Лорка  с
проснувшейся вдруг  глубокой  тревогой  вспомнил  о  версии  инопланетного
кикианского вмешательства в земные дела.
   Между тем девушка-администратор рассматривала Лорку с тем бесцеремонным
любопытством, которое свойственно лишь юности да старости.
   - Вы ведь Федор Лорка?  -  не  столько  спрашивая,  сколько  утверждая,
проговорила она.
   Лорка, отвлекаясь от своих мыслей, перевел на нее взгляд.
   - Не буду отпираться, угадали.
   Она расплылась в улыбке и не выдержала, похвасталась:
   - Знаете, у меня отличная зрительная память, поэтому меня  и  стажируют
на  администратора,  -  и,  снова  надев  маску   официальности,   девушка
уведомила: - Товарищ Ревский просил,  если  вы  опоздаете  больше  чем  на
пятнадцать минут, а вы опоздали почти на полчаса, пройти в сектор  отдыха,
найти там Соколова и получить у него консультацию.
   - Соколова? - переспросил Федор с интересом.
   - Соколова Александра Сергеевича, эксперта-социолога.  Перед  пленарным
заседанием  он  сделал   важное   информационное   сообщение   на   секции
космонавтики. Соколов предупредил,  что  будет  находиться  на  территории
бассейна. Он невысокий, кругленький такой и очень веселый. - Девушка  явно
гордилась своей осведомленностью и четкостью работы.
   - Спасибо за информацию, Соколова я знаю, - вежливо сказал Лорка.
   - И еще, - заторопилась девушка, видя, что Федор собирается уходить,  -
Теодорыч, я имею в виду товарища Ревского, просил вас из сектора отдыха не
уходить и обязательно его дождаться. Он или найдет вас, или вызовет.
   Девушка зарумянилась из-за того, что так запросто, по-домашнему назвала
председателя  Совета  космонавтики;  поэтому,  выходя  из   холла,   Лорка
ободряюще улыбнулся ей и подмигнул.
   Соколов сделал важное информационное сообщение, а теперь делает  доклад
Ревский - тут было  о  чем  подумать!  Лорка  знал,  что  ждать  Теодорыча
придется недолго - полчаса, от силы час. Расширенные заседания  Всемирного
совета всегда были короткими, ведь для участия в них, чаще  всего  заочно,
отвлекались от основной работы  люди,  руководившие  общественной  жизнью,
наукой, искусством и инженерией всего земного сообщества.
   Сектор отдыха Дома Всемирного совета имел стандартный набор  помещений:
крытый сад, спортивный зал, бассейн, фильмотеку и комнаты отдыха.  В  этом
секторе поселялись гости, прибывающие с других материков и из  космических
поселений, ждали приема, отдыхали после дел  и  даже  решали  немаловажные
вопросы, если для этого не требовались специальные помещения.
   Информация девушки-администратора была точной: Соколов сидел  за  одним
из столиков, что рядком тянулись вдоль бассейна на  почтительном  от  него
расстоянии. В самом бассейне  плескалось  несколько  человек,  голубоватая
вода колыхалась мелкими  волнами  и  пахла  морем.  Соколов  был  в  одних
купальных трусах, на шее у него висело  белоснежное  полотенце.  Поза  его
была расслаблена, на краевом лице умиротворенное,  благодушное  выражение.
Чувствовалось, что он вдосталь попарился в баньке,  входившей  в  комплекс
бассейна, и теперь отдыхал душой  и  телом.  Перед  Соколовым  на  столике
пофыркивал паром  золотистый  самоварчик  с  пузатым  фарфоровым  чайником
наверху. В руке эксперт держал стакан крепчайшего, дышащего паром,  только
что заваренного чая. Предварительно  подув  на  чай  сложенными  трубочкой
губами, он прихлебывал глоточек, отправлял в рот полную ложечку  вишневого
варенья, прихлебывал еще глоточек, удовлетворенно отдувался и вытирал лицо
полотенцем. А немного передохнув, снова повторял это  ритуальное  действо.
Несмотря  на  разнеженное  состояние,  Соколов  издали  заметил  Лорку   и
приветственно помахал ему рукой.
   - Долой труд и да здравствует отдых? - Лорка присел за столик  напротив
эксперта.
   - Долой и  да  здравствует,  -  благодушно  согласился  тот,  вытираясь
полотенцем. - Что мне? Я свое дело  сделал.  Пусть  теперь  другие  делают
свое. Налить стаканчик? Сам кипятил, сам заваривал.
   - Не откажусь. Это по вашей милости Всемирный совет собрался?
   - По моей,  -  скромно  признался  Соколов,  пододвигая  Федору  стакан
парящего напитка темно-вишневого цвета. И пожаловался: - Устал как собака.
Да я всегда так: закончу дело - сразу в парную баню, в бассейн - и за чай.
   - И всегда в Доме Всемирного совета?
   Соколов  захохотал,   неторопливо   свершил   очередной   цикл   своего
чайно-ритуального действа и добродушно сказал:
   - Если честно, то до Всемирного добрался первый раз. Эскадру вам  хотят
доверить, слышали?
   - Краем уха.
   - Не откажетесь?
   - А почему  я  должен  отказаться?  -  Лорка  рассеянно  помешивал  чай
ложечкой, он любил пить его не горячим, а тепловатым.
   - Да чем-то недовольны, нервничаете, - голубые глаза Соколова  смотрели
хитро и весело.  -  Вы  когда  нервничаете,  прихрамываете  чуть  заметнее
обычного.
   Лорка с интересом взглянул на эксперта.
   - Надо же, углядели!
   Соколов сокрушенно вздохнул.
   - Профессия такая.
   - Глазастая профессия. -  Лорка  попробовал  чай,  убедившись,  что  он
приостыл, добавил в него несколько  ложечек  варенья,  размешал  и  залпом
выпил сразу полстакана. - Нет, от Кики я не откажусь, дело принципиальное.
   - Варвар вы, Федор, -  печально  сказал  Соколов,  осуждающе  глядя  на
Лорку. - Кто же так пьет этот волшебный  напиток?  Честное  слово,  и  чая
жалко, и своих трудов. А выдержка у вас железная, можно сказать -  собачья
выдержка.
   Лорка вскинул на него зеленые глаза и засмеялся.
   - Великий вы мастер говорить комплименты.
   - По моим меркам, это комплимент самого  высокого  сорта.  Две  большие
любви я пронес через всю свою жизнь - любовь к детям и любовь  к  собакам.
Все остальное как-то и в какой-то степени связано с обязанностями.
   - Даже чай? - не без коварства спросил Лорка, доливая свой стакан.
   - После парной бани чай выходит за рамки обычных категорий.  -  Соколов
помолчал. - Вы уже догадались, что я отыскал  серьезные  доказательства  в
пользу версии о вмешательстве инопланетян в наши дела?
   - Догадался.
   - И несмотря на то, что умираете от любопытства, не  задаете  вопросов.
Нет, не зря я так горячо рекомендовал вас Ревскому на должность  командира
всей эскадры.
   Лорка прямо взглянул на эксперта.
   - А он спрашивал у вас рекомендацию?
   Соколов хохотнул:
   - Не посягайте на профессиональные тайны. Он спрашивал не о  вас,  а  о
качествах,  которыми  должен  обладать  командир.  А  я  высказался  не  в
обобщенных категориях, а персонифицированно.
   - А теперь мучитесь сомнениями?
   Соколов покачал головой.
   - С вами невозможно разговаривать, Федор. Ну, немножко мучаюсь, вернее,
мучился. Я ведь считаю: самое главное, что нужно, дабы ухватиться за  этих
инопланетян, - выдержка и терпение. И я еще раз убедился, что эти качества
у вас имеются в избытке.
   Лорка смотрел на Соколова с интересом, к которому  примешивался  легкий
оттенок недоумения и досады. Профессиональный  эксперт!  Не  по  случайным
обстоятельствам или необходимости, а по призванию и убеждению.  Подвергать
все и вся сомнению - его жизненное кредо и норма поведения. И тем самым он
незаметно, но определенно выводил себя  за  рамки  того  мира  доверия,  в
котором жил и о нуждах которого пекся.
   Соколов между тем аккуратно вытер полотенцем лицо, шею, плечи и грудь.
   - Как вы думаете, Федор, - спросил он вдруг очень серьезно, хмуря  свои
белесые брови, - сколько времени утонувший Тимур Корсаков пробыл  в  море,
пока его подобрал батиход?
   Внимательно присматриваясь к эксперту, Лорка медленно проговорил:
   - Вероятно, минут  десять,  ну,  может  быть,  двадцать.  -  Соколов  с
несколько таинственным видом отрицательно мотнул головой. - Больше?  Тогда
час, случались такие  чудеса  реанимации,  когда  вода  оказывалась  очень
холодной.
   Соколов выдержал эффектную паузу и торжественно сообщил:
   - Больше полутора суток. А точнее - тридцать восемь часов с минутами.
   Лорка  надолго  задумался,   глядя   на   прозрачно-голубую,   легонько
колышущуюся воду бассейна.
   - Если тут не кроется какая-то грубая ошибка, факт очень серьезный.
   - Ошибки нет. Я человек дотошный, иначе  бы  никогда  не  докопался  до
этого чуда. А когда докопался, перепроверил по разным каналам десяток раз.
После меня проверяли другие. Нет, - с флегматичной убежденностью  заключил
Соколов, - об ошибке не может быть и речи.
   Лорка пожал плечами.
   - Почему же на это сразу не обратили внимания?
   - Слишком много людей и  организаций  занимались  вашим  другом.  Поиск
Тимура вели и отдыхающие, которые видели, как он нырнул в штормовые волны.
А нашла его тело  совершенно  случайно  научная  экспедиция.  Там  же  его
реанимировали, взяли все  анализы,  но  поскольку  сознание  пробудить  не
удалось, на эти анализы никто вначале не  обратил  внимания.  Эвакуировали
Тимура спешно, на случайном турболете, который вышел на батиход по сигналу
бедствия, а анализы так  и  остались  на  батиходе.  Сначала  мозг  Тимура
пытались разбудить в гавайской реанимационной клинике, а когда  ничего  не
получилось, Корсакова, опять-таки спешно, направили в клинику Латышева.  А
старого профессора не интересовали ни  предварительные  анализы  -  в  его
распоряжении были куда более точные методы диагностики, - ни время  гибели
Тимура. Да и вообще пресловутые  несколько  минут  клинической  смерти,  о
которых и вы говорили, были для всех аксиомой.
   - Но не для вас.
   - Не для меня, - не без самодовольства  согласился  Соколов  и  тут  же
оговорился: - Во всем виновата ваша инопланетная версия.  Я  сказал  себе,
что если в наши дела действительно вмешивается  некто  из  космоса,  то  в
гибели  и  последующем  воскрешении  вашего  друга   должно   быть   нечто
необъяснимое с земной точки зрения, чудесное. Я  пересмотрел  документацию
и, по правде говоря, довольно легко отыскал это чудо.
   Лорка в раздумье поигрывал чайной  ложечкой,  отчего  отраженные  блики
лампы-солнца скользнули по его лицу.
   - Не верить вам нет оснований.  Но  и  поверить  трудно.  В  голове  не
укладывается.
   - И мне было трудно, - живо  подхватил  Соколов.  -  И  знаете,  как  я
поступил? Промолчал. Подумал, что если уж я сам себе не верю, то и  другие
тем более не поверят. Промолчал  и  начал  в  поте  лица  собирать  другие
доказательства свершившегося чуда. В таких необыкновенных ситуациях факты,
знаете ли, должны быть с подстраховкой.
   Соколов сделал паузу, желая, вероятно, услышать об  отношении  Лорки  к
его поступку, но Федор промолчал.  Соколов  действовал  в  духе  Соколова,
по-своему очень логично и последовательно.  Чем  поразительней  факт,  чем
больше он выпадает из обыденных норм, тем основательнее,  дотошнее  должна
быть аргументация в его пользу. Преждевременное  оглашение  необыкновенных
событий  за  редкими  исключениями  лишь  способствует  их  компрометации;
перестроить потом  общественное  мнение  на  серьезный  лад  бывает  очень
трудно. Пожалуй, и сам Лорка в подобной ситуации действовал бы аналогичным
образом. За одним исключением: он непременно поделился бы своим  открытием
с близкими друзьями.
   - После  батихода  и  гавайской  больницы,  -  продолжал  свой  рассказ
Соколов, - я сделал, так сказать, набег на клинику Латышева и  теперь  уже
сам перетряхнул все  материалы  о  Тимуре  до  последней  цифры,  точки  и
запятой.  -  На  круглом  расширенном  лице  Соколова  сквозь   благодушие
победителя прорисовалось упрямое, даже злое выражение. -  Врачи  встретили
меня не очень-то приветливо, - вздохнул эксперт. - Их можно понять -  ведь
они с головой погружены в очень важную и интересную работу. А тут является
какой-то эксперт,  совершенно  некомпетентный  в  области  геронтологии  и
юнизации, начинает копаться в архиве и приставать с расспросами. И это  по
поводу человека, который уже выписался из клиники и  благоденствует!  Меня
так  и  подмывало  рассказать  о  своей  тайне,  но  я  стискивал  зубы  и
сдерживался. В конце концов мне повезло. И,  честно  говоря,  если  бы  не
повезло, получилось бы ужасно несправедливо!
   А обнаружил Соколов вот что.
   Один из  самых  первых  развернутых  анализов  крови  Тимура  Корсакова
оказался не  совсем  обычным  -  нормально-нестандартным,  по  официальной
классификации.  Констатация  означала,  что  у   Тимура   есть   некоторые
отклонения от стандартного состава крови,  но  отклонения  укладываются  в
пределы допусков и не угрожают неприятностями. Соколов, разумеется,  сразу
же ухватился за это обстоятельство и принялся  выяснять,  в  чем  состояла
нестандартность.  Оказалось,  что  характеристики  нестандартных  факторов
хранятся не в истории болезни, а в архиве, в специальной  картотеке.  Если
бы такого  рода  характеристики  оставались  в  истории  болезни,  то  она
распухла бы до невероятных размеров, объяснили Соколову. Пока он добирался
до архива,  все  должностные  лица  достаточно  доброжелательно  старались
растолковать ему, что нормально-нестандартные факторы  ничем  не  угрожают
здоровью людей, к тому же  состояние  Тимура  Корсакова  теперь  отменное.
Соколов же с упрямством носорога пробивался к архиву, из-за чего  приобрел
репутацию формалиста и довольно нудного человека. Добравшись до картотеки,
Соколов наконец-таки выяснил, что нестандартность состава крови состояла в
ее несколько повышенной против нормы гамма-радиоактивности. С копией  этой
драгоценной карточки Соколов проконсультировался  у  нескольких  известных
геронтологов. Они утверждали, что в повышенной гамма-радиоактивности крови
нет ничего особенного. Причины этому могут быть самые разнообразные. Чтобы
установить конкретную, нужен повторный анализ той же  самой  пробы  крови,
если она, разумеется, сохранилась.
   Выяснив, что проба крови Корсакова законсервирована и пока сохраняется,
Соколов  потребовал  повторить  анализ   с   помощью   самой   совершенной
контрольной аппаратуры. Со стоицизмом религиозного  фанатика  он  выдержал
довольно неприятный разговор с Отаром Неговским. Сначала довольно мягко, а
потом уже сердито Отар пытался разъяснить Соколову, что аппаратура высокой
точности перегружена и нерационально загружать  ее  экскурсами  в  историю
болезни ныне здорового человека. Соколов упрямо стоял на своем, соглашаясь
работать в любые часы, хоть ночью. А что касается лаборантов,  то  он  уже
договорился  о  создании  нештатной   инициативной   группы   из   молодых
врачей-стажеров. Неговский мысленно проклял  упрямого  Соколова,  а  вслух
выдавил свое согласие.
   Сговорчивость стажеров, согласившихся работать ночью, когда добрые люди
спят, объяснялась просто:  Соколов  туманно  намекнул  им  на  возможность
некоего сенсационного открытия.
   И  сенсация  состоялась.  В  плазме  крови  Тимура  Корсакова   удалось
обнаружить    точечный    источник    импульсной    и     очень     слабой
гамма-радиоактивности. Этот источник не удалось идентифицировать, хотя  он
перемещался  в  плазме  крови  так  же,  как  и  молекулы,  -  по  законам
броуновского движения. Источник излучал отдельные гамма-кванты  постоянной
энергии  с  высокой  постоянной  частотой  повторений  -  один  импульс  в
семнадцать секунд.  Как  будто  бы  работали  незримые  субъядерные  часы.
Конечно, при еще большем увеличении, естественно,  удалось  бы  обнаружить
материального носителя - излучатель этой энергии. Но лаборатория  Латышева
аппаратурой с таким увеличением не располагала - для  целей  юнизации  она
попросту не нужна. А  обследовать  таинственный  излучатель  в  каком-либо
физическом институте не удалось - он исчез, и  при  довольно  эффектных  и
загадочных обстоятельствах.
   Когда недоверие, удивление и первые шумные восторги пошли на  убыль,  а
сам факт существования незримого излучателя  был  запечатлен  бесстрастным
компьютером,   стажеров,   а   вместе   с   ними   и   Соколова   охватила
исследовательская лихорадка. Используя микроэффектор и разные приставки  к
нему,  они  решили,  как  выразился  руководитель   инициативной   группы,
"пощекотать" загадочный источник гамма-излучения. Это  "щекотание"  должно
было  выливаться  в  воздействие  на  излучатель  разными  физическими   и
химическими агентами. Но долго экспериментировать не пришлось. Как  только
в точке гамма-излучения понизили температуру до двадцати  градусов  вместо
нормы,  соответствующей  температуре   человеческого   тела,   на   экране
наблюдения развернулось удивительнейшее зрелище, а  приборы  зафиксировали
взрыв биологических процессов. Видеокартина напоминала  замедленный  взрыв
или  извержение  некоего  микровулкана,  причем   плазма   крови   активно
участвовала в этом крошечном биокатаклизме. В результате  на  месте  этого
извержения  образовалась  самая   заурядная   клетка   со   всеми   своими
специфическими   компонентами:   плазматической   мембраной,    ядром    и
органеллами. Сразу же после сформирования  клетки  начался  бурный  митоз,
скорость  которого  на  два-три  порядка   превышала   скорость   обычного
клеточного деления. Если полный цикл естественного митоза занимает  обычно
не менее часа, то здесь деление клетки завершалось за  десять  -  двадцать
секунд!  В  результате  начался  лавинообразный  рост  клеточной  материи,
которая в ходе дальнейших опытов была идентифицирована  с  нервной  тканью
человека. Вдруг, словно по команде, этот немыслимый  процесс  прекратился;
одновременно   было   зафиксировано   исчезновение   точечного   источника
импульсной радиоактивности.
   Самое ужасное, что эти уникальные данные о вторжении в земную  биосферу
чуждой жизни могли бесследно исчезнуть.  Происходящее  настолько  потрясло
молодых врачей, что они побросали свои рабочие места  и  столпились  возле
видеоэкрана, жадно следя за происходящим. Да и можно ли судить их за  это,
разве  людям  часто   приходится   видеть   чудеса?   Но   когда   процесс
молниеносно-лавинообразного деления клеток вдруг прекратился, руководитель
инициативной  группы  вскричал  свирепо:  "А  запись?!"  Его  предчувствие
оправдалось, о записи забыли. Ребята были готовы рвать на себе  волосы  от
отчаяния и досады, когда Соколов, вытирая платком лицо,  спокойно  сказал:
"Вообще-то   я   на   всякий   случай   включил   дублирующую   аппаратуру
стереосъемки". Через несколько секунд  лихорадочной  проверки  выяснилось,
что микрофильм контрольной съемки прекрасно удался, и  Соколова  принялись
качать. А поскольку весил  он  много  больше,  чем  это  представлялось  с
первого взгляда, - уронили. Соколов расшиб локоть, который  молодые  врачи
тут же в лаборатории со смехом и шутками привели в идеальное состояние.
   Лорка слушал Соколова, переживая сложную противоречивую  гамму  чувств.
Больше  всего,  конечно,  его,  космонавта-гиперсветовика,  а  стало  быть
ученого и инженера, поразил  сам  теперь  уже  твердо  установленный  факт
вторжения чужой жизни и разума. Проблем тут возникала масса!  И  на  самый
главный вопрос - результат это злой или доброй воли - не было однозначного
ответа. Воздействием рибонуклеида Тима бросили в штормящее море и  утопили
- это безусловно зло. Но с помощью непонятного и пока  недоступного  людям
взрывного клеточного генезиса  этому  же  Тиму  обеспечили  восстановление
разрушающихся тканей и сохранили жизнь. Это уже добро! Таинственный  некто
настойчиво, упрямо пытался сорвать экспедицию на  Кику,  но  добивался  он
этого мягкими, можно сказать, гуманными средствами.  И  кто  знает,  может
быть, это вершилось во имя блага людей?..
   Лорка, привыкший за время космических странствий к наличию во Вселенной
множества  неразгаданных  тайн,  испытывал  теперь  непривычный  трепет  и
беспокойство. Нет, это не было страхом, это  была  тревога  -  ведь  тайна
чужого разума вдруг обрисовалась рядом, в родном земном доме. Скорее всего
чужой разум древнее и мощнее человеческого - ему подвластны процессы,