что теперь, при русском  князе,  он  еще  краше
станет. И богаче...
     И этот касог говорил не "Тмутаракань", а "Таматарха".  Крепкие  корни
пустили тут ромеи!
     Молодой слуга внес в комнату маленькие трехногие  круглые  столики  с
разной снедью на больших  глиняных  блюдах.  Запахло  пряностями,  жареной
бараниной. Появился  вместительный  тонкогорлый  кувшин.  Хозяин  принялся
разливать вино в серебряные чаши.
     Богдан еще раз подивился тому, что в доме нет лавок.  Следуя  примеру
хозяев, он сел на ковер.
     - За здоровье гостя! - поднял чашу Хачемаф. - Пусть будет  долог  его
жизненный путь, как наша беседа, пусть жизнь его будет приятной и сладкой,
как это вино из нашего родного аула.
     Умаф  и  Бэгот  одобрительно  закивали  головами,  поддерживая   тост
старшего брата.
     - Ух! Ну и вино! - Богдан не смог скрыть своего восхищения. - Царское
питье!
     Касоги довольно заулыбались. Сделать приятное  гостю  -  радость  для
хозяев.
     Богдан, захмелевший от вина и сытной еды, рассказывал им  о  жизни  в
своих родных краях, о трудном походе  через  Дикое  поле,  через  Хазарию.
Касоги слушали его с интересом,  время  от  времени  поддакивая,  в  самых
интересных местах цокая языком.
     "А ведь князь говорил о дружине, -  молодой  сотник  вспомнил,  из-за
чего он пошел в гости. - Эти касоги для нас  -  самые  подходящие.  Добрые
витязи!"
     Он, не долго думая, сказал им, что русский князь  надумал  создать  в
Тмутаракани свою дружину.
     - Пойдете к нам служить, други, а? - спросил Богдан, глядя на Умафа и
Бэгота.
     Братья ответили не сразу.
     - Эх, будь я помоложе, взялся бы за меч!  -  вместо  младших  братьев
высказался Хачемаф, воинственно подбоченившись. - Да жаль, кольчуга  стала
для меня немного тесновата.
     Богдан посмотрел на его круглый живот и улыбнулся. Улыбки мелькнули и
на лицах младших братьев.
     - Мы вольные люди, - снова став серьезным, сказал Бэгот.
     - Вольные? - сдвинул брови Умаф. - Наш пши Алэдж прикажет - пойдем  к
нему в дружину, никуда не денемся. Заставит его  отары  пасти  -  тоже  не
откажешься. Может, тут, у русов, лучше будет?
     Богдан молчал, выжидая. Да,  князья  все  одинаковы,  к  власти  и  к
богатству рвутся. И Святослав тоже - выгоду для Русской земли ищет, но и о
своей не забывает. А дружинников он, пожалуй, бережет  лучше,  чем  другие
князья и воеводы. И опять же ради своей выгоды - что бы он без них значил!
     Хачемаф тоже молчал, шутки его иссякли.
     - Хазарам я не хочу служить, они воры, - продолжал  Умаф.  -  В  этом
городе продавалось все, что можно было продать. Сурхан  и  свою  должность
тудуна - правителя Таматархи продал бы, если б ему как следует  заплатили!
А русы... Эй, кунак, а ты в Таматархе останешься?
     - Не знаю... - помедлил с ответом Богдан. - Как князь решит.
     Он уже не раз подумывал об этом. Тмутаракань была родиной Златы, этот
город и Богдану пришелся по душе.
     - Оставайся! - поддержал брата Бэгот.  -  И  мы  с  Умафом  пойдем  в
русскую дружину.
     - Спасибо, други, на добром слове, - тихо сказал Богдан.


     В тот же день князь Святослав чинил  суд  в  своих  новых  владениях.
Место для этого было выбрано на майдане, раскинувшемся почти на всю ширину
города, который вытянулся узкой полоской вдоль  обрывистого  берега  моря.
Возле старой греческой церкви, под могучим дубом,  скупо  цедившим  сквозь
жесткую листву лучи уже потерявшего силу осеннего солнца, рынды  поставили
деревянную лавку, накрыли ее богатым хорезмским ковром. Князь явился перед
народом, одетый для такого случая в новую белую  рубаху,  синие  шаровары,
заправленные в желтые сафьяновые сапоги. На голове треухая парчовая шапка,
отделанная  куньим  мехом,  на  плечи  накинуто  алое  корзно  с   золотой
застежкой. А из-под корзна выглядывает потертая кожаная перевязь - с нею и
с походным мечом,  не  раз  выручавшим  князя  в  битвах,  даже  здесь  не
расстался Святослав.
     Отвесив поясной поклон народу,  князь  сел  на  лавку,  его  окружили
воеводы. Чуть поодаль  полукольцом  встали  гридни.  Толпа  тмутараканцев,
ожидавших княжеского суда, прихлынула поближе,  оставив  свободным  только
пятачок в несколько саженей. Не столько было здесь челобитчиков, истцов  и
ответчиков, сколько  желающих  поглядеть  на  князя,  пришедшего  сюда  из
далекой Русской земли, на его свиту.
     Толпа гудела словно улей.
     - Князь Святослав не то что хазарский бек!
     - Видно, прост он, голову не дерет.
     - Свою-то не дерет, наши драть будет!
     Так переговаривались русичи. Многие из них рады были  приходу  дружин
киевского князя. Другие жители  Тмутаракани  -  касоги,  греки,  хазары  -
больше молчали, настороженно выжидая. И они, и русичи знали: власть -  она
всегда власть. Будет ли при новой власти легче простому люду?
     Князь оглядел окруживших его людей. Смерды такие  же,  как  на  Руси,
только  одеты  чуть  получше.  Рыбаки,   пахари,   виноградари,   пастухи.
Тмутараканцы побогаче держатся  кучкой,  косятся  на  шумную  чернь.  Люди
разного роду-племени, а все, как и  в  стольном  Киеве,  как  и  в  буйном
Новгороде. А чего они хотят от князя?
     Святослав приступил к делу.
     - Ну, что у вас, люди? Говорите!
     - Челом бьем! - загудела толпа. - Верши суд правый,  княже!  Хлебнули
мы лиха при Сурхановой власти, простой люд ждет нынче от тебя защиты...
     - То уже травой поросло,  -  перебил  Святослав  жалобщика,  молодого
смерда в распахнутой до  пупа  рубахе.  -  Нету  Сурхана,  нету  хазарской
неволи. Будет вершить все дела в Тмутаракани русский посадник, моя  правая
рука.
     - Так наши мироеды остались, они не лучше Сурхана! - загудели те, что
стояли поближе к Святославу. - Хазарин со  всего  брал  десятину,  а  свои
богатеи, русичи, пятый сноп забирают. Землю у него взял под пашню -  вовек
не рассчитаешься. Челн попросил на рыбалку - вовсе в кабалу залезешь.
     - Тихо! - нахмурился Святослав.  -  Говорите  кто-нибудь  один.  Всех
разом я не уразумею.
     Снова выдвинулся вперед прежний челобитчик.
     - Я скажу, княже! Вот он, Одинец, кровь из нас сосет. Все дани-подати
собирать перепоручил ему бек хазарский: за проезд через мост, за  выход  в
море, за улов, за бортничество, за пастьбу, за скотину, за каждую  душу  в
семье. За все, что тот злодей увидит.  Думали  мы,  что  скоро  до  такого
дойдет: порты снял - плати мыто портошное,  надел  их  обратно  -  сызнова
плати...
     Толпа всколыхнулась от взрыва хохота, сам князь  засмеялся  было,  но
тут же снова насупил брови.
     - Так это? - повернулся он к Одинцу, тщетно пытавшемуся спрятаться за
спины горожан.
     Старик дернулся, словно его огрели плетью, но  ничего  не  ответил  -
будто язык проглотил.
     - У меня он последнюю  сеть  отобрал...  За  долги,  -  робко  заявил
стоявший рядом с челобитчиком пожилой касог.
     - А меня с виноградника согнал! - выкрикнул тощий носатый грек.
     Снова все загудели, замахали руками. Одинец еще ниже склонил  голову.
Красавица, Одинцова дочка, придвинулась  поближе  к  отцу,  будто  надеясь
спасти его от княжеской кары.
     Святослав едва заметным жестом поманил к себе Богдана.
     - Что, княже? - подскочил к нему сотник.  -  Взять  его,  посадить  в
поруб?
     Князь досадливо поморщился.
     - Не Одинца, а того челобитчика взять надо. Только  не  сразу,  когда
люд расходиться станет. Я еще погляжу, что он за птица...
     Богдан удивленно раскрыл глаза, но не посмел возразить князю.  А  тот
уже снова повернулся к тмутараканцам.
     - Кто еще вас притесняет, добрые люди?
     Передние ряды, будто заподозрив что-то неладное, притихли. Попятился,
стараясь скрыться в толпе, челобитчик. Только из дальних  рядов  слышались
нестройные выкрики:
     - Хазарин Букан!
     - Грек Феодор!
     - Русич Прокша!..
     - Тихо! - Святослав поднял руку. - Скорый суд - неправый. Я  во  всем
разберусь, люди, и покараю всех, кто  виновен.  А  ежели  на  кого  поклеп
возведен - с челобитчика спрошу строго...
     Князь понял: если он пойдет на поводу у тмутараканской голытьбы,  ему
придется  всех,  на  ком  власть  держится,  ковать  в  железа.  Этак   из
Тмутаракани можно второй Новгород сделать. А там  смерды  додумаются  вечо
собирать, посадника скинут, князя прогонят.
     Он перевел речь на другое: объявил, кто  какую  дань  будет  нести  в
княжескую  казну,  наказал  всему  ремесленному  люду  принять  участие  в
строительстве  детинца-крепости,  сказал   о   наборе   охочих   людей   в
тмутараканскую дружину.
     Желающих записаться в дружину нашлось немало - и из самого города,  и
из близлежащих сел.  Сообщение  о  дани  и  строительной  повинности  было
встречено молчанием.



                                    8

     До прихода русичей каждый второй дом в Тмутаракани  принадлежал  беку
Сурхану. Почти половина кораблей, прибывавших  в  порт  из  других  стран,
загружалась его товарами. Не было в городе ни  одного  рыбака,  ни  одного
ремесленника, который не  числился  бы  в  должниках  у  хазарского  бека.
Правитель города от имени владыки Хазарии взимал подати со  всех  жителей,
купцов и пришлого люда. Иосифу в Итиль отправлялась лишь малая часть  этих
доходов. Все остальное шло в казну самого бека. Из года  в  год  множились
его богатства. И вот...
     Бек Сурхан не мог примириться с потерей Тмутаракани. Выполняя  тайный
приказ Иосифа, переданный ему греческим наемником, бек не столько старался
выслужиться перед владыкой Хазарии, сколько боролся за свою  власть,  свое
богатство. Грек обманул:  ни  ясы,  ни  касоги  не  задержали  продвижения
русского войска. А что могли сделать  хазары,  брошенные  Сурханом  против
русов? Немногочисленное, наспех сколоченное войско  степняков  дрогнуло  и
побежало от первого же удара дружинников киевского  князя.  Многих  воинов
недосчитался тмутараканский бек, собирая свои рассеянные по степи сотни.
     Часть хазар, прибывших из дальних веж по приказу Сурхана,  откололась
и ушла на север. Они и в этот бой шли неохотно - зачем им  защищать  чужой
город? - а потерпев поражение, и вовсе утратили охоту драться. С  Сурханом
остались лишь хазары, жившие в  самой  Тмутаракани  или  ее  окрестностях.
Горстка воинов... Взглянув на нее, Сурхан понял,  что  война  окончательно
проиграна. Впрочем, ее проиграл  намного  раньше  сам  каган-бек  Хазарии,
разгромленный Святославом. Но Сурхан решил не сдаваться.  Он  распорядился
вывести свою казну в укромное место,  а  доставивших  ее  рабов  перебить.
Тайну знали только он сам и двое  его  доверенных  людей.  Сурхан  увел  в
плавни оставшихся при нем воинов. Там, на  островках,  затерявшихся  среди
камышовых джунглей, он надеялся дождаться лучших времен.
     Киевские полки, рассуждал бек, пришли и уйдут, может быть  оставив  в
Тмутаракани  небольшую  дружину.  Вот  тогда  можно   будет   подумать   о
возвращении утерянных владений. Хазария если и оправится после нанесенного
ей удара, то  власть  Иосифа  все  равно  ослабнет.  Значит,  все  большую
независимость  приобретет  тмутараканский  правитель,  будет  торговать  с
ромеями, как ему заблагорассудится.
     И сейчас, в своем тайном убежище, Сурхан не сидел сложа руки. Десятки
лазутчиков, будто щупальца бека,  расползлись  во  все  стороны,  неусыпно
наблюдая за русским войском.  Сурхан  обдумал  коварный  замысел  и  начал
постепенно его осуществлять.


     Ночью  в  русском   лагере   поднялась   тревога.   Исчез   десятник,
отправившийся проверять дозоры. Кто-то из дружинников слышал шум в стороне
камышей, подступавших с севера  к  озеру.  Там  в  дозоре  находились  два
бывалых воина. Туда поспешил воевода Перенег, захватив  с  собою  надежную
охрану. Среди изломанных, вытоптанных камышей при свете факелов он  увидел
залитое кровью тело  одного  из  дружинников.  Ни  десятника,  ни  второго
дозорного разыскать не удалось.
     Под левой  лопаткой  убитого  торчал  короткий  клинок  с  отделанной
серебром рукояткой. Это был касожский кинжал.
     Утром князь Святослав хмуро выслушал немногословный доклад Перенега.
     - Касожский, говоришь? - повертел он в руках принесенный ему воеводой
кинжал.
     - Касожский, княже.
     - Выходит, люди Алэджа нам такое подстроили? - Святослав повернулся к
Богдану: - А ты что скажешь, сотник?
     Богдан догадался, о чем думает князь.
     - Нож касожскими руками сделан, верно. А в чьих руках он был нынешней
ночью, не знаю, княже.
     - Узнай. Глаз у тебя зоркий. Тебе поручаю.
     Богдану не нужно долго собираться. Он кликнул  Злату  и  Чудина  и  с
несколькими  дружинниками  Перенега  поскакал  туда,  где  нашли   убитого
дозорного.
     По следам, сохранившимся на  вязкой  болотной  почве,  он  представил
себе, как это все случилось.  Несколько  вооруженных  человек  по  камышам
неслышно подобрались к дозору именно тогда, когда сюда  подошел  десятник.
Может, раньше? Нет, не видно было, чтобы люди  долго  топтались  на  одном
месте. Русичей они застали врасплох, одного дозорного закололи кинжалом, а
второго вместе с десятником чем-то оглушили. Кто-то был  ранен,  свой  или
чужой, - на земле следы крови. Двоих русичей потащили  дальше,  к  рощице,
где были спрятаны кони. Конские следы вели в степь.
     - Ох, не нравится мне это... - сквозь зубы процедил Чудин.
     - И мне, - подтвердила Злата. - Касожским клинком убили дозорного,  а
не похоже, что тут касоги побывали. Те ловцы отменные, пройдут - не сомнут
и травинки. А тут вроде вепри топтались!
     Богдан задумался. Князь послал  его  сюда,  потому  что  не  верил  в
виновность касогов. Один раз уже ошиблись, сколько крови пролили!
     - Вот что, други, сказал Богдан. - Будем искать, все вокруг осмотрим.
Коль тут хазары побывали, не могли же они следа не оставить.
     - И наших воев надобно выручить, - подсказала Злата. - Они, может, на
нас надеются, ждут выручки...
     Богдан опустил голову.
     - Следы, думаю найдем. А их самих... Ищи теперь ветра в поле!
     Злата вздохнула. Она, сама  побывавшая  в  хазарской  неволе,  хорошо
представляла, какая  тяжкая  доля  ждет  попавших  в  плен  воинов.  Лучше
умереть, чем так жить. Но как помочь этим людям?
     Богдан со своими спутниками объехал все окрестности Тмутаракани,  они
осмотрели каждую балку, но ничего не обнаружили. Все разрешилось случайно,
когда  Богдан  уже  собирался  вернуться  в  Тмутаракань.  Молодой   воин,
дружинник Перенега, неожиданно остановил коня, пристально глядя в сторону.
     - Чего уши развесил? - сердито спросил Богдан. - Лешего углядел?
     - Ежели тот коршун над  лешим  кружит,  то  так,  сотник,  -  ответил
дружинник, обиженный словами Богдана. - Я к нему давно уже присматриваюсь.
     - Где? Вон над теми кустами? Скачи туда, погляди.
     Дружинник с места пустил коня вскачь. При его приближении  из  кустов
вылетела воронья стая. Воин пригнулся к  луке  седла,  что-то  разглядывая
перед собой, потом обернулся, замахал рукою.
     Богдан и его спутники торопливо поскакали к нему.
     Под кустом на примятой траве, широко  раскинув  руки,  лежал  мертвый
русич. Это был тот самый десятник, что не  вернулся  с  проверки  дозоров.
Богдан спешился, нагнулся над убитым.
     - И зачем только они