словесной речи к образной, и все увидели  глазами  Мусы
пыльную Мекку, храм Каабы, и женщину, чем-то неуловимо  похожую  сразу  на
Людмилу, и Дину, и Джоанну. Женщину звали Амина, она умерла полторы тысячи
лет назад, родив пророка, и теперь, сидя на пороге своего дома, Муса, отец
Мухаммада, ждал воскрешения своей жены.
     - И сын  твой  Мухаммад  вернется  тоже?  -  спросил  Йосеф,  и  Муса
улыбнулся печально, он понял скрытый смысл вопроса. И ответил:
     - Пророк вернулся. Он там, где Мессия. - Подумав и  найдя  в  глубине
сознания слова, близкие к объяснению смысла,  Муса  добавил:  -  Мессия  и
Пророк создают каркас Мира. Саграбал - связь между  ними  и  материальными
измерениями. Именно эту задачу в прежние времена выполнял Храм. Значит...
     - Значит, - подхватил  Йосеф,  -  мы  сейчас  делаем  то,  что  делал
Первосвященник в обоих Храмах. Осуществляем связь материальных измерений с
нематериальными сфирот. И не нужно  мудрствовать.  Мертвые  воскресают,  и
наша задача - принять их в мир.


                                  * * *

     И.Д.К. с Диной проводили ночи на той опушке, где они впервые  увидели
Стену имен. От Стены, перерезавшей планету надвое, остался слабый  след  -
казалось,  что  в  воздухе  проходит  невидимая  граница.  В  ночные  часы
Вселенная съеживалась до нескольких простых  измерений  -  взгляд,  мысль,
любовь, нежность, страсть.
     - Я очень боялась, что Люда будет ревновать и все разрушит, - сказала
однажды Дина, нарисовав  образ  разъяренной  фурии  -  женщины  с  горящим
взглядом и длинными жилистыми руками. -  Как  хорошо,  что  она  встретила
Илью!
     - Хорошо для них или для нас? - улыбнулся И.Д.К.
     - Наверное, больше для нас, чем для них.
     - Ты... ты больше не боишься за Илью и Хаима? -  спросил  И.Д.К.,  он
знал, что Дина уже несколько раз пробовала отыскать сына  по  тем  вешкам,
которые показал Андрей. Попытки не удались, но  Андрей  время  от  времени
разговаривал с Хаимом, точнее - получал от  него  мысленные  послания,  из
которых следовало, что мальчику хорошо, и он вовсе  не  жаждет  встречи  с
мамой.
     - Ну... - сказала Дина, помедлив, - если и боюсь, то только одного.
     Она показала - чего именно. Дина боялась монстров. Многолапых существ
с тремя головами, зловонно дышавших и пожиравших все живое.
     - О чем ты? - изумленно подумал И.Д.К.
     - Это может произойти в любую минуту, - подумала Дина.
     - Не может, - уверенно сказал И.Д.К.,  но  его  уверенность  Дину  не
обманула.
     - Что ты сможешь сделать, если это случится? - спросила она, и  "это"
немедленно спроецировать в сознании  И.Д.К.  невероятно  сложной  картиной
разбойных  нападений,  налетов,  стихийных  бедствий,  и  все  это   было,
насколько понял И.Д.К., отголосками земных воспоминаний - даже не о  самих
событиях (когда это Дина присутствовала при налете?), но об  их  описаниях
на страницах газет, в том числе и  ивритских,  в  которых  Дина  мало  что
понимала, а цветные фотографии лишь возбуждали фантазию, ничего толком  не
объясняя. Возможность разбойного нападения  на  Хаима  неких  инопланетных
монстров  представлялась  И.Д.К.  не  просто  нелепой,  но   и   физически
невозможной.


                                  * * *

     Многие  из  моих  критиков  нашли  немотивированными   эти   страницы
повествования. Между тем, я уже призывал читателя  погрузиться,  насколько
это возможно, в психологию человека Кода, знавшего,  что  Код  существует,
умевшего использовать преимущества, Кодом данные, но  не  понимавшего  еще
сути того, что происходило.
     Современному человеку зачастую непонятно, как можно было, зная уже  о
существовании   множества   измерений   мироздания,   в   том   числе    и
нематериальных, не задумываться о том, что ни одно из измерений (сфирот  -
буду пользоваться этим словом, оно точнее) не существует само по себе.
     Прошу принять к сведению: И.Д.К. и остальные люди Кода еще не  знали,
например, о законах интерференции сфирот, и уж, тем более, не умели  этими
законами пользоваться.
     Иными словами: каждый современный человек понимает, что  нельзя  было
разговаривать так, как разговаривали,  лежа  на  холме  под  ночным  небом
Саграбала, Дина с И.Д.К. Однако никто из них, первопроходцев, еще не  знал
этого.
     Естественный результат: они вызвали к жизни события, которых  избежал
бы нынче любой ребенок.


                                  * * *

     Сначала они услышали, как закричал Андрей.
     Потом - сразу - И.Д.К. увидел, что холм,  на  котором  лежали  они  с
Диной, стал островом в мутном,  бурлящем  и  жарком  болоте,  от  которого
исходил сладковатый  запах  тления.  Переход  от  идиллии  к  кошмару  был
настолько неожидан, что И.Д.К. принял верное  решение  мгновенно,  не  дав
себе труда подумать. Он держал Дину за руки, так они  и  оказались  в  том
дальнем лагере, где Людмила с Андреем принимали людей, а с некоторых пор -
и бывших мертвецов, которые знали о  своем  воскрешении,  но  воспринимали
явление в материальный  мир  совершенно  по-  разному,  в  зависимости  от
времени и места своего проживания на Земле.
     От лагеря ничего не осталось. Площадка, на которой еще  минуту  назад
стояли десятки созданных Людмилой домиков для "воскресших", превратилась в
глубокий  овраг,  будто  планета  вывернулась  наизнанку.  На  дне  оврага
плескалась и пучилась та же болотная жижа, источавшая запах мертвечины.  В
первое мгновение И.Д.К. показалось, что Людмила, Андрей и все, кто здесь с
ними находился, барахтаются в глубине, и выдернуть их оттуда  не  удастся,
даже приложив все мысленные и физические усилия. Крик Дины  вернул  его  к
реальности - он увидел сначала Людмилу, стоявшую метрах в ста на небольшом
возвышении, а затем и Андрея - рядом с матерью.
     - Дина! - позвал И.Д.К., но Дина уже  опередила  его,  он  увидел  ее
рядом с Андреем и сам мгновение спустя оказался  там  же.  Сын  немедленно
схватил И.Д.К. за руку и прижался к нему всем телом.
     Островку, на котором они стояли, жить оставалось не больше  минуты  -
мертвое болото,  хлюпая  и  предвкушая  легкую  добычу,  ленивыми  волнами
подкатывалось к людям.
     - Андрюша, - пробормотал И.Д.К., - отпусти меня, так мы не справимся.
Я сейчас...
     Призвав мысленным криком Йосефа, Мусу и Ричарда, И.Д.К.  вывалился  в
какое-то из нематериальных измерений, не пересекавшееся ни с одним из трех
измерений времени. Не задавая  конкретных  координат,  он  бросил  себя  в
видимое ничто сфирот духовных ценностей и обнаружил, что стоит на  гладкой
поверхности  огромного  кристалла  под  черным  беззвездным  небом,  рядом
возникли друзья, И.Д.К. видел их лица, не зрением, конечно (как оно  могло
помочь в полной темноте?), он ощущал их мысли, а мысли  эти  очерчивали  и
контуры тел, и выражения лиц.
     - Похоже, - сказал И.Д.К., не тратя времени на вступление, -  похоже,
что виноват я, потому что не подумал о защите от  иных  форм  жизни.  Дина
показала мне, чего она боится, но я не поверил. Я решил, что  этот  мир  -
наш. Я был глуп.
     - Вопрос в том, - вступил Ричард, - сможет ли эта гадость  уничтожить
лагеря на Саграбале. Откуда она взялась и почему - вопрос вторичный.
     Мысль Мусы оказалась более определенной:
     - Нужно слить эту нечисть в начало времен.
     Трое мужчин посмотрели на четвертого и увидели вовсе не  то,  к  чему
успели привыкнуть. Муса Шарафи, араб из Газы, отец пророка, понимавший мир
интуитивно, а все  непонятное  сводивший  к  козням  неверных,  этот  Муса
предстал перед ними в  очерченной  мыслью  ипостаси  джинна  из  старинных
сказок, с  рожками  на  голове  и  копытами  на  ногах,  и  рост  его  был
неопределим, как неопределимы размеры еще не высказанного умозаключения.
     - Объяснись, - коротко сказал И.Д.К.
     Муса  лишь  покачал  головой,  и  рожки  странно   зазвенели,   будто
колокольчики. В следующее мгновение он унесся, вытянувшись в длинный шнур,
и  остальные  последовали  за  ним,  поняв,  что  в  критической  ситуации
лидерство Мусы не нужно оспаривать.
     Муса мчался вдоль  нитяных  сфирот,  большая  часть  которых,  будучи
нематериальной, определяла моральные  и  духовные  сущности  и  пересекала
физический мир в бесчисленном множестве точек,  создавая  бесконечномерную
топологическую сеть, подобную тонким стежкам старинного восточного ковра.
     Неожиданно  для  И.Д.К.,  Муса  вывел   их   в   физическую   глубину
межгалактического пространства - вместо  полной  тьмы  проступили  контуры
далеких разноцветных спиралей, повернутых под разными углами.
     - Звезды? - сказал Ричард.
     Муса не знал, действие не предполагало понимания.
     - Нет, - отозвался Йосеф, - это месторождения разума.  Миры,  которым
не была дарована Тора. Миры, которые...
     Он  не  завершил  фразу  -  навстречу  понеслась   туго   закрученная
трехвитковая спираль, лохматившаяся и распадавшаяся на  отдельные  точечки
звезд, а звезды убегали в стороны, оставляя на пути одну - расширявшийся в
пространство оранжевый шар.  Излучение  должно  было  слепить,  но  И.Д.К.
смотрел,   не   щурясь,   и   почему-то   это,   совершенно   неприметное,
обстоятельство поразило его более, чем все, виденное прежде.  С  ощущением
этого  чуда  он  и  свалился  на  поверхность  планеты,  пролетев   сквозь
атмосферу, будто пуля сквозь живые ткани тела.
     Звезда удивленно светила с неба, рядом стояли друзья  -  уже  и  Муса
присоединился к группе в своем обычном облике, - и И.Д.К. понял, что  ноги
его по щиколотку погружены в липкую жижу,  ту  самую,  которая  попыталась
уничтожить лагерь на Саграбале.
     Где они оказались и когда?
     И что могли сделать?
     Никакой силы не ощущал в себе сейчас И.Д.К.  -  одно  только  желание
вытащить из грязи ногу и поставить ее на что-нибудь твердое.  Но  твердого
не было - одна грязь, которая уже не просто налипала на  ноги,  но  начала
закрученным бурым стеблем ползти вверх по истрепанной брючине, это было не
столько неприятно, сколько противно, и  И.Д.К.  тряхнул  ногой,  сбрасывая
ползущую тварь.
     Ричард подал голос:
     - Муса привел нас в то время, когда существо, напавшее  на  Саграбал,
было еще неразумным. И на планету, где это существо возникло.
     -  Кто-нибудь  оценил  длину  пройденного  пути?  -  спросил  И.Д.К.,
расправляя мысли как скатерть на столе.
     - Сто семнадцать миллионов лет под средним  углом  примерно  в  сорок
пять градусов к первой временной оси. - сказал Ричард. - А в  пространстве
ты наверняка видел эту зеленую точку, когда мы пролетали через...
     - Да, - сказал И.Д.К., вспомнив.
     Он поднялся над грязью, чтобы разглядеть,  где  кончается  чудовищная
живая лужа. Граница была - выступавшая  на  поверхность  горная  цепь,  но
сразу за ней колыхалось еще одно существо  размером  с  Азовское  море,  и
И.Д.К.  знал,  что  обнаружит  сотни  подобных  созданий,  поднявшись   до
стационарной орбиты и обозрев планету целиком.
     - Уничтожить эту  гадость  сейчас,  -  сказал  Муса,  -  и  не  будет
проблемы.
     - Это жизнь, - с  сомнением  отозвался  Йосеф.  -  Творец  создал  ее
наравне с другими...
     Убивать И.Д.К. не хотел - даже этих тварей, которые  много  миллионов
лет спустя найдут способ выйти в космос и даже разберутся в сути измерений
Вселенной настолько, чтобы, пользуясь  ими,  захватывать  новые  жизненные
пространства.
     Йосеф думал о том же, мысли их, скрестившись,  отразились  от  мыслей
Ричарда и Мусы и образовали замкнутую структуру с единственным  логическим
выходом:
     - Действовать сейчас - значит, убить живое  с  многолетней  историей.
Даже если такое убийство оправдано необходимостью, оно отвратительно.
     - Можно сместиться назад во времени и уничтожить эту жизнь  в  момент
зарождения. Будет ли это убийством?
     - Безусловно. Так же, как является  убийством  уничтожение  живого  в
чреве матери. Созданное Творцом принадлежит Творцу.
     - Можно ли сказать, что, не позволив мужчине и  женщине  соединиться,
ты убиваешь их будущего ребенка?
     - Нет, потому  что  в  этом  случае  речь  идет  лишь  о  возможности
рождения, и, следовательно, убийство из категории истинности  переходит  в
категорию возможности, которая ослабевает при  смещении  к  более  раннему
времени...
     Вывод был ясен. Руководил Муса, проложив путь в извилинах сфирот  еще
на триста миллионов лет в прошлое.
     Планета, которую они увидели, оказалась безжизненным шаром,  покрытым
многокилометровым слоем облаков, а  звезда  выбрасывала  в  космос  плазму
вулканами протуберанцев.
     - По сути, - сказал И.Д.К., -  нужно  сделать  немногое.  К  примеру,
повысить на один-два  градуса  среднюю  температуру  поверхности  планеты.
Границы зарождения жизни очень узки...
     Лишь после того, как он подумал эту фразу,  И.Д.К.  понял,  что  они,
действительно, могли бы это сделать - собственно, и фраза пришла ему на ум
лишь потому, что действие, ей соответствовавшее,  было  возможно.  Он  мог
изменять миры? Он мог взорвать звезду или заставить ядерные реакции внутри
нее протекать быстрее?
     - Да, - голос Ричарда, - мы это можем сделать. Но сделаем ли?
     - Почему нет? - голос Мусы. - Мы даже не убьем. Нельзя убить то, чего
еще нет.
     - Видишь ли, Муса, - голос  Ричарда,  -  убив  эту  жизнь  послее  ее
появления, мы, возможно,  станем  палачами.  Убив  ее  до  зарождения,  мы
возомним себя творцами сущего, а это, согласись, иная категория власти.
     - Ты сказал! - это был голос Йосефа, неожиданно  жесткий  и  угрюмый,
насколько может быть угрюмым голос, представленный не звуком, но мыслью. -
Ты сказал то, о чем я думаю все это время.  Лишь  Творец  может  создавать
миры и живое на их поверхности. Мы судим эту еще  не  рожденную  жизнь  по
законам, которые Творец дал нам, людям. Иных законов мы просто  не  знаем.
Имеем ли мы право судить?
     - Ты хочешь сказать, -  голос  Ричарда,  -  что  мораль  этих  тварей
Господних разрешает убивать? Что Господь не дал им заповеди "не убий"?
     - Он вообще мог не давать им заповедей. Люди жили  без  заповедей  до
времени Исхода. Господь сам выбирает время, чтобы явиться перед Моше.
     - А в этом мире могло и не быть своего Моше, - заключил Ричард.
     - Вы слишком много рассуждаете, - заявил Муса нетерпеливо.
     - Муса, - сказал И.Д.К., - ты запомнил путь  и  сможешь  повести  нас
обратно?
     Муса промолчал, но каждый увидел знак утверждения, повисший в пустоте
физического пространства разреженным хвостом кометы.
     - Сделай это, - попросил И.Д.К. - Мы вернемся сюда и в это время,  но
прежде я хочу увидеть путь этой цивилизации.
     - Мы вернемся сюда, потому что решение  придется  принимать  здесь  и
сейчас, - сказал И.Д.К., обращаясь лишь к Йосефу и отгородив мысль от Мусы
и Ричарда. - Спор, предложенный тобой, важен, но я думаю,  что,  проследив
путь разума, ты поймешь, в чем слабость твоей аргументации.
     - В путь! - сказал он вслух.
     - Отправляйтесь, - Ричард принял решение неожиданно даже для себя,  и
никому не удалось проследить логику его умозаключений. - Я подожду здесь и
сейчас. Впрочем, если Муса будет  вести  вас  точно,  ждать  мне  придется
недолго.
     Никто не собирался оспаривать решение Ричарда.


                                  * * *

     Хаиму было хорошо. Он просыпался утром там, где хотел.  Первое  время
ему хотелось - по привычке -  просыпаться  в  своей  кроватке  и  в  своей
комнате. Открывая глаза, он видел над собой потолок с косо  проходившей  к
углу трещиной и привычно  оценивал  -  увеличилась  трещина  за  ночь  или
осталась такой же, какой была. Он не хотел, чтобы трещина росла, и она  не
росла.
     Время от времени, когда Хаим начинал вдруг тосковать, он видел  перед
собой маму и говорил с ней, мама  гладила  его  по  голове  и  каждый  раз
задавала один и тот же вопрос:
     - Можно мне придти к тебе? Или - лучше - ты приходи  жить  к  нам  на
Саграбал...
     Хаим энергично мотал головой - он не хотел ни того, ни другого. Он не
знал почему. Здесь он был один, когда хотел, а когда не хотел - придумывал
себе друзей среди людей или животных,  и  они  немедленно  являлись,  игры
получались славными и продолжались ровно столько, сколько хотелось  Хаиму.
А потом друзья уходили, и Хаим оставлял себе  -  на  ночь  -  только  лису
Алису,  странное  существо,  похожее  не  на  лисенка,   а   на   условную
фигуру-иллюстрацию к одному из русских изданий  "Золотого  ключика".  Лиса
рассказывала Хаиму историю про Буратино точно по тексту Алексея  Толстого,
о чем Хаим не догадывался, хотя, на самом деле, текст книги извлекался  из
его собственной зрительной памяти. Время от времени, ощутив,  видимо,  что
мальчик начинает  скучать,  лиса  переходила  на  итальянскую  книжку  про
Пиноккио или начинала длинный рассказ про черепашек ниндзя.
     И вот что еще нравилось Хаиму в новой жизни: никто не  заставлял  его
есть. Чувство голода всегда было ему неприятно, потому что  сопровождалось
процедурой кормления. Ему никогда не давали есть того, что он хотел. Здесь
Хаим ел лишь тогда, когда хотелось  чего-нибудь  вкусненького.  Голода  не
было, а со временем и вкусненького хотелось все реже. Через какое-то время
(какое? Хаим не умел его оценивать. Может,  неделю...  Может,  год...  Или
час?) ощущение голода и всего, что связано с  пищей,  исчезло  напрочь,  и
Хаим даже не обратил на это внимания,  как  с  самого  начала  не  обратил
внимания на то, что ему ни разу не захотелось в туалет. Туалетов здесь  не
было, но, если бы в них возникла необходимость,  Хаиму  ничего  не  стоило
придумать себе туалет в точности такой, как в театроне,  куда  он  однажды
ходил с мамой на детский спектакль "Невеста и Ловец бабочек".
     Однажды приходил мальчик по имени Андрей,  ворвался  в  игру,  сломал
удовольствие, объявил, что нечего Хаиму тут прохлаждаться, когда он  нужен
на Саграбале, и ушел лишь после того, как Хаим придумал королевское войско
с  тремя  пушками  крупного  калибра,  и  пушки  начали  стрелять  тухлыми
помидорами  -  замечательное  было   зрелище,   правда,   потом   пришлось
придумывать поливальную машину, потому что  вся  поляна  оказалась  залита
соком.
     Когда Хаиму стало беспокойно, он не понял причину, но  мысль  позвать
маму не пришла ему в  голову.  Что-то  подсказывало:  мама  не  только  не
поможет, но с ее появлением ему станет еще беспокойнее.
     Он поднялся на  вершину  крутого  холма,  который  сам  же  и  создал
однажды, но давно забыл об этом - на холме он поставил сторожевую вышку  и
поместил туда трех индейцев, чтобы присматривали за врагами.  Иногда  Хаим
заменял индейцев израильскими солдатами из бригады "Голани", и те начинали
почем зря палить из своих "узи" в белый свет - беззвучно, конечно, Хаим не
переносил слишком громких звуков.
     Поднявшись на вершину, он сел, прогнав сторожевое охранение  (сегодня
это были американские морские пехотинцы из фильма  "Голубая  бестия"),  и,
оглядев  далекий  горизонт,  где  безоблачное  яркоголубое  полотно   неба
срезалось зазубренным ножом гор, понял, наконец, причину беспокойства.
     Впервые его позвала не мама. Впервые после  ухода  из  иерусалимского
дома, к нему обращался отец.


                                  * * *

     Можно ли обозначить словом "путь" движение лишь по одной из временных
координат? Можно ли назвать движением зрительные представления о нем?
     История планеты, название которой - Ираал - возникло в мыслях  И.Д.К.
как воспоминание о чем-то прочитанном в  детстве,  взошла  перед  ним  как
восходит из-за горизонта багровое,  не  слепящее,  но  внушающее  уважение
солнце.
     Когда-то в океане Ираала  обитали  существа,  количество  которых  не
поддавалось подсчету по той простой причине, что в каждый  момент  времени
число это колебалось от единицы до сотен  миллионов.  По  сути,  это  была
е