его, мертвого, сюда затащили?
     - А вот зачем, -  отозвался  Чудин,  успевший  заметить  то,  что  не
заметили другие. - В него стреляли издалека  и  наповал.  Стрела  в  боку,
вытащить ее не смогли, обломали. Наконечник остался... Значит,  не  хотели
эти тати свою метку оставлять, утащили десятника подальше. Надеялись,  что
мы не сыщем. Ан нет, нашли.
     Он наклонился над мертвым, повозился немного, орудуя ножом, и  встал,
удовлетворенно крякнув:
     - Стрела-то хазарская!


     Вечером русичи справляли тризну по двум погибшим воинам. Жарко пылали
огромные погребальные костры. Молча стояли дружинники и  воеводы,  обнажив
головы и по их лицам скользили тревожные отблески пламени. А позади  -  на
крышах, на заборах гроздьями висели тмутараканцы,  глядели  на  невиданное
зрелище.
     Богдан и Злата стояли чуть поодаль от гридней. В последнее время  они
постоянно держались вместе и это никого  не  удивляло.  Неожиданно  Богдан
почувствовал что кто-то тянет его за руку. Он обернулся. Отблески  костров
осветили лицо стоявшего рядом человека. Это был один  из  братьев-касогов,
но который - Умаф или Бэгот? Впрочем, сейчас Богдану было все  равно:  то,
что говорил касог заставило его насторожиться.
     - Я тебя давно ищу, брат ищет, другой брат ищет. Дело важное есть.  Я
послал Умафа и Хачемафа в разные стороны, сам сюда пошел...  ага,  значит,
это Бэгот. И он подозрительно косится на  Злату  -  видно,  хочет  сказать
Богдану что-то важное с глазу на глаз.
     - Это мой товарищ, - кивнув на  Злату,  пояснил  сотник  и  запнулся,
подыскивая подходящее слово, - кунак. Можешь при нем говорить все, Бэгот.
     - Хорошо, но все равно уйдем отсюда, - предложил касог, -  тут  много
лишних ушей.
     На темных узких улицах, кое-где вымощенных  камнем,  на  каждом  шагу
попадались прохожие. Все тянулись туда, где горели костры.  Бэгот  увлекал
Богдана и Злату все дальше, к берегу моря. Здесь на  обрыве  было  тихо  и
пустынно.
     - Слушай, - быстро заговорил Бэгот, - я и мои братья - друзья  русов.
Мы должны предупредить тебя:  ваши  враги  замыслили  что-то  против  вас.
Недавно я видел в толпе хазарского правителя  Таматархи  -  бека  Сурхана.
Зачем он появился в городе? Зачем так оделся? На нем и его  слугах  одежда
адыгов. Они говорили о вашем князе. Сурхан задумал что-то  недоброе.  Надо
предупредить князя, иначе беда придет и к русам, и к адыгам. Большая беда!
А виновными в ней окажутся люди моего племени... злата всплеснула руками:
     Ой, надо бежать к князю! Ночь, не увидишь, откуда прилетит стрела.
     - Нет, - твердо сказал Богдан, - князю нельзя говорить  ничего  -  он
только посмеется. Святослав никогда себя не берег, не  прятался  за  чужие
спины. Расскажем обо всем Свенельду. Ты пойдешь с нами, Бэгот?
     - Иду. Считай, что я уже в твоей дружине.
     Богдан положил руку на плечо адыга, благодарно взглянул ему в глаза.
     Воевода Свенельд понял, что сообщением Бэгота нельзя пренебрегать. Он
распорядился без лишнего шума поднять две сотни дружинников  и  под  видом
ночной стражи развести их по городу, прочесать все улицы.
     - Ты за все головой отвечаешь, - наказал  он  Богдану.  -  Не  хватит
людей - возьми еще у Перенега. Половину своих гридней оставь, чтобы  князя
охраняли, другую половину можешь взять с  собой.  Если  схватишь  Сурхана,
веди его сразу ко мне. Иди!
     За себя Богдан оставил Мечника. Наказал старому  воину  беречь  князя
как зеницу ока.
     Прочесать город, заполненный людскими толпами, было  делом  нелегким.
Богдану  помогали  Бэгот  и  Умаф.  Адыги  хорошо   знали   все   закоулки
Тмутаракани. Бэгот остался с Богданом, Умаф ушел с другой группой русичей,
которую возглавила Злата.
     При тусклом свете факелов, сделанных из промасленных  тряпок,  сотник
пристально вглядывался в лица горожан, присматривался к складкам одежды  -
какое оружие спрятано под нею?
     На улицах больше всего было русичей - местных и воинов князя, адыгов,
приезжавших на торжище, реже встречались  ясы,  ромеи,  болгары.  И  -  ни
одного хазарина, будто их и не было никогда здесь, в Тмутаракани.
     Богдану пришлось нарушить приказ Свенельда: задерживать всех касогов.
Как он  мог  это  сделать,  если  каждый  горец,  попавший  им  на  глаза,
оказывался близким или дальним родственником Бэгота, другом его родича!
     - Э, кунак! - растерянно посмотрел Богдан на Бэгота.  -  Так,  может,
тебе и сам Сурхан доводится сватом племянника твоей тетки?
     - Зачем так говоришь? - обиделся Бэгот. - У нас, адыгов, род большой,
целое войско можно собрать. И все приехали сюда  посмотреть  на  русов.  А
Сурхан, собака шелудивая, мне он - тьфу!
     Богдан со своими людьми приближался к майдану.  Невольно  вспомнилась
ему ночь в Семендере, побег, гибель  обретенных  в  неволе  друзей.  Тогда
гнались за ним, теперь он сам ищет  своего  противника.  Но  Сурхан  -  не
обездоленный раб, рвущийся на волю. Он - кровопийцы, почище  Клуня,  много
на его совести черных дел. Вон и касоги настроены против него.
     От этих мыслей Богдана отвлек послышавшийся  впереди  шум,  тревожные
крики:
     - Держи его, держи!
     Богдан метнулся на крик, за ним - его воины.
     - Обходи сады, держи его! - Улеб  с  гриднями  едва  не  сбил  с  ног
Богдана.
     В темноте они с трудом признали друг друга.
     - Ой, сотник, беда какая! Мечника убили...  В  князя  целил  хазарин.
Мечник на себя ту стрелу принял...
     - А князь?
     - Жив-здоров. Ничего ему не сталось...
     - Тогда бежим. Скорее!
     Мечник погиб... Страшная ярость охватила Богдана. Нет, на этот раз не
уйдет проклятый бек. Надо взять его любой ценою!


     Сурхан, почувствовав, что его окружают, заметался в кольце облавы.  С
ним  было  еще  четверо  телохранителей,  и  он,  чтобы  сбить   с   толку
преследователей, разогнал своих помощников в разные стороны. Он знал,  что
оседланные кони ждут его недалеко от городских ворот,  в  саду  преданного
беку старого хазарина. Только бы добраться до них!
     Сурхан сбросил с себя касожскую бурку, чтобы легче было бежать. Потом
сорвал кривую саблю, путавшуюся в ногах,  снял  верхнюю  одежду,  на  ходу
кинул ее через забор в чей-то двор.
     Шум погони настигал его. Все громче слышались голоса преследователей.
Сурхан задыхался. Сердце стучало, заглушая шаги бегущих русичей. Он  бежал
мимо  высокого  глухого  забора.  Кто  живет  за  ним  -  друг  или  враг?
Раздумывать не было времени.  Напрягая  последние  силы,  бек  подпрыгнул,
уцепился руками за забор и с трудом  перекинул  через  него  свое  грузное
тело.
     Он неловко упал на траву и затаился. За  забором  послышались  крики,
топот ног, затем шум стал удаляться.  Сурхан  огляделся.  Он  находился  в
тесном дворике, каких множество в  Тмутаракани,  стиснутом  хозяйственными
постройками. Между амбарами виден был проход в сад. Бек осторожно двинулся
в ту сторону.
     Немного отдохнув и успокоившись, он осмелел, в его  душе  затеплилась
надежда на спасение. Это восточная часть города, где-то недалеко ворота, у
которых ждут кони и верный беку  старик.  Сурхан  осторожно  перебрался  в
соседний сад, миновал еще один двор. Дальше хода не было. "Придется  выйти
на улицу, - с досадой подумал Сурхан. - Иного пути нет. Но может, русы уже
прекратили  погоню?"  он  сделал   всего   несколько   шагов   по   улице,
прислушиваясь, как затравленный зверь, и почувствовал  опасность.  К  нему
бесшумно приближались несколько темных фигур. Он кинулся в другую сторону.
Из тени на дорогу вышли еще двое.
     - Это он! Держи его!
     Сурхан  заметался,  пытаясь  вырваться  из  все  теснее  сжимавшегося
кольца.
     Что-то  тяжелое  упало  ему  под  ноги,  свалило  на  землю.  Пытаясь
подняться, бывший правитель Тмутаракани  почувствовал,  как  сильная  руки
схватили его и поставили около стены.
     - Он? - спросил голос русича.
     - Он самый, бек Сурхан, - ответил другой гортанный голос.
     Поняв, что это конец, бек протяжно завыл.



                                    9

     После захода солнца к костру, у которого  ужинали  княжеские  гридни,
подошел старик в  касожских  ноговицах  и  русской  холщовой  рубашке.  Он
опирался на тяжелый посох.
     - Добрый вечер, храбрые вои! -  заговорил  он  неожиданно  молодым  и
звучным голосом. - Помоги вам Перун!
     Богдан и Злата, шептавшиеся о  чем-то  своем  в  стороне  от  костра,
подняли головы.  Ближе  всех  к  старику  оказался  Чеглок.  Он  отозвался
добродушно:
     - Добрый вечер! Ты, видать, из наших, русского роду-племени? Садись к
нам, деду, отведай нашей рыбки.
     - Спасибо на добром слове, - старик степенно пригладил рукою  длинные
седые усы, свисавшие ему на грудь. - Я только спросить хотел:  нету  ли  в
вашей дружине моего побратима, старого воя Мечника? Киевский он...
     - Мечника? - растерянно  переспросил  Чеглок,  утратив  свою  обычную
бойкость и переглядываясь с Чудином.
     Богдан и Злата насторожились. Стали прислушиваться и другие гридни.
     - А что - не слыхали о таком? Добрый был рубака...
     - Как же, слыхали, - Чеглок замялся. - Да только...
     Богдан поспешно шагнул навстречу старику.
     - Я знаю деда, - шепнула Богдану Злата, - это  Микула,  из  Полянской
земли. Он давно живет в тмутаракани.
     Сотник посмотрел прямо  в  Микулины  глаза,  вспыхивавшие  отблесками
огня.
     - Был у нас десятник Мечник, добрый  воин...  Да  нету  уже  его,  не
доведется тебе повидать своего побратима. Сразила Мечника хазарская стрела
в самой Тмутаракани, та самая стрела, что нашему князю была предназначена.
     - Вот какая беда, - вздохнул старик, возводя очи  к  звездному  небу,
словно надеясь отыскать там бессмертную душу погибшего  товарища.  -  А  я
слышал ночью шум и гомон, да не ведал, что там на  майдане,  приключилось.
Жаль... Не доведется нам с  ним,  выходит,  вспомнить  молодость,  дальние
походы, где вместе бывали... старик тяжело опустился  на  землю  и  умолк,
печально глядя перед собою.
     Гридни тоже молчали. Они еще сами не успели свыкнуться с тем, что нет
больше рядом с ними рассудительного, храброго мечника.
     Чтобы нарушить ставшее тягостным молчание, Богдан спросил:
     - И давно вы с Мечником разлучились?
     - Давно, сынок, давно, - очнулся от своих дум Микула. - Когда еще  на
Руси Игорь княжил.
     Гридни окружили старика,  с  любопытством  разглядывая  его  суровое,
изрезанное глубокими морщинами лицо. Кто-то подкинул в костер сухих веток,
пламя вспыхнуло ярче, швырнуло сноп искр в черное небо.
     Темные глаза Микулы пристально смотрели вдаль, будто  вновь  возникло
перед ними давнее прошлое.
     - Давно это было, - медленно и негромко начал свой рассказ Микула.
     Двадцать один год назад ватага русских витязей из  Киева,  Чернигова,
Любеча и Новгорода решила поискать военной удачи  в  чужих  землях.  Князь
Игорь в ту пору отправился с дружиной в поход  на  ромеев,  а  эта  ватага
двинулась на восток. В пути к ней пристало немало людей без  роду-племени,
больше всего - степняков, осевших на порубежных землях Руси. Было  немного
и варягов, любителей бродить по  белу  свету.  На  лодьях,  захваченных  у
камских болгар, ватага поплыла вниз по Итиль-реке.
     Хазары пропустили лодьи русичей в Джурджанское море,  выговорив  себе
за это третью  часть  добычи,  которую  добудут  витязи  в  южных  землях.
Предводитель ватаги Борич  смело  дал  такое  обещание  -  он  рассчитывал
возвращаться домой другим путем, через владения ясов.
     В Итиль-реке к ватаге пристало немало русичей, живших здесь  издавна.
Борич закупил у хазар мечи и кольчуги, всех пришлых воинов  вооружил.  Под
его началом было уже несколько тысяч человек, целая дружина.
     Поплыли лодьи по Джурджанскому морю,  взяв  курс  на  полдень.  То  к
берегу приставали, то к безлюдным островам, чтобы сделать передышку.
     Дружина высадилась на берег в устье большой реки Куры. Здесь остались
лодьи и с ними человек триста охранников. Остальные  воины  направились  к
богатому городу Бердаа, расположенному немного выше устья реки. Бердаа был
жемчужиной Ширванского государства, слухи о  его  сокровищах  доходили  до
Киева. Ширванский шах,  прослышав  о  вторжении  чужеземцев,  поспешил  им
навстречу с большим отрядом. Мусульманские воины  рассчитывали  на  легкую
победу, но, несмотря на  численное  преимущество,  были  разбиты  наголову
пришедшей с севера дружиной. Русичи вошли в город и Борич объявил себя его
правителем.
     Этот витязь правил разумно  и  осторожно,  не  ущемляя  прав  жителей
Бердаа,  уважая  их  обычаи.  Привыкшая  за  время  похода  беспрекословно
подчиняться ему дружина строго выполняла приказы Борича, собирала дань:  с
богатых - большую, с бедных - малую. В городе было тихо и спокойно.
     Несколько раз к Бердаа подступало войско  шаха,  но  каждый  раз  ему
приходилось отступать с тяжелыми потерями. Шах решил нанести удар  русичам
в спину. Его лазутчики под видом мирных жителей пробирались в город, тайно
проносили оружие.
     Восстание в городе  началось  неожиданно  и  нанесло  серьезный  урон
русичам. Но дружина, хотя  и  понесла  немалые  потери,  выстояла.  Борич,
однако, задумался: если так пойдет и дальше, то  со  временем  у  него  не
останется воинов. Пора забирать богатую добычу и отходить  к  берегу,  где
оставленная стража  по-прежнему  несла  охрану  лодий.  Дружинники  с  ним
согласились. Ночью без шума они покинули город.
     Добравшись до лодий, Борич  держал  совет  с  дружиной:  каким  путем
добираться домой? Как ни жаль  было  хазарам  отдавать  треть  добычи,  но
большинство воинов высказалось за то, чтобы плыть отсюда к итилю - путь по
суше мало был известен, да и много ли унесешь на своих плечах.
     Земляки Микула и Мечник все время держались вместе - рядом  сидели  в
лодье, когда плыли на юг, рядом стояли в бою, сражаясь с ширванцами, а при
возвращении Борич назначил их десятниками и разлучил, рассадив  по  разным
лодьям. Разыгравшаяся ночью буря разлучила их навсегда.  Лодью,  где  плыл
Микула, разбило, выбросило на  камни.  Тяжелые  кольчуги  потянули  многих
воинов на дно. Только двое - Микула и молодой  варяг  Лидул  выбрались  на
берег.
     - Выбрались все же...  -  с  облегчением  вздохнул  Чеглок,  ловивший
каждое слово рассказчика.
     - Выбрались, - повторил старик, - да не в доброе время то  случилось.
Лодью-то разбило бурей под самым Семендером. Наскочила на нас, безоружных,
хазарская стража и повязала...
     - А потом что было? - не выдержал Чеглок.
     - Потом? Ведомо что: полон,  неволя.  Тот  Лидул  был  горяч  больно,
кинулся как-то на хазарина, что доглядывал  за  нами,  придушил.  Ну,  его
сердечного,  распяли  на  городских  воротах,  чтоб   другим   невольникам
неповадно было. А я годов  десять  мыкался,  пока  не  сбежал.  Пристал  к
каравану чужеземному, с ним дошел до земли ясов, а там  и  до  Тмутаракани
добрался.
     - Гляди ж ты! - удивленно воскликнул Богдан. - И со мною такое было.
     - Долю нашу боги намечают, - с уверенностью сказал Микула. - Мне сюда
наметила  попасть,  Мечнику  -  другое.  Он,  значит,  до   родных   краев
добрался... Чтоб тут, около меня, голову сложить! Про него я теперь  знаю,
а вот Борич? Слыхал кто про него?
     К огню подступил немолодой гридень Сварг.
     - Борич, говоришь? Того, что на Бердаа ходил я видел. Он  вернулся  в
Киев почти в одночасье с Игорем. Только  князь  с  пустыми  руками  пришел
с-под Царьграда, а Борич вернулся с богатой добычей. От  Днепра  до  ворот
киевских устлал дорогу аксамитами, парчой и шелками. За то и прозвали  тот
ввоз Боричевым.
     - Вот оно что!
     У Сварга и  Микулы  нашлись  общие  знакомые,  они  вспомнили  былое.
Появилась корчага  с  добрым  тмутараканским  вином.  Пошла  в  ход  рыба,
умлевшая в горячих  углях  костра,  свежий  хлеб,  выпеченный  из  пшеницы
нынешнего урожая. Молодые гридни охотно присоединились к  бывалым  воинам.
Пошел по кругу турий рог, отделанный серебром,  -  вместительная  походная
чарка, отыскавшаяся в торбе у Сварга.


     В Тмутаракани, стал примечать Богдан, будто  притомились  гридни,  не
так справно службу несут, как прежде. "Неужто и я такой стал? -  задумался
он. - Или это кажется только?" Нет, это ему  не  казалось.  Гридни  ходили
какие-то хмурые, а смерды, взятые князем  на  войну,  и  вовсе  постыли  в
ратном деле. Им уже родные избы во снах видятся, днем и ночью их тоска  по
родным местах гложет.
     Одного ратника повстречал  Богдан  у  торжища  -  шел  тот  навеселе,
отведав, видать, вина или меду здешнего.
     - Пошто ходишь не оружно? - загородил сотник дорогу воину. - Где меч,
лук твой где? Забыл, что ты в княжьей дружине?
     Ратник - он был и без шелома - тряхнул  кудлатой  гривой,  прищурился
зло:
     - А ты кто таков? Посторонись!
     - Я - сотник над княжьими гриднями...
     - Пес ты княжий, вот кто! За нашими спинами воюешь.
     Богдан побагровел от гнева, рука его помимо воли потянулась  к  мечу.
Еще немного - и он снес бы голову дерзкому смерду. Смерду... А  сам-то  он
кто? Кем он был до той поры, пока удача не подняла его на гребень  судьбы?
"Эх, занесся ты, Богдан! -  будто  послышался  ему  голос  покойного  отца
Ратши. - Высоко поднялся, земли под ногами не видишь.  А  от  нее,  земли,
силу свою простой люд берет. И  еще  от  того,  что  каждый  один  другому
опора..."
     И вместо того, чтобы нанести  удар  дерзкому  ратнику,  Богдан  вдруг
как-то неловко, будто виновато, положил руку ему на плечо.
     - Иди, друже, проспись. Зла я на тебя не таю, слов твоих  не  слышал.
Только князю на глаза не попадайся.
     Немного их дошло до Тмутаракани, простых смердов, ставших  ратниками.
Куда меньше, чем воев княжеской дружины... Богдан  вспомнил  начало  осады
Саркела, сечу с хазарами. Первый удар вражеской конницы  приняли  на  себя
пешие ратники, простые  смерды  Русской  земли.  Сколько  их  полегло  под
хазарскими кривыми саблями, под копытами вражеских коней! А  оставшиеся  в
живых не дрогнули, устояли...  И  в  песках  у  Джурджанского  моря,  и  в
трясинах вдоль Кубани сушат горячие ветры, моют болотные воды белые  кости
простого люда, добывавшего славу Русской земле и русскому князю.
     Этот ратник, что до моря  дошел,  небось  живым-невридимым  в  родные
места возвратиться, А что его ждет там, дома? Семья? Княжьи тиуны?
     Захотелось Богдану догнать воина, сказать ему доброе слово: "Я не пес
княжий, я такой же, как ты!" А такой ли?
     Никому, даже Злате не сказал ни слова об этой встрече Богдан. Но  сам
крепко запомнил ее и себе наказал: "Не зарывайся,  друже.  Помни,  кто  ты
есть, от кого пошел!"
     И другими глазами стал  он  смотреть  на  княжьих  воинов,  на  своих
гридней. Вспомнил сотника Путяту с пронзительным ястребиным  взглядом,  не
жалевшего ни себя, ни  других  ради  того,  чтобы  только  услужить  князю
Святославу. Вот уже и нет Путяты, а кто его добрым  словом  помянет?  Нет,
он, Богдан, не таким сотником будет...


     На другой день по утру двое русских воинов, миновав посад и порт, шли
по рыбацкому выселку, раскинувшемуся вдоль берега  залива,  в  стороне  от
города. Впереди  торопливо  шагал  невысокий  стройный  отрок  с  румяными
по-девичьи щеками, отодвигая рукою натянутые на кольях для просушки  сети.
За ним едва поспевал второй русич - постарше  и  повыше,  широкоплечий,  с
небольшими русыми усами, казавшимися совсем  светлыми,  на  его  загорелом
мужественном  лице.   На   воинов   с   любопытством   смотрели   рыбачки,
выглядывавшие из приземистых мазанок под камышовыми крышами.  Настороженно
поглядывали на них ленивые лохматые псы.
     - И куда ты так торопишься, Злата?
     Русич, что шел впереди остановился.
     - Сама не знаю! Никто меня не ждет, никто не встретит. А  сердце  все
одно торопит, торопит. Я ведь тут родилась, тут выросла..