фандр. Скорее,  как вскрытая
свиная туша. Красноватое  желе,  прожилки  какие-то, сочащаяся  органической
слизью плоть, а  не  одежда. И  -  что  удивительно  -  при  всей  кажущейся
неприглядности  эти потроха не  вызывали отвращения даже у брезгливых людей.
Таких,  как  Хаецкие.  Мысль  примерить  эту живую одежку  не внушала ничего
неприятного, не  ужасала, а наоборот -  казалось, что должно открыться нечто
новое и захватывающее.
     И еще казалось, что  мозга кто-то исподволь коснулся, прощупал,  и этот
кто-то был огромным могучим и, слава богу, доброжелательным.
     - Е-мое! - покачал головой Суваев и доверительно прошептал Зислису: - А
не биоскафандр ли это? Сдается мне - именно он.
     Бэкхем  полез  в  этот  диковинный  скафандр, отчего экраны за  пультом
немедленно ожили,  замерцали ровными  строчками,  а потом высветили  красную
надпись и благополучно погасли.
     - Биоскафандр? - переспросил Зислис.
     - Ага. Эдакая псевдоживая надстройка над организмом.  Я читал кое-что в
этой  области, но моя база утверждала, что чужие так  и не  научились делать
подобные вещи. Точнее, не делать, а выращивать.
     - Значит, научились, - вздохнул Веригин.
     - Или учатся, - хмуро поправил Фломастер. - Прямо сейчас. На живцах.
     Тем  временем Бэкхема извлекли из  шкафа и заставили раздеться. Донага.
Зислис заметил,  что единственная в  группе  женщина растерянно отвернулась.
Это не ускользнуло от внимания свайгов. Один подошел ближе.
     -  Вопрос? Снимать  одежду в присутствие  другой человек  противоречить
этике? Правда?
     "А падежи выучить им лениво, что ли?" - подумал Зислис мимоходом.
     -  Правда, -  ответил за всех Суваев. -  А если точнее,  в  присутствие
людей противоположного пола.
     Некоторое время чужой совещался с кем-то находящимся за пределами зала.
Пара свайгов, что торчала у  открытого  шкафа, обменялась одной единственной
фразой, причем Зислис голову  отдал  бы  на отсечение, что значило это нечто
вроде: "надо же, дикари дикарями, а этика какая-никакая присутствует."
     Потом  женщину  подняли  и  увели  прочь.  Муж  ее  попробовал  вежливо
попротестовать,  но к  нему  выразительно  подплыл один  из  шаров роботов и
вынудил вновь усесться. Такой шарик убедил бы и Геракла, не то что подобного
старичка.
     Тем  временем  Бэкхем залез в скафандр вторично. На этот раз - голышом.
Снова  вспыхнули  экраны,  а  скафандр  плотно   сомкнул  створки,  поглотил
человека, словно чья-то ненасытная пасть.
     Свайги  закрыли шкаф. И ушли к экранам. Минут десять  они колдовали над
пультом, потом  вызвали Суваева. Тот  под  присмотром  робота  приблизился к
пульту, поглядел на экраны и что-то негромко стал свайгам об®яснять.  Свайги
таращились на него, изредка шевеля кончиками гребней и переглядываясь.
     Потом Суваев вернулся, а двое свайгов поспешили к шкафу.
     -  Чтоб  я сдох! - шепотом сообщил Суваев. - Данные на экраны выводятся
на русском и английском!
     - Какие данные? - так же тихо спросил Зислис.
     -  Рабочее  место  номер  такой-то.   Недостаточный   индекс   доступа.
Опознанный индекс - семь, необходимый индекс - пятнадцать. Оператор превысил
полномочия, что-то в этом роде.
     - Недостаточный индекс? Я всегда  знал, что наш начальник смены - осел,
- хмыкнул  Веригин. Бэкхема  тем  временем извлекали  из  шкафа.  Под косыми
взглядами американер торопливо одевался.
     А потом  к нему подошел свайг  с продолговатой,  похожей  на  портсигар
штуковиной  в  руках и схватил  за  запястье.  Коснулся портсигаром  тыльной
стороны ладони и жестом приказал вернуться к стене.
     Бэкхем  боязливо  поглядел  на  собственную  руку,  словно  там  отрос,
например, густой светящийся мех.
     Но  там  оказалась  всего  лишь  цифра.  Семерка. Маленькая  отчетливая
семерка,  а  перед  ней - незамысловатый,  похожий на вытянутый  треугольник
знак. Вероятно, семерка же, но в начертании свайгов.
     Следующим подняли оробевшего  старичка, супруга дамы,  которую  недавно
удалили. У этого индекс оказался еще ниже -  двойка. Свайги  с понятной даже
людям  досадой  извлекли его  из  шкафа,  проштамповали, и,  недолго  думая,
поманили Суваева. К  экранам на этот  раз никого из людей звать не стали, но
видно было, что теперь индекса хватило,  потому что помимо  светящихся строк
на экране  материализовалась какая-то сложная схема, и там что-то  все время
меняло цвет, что-то двигалось, что-то происходило.
     Свайги  оживились;  беспрерывно  совещались  между  собой  и  с  кем-то
посторонним,  а потом торопливо  стали готовить еще  два  шкафа. На этот раз
внутрь лезть предстояло Мустяце и Зислису.
     Было  немного страшно - вблизи внутренность  биоскафандра выглядела еще
более  похожей на  выпотрошенную тушу, но отвращения  Зислис по-прежнему  не
ощущал. А казалось - должен был.
     Он  сбросил одежду  и погрузил  в  "штанины"  сначала одну ногу,  потом
другую.  Прикосновения он почти не ощутил  -  скафандр  был ни  холодным, ни
теплым.  Температура  его  явно  равнялась температуре  человеческого  тела.
Тридцать шесть и шесть по Цельсию.
     А потом светлая щель  сомкнулась, заросла, стало темно, и в кожу словно
впились  тысячи маленьких  живых  иголочек. И это было совсем не больно.  На
мгновение показалось, что накатывает нестерпимая жара,  но это чувство сразу
же прошло, а потом стало светло. Сразу.
     И все понятно. Тоже  сразу. Понятно, что Зислис сейчас был  в состоянии
совершить.
     В данный момент он являлся  частью сложнейшего механизма, который одним
словом  можно  было  охарактеризовать,  как  "суперкондиционер".  Глобальная
микроклиматическая  установка  корабля,  заведующая  попутно водоснабжением,
канализацией,  переработкой  органических   отходов.  Зислис   вклинился   в
управление  ею; не всей  установкой в целом,  а субмодулем, ответственным за
один из тысяч секторов. Таким модулем мог при необходимости управлять и один
человек, но  штатно  полагалось  три.  Сейчас  Зислис  прекрасно  чувствовал
Суваева и Мустяцу и мог с ними легко переговорить.  Пообщаться.  Собственно,
то, чем они сейчас  занимались, наиболее точно  можно было  отразить  фразой
"скучать на дежурстве". Система работала, как часики, Зислис  это  прекрасно
видел, он разбирался во всех процессах, знал назначение каждого узла, каждой
машины и каждого биопсихомодуля. Он знал,  что  подобных модулей на  корабле
сейчас запущено очень много -  больше трех тысяч, и что  число это постоянно
меняется; но задачи и  устройство иных субмодулей представлял только в самых
общих  чертах. Он знал, что система совсем  недавно -  несколько часов - как
снята  с  длительной  консервации,  и  что  свайги  пытались   научиться  ею
управлять. Безуспешно пытались. Он перестал быть просто  Михаилом  Зислисом,
человеком  с  захолустной планеты.  Теперь он  был частью  корабля и  частью
экипажа.
     - Твою мать! - восхищенно сказал Суваев. - Вот это техника!
     Мустяца только впечатленно вздохнул.
     Неизвестно,  что он  там сделал на  самом деле, у себя  в скафандре. Но
Зислис  понял,  что Мустяца именно вздохнул бы, разговаривай они сейчас  без
посредства чудо-техники древнего корабля.
     - Вот зачем чужим нужны живые люди, - наконец-то понял Зислис.
     Он  прекрасно  знал,  что  биопсихомодули  жестко настроены на  нервную
систему одного вида, и что перенастроить  их  под другой вид  живых  существ
невозможно в принципе.
     -  Они  что,  хотят заставить этот корабль работать? Используя  нас?  -
спросил Мустяца. - Но мы же легко можем водить их за нос!
     И он  стал  забавляться: отсек  поток  рабочей статистики,  а на  экран
пульта вывел обидную надпись: "Чужие - дурни".
     Суваев засмеялся.
     И сразу пришел мрак. Их отрезало от  системы, иголочки  вновь впились в
кожу, а  потом  скафандр раскрылся,  и Зислис опять  стал  просто  Зислисом.
Просто  пленным  человеком.  Он  больше  не  понимал  - как  именно работают
климатические и санитарные  установки.  Помнил только  - что понимал  совсем
недавно.
     - Ччувсство юмора, - сказала коробочка на  груди у свайга перед шкафом,
- показзатель интеллекта. Однако, мы можжем и наказзание.
     - Наказать, - проворчал из соседнего шкафа Суваев.
     - Можжем и наказзать,  - поправился переводчик. Он обучался правильному
построению фраз поразительно быстро.
     - Посстарайтессь впредь обходитьсся безз подобные выходки.
     Зислис тем временем выбрался  из биоскафандра.  Тело дышало  свежестью,
словно после бани. Ни следа слизи - только чистая розовая кожа.
     Свайг  сразу  поймал  Зислиса  за  руку   и  проштамповал.  Вероятно  -
зафиксировал  пресловутый  индекс.  Зислис  взглянул,  не  удержался  -  два
непонятных знака и два понятных.
     А  индекс  его  равнялся  двадцати  трем. Втрое  выше,  чем  у  бывшего
начальника Стивена Бэкхема.
     "А  ведь  Веригин,  пожалуй,  прав,  -  подумал  Зислис  после недолгих
размышлений.  - Осел,  он  и на Офелии осел.  И как правило - на руководящей
должности."
     Зислис оделся и под бдительным надзором робота прошел к стене.
     - Сколько? - требовательно спросил его Суваев.
     - Двадцать три, - Зислис показал руку.
     - И у меня, - ухмыльнулся Суваев.
     - А у меня - двадцать, - сообщил Мустяца.
     - Интересно, какой у  них верхний порог?  Какой индекс у  капитана этой
громадины?
     Зислис перехватил недовольный взгляд Бэкхема, и подумал, что вскоре это
выяснится. Уверенно так подумал, совершенно без сомнений.
     Спустя пару часов определились  индексы всей группы. Хаецкие - тоже  по
двадцать  три.  Веригин  - двадцать два. Прокудин и  Фломастер - по двадцати
одному. Ханька и Яковец - по двадцать, как и Мустяца. И, наконец, безымянный
служака-рядовой - девять.
     "Все  равно,  выше, чем у Бэкхема, - ухмыльнулся про себя Зислис. - Что
бы это значило?"
     В  это же  утро  пленников  разделили. По  индексам.  Всех,  чей индекс
превышал шестнадцать, а таковых набралось под сотню, поместили в двухместных
каютах.
     Что произошло с остальными - Зислис пока не знал.
     А потом сервис-роботы привезли обед. Ему и Веригину.



        30. Шшадд Оуи, адмирал, Svaigh, линейный крейсер сат-клана.

     Скопление  Пста на экранах теперь  выглядело совсем по-другому,  а  все
из-за нетленных. Развалившийся кинжальный веер породил семь новых светящихся
точек  - семь  неизвестных звезд.  Даже не  звезд  -  крохотных туманностей.
Конечно, любой на крейсере знал, что это вовсе не звезды  и не туманности, а
корабли нетленных. Или даже не корабли, а сами нетленные -  к чему разумному
излучению отгораживаться от космоса? Космос - их дом, дом в большей степени,
чем для свайгов или  даже Роя. Для органических  форм жизни настоящим  домом
могут быть только планеты, да и то далеко не всякие.
     Шшадд вспомнил, что нетленные воевали  в основном в открытом космосе. И
никогда  не  высаживали  десантов на планеты союза. Лихие  наскоки с орбиты,
силовая  бомбардировка -  этого  было предостаточно,  как  и  столкновений в
межпланетной  пустоте.  Но  десантов  - ни одного  за восьмерки и  восьмерки
циклов. Адмирал читал хроники - не слишком древние, правда. И, сопоставив их
со  своим богатейшим  опытом, пришел к естественному выводу:  методы ведения
войны  с тех времен  остались неизменными. Менялось  только  оружие,  и  еще
менялись корабли, правда не слишком заметно.
     Если нетленные - действительно энергеты, такая стратегия все об®ясняет.
Даже то,  что союз до сих пор  не обнаружил ни  одной из планет,  на которой
базировались бы силы нетленных.
     Теперь  понятно,  почему   не  обнаружил  -  таких  планет  просто   не
существует. Нетленным не нужны планеты. Совсем не нужны.
     Но, Мать-глубина, из-за чего тогда союз с ними воюет? Им же и делить-то
во   вселенной   нечего!  Их  сферы   жизненных   интересов  практически  не
пересекаются!
     Раньше адмирал никогда ни о чем подобном не задумывался. А вот Наз Тео,
высокопоставленный  родственничек, хоть и  моложе гораздо, задумывался, и не
раз. Может  быть именно поэтому Наз  теперь заседает на  Галерее,  а адмирал
Шшадд до сих пор всего лишь водит в бой линейный крейсер?
     Крейсер  сат-клана  в составе  оборонительной воронки  клина  дрейфовал
между планетой  людей  и  местным  солнцем.  Два проекционных ствола рождали
призрачный об®ем далеких собеседников прямо в адмиральской рубке; один ствол
тянулся на Галерею Свайге, другой - во флагманскую рубку. К премьер-адмиралу
Ххариз Ба-Садж, старому вояке клана Сат.
     "Глубина бы их  пожрала, этих  нетленных! - сердито подумал Шшадд Оуи и
ненадолго  встопорщил  гребень.  -  Зачем  они   примчались  в  это  забытое
цивилизацией  захолустье? Наскакивали бы  себе на  полярные сектора, там все
равно  ничего  особо ценного нет. Месторождения дикие,  малоразработанные. И
населения - восемь, еще восемь, и обчелся..."
     Умом  адмирал, конечно, понимал,  что именно привело нетленных  к этому
мирку. Та же причина, что  и  силы союза. Но  досада от этого не становилась
меньше.  Он  уже  начал  подумывать,  после   намеков  Ххариз,  что  Галерея
наконец-то  оценила его, Шшадд Оуи  заслуги. Решила наконец-то  престарелого
адмирала произвести  в престарелые  премьер-адмиралы.  Все-таки, командовать
клином - это не одно и то же, что командовать крейсером. Ххариз  явно  тянут
на Галерею,  и если кого  и пересаживать  вместо него на флагман, так именно
Шшадд Оуи. Того самого свайга, который обнаружил корабль Ушедших.
     И тут - бац! - примчались нетленные. Да  еще  такими  силами,  что опыт
прошедшего  не одну кампанию командира не оставил сомнений:  клин  погибнет,
если ввяжется в драку. И клин, и немногочисленные  силы союзников. Помощь из
метрополий, конечно  же,  вскоре подоспеет,  но чем  будет  к  тому  моменту
адмирал вместе со своим кораблем? Облачком плазмы? Потоком нейтрино? М-да. И
ведь не удерешь, как назло. Все разгонные - перекрыты. Или бой, или...
     Пришли бы нетленные попозже, когда инженеры  действительно раскусили бы
секрет боевых систем крейсера Ушедших.  Тогда Ххариз неминуемо отправился бы
блистать на  Галерею, а клин поручили бы проверенному вакуумом  и  глубинами
адмиралу Оуи...
     "Мечты, мечты... - Шшадд печально шевельнул кончиком гребня и покосился
на экраны. - Даже  в таком почтенном возрасте ты не разучился мечтать, Шшадд
Оуи..."
     В следующий  момент  глаза  его  вновь обратились  к экранам.  Одна  из
туманностей -  скоплений  нетленных,  выстрелила  в  сторону клина  одинокую
звездочку. Звездочка приближалась, и это было заметно без всяких приборов.
     -  Ххариз!  -  рявкнул адмирал так, что проекционный  ствол  озадаченно
мигнул.
     В  тот же миг крейсер  взорвался  сигналом общей тревоги. А  Шшадд Оуи,
впервые в  жизни  вплотную  подошедший к  мысли,  что  давняя война глупа  и
необ®яснима, теперь был занят совсем другим. И мысль так и не родилась.
     -  Вижу!  -  зло  отозвался  флагман  и  Шшадд подумал,  что кому-то из
сканировщиков сегодня сильно не поздоровится.
     Перед  строем-воронкой сгустился  белесый туман -  энергетический  щит.
Впрочем,  он  был виден только на экранах,  как фоновое  свечение. В вакууме
светиться  нечему. Но  свайги  находились  отнюдь  не  в  вакууме,  а  перед
экранами,  и  исполинский  конус  силового  поля  явился  их взорам во  всем
великолепии.
     К воронке направлялся всего один нетленный. Всего  один - Шшадд сначала
решил,  что  это парламентер, вестник. Но нетленные молчали, а  единственная
звездочка,   постепенно   превращаясь  в  черточку,   не  меняла   скорости.
Эксперт-подклан  просчитал траекторию  и пунктиром  вывел  ее  на  экраны  -
нетленный  направлялся  не  к  воронке  свайгов,  не  к  перекрестной  сети,
сплетенной из кораблей  азанни,  не к матовым сферам Роя  - он направлялся к
крейсеру Ушедших. Прямиком.
     -   Галерея,   будут    ли   рекомендации?   -   спокойно   осведомился
премьер-адмирал Ххариз Ба-Садж.
     "Какие  еще  рекомендации?  -  подумал  Шшадд  Оуи.  - Обратить  его  в
ничто..."
     И сам же себя прервал. Вот из-за таких мыслей, наверное, он и сидит  до
старости лет в адмиралах линейного крейсера.
     Галерея бурно обсуждала ситуацию с союзниками,  и делала это  быстро. К
счастью.
     - Одиночку  взяли на себя а'йеши, -  наконец распорядились с Галереи. -
Ничего не предпринимать!
     Шшадд  Оуи  невольно  вздохнул.  С  облегчением. Почему-то  страшно  не
хотелось начинать общую свалку.
     Ожил открытый канал; к нетленным обратился Рой:
     "Отзовите  одиночку. Он будет уничтожен силами союза;  отсчет до  семи,
потом залп.
     Один. Два. Три. Четыре. Пять..."
     Нетленный не изменил ни  скорости,  ни направления, стремясь проскочить
между крайними кораблями а'йешей к громадине Ушедших.
     "Шесть."
     Шшадд Оуи нервно шевельнул гребнем и задышал вдвое чаще.
     "Семь."
     Пространство перед  нетленным смялось, как маринованная ракушка, и он с
разгону влип в область  нелинейности.  Продолговатый,  слабо мерцающий кокон
искривился, словно летняя молния, и потерял цельность. А потом  в нелинейной
области вспух косой взрыв, беззвучная вспышка.
     Нетленный   перестал   существовать,  превратившись  из  упорядоченного
излучения в хаотичный поток частиц.
     Остальной флот нетленных  продолжал неподвижно и безмолвно  перекрывать
векторы разгона ко всем трем сферам.
     Шшадд  сообразил,  что чешуя на всем теле у него уже давно стоит дыбом,
отчего он стал колючим и темно-серым. Ординарцы, развернув гребни до отказа,
таращились на экраны.
     - Мать-глубина!  - сказал  каким-то новым и непривычным  голосом Ххариз
Ба-Садж. - Что это было? Проверка? Самоубийство?
     -  Наверное,  они  проверяли:  кто  уничтожит этого  дерзкого одиночку.
Ушедшие или союз,  -  сказал вдруг адмирал  Оуи,  и от этих слов  на Галерее
запала мертвая тишина.
     А в следующий  момент нетленные  стали наново  разворачивать кинжальные
вееры.



        31. Павел Суваев, военнопленный, Homo, крейсер Ушедших.

     После обеда  долго прохлаждаться тоже не  позволили  - явились давешние
свайги  в голубом  и безмолвные дырчатые шары  -  охранные роботы.  Впрочем,
свайги могли быть и другими, Суваев так и не научился их различать. То есть,
они,  конечно,  отличались  даже  на  взгляд,   но  воспроизвести  в  памяти
характерные черты любого свайга никак не получалось.
     То, что  чужие разделили волжан по индексу  доступа, Суваева совершенно
не удивило. Ясно, что  пилот и уборщик  на любом звездолете обладают разными
уровнями  компетенции. Чужие  явно пытаются  руками  людей  активировать эту
громадину,  и не нужно быть семи  пядей  во лбу,  чтоб понять  против  кого.
Против  тех  самых гостей,  которых ждали  у  Волги.  Из-за  которых  свайги
перестраивали клин в воронку, а азанни свое крыло - в оборонительную сеть.
     И  еще Суваеву  все сильнее казалось, что  этот громадный неведомо  чей
корабль  превосходит  даже возможности чужих.  То-то они из-за него  вот-вот
перегрызутся. И если ему, Павлу Суваеву, и верным людям, с которыми он успел
переговорить, корабль подчинится - чужим можно будет об®являть ультиматум.
     Да-да, ультиматум.  Суваев уже вскользь обсудил этот вопрос с Зислисом,
Фломастером  и  Хаецкими.  Собственно,  у Зислиса аналогичная  идея  вызрела
самостоятельно, и  это  еще более укрепило  Суваева  в собственной  правоте.
Лейтенант,  оказавшийся  вовсе не  таким тупоголовым воякой, каким выглядел,
горячо поддержал Зислиса. Хаецкие излучали скепсис,  но Суваев  твердо знал:
если дело вдруг начнет выгорать - на них можно будет смело рассчитывать.
     Зислис  сетовал, что не  удалось  найти других  звездолетчиков Волги  -
Савельева,  Юльку  отчаянную,  Шумова,  Смагина,  Риггельда,   Василевского.
Впрочем, Василевский, кажется, убит. Высокий  индекс  всех,  кто хоть как-то
был связан со сложной тех