ту.  Одно  поздравление
было от родителей, другое от Дэвида и Марши, еще одно от Лизы, ее лучшей
подруги по колледжу. Оставалось еще три. Она узнала почерк своей  крест-
ной и тетки по отцу, они обе прислали смешные открытки с короткими, дру-
жески непринужденными посланиями. Никто из них не был в курсе, как  обс-
тоят ее семейные дела, правда, родители знали, что она  болела  какое-то
время и находилась на лечении в клинике.
   Знали лишь то, что это было два года назад и что сейчас она полностью
поправилась и вернулась в счастливое лоно семьи. Сапфи  старалась  всеми
силами поддерживать эту иллюзию, хотя теперь,  естественно,  она  должна
будет сказать им всю правду. Одна Эбби не будет ни шокирована, ни  удив-
лена. И вот наконец последняя открытка.
   Сапфи безошибочно определила почерк сестры. Аккуратный и разборчивый,
как и подобает учительнице. Такую же открытку она получила и в свой пре-
дыдущий день рождения, а прошлым августом получила от нее письмо. Были и
еще две открытки, поздравление с Рождеством, которые аккуратно приходили
в период между сегодняшним днем и той минутой, когда  Эбби  обманула  ее
доверие и привязанность, толкнув Тэйна на предательство.
   Она не хотела думать об этом, но,  глядя  на  красивый  почерк  своей
сестры, ей было непросто избавиться от одолевавших ее  воспоминаний.  Ее
отношения с Тэйном уже давно оставляли желать лучшего, с горечью призна-
ла она, пожалуй, с тех самых пор, как  она  вернулась  с  близнецами  из
больницы. Оглядываясь назад, она все отчетливее понимала, что часть вины
за это она должна была взять на себя. Сама того не подозревая, она прев-
ратила жизнь вокруг себя в кромешный ад! А неожиданный приезд Эбби  при-
вел ее в полное замешательство, она изо всех сил пыталась изобразить  из
себя хозяйку, которую, она знала, хотел видеть в ней Тэйн. Но ее  жалкие
попытки не увенчались успехом.
   Она была на грани истерики уже накануне  того  ужасного  дня,  когда,
войдя в великолепную гостиную, увидела Эбби и Тэйна в объятиях друг дру-
га. Ее руки сжимали его плечи, словно она  встретила  давно  потерянного
любовника. Он тоже не без благосклонности принимал страсть ее  сестры  -
она видела это собственными глазами!
   Она кинулась к испуганной парочке; к своему стыду, она вопила, словно
заключенный под пытками, нанося своей сестре яростные удары и выкрикивая
обвинения в выражениях, которые до тех пор никогда не решилась бы произ-
нести вслух.
   Сквозь собственные выкрики она слышала хриплый и отчаянный голос Тэй-
на, повторявший снова и снова: "Эбби не  виновата!  Я  сам  попросил  ее
прийти!"
   Они вызвали врача, и ее забрали в больницу. Сначала она  думала,  что
попала в сумасшедший дом, где ей придется пробыть в заточении  до  конца
своих дней, и, неподвижно уставившись в потолок, отказывалась от воды  и
пищи, покорно ожидая смерти. Но постепенно лечение принесло  результаты,
и она поняла, что больна и что теперь, когда установлен  диагноз  гормо-
нального срыва, ее смогут вылечить.
   Она по-прежнему отказывалась видеть Тэйна  и  Эбби,  припоминая,  что
они, едва успев познакомиться, сразу же нашли общий язык, как  и  потом,
спустя какое-то время, когда она и Тэйн встречали свое первое  Рождество
после того, как в Англии поспешно сыграли свадьбу. Хорошенькая,  привле-
кательная Эбби, похожая на Тэйна и по своему характеру, и по своему оба-
янию, пользовалась успехом у мужчин и женщин. Эбби, которую она любила и
которой доверяла...
   Только ежедневные свидания с близнецами, которых Тэйн продолжал  при-
водить с собой в клинику, а также присутствие всегда бодрой и оживленной
Лорны утешали ее в эти тяжелые часы раздумий, а к тому времени,  как  ее
выписали, Эбби уже вернулась в Англию.
   Тэйн всегда утверждал, что любит Эбби только как сестру жены, и, ког-
да она не верила его словам, предлагал ей прочитать письмо, которое  ос-
тавила ей Эбби. Оно подтвердило бы его слова, но  она  отказывалась  ему
верить. Уязвленная в своей гордости, она зашвырнула его  нераспечатанным
в дальний угол ящика своего туалетного столика. Именно тогда она и  пот-
ребовала развода. Но Тэйн отказался даже обсуждать этот вопрос.
   Так прошли месяцы в атмосфере горечи и недоверия, при отсутствии вся-
кой физической близости до того знаменательного дня,  когда  она,  зайдя
слишком далеко в своих обидных упреках, ударила его по  щеке.  До  этого
момента он держался с ней сдержанно, холодно, вежливо и  отчужденно.  Но
ее поступок оборвал сдерживающую нить.
   - Довольно, - процедил он сквозь стиснутые зубы. - Раз  ты  так,  моя
любовь...
   Испугавшись темной силы, которую в нем пробудила,  уверенная  в  том,
что он убьет ее, она сопротивлялась, как только могла, когда он  наполо-
вину втащил, наполовину внес ее в спальню, швырнул  на  кровать  и  стал
стаскивать с нее одежду.
   - Тэйн! Нет, ради всего святого, только не так! -  Ее  крики  звучали
приглушенно под тяжестью его тела, когда  она  извивалась,  задыхаясь  в
яростном сопротивлении. Уже много месяцев она не спала с ним, и перспек-
тива насильственного совокупления в качестве наказания наполняла все  ее
существо страхом.
   - Что еще мне остается делать, - глаза его  сверкнули  из-под  темных
ресниц, - раз ты называешь меня лжецом  и  распутником  и  отказываешься
прислушаться к голосу рассудка? - Он говорил хрипло и прерывисто. - Если
мне суждено ждать, когда ты придешь ко мне, я буду ждать всю жизнь.
   Ее движения только усилили его возбуждение.
   - Вот так, мой ангел, - прошептал он, нежно проводя ищущими руками по
ее телу. - Сопротивляйся мне, если хочешь, но наступит час и ты  сдашься
мне, позволь мне сделать тебя своей пленницей...
   Несмотря на страх, ее тело откликнулось на колдовские чары  его  при-
косновений, сделалось податливым и раскрылось, чтобы принять его, и  она
с восторгом приняла его в роли своего  завоевателя,  и  скрытое  желание
мерцало в глубине ее глаз, в изгибе губ, напряженно набухших сосках и  в
чувственных движениях бедер.
   - О Боже! - Прошло несколько месяцев, а она все еще  вспоминала  бла-
женство той ночи, свою уверенность в том, что этот почти  насильственный
акт чувственной страсти без следа сотрет  каждый  атом  прошлого,  чтобы
после этого, насытив и удовлетворив свой голод, они смогли снова  вместе
взглянуть в лицо будущему; что ни одна женщина не сумеет еще  раз  отоб-
рать у нее Тэйна после слияния их тел в торжествующем порыве любви...
   - Сапфи... - Ее имя сладко ласкало его губы, пока  он  любовался  ею,
медленно охватывая ее всю восхищенным взглядом,  пожирая  ее  глазами  в
приступе чувственного голода, обещавшего экстаз и блаженство после свое-
го утоления. И вдруг... Он замер, его взгляд впился в отметину,  сделан-
ную ножом хирурга: шрам, словно след от кривой турецкой сабли,  багровел
на нежной округлости живота.
   Доживи она до ста лет, ей никогда не забыть ни его  взгляда,  полного
неприкрытого отвращения, сменившего собой мечтательность и  желание,  ни
того, как его тело полностью отвергло ее. Тонко чувствуя каждую его  ре-
акцию, она заскулила от обиды и боли, отползла в  сторону,  ощущая,  как
ноет все ее тело, как разрывается от горя сердце, и  не  хватит  никаких
слез, чтобы успокоить его.
   Несмотря на то что было уже поздно, с трудом натянув майку и  джинсы,
она убежала искать приюта к Лорне. На следующее утро Тэйн оставил ей за-
писку. Он по-прежнему не одобрял развода, но был согласен на  раздельное
проживание.
   Вся процедура, занявшая девять месяцев, была пронизана иронией. И все
это могло показаться смешным, если бы исход дела оказался менее  трагич-
ным. И вот она снова на их супружеском ложе - одна, уставшая до  изнемо-
жения, не может заснуть. Она задумчиво держит в руках конверт с  поздра-
вительной открыткой от Эбби. Странно, что ее сестра продолжала упорство-
вать. Она обнаружила, что держит открытку, не заметив, как вскрыла  кон-
верт. Прекрасный букет цветов, стандартное поздравление-с днем  рождения
и пожелания успехов, ниже просто  подпись:  "Любящая  тебя  сестра  Аби-
гайль".
   Неужели все эти месяцы она заблуждалась в том, что произошло?  Подоб-
ная мысль не впервые приходила ей в голову, но каждый раз она взбрасыва-
ла ее из опасения обмануться, поверив в то, во что она так отчаянно  же-
лала поверить.
   Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Чувствуя, как бешено  коло-
тится сердце при одной лишь мысли о том, что ей предстоит, она  вытащила
из ящика письмо, снова залезла под одеяло, подложила под спину подушки и
заставила себя успокоиться. После всего пережитого она должна  была  пе-
рестать чувствовать боль. Но сердце беспокойно билось в груди, когда она
вскрыла конверт. Своим аккуратным почерком Эбби писала:
   Я попросила Тэйна передать тебе это письмо, когда ты будешь  чувство-
вать себя лучше. Дорогая Сапфи, слава Богу, что он уговорил  меня  тогда
приехать в Грецию. Он позвонил мне, ты знаешь, и сказал, что страшно пе-
реживает и беспокоится за тебя, он думает, что у тебя, наверное,  что-то
вроде нервного срыва, но местный доктор не проявляет озабоченности твоим
состоянием. Он умолял меня приехать, чтобы повидаться и поговорить с то-
бой, зная, как мы были близки, в надежде, что ты, может  быть,  захочешь
излить мне душу.
   О Сапфи! Я была так потрясена, когда увидела тебя. Даже то, что  тебе
пришлось пережить, не могло вызвать такое состояние депрессии,  в  каком
ты была, поэтому я позвонила Марше и рассказала ей  обо  всех  симптомах
твоего состояния, и она согласилась с моим подозрением, что ты страдаешь
редкой формой послеродовой депрессии,  которая  оказалась  запущенной  и
нуждалась в специальном и немедленном лечении.
   Тэйн был в совершенном отчаянии, когда я сказала ему об этом. Он  об-
винял себя в том, что медлил и не обратился к врачам раньше, но  как  он
мог? Ведь все, что произошло, было для него впервые. Он заплакал, Сапфи.
Он не поблагодарил бы меня, что я рассказываю тебе это, но вот  как  все
было. Он сидел в кресле и проклинал себя за то, что сделал  с  тобой,  а
потом заплакал - тяжело, навзрыд. Это были рыдания человека, ни  разу  в
жизни не изведавшего облегчения, которое приносят слезы. И  я  заплакала
вместе с ним, заплакала от боли, твоей и его! И тогда я протянула к нему
руки и стала гладить и успокаивать его, словно он был одним из моих уче-
ников, а он прижался ко мне, как маленький мальчик, чей мир вдруг рассы-
пался на части... и тут вошла ты...
   К тому времени, когда ты будешь читать  это  письмо,  ты  уже  попра-
вишься. Твой лечащий врач использует самые современные методы и  уверен,
что все будет хорошо. Дорогая Сапфи, я понимаю, почему ты не хочешь сей-
час меня видеть, но я ничего не могу здесь поделать и возвращаюсь в Анг-
лию, я уверена, ты скоро поймешь, что единственная любовь, которая  свя-
зывает меня и твоего мужа, - это любовь к тебе!
   Тэйн плакал из-за нее? Удивленная, Сапфи провела ладонью по  разгоря-
ченному лбу. Она была уверена, что он возненавидел ее - возненавидел то,
что с ней стало. Ведь его пронизывающие, оценивающие взгляды были не чем
иным, как взглядами пристрастного критика. Нахмуренные брови,  однослож-
ные резкие ответы, провоцирующие вопросы - все это было формой  допроса,
с целью проверить ее способность быть женой и матерью, не  так  ли?  Она
так подло подвела его. Соблазнила, заманила его в ловушку, а потом  ока-
залась не способной ни нормально родить, ни нормально  вскармливать  его
детей. Он имел полное право ее ненавидеть.  Она  смирилась  с  тем,  что
больна, - ведь очень многие женщины страдали послеродовой депрессией  и,
полечившись, выздоравливали, не так ли? Неужели ее срыв не доказал,  что
она еще слишком незрелая, слишком неподходящая  для  того,  чтобы  оста-
ваться женой такого человека, как Тэйн? Она вернулась из клиники,  изле-
чившись от своей депрессии, но уверенная в том, 410 он больше ее не  лю-
бит. Она отвергала его заверения в верности и отказывалась делить с  ним
постель, так как знала и стыдилась своего безобразия.
   О Боже милосердный! Кого она хотела наказать? Тэйна или себя самое за
то, что не сумела стать ему достойной женой?
   Если бы только можно было снова вернуть те дни,  она  бы  никогда  не
повторила своих ошибок. Инстинктивно она понимала, что ее сестра написа-
ла чистую правду. Она закрыла глаза, письмо выпало у нее из рук,  и  она
выключила свет. Умная, добрая Эбби написала ей, что Тэйн  любит  ее.  Но
прошло почти два года. С тех пор было сказано множество взаимных оскорб-
лений, и оба они стали участниками законной схватки, которую оба и  про-
играли: ветхая ткань их брачного союза предстала на всеобщее  обозрение,
истершиеся нити их когда-то огромной любви открыты для пересудов.
   Сейчас между ними нелегкое перемирие. А любовь? Она утрачена  навсег-
да. Она покинула ее, взрослеющую слишком медленно, а единственную козыр-
ную карту в игре любви - совершенство тела - отняли у нее навсегда с по-
явлением на свет детей Тэйна. Если бы он любил ее, он бы не обратил вни-
мания на ее обезображенное тело, но его взгляд, полный похоти,  оказался
слишком придирчивым.
   Подавив горестные рыдания, она уткнулась лицом в мягкую подушку, вды-
хая сладкий аромат чистого белья, осознавая с чувством полной  безнадеж-
ности, что Тэйн, уверенный в ее согласии остаться, распорядился пригото-
вить для нее спальню, да и ночная сорочка, в которой она спала, как  она
определила на ощупь и по запаху, была выстирана и отутюжена.
   Пытаясь найти удобное положение, она подтянула колени к груди, совсем
как эмбрион в утробе матери. В первые беззаботные месяцы их  супружеской
жизни они часто спали с Тайном, тесно прижавшись друг к другу: его  рука
покоилась у нее на груди, а его сильное тело, теплоту которого она  пос-
тоянно ощущала, ограждало ее, ревностно  оберегая  от  всех...  Если  бы
только она поверила его заверениям, когда вернулась из клиники, если  бы
она была достаточно взрослой, уверений в себе и  любила  его  настолько,
чтобы доверять ему, она бы могла спасти их брак! Вместо этого она сдела-
ла все, чтобы он распался.
   Эти мысли ни к чему не приведут! Она села на  кровати  и  при  свете,
пробивающемся из наполовину закрытого окна, потянулась к сумочке. Пальцы
нашли то, что искали. Облегченно вздохнув, она достала из коробочки фар-
форовое яйцо, которое так и лежало там с тех пор, как она получила его в
подарок. Размером оно было с ее ладонь. Откинувшись на подушках, она на-
щупала большим пальцем очертания маленького Купидона, следуя вдоль изги-
ба его крыла, изогнутой дуги натянутого лука, неумолимо прямой,  направ-
ленной в самое сердце стрелы, и с  терпеливой  решимостью  стала  ждать,
когда же сон даст ей, хотя бы на время, освобождение от боли и мучений.
   Через несколько часов, разбуженная громким стуком в  дверь,  Сапфи  с
трудом заставила себя сесть, откинула со лба волосы, определив по снопам
льющегося в комнату солнечного света, что День  уже  давно  наступил.  В
комнату вошел Тэйн, на бедре которого верхом сидел его сын.
   - Обвиняемый хочет, чтобы вы тоже его простили! - объявил он, и  тем-
ные его глаза заискрились смехом, компенсируя некоторую грубоватость го-
лоса. - Мы идем завтракать. Я попросил Эфими принести тебе завтрак сюда.
   - Спасибо, - сухо сказала она, обнимая сына, которого  Тэйн  бесцере-
монно усадил на кровать, и жадно ища глазами  на  детском  личике  следы
обиды, и не находя ничего, что могло бы ее встревожить. - На будущее нам
нужно установить определенный порядок, если мы будем жить так, как дого-
ворились прошлой ночью.
   - Это будет нетрудно. Я редко бываю дома, поэтому мы без труда сможем
не встречаться друг с другом.
   - Конечно, - ответила она неестественным  голосом,  стараясь  отвести
взгляд от высокого человека, взирающего на нее с полным безразличием,  и
обнаружив, что это невозможно. Рубашка, застегнутая лишь наполовину, за-
катанные до локтя рукава, открывающие загорелые мускулистые руки. Должно
быть, он начал одеваться, когда проснулся Стефанос. Он успел  побриться,
но темные волосы взлохмачены, будто он пытался пригладить их рукой. Боль
внутри была настолько сильной, что Сапфира прижала руку к  груди.  Какая
горькая ирония, что чувства, которые так долго дремали  в  ней,  выбрали
именно этот момент для пробуждения. Она считала, что они давно умерли  и
не способны возродиться, но, кажется, они вознамерились доказать ей  об-
ратное.
   - Что это, мамочка?
   Малыш высвободился из ее объятий. Успокоенный близостью матери,  Сте-
фанос быстро вернулся к своему обычному игривому настроению  и  забрался
под легкую простыню, которой она была укрыта. Вылезая оттуда, он  открыл
кулачок и протянул ей на ладони фарфоровое яйцо.
   Смутившись, Сапфира отобрала его у сына:
   - Это подарок, мой милый. Оно, должно быть, выпало из моей сумочки.
   - А ты можешь его съесть? - не унимался любопытный малыш.
   - Нет! - Сапфира засмеялась, забрала у него яйцо и положила  на  тум-
бочку. - Оно красивое, на него нужно просто смотреть и  любоваться.  Его
подарил мне твой папа, - добавила она с каким-то отчаянием,  ощущая  тя-
гостное молчание Тэйна.
   Лицо Стефаноса мгновенно озарилось улыбкой.
   - Значит, он тоже тебя простил! - воскликнул он. - Он бы  не  подарил
тебе подарок, если бы еще сердился на тебя за то, что ты ушла и  бросила
нас!
   - Это не совсем так, мой хороший... - Глядя на его возбужденное личи-
ко, она пыталась представить, как это воспринимается, когда тебе  три  с
половиной года. Что из того, что произошло между ней и Тайном, он сможет
понять? Что ей следует попытаться ему объяснить? - Папа и я думаем,  что
было бы очень здорово, если через какое-то время у нас оказалось бы  два
дома вместо всего лишь одного, - сказала она с какимто отчаянием в голо-
се. - Я ушла, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
   - И ничего не вышло! - радостно воскликнул он.  -  Теперь,  когда  ты
вернулась, ты можешь пойти и покачать Вики и меня на качелях!
   - Если только ты будешь сидеть на качелях как следует, как тебя  учи-
ли. - Она строго посмотрела на него, довольная, что он перестал говорить
о ее бегстве, но почувствовав приступ отчаяния при мысли о том; как  бу-
дет трудно подготовить детей к ее уходу из  дома.  Может  быть,  пройдет
несколько лет, прежде чем ей удастся выбрать подходящий момент...
   - Почему бы тебе не пойти поискать свою сестру? - послышался  спокой-
ный голос Тэйна. - Вы еще успеете накачаться, впереди целый день.
   - Ты ведь не собираешься снова от нас уйти?  -  На  Сапфиру  тревожно
смотрели глаза, такие невинные и красивые, так похожие на  глаза  Тэйна,
что у нее перехватило дыхание. Малыш послушно слез с кровати  и  остано-
вился у двери. - Только ненадолго.
   Прежде чем Сапфира успела ответить, Тэйн опередил ее:
   - И не тогда, когда ты и Вики так хотите, чтобы мама была с вами.
   Сознание собственной вины обожгло ее.
   - Ты считаешь правильным говорить ему такие вещи? - осторожно спроси-
ла она, когда маленькая фигурка скрылась за дверью и они  услышали,  как
Стефанос зовет сестру.
   - Я бы никогда не сказал этого, если бы считал иначе! - Тэйн  поднял-
ся. Плечи его были опущены, руки в карманах брюк. Он, не мигая,  смотрел
на нее, и лицо его было мрачным. -  Нам  нужно  делать  это  постепенно.
Прошлая ночь была тяжелым испытанием для каждого из нас.  Стефанос,  ка-
жется, только сейчас пришел в нормальное состояние, я убедил его,  когда
он проснулся, что ты услышала о несчастье, которое с  ним  произошло,  и
вернулась! Послушай, Сапфи, - сказал он тихо, но в примирительной  инто-
нации его голоса она уловила раздражение. - Это нелегко для  нас  обоих.
Здесь нет готовой формулы, которой мы могли бы следовать. А пока, раз уж
ты согласилась жить со мной в этом доме, соблюдая  строго  платонические
отношения, мы должны выработать какие-то самые основные правила.
 
 
   Гла