а месте,  делал  неожиданные  движения  в  разные  стороны  -
травинки пригибались прежде, чем он успевал опустить ногу.  Ему  пришла  в
голову любопытная  и  вовсе  не  тривиальная  мысль:  а  что,  собственно,
происходит раньше - он делает шаг, и травинки чувствуют его  желание,  или
наоборот - травинки пригибаются, и лишь затем  у  него  возникает  желание
поставить ногу именно на это место? Кто, в конце концов, кем управляет?
     А что, если это телепатическая трава? - подумал он. - Она  командует,
и я иду. А что, если и деревья телепатические? И вода в реке? И  небо  над
головой? И все-все вокруг?
     Нет, - то ли услышал, то ли понял он. Никто здесь никем не командует.
Можно принимать решения и выполнять их. Вместе.
     Вместе с деревьями? Травой? Животными и солнцем?
     Конечно.
     Произошло  то,  чего  Андрей  всегда  хотел.  Он  подумал,  что  стал
взрослым.
     Минуту спустя он убедился в ошибке.


                                  * * *

     Во всех канонических описаниях Исхода  наличествует  вполне  надежная
феноменология,  начиная  с  момента  явления  Мессии  и  вплоть   до   его
неожиданного,  повергшего  людей  в   шок,   исчезновения   -   существуют
многочисленные теле- и звукозаписи, фотографии, бюллетени о здоровье и так
далее; вполне достаточно для того, чтобы сложить  приемлемую  для  каждого
историка картину. Следующий этап - после исчезновения Мессии с Земли и  до
Финала - не имеет ни  научного  обоснования,  ни  сколько-нибудь  надежной
феноменологии.
     Если  верить  рассказу  самого  Ильи  Кремера  (см.  архивные  записи
департамента Истории Исхода на Израиле-4), все обстояло достаточно просто.
Он умер, и душа его стала частью сути Создателя, каковой и должна являться
душа Мессии.
     Ни  историки,  ни  биологи,  ни  генетические   реконструкторы   этим
рассказом  удовлетвориться  не  могут  (исключение,  впрочем,   составляют
иудо-масоны с Израиля-5, но их мнение  по  любому  вопросу,  связанному  с
еврейской историей, отличается от общепринятого, как зима от лета).
     Обычно исходят из достаточно  очевидного:  тело  Мессии  оказалось  в
пустыне Мартоха, поскольку Муса попросту не обладал большей энергетической
конституцией. Могло быть и хуже. Это перемещение, поскольку произошло  без
согласия  перемещаемого  (Мессии),  не  могло  не  закончиться   летальным
исходом.
     По-моему, проблема здесь вовсе  не  биологическая,  и  не  физическая
даже, а сугубо нравственная. Мне возражали:  нравственность,  дескать,  не
относится к свойствам и атрибутам материи, ею  нельзя  объяснить,  скажем,
восхода и захода  солнца  или  перемещения  материальных  тел  по  мировым
линиям. И это верно. Но ведь я не о том.
     Попробую объясниться, тем более, что  это  необходимо  для  связности
дальнейшего повествования.
     Итак, Мессия оказался  человеком  случайным.  Не  гигантом  духа,  не
гигантом мысли. Моше рабейну в свое время этими качествами обладал, что  и
позволило ему возглавить Исход из Египта, а впоследствии стать  первым  и,
для своего времени, единственным человеком Кода.
     Нравственно ли человеку средних достоинств руководить  людьми,  часто
по всем показателям превышающими его уровень во много  раз?  Дозволено  ли
ему принимать решения? И, с этой точки зрения, не был ли  более  необходим
миру поступок Мусы, устранивший Мессию в самый критический момент  истории
Исхода? Я отвечаю - да, поступок Мусы  Шарафи  оказался  полезен.  Значит,
оправдан и с точки зрения морали?
     Далее. Представьте, что Мессия не  исчез,  но  продолжал  возглавлять
Исход. Не привело бы это к многочисленным трагедиям, которых в  реальности
удалось  избежать  именно  потому,  что  Мессии  не  было   на   Земле   в
последовавшие после начала Исхода дни?
     Короче говоря, если целесообразность чего-то, справедливость  чего-то
для блага данной популяции есть нравственность, то перемещение души Мессии
из его тела, а тела - из пределов "обычного" четырехмерия,  явилось  актом
сугубо   нравственным,   даже   если   его   невозможно   было   объяснить
биологическими законами.
     Думаю, впрочем, что и законы биологии не были нарушены.


                                  * * *

     У И.Д.К. дрожали руки, и он окончательно понял,  что  лидер  из  него
никакой. Господи, что он сделал, когда  стоявшее  справа  от  него  дерево
неожиданно изогнуло ствол и плюнуло в Андрея вязкой  жидкостью,  мгновенно
превратившей мальчика в кокон? Андрюша даже не кричал, потому что, видимо,
грудь ему сдавило, и малейшее движение причиняло боль.
     Женщины опомнились первыми. Людмила бросилась к  сыну  и  попробовала
отодрать застывшую массу, а Дина  начала  кричать,  и,  что  вовсе  лишило
И.Д.К. способности понимать происходившее,  дерево,  плюнувшее  в  Андрея,
сразу же выпрямило ствол, ветви вздернулись вверх, будто солдат  на  плацу
поднял в приветствии свою винтовку.
     Они отнесли Андрея к реке, мальчик молчал,  только  смотрел  странным
взглядом, вязкое вещество пришлось скрести ногтями  и  оттирать  ладонями.
Потом Людмила сняла с него одежду и начала мыть ее в реке, а  Дина  обняла
Андрея, прикрывая от прохлады, что-то сказала ему,  тот  кивнул,  и  тогда
Дина обратилась к И.Д.К.
     -  Илюша,  -  сказала  она,  -  отсюда  нужно  уходить.  Андрюша  так
чувствует, и я тоже.
     - Куда? - пробормотал И.Д.К. - Нам нужно к людям. А где они?
     - Спроси у Люды, она знает.
     Людмила разложила мокрую одежду на траве.  Вопрос  она  слышала  -  в
тишине звуки разносились будто влекомые ветром шарики одуванчиков.
     - Никого нет, - сказала она.  -  Вы  что,  сдурели?  Как  люди  могут
прибыть на такое?
     - С Земли уже ушли миллионы! - воскликнул И.Д.К.,  начиная,  впрочем,
догадываться  о  смысле  происходившего;  полгода,  прошедшие  на   Земле,
уместились здесь в несколько часов. Значит,  и  обратное  не  исключено  -
полгода здесь и миг для тех, кто уже отбыл  с  Земли,  но  еще  никуда  не
прибыл. Или попал на промежуточную планету - вроде той, где побывала  Дина
или где был он сам. И  действительно  ли  именно  эта  планета,  Саграбал,
является конечной целью? Моше водил  свой  народ  по  пустыне  сорок  лет.
Точнее, Творец водил Моше и его народ, не позволяя достичь конечной  цели.
А сейчас? Где наша пустыня? Здесь? Или в тех мирах, которые  оказались  на
пути? Знать бы. Так ведь и Моше не знал, и народ его не знал  тоже  -  они
воображали, что не сегодня, так завтра все кончится, и откроется им земля,
текущая молоком и медом.
     Тело Йосефа,  которое  так  и  пролежало  несколько  часов  в  траве,
перенесли на пригорок. Лицо мертвеца оставалось спокойным, будто он  знал,
что именно с ним делают и  был  доволен.  Людмила  старалась  на  лицо  не
смотреть, ей сказали, что Йосеф умер еще вчера, и ей  представлялось,  что
тело уже начало разлагаться, ведь  тепло.  Йосеф  был  холоден,  но  будто
живой. У Людмилы даже мелькнула мысль, что он спит  -  летаргический  сон,
так ведь бывает, - и им не хоронить  его  нужно,  а  нести  с  собой.  Или
оставить здесь, а потом вернуться.
     Людмила улавливала обрывки мыслей, но складывать их не было сил.  Или
лень. Или просто не хотелось - чужие мысли все-таки. Она  оказалась  здесь
для того, чтобы встретиться с Ильей.  Они  должны  быть  вместе.  Нет,  не
вместе, это невозможно и не нужно. У Ильи есть эта женщина, Дина. А у  нее
есть и будет Мессия. Но бывший муж должен быть рядом - как  были  рядом  с
Моисеем Авраам, Иаков и еще кто-то, чьи имена Людмила  забыла  напрочь.  А
может, рядом были не они? Впрочем, это неважно.
     Обретя Илью,  она  должна  теперь  найти  Мессию,  выполнившего  свою
миссию.
     Ладони стали грязными, на  них  налипли  песчинки,  да  и  одежду  не
удалось уберечь от темных, будто ржавых, пятен. Людмила  сбежала  к  ручью
(тропинка-трава опережала ее на шаг) и погрузила в воду руки. Она слышала,
как вслед за ней сбегают к воде Илья с Диной, но не обернулась -  смотрела
в  воду,  как  в  зеркало,  видела  свое  довольное  лицо   (действительно
довольное, даже странно), темное пятно грязи на правой щеке (так, ототрем,
и водой его, водой...), и надпись небесная тоже  отражалась,  и  ее  легко
можно было прочитать. Ивритские буквы, ивритское слово:
     МИДБАР
     - Пустыня! - перевела Людмила на русский и поболтала  рукой  в  воде.
Надпись заколыхалась, исчезла на  мгновение,  но  поверхность  успокоилась
быстро, и слово возникло вновь. И.Д.К. плескался с шумом -  снял  рубашку,
закатал брюки, мог бы и снять, Господи, все свои, Дина вот не  стесняется,
разделась по пояс, юбку подняла выше колен, а груди у нее красивые,  Илюша
недаром прельстился.
     -  Илья,  -  позвала  Людмила.  -  Хватит  плескаться.  Посмотри   на
отражение.
     Не дошло сначала. И.Д.К. испытывал сейчас странное детское ощущение -
сбежал с уроков, даже в кино не пошел, махнул на Москву-реку, к  стадиону,
где пляж, жара, вроде и стыдно немного, не привык нарушать дисциплину,  но
в то же время распирает  грудь  какая-то  бесшабашность,  и  все  выглядит
простым и предсказуемым, в том числе взбучка от мамы и завтрашний разговор
с директором. Ну и что? Плевать!
     И.Д.К. не видел никакого  отражения  -  прозрачнейшая  вода,  на  дне
различимы отдельные песчинки, о чем толкует Людмила? Ах да, волнение,  мог
бы догадаться. Он замер, но рядом  плескалась  Дина,  Господи,  какая  она
красивая, хорошо, что здесь нет других мужчин, Андрюша не  в  счет,  да  и
далеко он, и не смотрит.
     - Диночка, - сказал И.Д.К. - Замри-ка...
     Когда волнение улеглось, он, естественно, увидел то же, что  Людмила,
и мысленно обругал  себя.  Сто  раз  должен  был  догадаться,  перевернуть
надпись зеркально, не так уж много там букв; к тому же,  ивритские  знаки,
даже написанные наоборот, легко узнаваемы.  Он  поднял  голову,  и  сердце
сразу же потяжелело, опустилось, камнем легло на диафрагму.
     Надписи не было.
     - Куда же она... - растерянно сказала Людмила и выбралась  на  берег.
По воде пошли волны, наваждение исчезло, И.Д.К.  вышел  на  берег  и  сел,
положив руки на колени. Обе женщины стояли над ним, мысли их были обнажены
как и тела, Людмила пыталась понять, что произошло в небе над головой и  в
воде под ногами, а Дина ничего понять  не  пыталась,  она  была  с  И.Д.К.
ночью, видела бесконечную  стену,  где  надписей  хватило  бы  на  всех  с
избытком, одно-единственное слово не производило на нее впечатления. Было,
не стало. Ну и что?
     - Пустыня, - сказал И.Д.К. - Слово исчезло в тот  момент,  когда  его
удалось понять. Кто-то или что-то следит за нами и нашими мыслями. Каково?
     - Бог? - осевшим голосом спросила Людмила.
     Дина промолчала, она давно чувствовала, что они здесь  не  одни,  что
существует некто, руководящий их поступками, ведь и ночью, что ни  говори,
все происходило по какому-то плану, им  неизвестному,  хотя  план  этот  и
определялся в некоторой степени их поведением. И  даже  их  мыслями.  Бог?
Может, и Бог.
     - Пустыня, - повторил И.Д.К. - Чтоб я так жил, но то слово,  в  небе,
как его ни отражай, не могло написаться "мидбар". Да в  нем  и  букв  было
больше... Оптический бред...
     Он поднялся на ноги и пошел к воде. Постоял, глядя на свое  отражение
- все было как положено, ничего лишнего,  никакого  рога  на  макушке  или
третьего глаза. Только... Он пригляделся. Да,  в  небе...  И  только  если
смотреть под определенным углом. Под прямым не  видно.  А  если  так,  под
сорок примерно градусов... Будто узор от горизонта до  горизонта.  Слабый,
на пределе, но видно. Как ковер. Или... Ну да, карта.
     - Девочки, - позвал он. - Поглядите и скажите, что  видите.  Нет,  не
так. Под углом.
     - Похоже на карту, - сказала Людмила.  Дина  промолчала,  она  видела
какие-то  полосы,  подняла  глаза  -  небо  как  небо,  облака,   кажется,
опустились ниже, но на самом деле  могло  быть  и  наоборот  -  как  здесь
определить расстояние? Карта? Дина уже видела карту в небе. Не  здесь.  Ту
карту, красочную, яркую, будто отражение реального пейзажа, она  могла  бы
описать с закрытыми глазами. В центре, прямо над головой, была  пустыня  -
желтая как яичный желток, а по краям шли леса. И текла река.
     Эта??
     Она была взволнована, И.Д.К.  это  почувствовал  мгновенно,  и  сразу
понял причину.
     - Расскажи, - потребовал он. - Только не словами, словами не  сможешь
точно. Думай и представляй.
     Подключилась и Людмила. Они были втроем, были вместе, и  это  немного
раздражало Людмилу, она не могла понять, почему иногда  чувствует  Илью  и
эту женщину, его любовницу, видит их изнутри, а иногда, даже  когда  очень
хочется, ничего не выходит, так и стоишь снаружи, даже в замочную скважину
подглядеть не удается.
     Они рассматривали  карту.  Дина  мысленно  расстелила  ее  на  земле,
подробности вспоминались сами по мере того,  как  в  памяти  откладывалось
главное - вот лес, вот поляна и выход к реке. А здесь проходила Стена.
     Подошел Андрей, Людмила ощутила  его  присутствие,  он  хотел  что-то
сказать и мешал, и она прогнала его не словами, но мысленно. Сын отошел  в
сторону, наступая на контуры леса своими башмаками.
     - Мы шли сначала сюда, а потом  повернули,  -  бормотал  И.Д.К.  -  И
теперь мы здесь. Очень интересно. Очень. Если там, где ты была,  хранилась
карта  Саграбала,  точнее,  той  части  планеты,   где   тебе   предстояло
оказаться... Значит, та карта, что мы видим сейчас, может быть...
     - Чем угодно она может быть, - сказала Людмила. - Или тем местом, где
мы окажемся завтра, или тем, где Дина была вчера.
     - И вовсе нет, - неожиданно вмешался Андрей. -  Мы  это  проходили  в
школе. Мне на контрольной попалось. Когда контурные карты заполняли. Точно
как эта. Называлась... Не выговаривается...
     - Голосом скажи, - потребовала Людмила.
     - Эриад... Нет, не помню.
     - Где хоть это находится? - спросил И.Д.К. - На какой планете?
     - Ну ты скажешь, - Людмила получила удовольствие от того, что  смогла
поймать бывшего мужа на противоречии. - На какой еще планете? В московской
школе изучали Землю.
     - Нет, - неожиданно возразил Андрей. - Не в той школе, где я учился с
Костей, а в той, куда я ходил с Жориком.
     - Ты посещал две школы? - удивился И.Д.К.
     - Ах, это, - сказала Людмила. - Андрюша имеет в виду  частный  лицей,
где он занимался по субботам и воскресеньям. Я платила за это удовольствие
восемьдесят тысяч, правда, лицей был хорошим,  им  давали  языки  и  общие
научные знания, нет, даже не знания, а скорее - способность обучаться...
     - Подожди, - прервал И.Д.К. - Андрюша, давай по  порядку.  Сначала  -
что изображено на карте, а уж потом про лицей.
     - Это страна  гоблинов,  такая  карта  нарисована  в  книге  Толкиена
"Властелин колец".
     - А... - сказала Людмила. - Нет,  Андрюша,  ты  дожен  понимать,  что
хоббиты, гоблины - все это придумано...
     - Подожди, - еще раз сказал  И.Д.К.  -  Хоббиты...  Это  вовсе  не  в
иудейской традиции. Даже совсем наоборот. Хоббиты  -  и  Код?  Хотя...  Вы
понимаете, что может означать для нас всех  то  обстоятельство,  что  этот
мир, возможно, - мир  гоблинов  и  хоббитов,  вовсе  не  существовавших  в
объективной реальности?
     - В каком мире мы находимся - реальном  или  вымышленном?  -  сказала
Дина.
     - Давайте разберемся, - поднял руки И.Д.К. -  Первый  вариант:  карта
лишь на беглый взгляд напоминает Эриадор, страну хоббитов. Второй:  страна
хоббитов существует и существовала всегда, она, как  многие  прочие  миры,
находится  в  тех  измерениях,  из  которых  человек  Кода  может  черпать
информацию. И  Толкиену  это  удалось.  Вариант  третий:  страна  хоббитов
возникла только после того, как ее придумал Толкиен.
     - Материализация  фантазий?  -  с  сомнением  сказала  Людмила.  -  Я
согласна с тобой - скорее всего, Андрюша просто уловил некоторое сходство.
Он же не помнит карту в таких подробностях, чтобы...
     - Вот и помню, - с обидой сказал  Андрей.  -  По  той  контрольной  я
получил "отлично". А "Хоббита" и все три части "Колец" читал сто раз. Могу
с закрытыми глазами...
     - Верим, - быстро согласился И.Д.К. - Кстати, есть  еще  и  четвертый
вариант:  карта  отражает  какую-то  часть  сознания  Андрея,  а  к  нашей
реальности не имеет отношения.
     - Что в ней тогда толку? - разочаровнно сказала Людмила.
     - К тому же, - тихо сказала Дина, - ее и нет больше.
     Она оказалась права. Ни в сером небе, ни в прозрачной воде не было ни
карты, ни духа ее - ничего.
     Помолчали.
     Упоминание о стране хоббитов будто изменило что-то в энергетике мира,
ставшего вдруг зябким и чужим.  И  не  знаешь  не  только  куда  идти,  но
непонятно становится - зачем. И хочется оказаться в  теплом  и  безопасном
месте, лучше всего - в комнате с камином, и чтобы на полках стояли  книги,
а  на  столе  -  бутылка  красного  легкого  вина.  Видение   промелькнуло
мгновенно,  будто  перевернули  страницу,  И.Д.К.   не   успел   различить
подробностей, понял только, что Дина,  и  Люда,  и  Андрюша  тоже  увидели
каждый свое - личное представление об уюте, покое и тепле.
     - В том мире, - сказал И.Д.К., - было  много  вымышленных  стран.  Не
только  сказочных.  Сказочных  как  раз   меньше   всего.   Я   говорю   о
фантастических мирах. О Дюне, например. Не читали? Был такой роман  Френка
Херберта. Или миры Ле Гуин. Тоже ведь очень детальные в разработках.
     - Ты хочешь сказать, что миры эти существуют  реально,  -  подхватила
Людмила, - и авторы просто увидели их внутренним чутьем? И мир, в  котором
мы сейчас, один из них?
     - Это нужно хорошенько продумать,  -  продолжал  И.Д.К.  -  Вероятнее
всего, и Толкиен, и Херберт, и Ле Гуин были людьми Кода. И знание о мирах,
в которые предстоит уйти, также было записано в генах... и могло  быть,  в
принципе прочитано...
     - Сбой в программе? - вставила Дина. - Илюша, мне кажется, вы с Людой
увлеклись. Не могла программа быть такой... разболтанной. Код  был  скрыт.
Все странности, происходившие раньше,  вроде  этой,  с  хоббитами,  можно,
конечно, приписать спонтанному чтению Кода, но тогда это  -  свидетельство
его ненадежности...
     -  Да,  есть  противоречия,  -  согласился   И.Д.К.   -   Сам   вижу.
Фантастические миры, о которых я говорю, стали популярными в Штатах где-то
в шестидесятых годах, и до конца девяностых интерес  держался  на  высоком
уровне. Писали об альтернативных мирах не только Ле Гуин или  Херберт,  но
множество других авторов. Вообще, видишь ли, опасно  что  бы  то  ни  было
объяснять единственным фактором, пусть даже и очень мощным. Честно говоря,
меня все это не волнует. По крайней мере, сейчас.
     - Тебя волнует, - сказала Людмила, - где мы  проведем  ночь,  где  мы
вообще будем жить, в какую школу станет ходить Андрюша?
     - Вот именно. И еще - люблю, например, лежать на  диване  и  смотреть
телевизор. Новости или кинофильм. Где здесь диван? И где телевизор? Как  я
узнаю о том, что происходит за сто километров отсюда? Вчера  и  утром  обо
всем этом не думалось, слишком много впечатлений. Новый мир... Как начинаю
думать, что это - навсегда...
     - Хочется назад, в Иерусалим?
     И.Д.К. помолчал.
     - Нет, ты знаешь, не хочется. Если ты о ностальгии, то ее нет. Может,
пока нет. Код должен был такие вещи  предусматривать.  Хотя...  Кто  может
сказать, что предусмотрел и чего не предусмотрел Код...
     - Ребята, - сказала Людмила. - По-моему, вы вообразили, что  нам  тут
жить вчетвером. Илья - главный муж, а мы...  Диночка,  я  не  против  быть
просто другом дома. Но вы забыли - за нами идет народ. Не  пойдет,  а  уже
идет. Вас не было на Земле полгода.  В  тот  день,  когда  ушел  Мессия...
Уходили миллионы. И не только евреи. Где сейчас все эти люди? И что станет
с ними - здесь? Это же поломанные судьбы, жизни...
     - Когда