егда придет Тьорду на
помощь.   Но   он  также  знал:  нельзя  мешать  Хауку,  когда  его  глаза
превращаются в льдинки.
     И  Тьорл,  и  Хаук много раз, когда им нечем было заплатить за ломоть
хлеба  и  кусок  мяса,  играли  в  ножи  на  обед  и  на  эль.  Хаук любил
похвастаться,  что  мог  бы их обоих прокормить только своей меткостью. Он
всегда  очень точно бросал нож, но Тьорл чувствовал, что сегодня дело не в
выигрыше -  Хаук задумал играть в какую-то другую игру.
     Да, конечно, сегодня ставкой не могли быть еда или питье.
     В  кошельке  Кива позвякивало несколько монет, однако он хорошо знал,
что  если  он  хочет  есть  и  завтра, то сегодня он должен выиграть, а не
проиграть.
     -  Меч, -  громыхнул Кив, -  меч! Против чего?
     -  Это ты сам скажешь.
     Стул под Кивом заскрипел.
     -  В кошельках моих друзей что-нибудь да найдется.
     Трое  его приятелей почувствовали себя неуютно. Один из них стал было
возражать,  но  Кив, взглянув снова на меч, указал им на золото, серебро и
драгоценные  камни, украшавшие оружие. Все замолчали; в черных глазах Кива
огнем полыхала жадность.
     Хаук фыркнул:
     -  А вправду ли хоть что-нибудь есть в этих кошельках?
     Кив  щелкнул  пальцами  -   три  кошелька тотчас тяжело шлепнулись на
стол.
     Да, кошельки были полны.
     Эльф  снова  улыбнулся.  Деньги в кошельках, конечно, не составляли и
сотой  доли  стоимости  меча. Но разве Хаук когда-нибудь промахивался?! На
дальней  стене  зала  кто-то  давным-давно  серой краской нарисовал силуэт
человека,  красным вином обозначив сердце. Из двух дюжин отметин на сердце
пять были сделаны ножом Хаука.
     Вокруг  них  уже собрались зеваки; Сидевшие за соседним столом четыре
горожанина  наполнили  у барменши свои кружки и сдвинули стулья так, чтобы
было   лучше   видно.  Остальные  посетители,  наблюдая  за  происходящим,
заключали пари и обсуждали ставки игроков.
     Через  длинный  зал прошли два гнома в темных одеждах. Тьорл взглянул
на  них  безо  всякого  интереса  и про себя отметил только, что эти двое,
занятые беседой, ни на что не обращают внимания.
     Барменша,  поставив  поднос  на  стойку, тонкая и стройная, грациозно
покачиваясь, прошла между столиков; она улыбнулась хозяину таверны и легко
отстранилась от его раскрытых для объятия рук. Ее волосы цвета чистой меди
были сплетены в две толстые длинные косы.
     "Какая хорошенькая", -  подумал Тьорл.
     Кив  также  взглянул  на  девушку, уселся поплотнее на стуле и слегка
прикрыл глаза.
     -   Мишень у девчонки, -  тихо сказал он. Хаук изобразил недоумение и
почесал бороду.
     -  Он имеет в виду поднос, а, Тьорл?
     На  мгновение у Тьорла мелькнула мысль, что Кив имеет в виду вовсе не
поднос.  Он  отпил  из кружки и поставил ее на стол. Посмотрел на девушку,
идущую к стойке бара, потом перевел взгляд на нож Хаука.
     -   Ну,  разумеется, он подразумевает поднос. -  Тьорл вынул из ножен
свой нож. Не так ли, Кив?
     -  Конечно. Ее поднос. Точно в центр. Иначе будет считаться промахом.
     Один из приятелей Кива нервно засмеялся:
     -  Без отметки, куда должен попасть нож?
     Правой  рукой  Тьорл  сжимал свой нож. Кив открыл глаза, посмотрел на
меч и ухмыльнулся.
     -  Никаких отметок, -  подчеркнуто жестко произнес он.
     В  зале  стало  тихо,  слышались  только  легкие шаги идущей к стойке
девушки.  Все боялись пошевелиться и, казалось, даже дышать. Почувствовав,
что  она  в  центре  внимания, барменша медленно повернула в руках круглый
деревянный поднос.
     Хаук,  голубые  глаза  которого стали твердыми, как сапфиры в рукояти
меча, взял нож в руку. Тьорл почти слышал его мысли: "Скверное условие! Но
пути назад уже нет".
     Тьорл  про  себя выругался. Все еще держа нож в правой руке, он левой
схватил пустую кружку, стоявшую рядом.
     -  Девушка, пригнись!
     Эльф резким движением бросил кружку.
     Зеленые  глаза  барменши  испуганно расширились; она, отражая летящую
кружку,  быстро  подняла  поднос  над  головой. В тот же момент нож Хаука,
сверкнув серебром, разрезал воздух.
     Сталь ударила в дерево, кто-то вскрикнул; девушка покраснела, а затем
со  всхлипом вздохнула. Этот вздох долго висел в воздухе и наконец пропал,
утонул в шуме восклицаний. Один из зрителей, опрокинув свой стул, бросился
к медленно опускающейся на пол барменше. Она была в обмороке.
     Поднос положили на пол. Нож Хаука торчал точно в его центре.
     -  Один из сидевших в дальнем углу гномов, одноглазый, с узким лицом,
поднялся  из-за  стола и вышел из зала. Холодный свежий ветерок ворвался в
таверну,  закружился  было голубоватым туманом, но, когда дверь закрылась,
тотчас присмирел.
     Тьорл  увидел:  его  друг,  побледневшее  лицо  которого в обрамлении
черной бороды казалось совсем белым, наклонился и убрал меч в ножны.
     -  Точно в центре, Кив.
     Кив  снова  закрыл  глаза, даже не взглянув на поднос. Затем медленно
вытер капли пота с лица.
     Тьорл смахнул со стола себе в карман три кошелька.
     -   Иди  извинись перед девушкой, Хаук. Теперь-то наши друзья оставят
нас в покое.
     Кив покачал головой.
     -  А мне уже некуда сейчас идти.
     -   Где-нибудь да найдешь себе место. -  Тьорл большим пальцем правой
руки провел по рукоятке ножа. -  Ты уже достаточно выпил сегодня, и в ножи
ты уже сыграл; все равно в твоем кошельке ничего нет.
     Кив  перевел  взгляд с ножа Тьорла на руку Хаука, лежавшую на рукояти
вложенного  в  ножны  меча.  Он  готов  был начать драку, но его друзья не
захотели связываться с Хауком и Тьорлом.
     -   Пойдем, -  сказал один из них мрачно. -  Ты проиграл наши деньги,
Кив, оставь нам хотя бы головы, а?
     Кив облизал губы и осторожно почесал бороду.
     -  Я думаю, здесь было какое-то мошенничество. Наверняка твоя работа,
эльф.
     -  Нет, -  просто ответил Тьорл.
     Сапфиры блестели на мече Хаука, словно холодные голубые глаза.
     Кив  двинулся  было  к  Хауку,  но  рука  его товарища легла на плечо
драчуна.
     -  Плюнь ты на все это, Кив, пойдем отсюда.
     Тьорл улыбнулся.
     Кив  отпихнул стоявший перед ним стул и вышел из таверны. Хаук разжал
пальцы, сжимавшие рукоять меча, и пошел через зал вытащить из подноса свой
нож.
     Гомон  в  общем  зале  то  затихал,  то вновь усиливался. Тьорл снова
уселся у стены. Теперь надо было поскорее уходить из города.
     Запах пролитого эля смешивался с вонью тряпок, валявшихся под стойкой
бара.  Сидевшая на стуле Кельда стиснула зубы, с трудом проглотила комок в
горле.  Она закрыла глаза и снова увидела сверкающее лезвие летящего ножа.
Она услышала стон и вдруг осознала: это ее собственный стон. Ее только что
чуть  не  убили!  Шум в зале затихал. Тенни, хозяин таверны, что-то сказал
мальчишке-уборщику. В чью-то кружку полилась из бочонка струя эля.
     Кельда  работала  в  таверне  всего две недели, но уже усвоила: нужно
сторониться  ножей, если они не в ножнах. Тенни не видел ничего особенного
в  том,  что  посетители  таверны  тешат  себя игрой в ножи, так же как не
увидел  ничего из ряда вон выходящего в том, что несколько мгновений назад
его помощница сама стала, можно сказать, мишенью.
     Наконец  она  пришла в себя полностью. Кто-то сел рядом, брызнул ей в
лицо  водой.  Обернувшись, она увидела молодого человека -  того человека,
что метнул в нее нож.
     У  него  на  поясе в ножнах был меч. Лицо обветренное, загоревшее; он
упал на колени рядом с ней, и Кельда увидела: все лицо его в испарине.
     -  Прости меня, -  сказал он хриплым голосом.
     -  Но ведь ты рисковал моей жизнью, -  ответила она.
     Он кивнул:
     -  Да.
     Когда  он  протянул  к  ней  руку -  большую, тяжелую, мозолистую, - 
Кельда  отшатнулась. Он был похож на медведя -  приземистый, широкогрудый,
с  черной  бородой.  И  голубоглазый.  Она  посмотрела  на  него, внезапно
встревожилась:  он  заслонял дверь, и она не видела, что творится в общем,
зале таверны; будто почувствовав это, парень встал, отошел в сторону.
     -  Прости меня, -  повторил он хрипло.
     Кельда прислонилась к двери.
     -  Оставь же меня, наконец, в покое!
     -   Вот  все и прошло. -  Он улыбнулся, губы его слегка дрожали. -  Я
виноват, что метнул нож в твой поднос.
     Кельда вдруг резко повернулась к нему, руки ее сами сжались в кулаки.
     -  Ты бы так же извинился, если бы я уже была мертва?
     Он стоял не двигаясь.
     -  Но я не промахнулся!
     -  Но ты рисковал моей жизнью!
     Вспыхнув от ярости, она вдруг бросилась на него, стала царапаться; по
его щекам потекла кровь. Своими большими руками он схватил ее за запястья,
отодвинул  се  руки  подальше  от  своего  лица. И тогда она плюнула ему в
глаза.
     Он  перехватил  одной  рукой  оба  ее запястья, свободной рукой вытер
лицо, затем вынул меч из ножен. Кельда совсем близко от своих глаз увидела
его голубые глаза. Он выпустил ее руки.
     -   Я  еще  раз  прошу  простить меня, Я действительно рисковал твоей
жизнью. -  Он держал меч обеими руками, как при жертвоприношении; в темной
кладовке   сапфиры   на   рукояти   мерцали   тускло,   а  клинок  отливал
кроваво-красным светом.
     Кельда испуганно отпрянула.
     -  Возьми его.
     -  Я? Нет! Нет, не хочу, мне он не нужен.
     -  Это мой тебе подарок. -  Он ободряюще улыбнулся. -  Он был сегодня
ставкой  в  игре.  Меч твой: он честно выигран с опасностью для жизни. Для
твоей жизни.
     -  Ты пьян.
     Он повернул к ней голову:
     -   Пьян?  Ну разве что немного. Но пьяный или трезвый -  я дарю тебе
этот меч.
     От растерянности она не могла и руку протянуть к оружию, и он положил
меч на пол к ее ногам; затем отстегнул от пояса кожаные ножны и положил их
рядом с мечом. Не сказав больше ни слова, повернулся и ушел.
     Кельда  долго  смотрела  на  драгоценные камни, золото и сталь, затем
очень осторожно, как будто это был не мертвый металл, а живая змея, обошла
меч и вышла в пропахший элем и потом общий зал.
     Молодой  человек  уже  ушел  из  таверны.  Его  товарищ,  эльф, уютно
устроившийся  у  стены,  внимательно  посмотрел  на  Кельду и поднял свою.
кружку в молчаливом приветствии. Кельда отвела глаза.
     Сидевшие  за ближайшим к эльфу столом горожане поднялись и вышли -  в
зал  вновь  ворвался  свежий  ветер.  За  освободившийся  стол  тут же сел
бородатый  гном, бросил на пол сумку, снял перевязь с ножнами и положил на
стол  поближе к себе; затем знаком потребовал кружку эля. Кельда встала за
стойку.
     Притаившийся около таверны Тенни одноглазый гном был изгоем -  он был
лишен  клана.  Он  жил в Тейваре, а для всех тейварцев, и прежде всего для
гномов  Торбардина,  гном,  лишившийся  клана, -  это просто пустое место,
нечто  еще  менее  значимое,  нежели  привидение, и, встречаясь с ним, все
смотрели на него так, словно вообще не видят его. Без особой необходимости
с  ним  не заговаривали даже его сотоварищи, другие телохранители Рилгара;
для них он как бы вовсе не существовал.
     Никто  не  знал,  за  что этот гном лишился клана, все только строили
догадки.
     Некоторые полагали, что когда-то он не выполнил какой-то приказ тана,
другие  -   что  он  в  каком-то  деле  стал  действовать  исключительно в
собственных  интересах.  Но  в  чем на самом деле заключалось преступление
одноглазого гнома -  Рилгар держал это в тайне.
     В  жилах одноглазого текла кровь магов, и хотя он и не прошел полного
курса  обучения,  но  все  же  знал  многое  и  умел произносить несложные
заклинания, и, когда было нужно, Рилгар мог видеть и слышать то, что видит
и слышит одноглазый, а его голосом передавать свои приказания.
     Одноглазого  гнома  звали  Агус.  Среди тейварцев он был известен как
Серый  Вестник.  По  Торбардину ходили слухи: Серый Вестник может, ласково
улыбаясь в глаза жертве, спокойно перерезать горло кому угодно.
     Агус  ожидал Хаука в густой тени проулка между таверной и конюшней. А
у  примыкавшего  к конюшне выгона, рядом с кузницей, стоял напарник Серого
Вестника Руел.
     На  улице  появились два солдата драконовской армии, покачиваясь, они
шли в сторону казарм.
     "Они пьяны, -  решил Серый Вестник, -  и им не до меня".
     Из конюшни послышались цокот копыт лошади, которую заводили в стойло,
и громкая ругань конюха, потом лошадь заржала.
     Дверь  таверны  открылась,  на  улицу  вырвались свет и шум, но дверь
захлопнулась,  и опять стало темно и тихо. Серый Вестник с кинжалом в руке
стоял  у  стены конюшни. Шаги, глухие и медленные, приближались. В дальней
части проулка возник силуэт Русла.
     Серый  Вестник пригладил короткую бороду и выглянул на улицу. Опустив
голову,  задумавшись  о  чем-то,  Хаук  шел  в  его сторону. Серый Вестник
ухмыльнулся, быстро взмахнул правой рукой и прошептал какое-то заклинание.
     Хаук остановился у поворота в проулок, вскинул голову, будто услышав,
что  кто-то зовет его по имени. Он оглянулся, но никого не увидел -  улица
была  пуста.  Он  слышал  только  глухой  шум,  доносившийся  из  таверны.
Одноглазый снова взмахнул рукой, сделав какой-то более замысловатый, чем в
первый раз, жест.
     Полагая,  что  он  продолжает идти по улице, Хаук свернул в проулок и
тотчас   упал,  сраженный  действием  сонного  заклинания.  Серый  Вестник
ухмыльнулся:  Хаук  вряд ли когда-нибудь сможет вспомнить, как и почему он
упал на землю.
     Кельда  перевернула  последний  стул  вверх ножками и бросила половую
тряпку  в  деревянную  кадушку с водой. Посетителей в таверне уже не было,
настало  время  уборки. Слышалась негромкая ругань Тенни, выкатывающего на
улицу  пустые  бочки  из-под  зля.  Тыльной стороной руки Кельда поправила
волосы,  выбившиеся из-под стягивающей голову ленточки. Сегодня она устала
больше,  чем  когда-либо.  Ноги  гудели,  руки болели от тяжелых подносов,
заставленных  наполненными элем кружками. До такой степени она не уставала
даже в деревне во время уборки урожая.
     В горле у нее пересохло. Горькие слезы сами собой брызнули из глаз. В
этом  году  в  ее  родной  деревне  уборки урожая не будет, как не будет и
самого  урожая. Не будет и в следующем году. Недавно кто-то из посетителей
мрачно сказал:
     "В долину пришла чума. Чума, принесенная драконами".
     "Нет, -  думала сейчас Кельда, -  не драконами, всего одним драконом,
-   и  одного  было  вполне  достаточно".  Она снова вспомнила, как дракон
безжалостно уничтожил в долине все живое, и вздрогнула.
     Услышав  звук  открывающейся  двери,  Кельда  обернулась, она решила:
пришел   какой-то   припозднившийся  постоялец  гостиницы,  что  была  над
таверной.  Однако  это  пришел  друг того странного молодого человека, что
метнул  сегодня  нож  в  ее  поднос. Эльф увидел, что она пытается поднять
кадушку с водой, быстро пересек зал и взял кадушку из ее рук.
     -  Дай-ка мне, -  сказал он, -  куда ее поставить?
     Кельда показала на длинный помост:
     -  Спасибо тебе.
     Она снова принялась за мытье, Облокотясь на стойку, эльф смотрел, как
Кельда работает.
     -  Бар закрыт, -  сказала она, не поднимая глаз.
     -  Я знаю. Я не ищу, где можно что-нибудь выпить, я ищу, где Хаук.
     -  Кто?
     -  Хаук. -  Тьорл слегка улыбнулся и махнул рукой, как бы бросая нож.
-   Ты  с  ним  разговаривала  сегодня  вечером.  А потом ты его больше не
видела?
     -  Нет. -  Кельда отмывала липкое винное пятно на полу.
     -  Похоже, ты и видеть-то его больше не хотела бы...
     Она  быстро  взглянула  на  эльфа. Хаук ступал твердо, как медведь, а
движения  его  друга  были быстры и легки, как у оленя. Кельда не могла бы
даже  и  приблизительно  сказать,  сколько  ему  лет, -  не так уж и часто
встречалась она с эльфами.
     Кельда спросила, как его зовут, и он ответил коротко:
     -  Тьорл.
     -  Твой друг, поговорив со мной, тотчас ушел из таверны.
     -  И он не вернулся за мечом?
     -  Он отдал его мне.
     -   Ну  да, конечно. Когда Хаук выпьет лишнего, от него можно ожидать
всего, чего угодно.
     Кельда  вдруг  подумала:  "Столь красивый меч вполне мог принадлежать
кому-нибудь из вождей эльфов".
     -  Этот меч, он твой? Хаук сказал мне, что он поставил на него. Но...
     -   Нет,  это его меч, не беспокойся. Он -  меченосец. А я -  лучник.
Если  мне  и  нужно  еще  какое-нибудь  оружие,  то  только  нож. -  Тьорл
улыбнулся. -  Это я учил Хаука метать ножи.
     -  За этот меч можно купить полгорода.
     -   За  него  можно купить и весь город или даже два таких, как этот.
Так, значит, Хаук не вернулся за мечом?
     -  Нет. Меч у меня.
     Когда  Хаук  ушел,  Кельда  унесла  меч в кладовку, завернула в мешок
из-под  муки  и  спрятала  его между бочками старого вина. Это было лучшее
вино  Тенни, и никто, кроме него, не имел права прикасаться к этим бочкам;
а сам Тенни сегодня ночью к ним наверняка не прикоснется.
     Она  весь  вечер  думала  о мече, о золоте и сапфирах на его рукояти.
Может быть, она и хотела бы продать меч, а потом уйти из города... Но куда
ей было идти?
     -  Отдать меч тебе?
     Тьорл задумался:
     -  Ты действительно хочешь отдать его мне?
     -  А что с ним делать?
     -  Продай кому-нибудь.
     Кельда покачала головой:
     -  И что потом?
     -  Не знаю. Уйдешь отсюда.
     -   Некуда  мне  идти.  Моя  семья...  Все  мои  родные убиты. Кто же
отважится  ныне  ходить  один  по стране? И мне, конечно, не следует этого
делать,  особенно  если вместо меча у меня будут деньги. -  Она посмотрела
на  него  в  упор.  -  Кроме того, это меч твоего друга. Почему ты хочешь,
чтобы я продала его?
     -   И  вовсе я этого не хочу. Я только удивляюсь, почему ты не хочешь
его  продать.  Ну  да  ладно,  не  будем об этом. Рано или поздно, но Хаук
придет за ним.
     Кельда вернулась к своей работе.
     -  Я ведь уже сказала: он отдал меч мне.
     Тьорл, не споря, кивнул.
     -   Конечно. Но ты имеешь право на маленькую месть моему другу Хауку.
-   Он засмеялся и отошел от бара. -  Не отдавай ему меч так просто, леди.
Заставь его немного попотеть за это, а?
     Кельда  ничего  не  ответила, она глядела, как Тьорл выходит из зала,
потом  услышала,  как  он  идет  по  лестнице, ведущей в комнаты на втором
этаже.  Зашла  в  кладовку,  достала меч, поплотней завернула его в старую
мешковину  и  отнесла в свою холодную, продуваемую всеми ветрами мансарду.
Там  она  села  на  покрытую  шерстяным  одеялом кучу соломы, служившую ей
постелью, развернула мешковину, вынула меч из ножен и немного полюбовалась
золотом и серебром, сапфирами и сталью.
     И  Хаук рискнул, играя в нож, поставить на этот меч?! Он что, сошел с
ума или был пьян?
     В  кожаных  охотничьих  брюках,  в  высоких  сапогах, он был похож на
бродягу.  А  его голос... да таким голосом удачливому охотнику кричать или
уверенному  в себе дуэлянту бросать вызов! Обладателю такого голоса должно
казаться унизительным просить прощение... Вдруг она поймала себя на мысли:
она хотела бы, чтобы Хаук поскорее, завтра утром, пришел за мечом.
     И  тут  же она вспомнила, что должна бы сердиться на него. "Маленькая
месть", -  сказал эльф. Кельда улыбнулась. Она решила, что и вправду имеет
право на маленькую месть.


     Глава 5


     Окрашенные   кровью  камни  отмечали  путь  восьмисот  беглых  рабов,
донельзя  измученных,  шатающихся,  израненных  людей.  Многие  падали  от
изнеможения;
     некоторые,  отлежавшись,  поднимались сами, другим помогали подняться
на  ноги  их товарищи. Третьи, упав, умирали. Впереди шли мужчины, за ними
-   женщины с младенцами на руках, старших детей, чтобы не потерялись, они
привязывали  веревкой  к поясу. Голодные, все время голодные, они смотрели
по сторонам -  искали хоть чего-нибудь съедобного. Но отыскать съедобное в
этих  местах  было  невозможно.  Ничто  здесь  не  росло,  никакая дичь не
водилась.
     Голодные... Все они были голодны до