евреи уходили из  Египта,  тоже  наверняка  сломались  тысячи
судеб, - сказал И.Д.К.
     - Ребята, я читала Библию. Евреи знали, от чего уходят.  Это  был  не
инстинкт, не какой-то там Код, с которым нет сладу. Они боролись  за  свой
уход, вроде наших диссидентов и отказников. А сейчас все иначе...
     - Знаешь, Люда, я склонен больше полагаться на разум  инстинкта,  чем
на разум сознательного  поступка.  Наши  отказники  стремились  в  Израиль
сознательно, а там, приехав, разочаровывались, и не было у них тормоза  от
разочарования, потому что все шло от разума, поступок был осознан.  Именно
потому он был поступком. А если бы их вел инстинкт, на новом месте им было
бы куда проще.
     - Может, ты и прав, - пожала плечами Людмила. - Я не о себе говорю, а
о других, кто придет следом.  Мне  здесь  хорошо.  Я  не  анализировала  -
почему. Но  хорошо.  Спокойно.  А  ты,  Илья,  это  вполне  серьезно  -  о
телевизоре и диване? Тебя это гложет?
     - Нет. Просто думается - хорошо бы телевизор. Но  чтобы  из-за  этого
впадать в панику...
     - Мама, - сказал Андрей, глядя в сторону леса, - там какие-то люди.
     Обе женщины отреагировали одинаково - сделали шаг  вперед,  и  Андрей
оказался у них за спиной. Из полумрака на открытое место вышел  человек  -
высокий мужчина  лет  пятидесяти  в  черном  костюме-тройке.  За  ним  шла
женщина, одетая  столь  же  изысканно  -  на  ней  было  вечернее  платье,
сиреневое с блестками, шею украшало жемчужное  ожерелье.  Женщину  смущало
поведение ее спутника, не выполнявшего обязанности джентльмена; он  должен
был поддержать ее, открыть перед ней дверь в этот странный мир, а  он  шел
впереди - не джентльмен, но мужчина-охотник.
     - Господа, - крикнул мужчина, -  не  скажете  ли,  где  мы?  Если  не
название местности, то хотя бы  -  какая  планета!  На  Землю  не  похоже,
разрази меня гром!
     - Ричард! - осуждающе воскликнула женщина,  но  Ричард  и  бровью  не
повел.
     - Там, в лесу, - сказал И.Д.К., - вы одни или есть кто-нибудь еще?
     - Вот еврейская привычка отвечать вопросом на вопрос. Даже  здесь,  -
улыбнулся Ричард.
     - Планета называется Саграбал, - сказал И.Д.К., тоже  неожиданно  для
себя улыбнувшись, - и, разрази меня гром, если  я  знаю,  откуда  мне  это
известно.
     - Великолепно! - мужчина наклонился и погладил траву как  прильнувшую
к ноге собаку.  Потом,  будто  вспомнив,  наконец,  о  своих  обязанностях
джентльмена,  подал  руку  своей  спутнице  и  повел  ее   вперед,   трава
расступалась, обозначая путь, закончившийся в полуметре от И.Д.К.  Мужчины
пожали друг другу руки.
     - Моя жена Джоанна, - представил Ричард свою спутницу. -  Отвечаю  на
ваш вопрос: мы оказались в лесу полчаса назад, а до этого были на приеме у
американского посла. Кто-то бросил клич, мол, чего  ждать,  Мессия  указал
путь, и нужно уходить прямо сейчас. И все почувствовали  -  да,  это  так.
Инстинкт, господин...
     - Илья Купревич, - сказал И.Д.К. - Это моя бывшая жена  Людмила,  это
моя будущая жена Дина, а это мой сын Андрей от первого брака.
     - О! - сказал Ричард, улыбаясь Людмиле. - Я видел вас... Где же я вас
видел?
     - По телевизору, - подала голос Джоанна, успевшая уже поцеловать Дину
в щеку. -  Мы  смотрели  передачу  из  Израиля,  выступал  Мессия,  а  вы,
душечка...
     - О! - еще раз сказал Ричард. -  Ну  конечно.  Мы  попали  в  хорошую
компанию! Может быть, и сам Мессия  с  вами?  Это  было  бы  замечательно,
потому что тогда было бы на кого свалить ответственность.  Я  ведь  больше
исполнитель. Мы с Джоанной потому и ушли из леса, что я понял - мне грозит
стать лидером.
     - Лидером у кого? - настороженно спросил И.Д.К.
     - Ах да, я не сказал. Там, в глубине, человек сто.  Сейчас  наверняка
больше, потому что народ прибывает. И если  будет  прибывать  с  такой  же
скоростью, с какой убывал на Земле, то скоро лес просто выдавит  людей  из
себя - места не хватит. Конечно, нужен лидер. Моисей...
     Он замолчал, посмотрев И.Д.К. в глаза.
     - По профессии вы... - сказал И.Д.К.,  не  желая  понимать  намека  и
оттягивая время, чтобы не давать прямого ответа.
     - По профессии я  дипломат,  работал  вторым  секретарем  министра  в
Британском МИДе.
     - Меня, - сказал И.Д.К., - беспокоят люди в лесу.
     - О, - Ричард сделал пренебрежительный жест рукой, - не  уверен,  что
их можно было бы допустить в приличное общество.
     - Большая часть - негры из Африки, - пояснила Джоанна. -  Никогда  бы
не подумала, что в них  есть  хоть  молекула  иудейской  крови.  И  еще  -
какие-то закомплексованные личности, по-моему, из Восточной Европы.
     - Думаю, что народы просто тасуются, как карты в колоде, -  задумчиво
произнес Ричард. - И потому проблема лидера представляется мне как  нельзя
более актуальной. Собрать всех, объединить, повести...
     - Куда? - спросил И.Д.К. - Боюсь, Ричард,  вы  неверно  представляете
себе суть нашей вновь обретенной родины.
     - Повторите-ка, - потребовал Ричард. - Как  это  вы  сказали:  "вновь
обретенная родина"?
     - В том-то и дело. Разве Мессия не говорил этого?
     - Не так прямо. И, честно говоря, я не очень ему  верил.  Собственно,
сначала я удивлялся - что это происходит с доброй половиной  человечества?
Пока вдруг не прихватило самого. Нет, ни о какой  родине  я  не  думал.  И
Джоанна тоже - верно, дорогая?  Скорее,  инстинкт  толпы.  Вдруг  подняло,
понесло, вихрь такой, знаете ли... Если по Фрейду...
     - Нет, - сказал И.Д.К. - Фрейд здесь совершенно не  при  чем.  В  вас
заговорили гены, молчавшие тысячи лет.
     - Да, понимаю, - кивнул Ричард. - Никто  из  нас,  насколько  я  могу
судить, не испытывает сожаления об утраченной Земле. Это потрясающе,  это,
наверное,  самое  удивительное  из  того,   что   могло   произойти...   И
следовательно, нам нужно здесь организовать новое общество.
     - Вот этого я и боюсь больше всего, - возразил И.Д.К.  -  Что  кто-то
примется  организовывать  новое  общество.  Мне   кажется,   что   никаких
государственных образований здесь быть не может.
     - Но тогда мы просто не выживем! Каждый сам по себе, в  чуждом  мире!
Да, я понимаю, что вы хотите сказать. Мир наш, и он не  может  быть  чужд,
раз уж у нас нет даже малейшего сожаления по оставленному дому. Верно.  Но
этот мир чужд физически  -  при  всем  видимом  психологическом  комфорте,
который является, как я понимаю, следствием инстинкта, а  не  разума.  Мир
чужд физически, он может быть враждебен. Нужно бороться. Значит...
     - Я не знаю, что это значит, - устало возразил И.Д.К. - Мне  кажется,
что вы неправы.
     - О женщинах вы, конечно, забыли, - подала голос Людмила.  -  Вопросы
управления - мужская роль в обществе, да?
     - Сударыня, - галантно произнес Ричард, поклонившись. - Управление  -
роль женская. Позволю себе напомнить известную пословицу о том,  что  если
муж - голова семьи, то женщина - шея. А если муж глава государства...
     - Ну спасибо, - сказала Людмила. - Я вот,  кстати,  шея  без  головы,
поскольку мы с Ильей в разводе уже несколько лет. Ощущение не из приятных.
Синдром безголовой курицы... Но я не о том. Вы не желаете управлять  и  не
желаете, чтобы управляли вами? Ваше дело. А я хочу управлять. Более  того,
я знаю, что буду  это  делать.  Иначе  этот  мир  не  станет  нашим.  Есть
вопросы... Ну например, на каком языке мы спорим? Вы, Ричард,  англичанин,
я русская, а Илья с Диной евреи из России.  Я  говорю  именно  о  языковой
среде, так-то мы все, видимо, потомки древних  иудеев,  раз  уж  оказались
здесь.
     - Я как-то не подумал, - озадаченно сказал Ричард.
     - Дорогой, Людмила  права,  -  вступила  в  разговор  Джоанна.  -  Вы
говорите, я слушаю, я все понимаю, и я не знаю,  почему  я  понимаю.  Этот
язык - он во мне, но я его не изучала.
     - Это иврит, - сказал И.Д.К. - И не воображай, Люда, что тебе  первой
пришел в голову этот парадокс. Наш  иврит  так  же  подсознателен,  как  и
отсутствие ностальгии. Язык Кода.
     - Ну конечно, - с иронией сказала Людмила. - Именно в  подсознании  у
тебя сидело сочетание "языковая среда". Да в древней Иудее...
     - В Иудее, согласен, не  знали  таких  слов.  Но  иврит,  Люда,  куда
древнее. Повторяю - это язык Кода. И те, кто создавал его, были умнее  нас
нынешних. И слова знали куда более мудренные,  чем  знаем  мы.  Слова  эти
будут еще всплывать из подсознания.  Новые  слова  старого  языка.  Я  так
думаю.
     - И опять мы пришли к этому вопросу, - сказала Дина, которая стояла в
стороне, обняв за плечи Андрея.
     Людмила повернулась к ней.
     - К какому вопросу?
     - Кто создал это? Язык, который мы вспоминаем, не зная. Живую  траву.
Небо-карту. Землю.
     - Творец! - сказал Ричард без тени сомнения.
     - Несомненно, - насмешливо согласилась Людмила. - Чтец читает. Пахарь
пашет. Думает мыслитель. А творит, естественно, Творец. Это что - ответ на
вопрос  Дины?  Кто  он,  ваш  Творец?  Нематериальный  Бог?   Материальное
существо? Личность? Невидимая сущность? Вы можете ответить?
     - Я могу, - услышали  они  глубокий  голос,  похожий  на  звук  трубы
архангела, никогда никем не слышанный, но знакомый интуитивно и узнаваемый
без труда.
     У берега речушки, взявшись за руки, стояли двое.
     - Илюша! - воскликнула Дина и отступила, спряталась за Андрея.
     - Мое имя Йосеф Дари. А это - Муса. Мы вернулись.


                                  * * *

     Сара Абовна выглянула в окно и, не увидев внука, сказала мужу:
     - Наум, Хаим опять ушел со двора, пойди посмотри.
     Наум Исакович заложил карандашом страницу, вздохнул и, сменив тапочки
на спортивные туфли, вышел из квартиры.
     Хаим обычно проводил время с соседскими ребятами - Аликом  и  Шаулем.
Алик был из "русских", хотя и не понимал по-русски ни  слова,  потому  что
родился в Израиле, да и родители,  прибывшие  еще  в  начале  семидесятых,
успели  подзабыть  большую  часть  идиоматических   выражений,   известных
каждому,  кто  вырос  на  просторах  шестой  части  суши  от   Бреста   до
Владивостока. Шауль, сын выходцев из Южной Африки, понимал  по-русски  два
слова: "дай" и "спасибо", причем, как подозревал Наум  Исакович,  "дай"  в
понимании Шауля было все-таки ближе ивритскому "хватит".
     - Хаим! - крикнул Наум Исакович, завернув за  угол  и  оказавшись  на
детcкой площадке с качелями и деревянным строением, напоминавшим сказочную
крепость. Внука не оказалось и  здесь,  и  где  его  искать  теперь,  Наум
Исакович не знал.
     В прежние времена Хаим мог пойти с ребятами к ним домой  -  к  Алику,
например, чтобы поиграть на  компьютере,  или  к  Шаулю,  чтобы  послушать
очередную историю из африканского фольклора с еврейским оттенком,  которые
в избытке хранились в неисчерпаемой памяти  деда  Шауля.  Впрочем,  скорее
всего, дед сам эти истории и придумывал. Но вот уже больше недели не  было
здесь ни Шауля с Аликом, ни их семей, да и вообще в квартале  было  пусто,
тихо и гнусно, как на кладбище. После начала Исхода, особенно после  того,
как ушел зять, объявивший себя Мессией, город опустел  быстро,  в  течение
двух-трех дней все было кончено. Семьи Шауля и Алика ушли в числе  первых;
сразу после передачи, во время которой Илья исчез с экранов, не  договорив
своей речи, обе семьи отправились пешком к центру города, то  ли  к  Стене
плача, то ли к мельнице Монтефьоре, и  обратно  не  возвратились,  как  не
возвратились десятки тысяч жителей Ир-ганим и других кварталов Иерусалима.
     Наум Исакович чувствовал, что так надо,  что  происходит  нечто,  для
евреев всего мира вполне естественное, но ни в самом себе, ни в жене своей
Саре подобного желания он не  ощущал.  Сара  очень  болезненно  восприняла
исчезновение дочери, прошло полгода, а рана не затянулась. Зять  их,  этот
новоявленный Мессия, никакого интереса к судьбе жены и сына не проявил, то
ли оказавшись выше подобных житейских сложностей, то ли по каким-то высшим
каналам получивший информацию о том, что с Диной все в порядке и не  стоит
волноваться о  ее  судьбе.  Если  так,  то  почему  он,  имевший  в  своем
распоряжении любые средства связи, не удосужился успокоить тестя и тещу?
     Сара и прежде не любила Илью  Давидовича,  не  отличаясь  в  этом  от
своего мужа, а после исчезновения Дины возненавидела зятя лютой  еврейской
ненавистью. Еврейская ненависть, в понимании Сары  Абовны,  отличалась  от
русской или английской тем, что, ненавидя, нужно продолжать поддерживать с
предметом ненависти нормальные человеческие отношения,  давая  возможность
означенному предмету одуматься и усовеститься.
     После исчезновения Дины жизнь сначала вообще потеряла смысл, а  потом
отчасти приобрела его опять, потому что нужно было  ухаживать  за  внуком,
оставшимся без родителей, ибо какой родитель из Мессии, ни разу за полгода
не соизволившего поднять трубку своего правительственного телефона?
     А когда исчез Мессия, Сара Абовна сказала мужу: "Наум,  надо  спасать
Хаима", хотя понятия не имела, от чего и как нужно  спасать  внука.  В  ее
словах был некоторый смысл, поскольку, после  того,  как  ушли  неизвестно
куда  все  хозяева  близлежащих  лавок,  покупать  продукты  стало  негде,
автобусы перестали ходить сутки спустя, телевидение прекратило передачи. В
холодильньке продуктов оставалось дня на три, Сара Абовна  обзвонила  всех
знакомых и обошла всех соседей, даже тех, с кем  ни  разу  не  сказала  ни
слова, потому что так и не смогла выучить  иврит.  Телефоны  не  отвечали,
соседи уехали, оставив двери открытыми,  и  Сара  Абовна  позволила  себе,
испросив  у  Бога  прощения,  позаимствовать  из  холодильников  кое-какую
провизию - все равно ведь испортится, говорила она  себе,  а  могла  и  не
говорить, прекрасно знала, что хозяева не вернутся. В опустевшие  магазины
Сара Абовна почему-то заходить не хотела.
     За внуком она  следила  теперь  с  особенным  вниманием  -  Хаим  мог
исчезнуть так же внезапно, как  население  Иерусалима,  Израиля  и,  может
быть, всего мира. Но не держать же мальчика на цепи! Сара Абовна разрешала
внуку играть на детской площадке, но либо выходила с ним сама, либо,  если
нужно было готовить обед, следила за Хаимом из кухонного  окна,  не  очень
доверяя  бдительности  мужа,  который   мог   зачитаться   Кановичем   или
воспоминаниями маршала Жукова.
     - Ну что? - нетерпеливо спросила Сара Абовна,  когда  Наум  Исакович,
прихрамывая, появился из-за угла дома.
     - Нет его там, - сказал Наум Исакович. - И  на  автобусной  остановке
нет, - добавил он, упреждая вопрос жены.
     Именно тогда Сара Абовна совершила ошибку, которая  повлияла  на  ход
дальнейших событий. Вместо того, чтобы дожидаться возвращения внука,  Сара
Абовна организовала немедленный поиск, столь  же  бессмысленный,  сколь  и
хаотический: побежала по соседям, воображая, что Хаим мог  устроить  набег
на чужие квартиры, где можно было поиграть в компьютерные  игры,  а  Наума
Исаковича отправила по маршруту восемнадцатого  автобуса  -  Хаим,  по  ее
мнению, мог выйти на шоссе, соединявшее Ир-  ганим  с  центральной  частью
города. Поэтому, когда, некоторое время спустя, Хаим  появился  в  салоне,
чтобы забрать любимую игрушку - плюшевого  медвежонка,  -  в  квартире  не
оказалось ни деда, ни бабушки, и мальчик, находившийся  уже  под  влиянием
Кода, вынужден был уйти один.
     Два часа спустя старики, вымотанные поисками, вернулись  домой.  Сара
Абовна плакала - перспектива никогда больше не  увидеть  внука  пугала  ее
куда  больше,  чем  исчезновение   дочери,   зятя   и   всего   остального
человечества. Наум Исакович тоже потерял контроль над собой  -  успокаивая
Сару Абовну, довел себя до такого состояния, что сердце  не  выдержало  и,
когда старик наливал жене воду из очистителя, неожиданная невыносимая боль
под левой лопаткой заставила его выронить чашку. Он  успел  схватиться  за
край стола, но не сумел удержаться  на  ногах  и  умер  прежде,  чем  тело
соскользнуло на пол.
     Сара Абовна  провела  вечер  и  ночь  у  тела  мужа,  тщетно  пытаясь
дозвониться до "скорой помощи",  и  это  занятие,  вместе  с  мучительными
раздумьями о судьбе внука, поглотило ее настолько, что импульсы Кода так и
не смогли включить программу на  достаточном  для  немедленной  реализации
уровне.
     В результате Хаим оказался на долгие часы предоставлен сам себе.


                                  * * *

     Философия  полного  детерминизма,  которой  придерживаются  некоторые
ученые на Израиле-3,  терпит  полный  крах  в  результате  столкновения  с
фактами, описанными выше. Я мог бы привести и другие факты - в дни  Исхода
события,  аналогичные  тем,  что  происходили  в  иерусалимском   квартале
Ир-ганим, были не такими уж редкими.
     Удивительно, но факт:  еврейские  ортодоксы  сумели  пронести  сквозь
тысячелетия текст Книги без единой ошибки,  которая  была  бы  равнозначна
вредной мутации. В то же время природа, хранившая не  копию  Кода,  а  его
оригинал, не сумела сделать это  с  той  же  степенью  надежности.  Мелкие
ошибки, возникавшие в результате, например, длительного  ультрафиолетового
облучения, накапливались в генах  и,  хотя  не  могли,  конечно,  изменить
программу, надежность которой была чрезвычайно высокой, все же приводили к
сбоям - то есть, к отсутствию  детерминизма.  Предопределенность  уступала
место своей противоположности - случаю. К сожалению, сказанное относится и
к процессу, который привел маленького Хаима Кремера в один из  виртуальных
миров Перехода.


                                  * * *

     В лесу было совсем не страшно. Хаим даже  и  не  понял  сначала,  что
попал в настоящий лес, а не заблудился в кустах, росших около дома  Алика.
Не удержав равновесия, мальчик упал на коленки, протянул руку к  свисавшей
почти до земли ветке, послушно обвившейся вокруг его  ладони,  подтянулся,
встал на ноги, сказал дереву "спасибо" и  услышал  ответ,  в  котором  ему
почудились  заботливые  интонации  бабы  Сары.  От  традиционного   совета
смотреть под ноги Хаим отмахнулся, и дерево,  буквально  восприняв  мысль,
выгнулось, подняло ветви высоко вверх, чтобы  не  мешать  мальчику  делать
все, что ему заблагорассудится.


                                  * * *

     Наступил вечер. То есть, И.Д.К. думал, что наступил именно вечер,  но
с равным основанием можно было заключить, что  близок  конец  света.  Небо
гасло. На земле становилось темнее и теснее, будто придвигался горизонт, и
через полчаса, в лучшем случае -  через  час,  мир  сожмется  в  точку,  и
наступит полная тьма.
     И, может быть, опять появится Стена.
     Они сидели в сгущавшемся  мраке  у  ручья  -  мужчины  на  поваленном
дереве,  женщины  на  траве,  которая   собралась   в   нечто,   отдаленно
напоминавшее не очень мягкие подушки. Илья- Йосеф заканчивал свой рассказ.
И.Д.К. спокойно воспринял то обстоятельство, что в теле Мессии  находилась
душа Йосефа Дари, тело которого они недавно похоронили, а женщины все  еще
не могли с этим смириться и сели в отдалении.
     Рассказ Йосефа был прост и занял минуту, вместив жизнь.  Муса  следил
за Мессией взглядом собаки, слушающей хозяина и понимающей  лишь  то,  что
связано с четкими командами - встань, ложись,  беги...  Ричард  и  Джоанна
восприняли рассказ как  конспект,  не  очень  понятный,  пока  не  изучишь
первоисточник.
     - Я не уверен, что душа Элиягу Кремера находится сейчас именно в моем
теле, - завершил рассказ Йосеф. - Если вы меня похоронили, значит,  на  то
была воля Творца. Но вы, конечно, не прочитали нужных молитв...
     - Не думаю, что это было необходимо, - сказал И.Д.К.  -  В  противном
случае инстинкт подсказал бы слова. Ты так не считаешь?
     - Я думаю именно так, - согласился Йосеф. - Там,  на  Земле,  молитвы
были связующим звеном между человеком и Создателем. Здесь иные отношения.
     - О, ты тоже это чу