ка".
   Стон женщины не стал слышаться отчетливее, потому  что  для  обычного
слуха он все равно был недоступен, и Лиза просто пошла в ту сторону.
   Для этого ей пришлось сойти с тропинки, и почти сразу она провалилась
в сугроб рыхлого снега, щедро зачерпнув его валенками. Валенки тоже были
Василисины,  ей  велики,  потому,  вытаскивая  ноги  из  сугроба,   Лиза
старательно сжимала пальцы ступни, чтобы удержать хоть  как-то  на  ноге
такую неуклюжую обувь.
   От этих усилий ей сразу стало жарко. Платок также был не ее.  Теплый,
из козьего пуха, такой большой,  что  она  не  смогла  как  следует  его
завязать и потому теперь придерживала рукой,  чтобы  он  не  сползал  на
глаза.
   Стон больше не доносился,  но  теперь  Лиза  слышала..,  стук  сердца
таинственной незнакомки.
   Она шла и шла, проваливаясь в  снег,  вытаскивая  ноги,  выпадала  из
валенок, но все-таки дошла.
   Если бы не новообретенный слух, Лиза наверняка прошла бы  мимо  этого
скукоженного тельца, едва прикрытого какими-то лохмотьями.  Женщиной  ее
трудно было назвать - перед Лизой лежало в сугробе человеческое существо
женского пола лет четырнадцати.
   Кажется, кто-то ее избил, потому что девушка  еле  смогла  шевельнуть
разбитыми губами, когда Лиза спросила:
   - Кто ты?
   - А-ни-та.
   После  чего  девушка  с  блаженной  улыбкой  провалилась  в  небытие,
оставляя Лизе простор для догадок: то ли она слаба умом, то ли улыбка  -
не что иное, как радость при виде человека, которого она  уже  не  чаяла
увидеть.
   Незнакомая  Анита,  уйдя  в  бессознательность,  избавила   себя   от
дальнейших мук и раздумий по поводу собственной судьбы, предоставив Лизе
возможность для этих самых раздумий: что делать?
   Но она и раньше была не из тех,  кто  опускает  руки  при  первой  же
трудности, а теперь у нее просто  не  было  другого  выхода,  кроме  как
пытаться  выбраться  самой  и  вытащить  замерзающую  и,   кажется,   до
полусмерти избитую девчонку.
   Для начала, по-прежнему как цапля вытаскивая ноги  из  сугроба,  Лиза
вышла на дорогу. А если точ-1 нее, на то, что могло быть дорогой, потому
что утренний снежок, сыпавший и сыпавший с  неба,  уничтожил  все  следы
проехавших саней с Василисой и Игнацем.
   Как бы то ни было, но снег здесь был не такой рыхлый и ноги почти  не
проваливались, что ей было и нужно  для  того,  чтобы  побыстрее  тащить
девушку.
   На чем? Лиза приспособит для этого тулуп. Теперь  она  возблагодарила
огромный пуховый платок, который больше мешал ей на пути  сюда,  а  сняв
кожушок, она скрестила концы платка на  груди  и  завязала  на  спине  -
получилось достаточно тепло.
   Хорошо еще, что день сегодня был не из самых холодных -  дело  шло  к
концу  зимы.  Определившись  с  направлением,  Лиза  стала  протаптывать
тропинку от дороги к лежавшей девушке. Волочить просто по сугробам  вряд
ли получится - слишком рыхлый снег.
   Правильно она делала или нет, подсказать ей никто  не  мог,  так  что
Лиза упорно двигалась  к  девушке,  тщательно  уминая  ногами  путь,  по
которому она собиралась тащить бесчувственную Аниту.
   Кое-как  ее  сиятельство  княгиня  перевалила   девушку   на   тулуп,
застегнула на нем пуговицы, а рукава приспособила под  постромки,  но  в
таком положении лежащая из тулупа вываливалась, потому  Лиза  сунула  ее
руки в рукава и потащила свою ношу за воротник.
   Вроде пошло дело.
   Она не  только  не  мерзла,  как  опасалась  поначалу,  а,  наоборот,
разгорячилась и вспотела,  потому  что,  ноша  хоть  и  была  нетяжелой,
волочить ее по снегу все равно было трудно.
   У Лизы мелькнула мысль, не прогорят ли за время ее отсутствия дрова в
печи, потому что, уходя, она не додумалась их подбросить.
   Она дотянула живой сверток до дороги  и  без  сил  рухнула  в  сугроб
рядом. Прикинула пройденное расстояние и ужаснулась: если она так устала
после двадцати метров, как же она преодолеет оставшиеся двести?
   Двести не двести, чего зря считать. Зато на дороге, даже  присыпанной
снежком, дело пошло быстрее, и Лиза шаг за шагом продвигалась  к  своему
дому, хватала ртом воздух, падала в снег  без  сил  и  опять  продолжала
двигаться со своей еще живой ношей.
   К сожалению, никто и ни в чем ей сейчас помочь не мог...
   Через некоторое время каждый шаг  стал  даваться  Лизе  с  превеликим
трудом - так она устала. Ей казалось, что она  никогда  не  одолеет  эти
проклятые метры до ее прекрасного дома. О том,  как  придется  поднимать
бесчувственную девушку по ступенькам, она старалась не думать.
   Было ощущение, что все ее усилия  тщетны.  Лиза  вот  так  упирается,
надрывается, и кажется, что движется к дому, а на самом деле остается на
месте. Она даже заплакала от бессилия. Но тут же устыдилась: неужели она
такая слабая, беспомощная, что не может одолеть самой малой трудности?
   Например,  если  представить  себе,  что  она  потеряла  сознание   в
присутствии.., хотя бы Марыли.
   Смогла бы та дотащить ее до дома? И сама же себе ответила: смогла бы.
Значит, Марыля сильнее ее?
   А вельможная пани не умеет преодолеть самой малости?
   Словом, где  уговором,  где  откровенной  насмешкой  над  собственной
слабостью Лиза  толкала  себя  вперед,  пока  наконец,  оглянувшись,  не
увидела знакомый дом совсем рядом. Вот почему  ей  так  трудно  давались
последние метры! Она не заметила, что поднималась на пригорок.
   От усталости  у  Лизы  дрожали  ноги,  вся  она  была  взмылена,  как
загнанная лошадь. А еще ей хотелось упасть прямо в снег и  чтобы  кто-то
сильный затащил  ее,  пусть  даже  волоком,  в  такой  близкий  и  такой
труднодостижимый дом!
   - Встаньте, Елизавета Николаевна! - строго сказала она самой себе.  -
Не забывайте, что в вашем роду не было слабых духом... А если и были, то
память о них не сохранилась в сердцах потомков.
   Это она уже проговаривала  себе  сквозь  зубы,  затаскивая  Аниту  по
ступенькам наверх. Абрек прыгал  рядом,  рычал  и  лаял.  Однажды  даже,
изловчившись, облизал лицо Аните, но у Лизы не было сил его отогнать.
   А когда она все-таки втащила девушку по ступенькам, то, открыв дверь,
оставила ее в прихожей, как куль с вещами; сама легла рядом прямо на пол
и поплакала, но уже слезами облегчения.
   Потом  она  вспомнила  о  дровах,  и  ее   обдало   холодным   потом:
растапливать печку Лиза не умела.
   А если дрова прогорели? А если Василиса с  Игнацем  поздно  вернутся?
Такой большой дом быстро выстудит...  Впрочем,  это  уже  была  какая-то
запоздалая паника, но Лиза, оставив кожух с  завернутой  в  него  Анитой
лежащим на полу,  кинулась  к  печке,  открыла  заслонку  и  с  радостью
убедилась, что оставшихся углей вполне хватит  на  то,  чтобы  распалить
подложенные ею поленья...
   Станислав обустраивал этот дом так, как если бы собирался жить  здесь
с Лизой. В небольшом шкафчике в  гостиной,  например,  стояли  несколько
бутылок крепких мужских напитков, которых дамам пить не  полагалось.  Да
Лиза прежде к этому и не стремилась.
   Теперь  же,  преодолевая  желание  упасть  без  сил  на   кушетку   и
проспать..,  очень  долго,  она  открыла  початую  бутылку  французского
коньяка - любимого напитка ее мужа, - налила его в бокал для  вина.  Тут
было не до церемоний.
   С непривычки коньяк не просто согрел  Лизу,  а  прямо-таки  ударил  в
голову, но зато она тотчас пришла в себя и уже не чувствовала  слабости,
которая до того валила ее с ног. А ощущала даже некую удаль.
   Сейчас она возьмет и отнесет эту девчонку... Но тут она опомнилась  и
сказала себе:
   - Вельможная пани напилась с перепугу.  Побоялась,  что  не  выдержит
испытаний, которые послал ей бог. Надо подумать, что делать.
   Лиза побрела в комнату, которую они с Василисой  называли  жильем  на
всякий случай. Мало ли кто приедет или придет. Вроде и гостей к себе  не
ждали, но комнату все время держали наготове.  Хорошо,  что  она  внизу.
Вряд ли Лиза смогла бы затащить девушку по лестнице, что вела на  второй
этаж из гостиной.
   Она  распахнула  кожух  и  сморщилась:  от  лохмотьев  девушки  несло
затхлостью и подсохшей кровью.
   Лиза  стала  осторожно  раздевать  девушку,   памятуя   о   возможных
повреждениях ее худенького тельца. Хорошо, что та потеряла  сознание  то
ли от боли, то ли от какой-нибудь болезни. Все это предстояло  выяснить,
но сначала...
   Снятое рванье лежало серо-коричневой  кучкой,  которую  она  сгребла,
стараясь держать от себя подальше. Выбросила за дверь, прикрыла  девушку
платком, чтобы не замерзла, и, подхватив ее тряпки, понесла их в кухню.
   Дрова  разгорелись  и  весело  потрескивали,  когда  молодая  княгиня
открыла заслонку и бросила в печку лохмотья девушки. А сама как  следует
вымыла руки - запах продолжал ее преследовать,  налила  в  кувшин  воды,
захватила с собой мыло, губку, таз и перенесла  в  комнату,  где  лежала
Анита.
   Та все еще не пришла в себя. Лиза поднялась теперь в свои комнаты,  в
которые перевезли не только ее гардероб, но и многое из  вещей  покойной
княгини Поплавской. Взяла  кое-что  из  белья,  попроще  и  потеплей,  и
вернулась к Аните.
   Как ей понадобилась бы сейчас помощь Василисы! Лиза собиралась вымыть
девушку и заранее представляла себе, каких трудов ей это будет стоить.
   Мытье решила начать с волос. Но это она только подумала: волосы, а на
самом деле то, что было на голове девушки, представляло собой  сбившийся
колтун, в котором шевелились вши. Лиза едва преодолела  поднимающееся  в
груди отвращение и пошла за ножницами в комнату Василисы.
   А еще она отыскала в кухне какую-то дерюжку и на нее стала складывать
волосы, которые как могла стала срезать с головы Аниты.
   - Прости, милая, - обратилась она к безмолвной своей гостье, - но нам
с тобою не до красы!
   Срезанные волосы она тут же  отнесла  и  бросила  в  печку.  Подумала
мимоходом, что ходит туда-сюда, не распределяя  разумно  свои  действия.
Как говорил отец, дурная голова ногам покоя не дает. Но  Лизе  отчего-то
казалось, что, оставь она то, что снимает или срезает сейчас с  девушки,
оно расползется, разбежится по  ее  чистому  уютному  домику,  потом  не
избавишься!
   Теперь мытье головы не составило труда,  но  даже  безволосая  голова
сделала воду в тазу почти черной.
   Лиза пошла и выплеснула ее. Вытерла полотенцем голову и смазала йодом
шишку на затылке.
   Опять налила в таз воду и стала омывать лицо.
   Стороннему наблюдателю картина показалась бы  забавной:  на  бараньем
тулупе лежит обнаженная девушка, а другая, постарше, стоит перед нею  на
коленях и что-то с нею делает, попеременно протягивая руку то за  йодом,
то за мазью, то за мылом, которые для удобства разложила вокруг себя...
   - Елизавета Николаевна, где вы? - услышала  она  встревоженный  голос
Василисы и, прикрыв девчонку, выбежала в коридор.
   - Василиса Матвеевна, слава богу, что вы приехали!
   - А что это у нас за запах? - Та потянула носом воздух и сморщилась.
   - Ничего, - смутилась Лиза,  словно  дурно  пахло  от  нее,  -  дверь
откроем и проветрим...
   - У нас что-то протухло?
   - У нас.., несколько необычная гостья.  Мне  кажется,  ее  держали  в
каком-то подвале или сарае и не давали возможности  даже  помыться...  А
где Игнац?
   Вы обвенчались?
   - Игнац выпрягает Воронка.  Мы  обвенчались,  но  подробности  потом.
Насколько я поняла, необычная гостья нуждается в помощи?
   - Точнее сказать, она без сознания. Я  успела  состричь  и  сжечь  ее
волосы. А также все, что было  на  ней  надето.  Осталось  ее  вымыть  и
уложить на кровать, а заодно проверить, нет ли у нее переломов,  ушибов;
наверное, она больна, если так долго не приходит в себя.
   - Пойдемте, Елизавета Николаевна, я с удовольствием помогу вам.
   Она проницательно посмотрела на Лизу:
   - Сдается мне, ваше сиятельство до сих пор не обедали?
   - Не до того было, чего уж там.
   Она привычно стала на колени перед распростертой девушкой и  раскрыла
ее, чтобы и Василиса могла посмотреть.
   - Девчушка-то совсем молоденькая! - воскликнула  та.  -  Кто  же  это
посмел так издеваться над бедной крошкой?.. А  как  она  к  вам  пришла?
Постучала в дверь? Кричала во дворе?
   Лиза замялась. Кое-что о ней Василиса уже знала, но сможет ли  понять
и поверить, что Лиза услышала стон девушки так далеко отсюда? Все еще не
зная, как об этом рассказать, она не нашла ничего лучшего, как  спросить
о другом:
   - Надо понимать, Василиса Матвеевна теперь пани Магницкая?
   Но бывшая экономка тоже оказалась не лыком шита.
   - Я бы хотела,  Елизавета  Николаевна,  пользоваться  у  вас  большим
доверием, - обиженно сказала она. - Думаю, Екатерина Гавриловна  никогда
не пожалела о том, что сделала меня своей наперсницей.
   И Лиза решилась:
   - Кое-что обо мне, вернее, о моих способностях вы уже знаете, но  это
не все. Дело в том, что эта девочка - Анита - до нашего дома  не  дошла.
Думаю, она выбилась из сил, а к тому же еще  и  заблудилась  в  лесу.  Я
услышала ее стон. Издалека. Пошла посмотреть, кто это.  Анита  лежала  в
сугробе, теряя сознание. Она только и успела шепнуть свое имя.
   - Но как же.., как же вы доставили ее сюда? Не принесли же...
   - Я тащила ее волоком по снегу. Тяжеловато  было,  конечно,  но,  как
видите, она здесь...
   - Теперь я понимаю, что вам было не  до  еды.  -  Василиса  потрогала
воду. - Она уже совсем остыла.
   Сейчас я принесу погорячее...
   И она быстро  вышла,  стараясь  скрыть  свое  волнение.  И,  кажется,
удивление.

22.

   В доме на Змеиной пустоши был  накрыт  праздничный  ужин.  За  столом
сидели трое обитателей этого странного в глазах тех немногих, кто знал о
нем, жилища. Строители, которые его возводили, в разговорах между  собой
откровенно недоумевали: зачем такому богатому князю понадобилось строить
дом в такой глуши?!
   Но они построили и ушли, а те, что в нем жили, не печалились о  своей
участи, а словно были этому рады.
   - Вы заезжали в  замок?  -  жадно  выспрашивала  Лиза.  -  Ты  видела
Данюшку?
   - Конечно, заезжали, - покивала Василиса.  -  Разве  мы  не  привезли
столь драгоценной рассады орхидей? Кажется, Игнац называет  их  детками.
Видите, кивает. Разговаривала я и с князем Станиславом.
   Обещался, ежели оттепель не грянет, привезти вам сына через два дня.
   Лиза просияла:
   - Слава богу! Как он, подрос? Что вы нового в нем увидели?
   - Подрос. Отчего ж ему  не  подрасти  -  кормилица  здоровая,  молока
много...
   Василиса будто осеклась и глянула на мужа. Тот лишь пожал плечами.
   - Что-то случилось? - встревожилась Лиза. - Что вы недоговариваете?!
   - Когда мы были в Кракове, я ненадолго зашла к моей  знакомой  -  она
выписывает для меня журналы. Помните, я  говорила,  из  Франции,  модные
журналы...
   - Да-да, я помню, продолжайте. Эта знакомая что-то сказала?
   - Может, это просто слухи? Мало ли о чем болтают в свете?
   - Что с вами, Василиса Матвеевна? - рассердилась Лиза. - Уж в чем,  в
чем, а в косноязычии вас не упрекнешь!
   - Nil admirari ,  Елизавета
Николаевна, - выговорила наконец она. - Крепитесь, князь вам изменяет!
   Игнац кашлянул и смущенно заерзал:
   - Василиса Матвеевна, что же ты.., как топором рубишь!
   - Я думала, случилось что-то страшное, - облегченно проговорила Лиза.
- Значит, Станислав жив-здоров?
   - По-моему, так излишне жив, - буркнула Василиса.  -  Да  и  что  ему
сделается, чего вы вдруг плохое подумали?
   - Сон мне про него Приснился. Привиделось, словно наяву, будто кто-то
кинжалом его убивает. Всякая глупость в голову лезет...
   - А его связь, выходит, вас не расстроила?
   - Я же умерла, что ему еще остается, - усмехнулась  Лиза.  -  Значит,
Ева Шиманская все же своего добилась?
   - При чем здесь Ева? -  проговорила  Василиса  все  еще  с  ощущением
неловкости - кому понравится сообщать о таком! - В Кракове вовсю говорят
о его дикой страсти к некоей Агате Дубинской. Она сирота,  воспитывается
престарелой теткой...
   - От ваших слов - дикая страсть пана Станислава - меня саму бросает в
холодный пот. Эта Агата, верно, совсем молода?
   - Еще шестнадцати нет.
   - Будь я жива, - неуклюже пошутила Лиза, - я бы посоветовала ей  быть
осторожнее.
   - Своей сопернице?
   - Скорей подруге по несчастью.
   - Я все спросить хочу, вельможная пани, - вдруг заговорил Игнац,  чем
немало удивил обеих женщин; обычно он молчал, что  бы  ни  случилось.  -
Неужели не было выхода не устраивать  фальшивые  похороны?  Грех  это  и
больше  похоже  на  нечистую  аферу,  чем  на  единственную  возможность
разрешить неразрешимое.
   - Игнац! - воскликнула Василиса и покраснела. - О  чем  ты  говоришь?
Разве это наше дело? Князья так решили.
   Теперь настал черед смутиться Лизе. В самом деле, откуда к ней пришло
такое решение? Не очень-то  и  долго  жила  она  со  Станиславом,  чтобы
согласиться на все, лишь бы уйти от него.
   Не иначе, на нее повлиял пример родителей.
   Они устроили фальшивые похороны, объявив  умершей  живую  женщину,  и
Лиза, не особенно задумываясь, то же самое повторила.
   - Вы правы, Игнац, - сказала она мужу Василисы и  теперешнему  своему
товарищу по изгнанию. - Поступок мой  достоин  всяческого  осуждения.  И
если вы считаете для себя невозможным после такого прислуживать мне...
   Теперь уже ученый садовник, кажется, испугался собственной смелости.
   - Нет, ни в коем случае, - запротестовал он. - Я сказал это для того,
чтобы вы знали, как я к вашему  поступку  отношусь.  Себя  отправлять  в
могилу до срока можно разве что во имя какой-то высокой цели.
   Возможно, она у вас есть.
   Василиса посмотрела на нее сочувствующе и как бы извиняясь  за  слова
мужа. Но слово не воробей, вылетит -  не  поймаешь.  За  столом  повисла
напряженная тишина, и Лиза сказала излишне громко:
   - Пойду проведаю нашу гостью. Может, она уже пришла в себя?
   - А ты, Игнашек, мог бы  пойти  отдохнуть,  -  ласково  сказала  мужу
Василиса, тоже поднимаясь из-за стола. - Все-таки  сегодня  у  тебя  был
такой трудный день.
   - Ежели шановная пани жена не обидится, я хотел бы на часок  зайти  в
оранжерею. Ведь я только поставил ящик с  рассадой,  а  ничего  даже  не
разбирал. - Он посмотрел на строгое лицо супруги и добавил поспешно:
   - Хорошо, всего на полчаса. И тут же прибегу назад. Я  помню,  что  у
нас сегодня первая брачная ночь и молодая сгорает от нетерпения...
   - Ох и хитрющий ты, пан Магницкий! - улыбнулась  Василиса.  -  Иди  к
своим деткам, но учти, задержишься - приду, свяжу веревкой  и  связанным
приведу в супружескую опочивальню...
   Так, посмеиваясь и подшучивая друг над другом,  молодожены  разошлись
по своим делам. Василиса взяла с каминной полки  канделябр  и  поспешила
следом за Лизой.
   На этот раз Анита спала. После того  как  обе  женщины  тщательно  ее
осмотрели и никаких серьезных ушибов или переломов на  теле  девушки  не
обнаружили, они аккуратно вымыли ее, не раз и не два меняя воду в  тазу,
и переодели в чистую ночную сорочку.
   Аниту били, и, похоже, частенько, потому что следы как былых  побоев,
так и совсем  свежих  имелись.  Значит,  побои  скорее  носили  характер
наказания и не направлялись на то, чтобы ее покалечить.
   - Что же это за рана? - подивилась Лиза, указывая на стертую кожу  на
щиколотке шириной в пол-ладони.
   - Вероятнее всего, ножные кандалы, - сказала Василиса.
   - Думаете, она была в кандалах? Как каторжница?
   - Трудно строить догадки по одному только следу на коже, -  задумчиво
сказала Василиса. - Пока девушка не очнется, нам остается только строить
предположения. Ее могли держать где-нибудь как рабыню...
   Лиза, открывшая было рот, так и не смогла его закрыть от удивления.
   - Рабыню?
   - А чему вы удивляетесь? Раз теперь  поляки  больше  не  имеют  своей
страны... Совсем недавно Краков  был  вольным  городом,  и  вот  уже  он
принадлежит Австрии. Поляки не  хотят  с  этим  смириться,  а  австрийцы
добиваются от них  повиновения  любыми  способами.  И,