УЭЛЛС Анджела 
Истерзанное сердце 
 
 
А может быть, созвездья, что ведут 
Меня вперед неведомой дорогой, 
Нежданный блеск и славу придадут 
Моей судьбе, безвестной и убогой, 
Тогда любовь я покажу свою... 
   (В. Шекспир, 26-й сонет, пер. С. Маршака)
 
   Глава первая
 
   На Сапфире было простое белое платье, с небольшим круглым  вырезом  у
шеи, короткими рукавами, смягчающими угловатость плеч, и  слегка  сосбо-
ренной у пояса юбкой, скрывающей тонкую линию бедер.  Дрожал  от  ранней
полуденной жары воздух, но свежая белизна ее  платья,  казалось,  хорошо
защищала от ярких лучей греческого  солнца,  окутавших  зноем  пустынные
улицы, по которым она брела с бесчувственностью автомата.
   Несмотря на жару, ее не тронутые загаром  обнаженные  руки  покрылись
гусиной кожей, а по спине упрямо пробегал холодок.
   Вместо белого мне следовало быть в черном платье, подумала Сапфира  с
какой-то странной отрешенностью, которая словно завладела  всем  ее  су-
ществом с того момента, как закончилось дело о наследстве. Черный  цвет,
цвет скорби: разве она уже не лишилась почти всего, ради  чего  когда-то
жила? И разве она сейчас не готова отказаться от того, что еще связывает
ее с этим миром?
   Прогулка пешком даст мне возможность собраться с духом и проиграть  в
уме то, что я намерена сказать Тэйну. Не будет ни слез, ни обвинений,  с
мрачной решимостью подумала она. Слишком многое я потеряла, но по  край-
ней мере вернула себе хоть частицу утраченного достоинства. Ей  пришлось
провести три бессонные ночи, чтобы осознать жестокую реальность  случив-
шегося, унять боль и принять мучительное решение.
   Свернув с дороги, она пошла по пыльной тропинке,  по  обеим  сторонам
заросшей травами и дикими цветами, еще не успевшими выгореть  от  беспо-
щадных лучей слишком жаркого для  этого  времени  года  солнца.  Сапфира
приблизилась к вилле, и ноги словно сами собой повлекли ее  через  прек-
расный, немного запущенный сад с вымощенными дорожками и  расположенными
на разном уровне площадками; сквозь буйное разноцвете  штокроз,  георги-
нов, роз и гладиолусов, мимо  каменных  колонн,  увитых  ультрамариновым
вьюнком, ярко-красными цветами бугенвиллеи и оранжевыми  колокольчиками,
и дальше под арку, к массивным, оливкового дерева, дверям парадного  хо-
да.
   Некоторое время она стояла с поникшей головой, ее прекрасные,  с  се-
ребристым отливом, волосы, туго заплетенные в косу и уложенные наподобие
диадемы, открывали беззащитнохрупкую шею. Сапфира сняла большие  солнеч-
ные очки, скрывавшие ее лицо, и стала что-то искать в небольшой, висящей
на плече сумке.
   Пока ее пальцы лихорадочно рыскали в сумке, она  вдруг  почувствовала
неудержимый приступ гнева и раздражения против самой себя. Она опять  по
привычке забыла, что не может, как раньше, пользоваться виллой  Андроме-
да. Еще недавно Сапфира  была  здесь  хозяйкой,  теперь  же  она  только
гостья.
   Тяжело вздохнув, она оставила тщетные попытки найти не принадлежавший
ей больше ключ, защелкнула сумку и нажала на  кнопку  звонка  с  уверен-
ностью, которой вовсе не чувствовала.
   - Госпожа Ставролакес...
   В приветствии, с которым обратилась к ней открывшая дверь средних лет
женщина, была странная смесь радости, грусти и смущения; Сапфира  поздо-
ровалась, слегка кивнув головой, будто не было ничего необычного в  ожи-
дании приглашения от собственной прислуги войти в собственный дом, если,
разумеется, не считать того, что она больше не была  желанным  гостем  в
доме... и лояльность Эфими теперь распространялась только на Тэйна.
   - Полагаю, Эфими, что kyrios (Господин, хозяин (новогреч.) ждет меня,
- сказала она, входя в прохладный холл. В ее голосе, легком и  приятном,
не чувствовалось никакого напряжения.
   Она вполне могла бы сказать "мой муж" или даже "господин Тэйн". Вмес-
то этого Сапфира решила употребить наиболее подходящую случаю форму  об-
ращения. Педантичное соблюдение внешних правил и вежливость отвечали ду-
ху нового времени, а открытое и слишком явное  проявление  чувств  стало
достоянием прошлого. Сильные чувства свойственны человеку, ощущающему  в
себе биение жизни, а со времени решения суда она считала себя  "мертвой"
во всех смыслах, кроме чисто биологического. После  постановления  суда,
которое ей, с ее англосаксонским чувством справедливости, казалось  нас-
только же абсурдным, насколько и фатально неоспоримым, ее  кровь  словно
оледенела.
   - Не соблаговолит ли госпожа немного подождать... - Эфими чувствовала
себя явно неловко, прося Сапфиру подождать в  принадлежавшей  ей  совсем
недавно гостиной. Прикусив в замешательстве губу,  она  поспешила  доба-
вить: - Господин, по-видимому, не ожидал вас так рано. Он только что за-
кончил завтрак и сейчас, наверное, принимает душ.
   - Ничего страшного, я подожду. - Прямая как струна, элегантной поход-
кой принцессы Сапфира направилась в гостиную. - Надеюсь, когда он закон-
чит, ты сообщишь ему о моем приходе. -  К  своей  досаде,  она  невольно
представила себе Тэйна обнаженным и уязвимым под струями бьющей из  душа
воды. Нет, вовсе не уязвимым. Уязвимость предполагает слабость, что вов-
се не присуще человеку, который был ее мужем. Именно его сила и  неукро-
тимая целеустремленность пленили ее в тот вечер, пять  с  половиной  лет
назад.
   Ей было семнадцать лет, и был канун Рождества.
   Присев на край одного из длинных, с великолепной обивкой, диванов  из
соснового дерева, она мысленно вернулась к той встрече в прекрасной  за-
падной части Англии. Она была там в своем  обычном  окружении,  в  среде
студентов местного художественного колледжа, где изучала  искусство  ди-
зайна по текстилю.
   Отметив окончание семестра и одновременно наступление Рождества,  они
возвращались по домам на маленьком, взятом напрокат  автобусе.  Раскрас-
невшись от выпитого шампанского и ощущая любовь ко  всему  человечеству.
Сапфира ворвалась в затемненный холл своего дома, ожидая найти его  пус-
тым, и вместо этого натолкнулась на брата.
   - Дэвид, дорогой! Я думала, ты будешь отмечать Рождество с Маршей!  -
Удивление при встрече помешало ей заметить еще одного человека, вставше-
го при ее столь бурном появлении. С тревогой, от которой на ее лоб набе-
жали морщинки, она всматривалась в лицо брата, опасаясь, не  связано  ли
его присутствие здесь с какими-то личными неприятностями.
   - Я тоже так думал, - сокрушенно ответил он. - Но оказалось,  она  не
сможет выбраться до "Праздника бокса", и я решил провести  пару  вечеров
со своими и даже пригласил друга отпраздновать Рождество вместе с нами.
   - Чудесно! - Она радостно рассмеялась, вся во власти счастливого воз-
буждения от собственной молодости, здоровья и бьющей в  ней  через  край
жизни и предвкушения полного забавных приключений праздника. -  Это  для
меня первый рождественский подарок в  этом  году!  -  Почувствовав  при-
сутствие в комнате еще одного человека, она повернулась, чтобы  поздоро-
ваться с гостем.
   Ее предположение, что незнакомец был одного возраста с Дэвидом,  ока-
залось ошибочным. Дэвиду было двадцать. Гостю - где-то под тридцать, ре-
шила она, когда он шагнул вперед и Сапфира смогла рассмотреть его  лицо.
Определенно он уже не мальчик. Возможно, никогда и не был таковым,  если
считать, что быть мальчиком означает быть неловким,  застенчивым,  иметь
нечистую от гормональной перестройки организма кожу лица, почему-то  по-
думала она, опасаясь проявить легкомыслие, слишком небрежно  поздоровав-
шись с ним, в то время как он остановил на ней  внимательный,  изучающий
взгляд своих мрачноватых глаз. В том, как он смотрел на нее, не было ни-
чего неуважительного, и все же Сапфира  отчего-то  почувствовала  нелов-
кость за платье, выбранное ею для вечеринки.
   Она решила сделать костюм Ундины, водяной феи, и  поздравила  себя  с
удачной задумкой, которую было нетрудно осуществить и, проявив воображе-
ние, добиться желаемого эффекта. По платью телесного цвета, плотно обле-
гающему фигуру, струились светло-зеленые и голубоватые ленты из  шифона.
Перемещавшиеся радужные краски перебивались полосками серебристой парчи,
сверкающей в лучах света, а в распущенные до  пояса  пепельно-золотистые
волосы были вплетены тонкие серебряные нити.
   На вечеринке ее костюм вызвал бурю  восторженного  одобрения.  Теперь
же, в присутствии этого возвышающегося над ней божества с глазами мудре-
ца, чей взгляд грозил нарушить ее внутренний  покой,  она  внезапно  по-
чувствовала себя наивным, неискушенным ребенком. Его глаза, именно  гла-
за, внушали ей тревожное чувство беззащитности:  их  радужная  оболочка,
окрашенная в мягкий светло-зеленый цвет тропической реки, полной неукро-
тимой энергии жизни и в то же время безмятежной и спокойной в лучах  по-
луденного солнца, их яркие белки на смуглом лице, неожиданно густые рес-
ницы и тени от глубоких глазниц.
   - Сапфира, - произнес Дэвид, не замечая ее волнения, - познакомься  с
Атанаскосом Ставролакесом. Он участвует в наших исследованиях  по  инже-
нерной и компьютерной технике в Ньюколледже. А так как он решил остаться
на праздники в Англии, я подумал, ему будет интересно  увидеть,  как  мы
отмечаем Рождество.
   - В Греции самый большой праздник - это Пасха. - В его низком, глубо-
ком голосе можно было уловить едва заметный акцент уроженца  Средиземно-
морья, а его глаза, в которых чувствовалась  невероятная  уверенность  и
сила, смотрели на нее с улыбкой.
   - Да, - ответила она, восстанавливая из глубин памяти  давно  забытые
сведения и желая произвести впечатление на необычного незнакомца. -  Да,
я знаю.
   Она почувствовала легкое головокружение, когда он приблизился к ней и
взял ее руку, чтобы обменяться дружеским рукопожатием.
   - Сапфира, - мягко сказал он, превратив звук  ее  имени  в  запретную
ласку, от дерзости которой по ее телу пробежала дрожь,  а  сердце  стало
учащенно и почти болезненно биться, тогда как глаза его говорили о  том,
в чем она боялась себе признаться. Их взгляд  неторопливо  и  оценивающе
скользнул по ее фигуре, от макушки до серебристых носков  туфель,  затем
вернулся и впился в ее широко открытые, настороженные, опушенные черными
ресницами голубые глаза. - Уверен, что это не  совсем  обычное  имя  для
англичанки, или я еще более невежествен, чем полагал.
   Невежественность  совсем  не  вяжется  с  таким  человеком,  как  он,
мелькнуло у нее в голове. Если есть люди, на лицах которых лежит  печать
интеллекта, то Атанаскос Ставролакес, несомненно, один из них!
   - Это библейское имя, - сухо ответила она. - Мой отец не очень-то жа-
лует все слишком современное. Сапфира была женой Анания.
   - Да, верно, - сказал он, подтвердив ее первое впечатление кивком го-
ловы. - Человека, заплатившего за ложь своей жизнью. Если мне не изменя-
ет память, жена разделила его судьбу.
   - Я всегда считала, что это слишком жестокое наказание за верность! -
Сапфира смотрела на него с вызовом, готовая защищать  женщину,  чье  имя
она носила. - Если я полюблю когонибудь, я тоже буду верна ему до  самой
смерти!
   Какими пустыми и жестокими казались ей теперь эти слова,  хотя  тогда
она искренне верила в то, что говорила. В полном неведении о боли, кото-
рую несет с собой любовь, она была такой наивной простушкой!
   - Завидую этому счастливцу, - быстро нашелся он. Его красиво очерчен-
ные губы тронула улыбка, а глаза спокойно читали вызов, написанный на ее
лице. - Но, я вижу, сегодня вы не собираетесь играть роль  вашей  злопо-
лучной тезки. По-моему, вы водяная лилия, верно?
   - Вовсе нет, - рассмеялась она, радуясь возможности ослабить растущее
внутри напряжение. - Я нимфа - водяная фея.
   Их взгляды встретились, и Сапфира  почувствовала,  как  ее  втягивает
магнитное поле, в котором фантазия властвует над реальностью.
   - Может быть, вы и есть мой рождественский подарок, а? - спросил он с
шутливым видом.
   О Боже, она вдруг вспомнила о присутствии брата. Что  подумает  Дэвид
об этой шутливой, похожей на флирт перепалке между  незнакомыми  людьми?
Но Дэвид стоял к ним спиной, наполняя рюмку и бормоча что-то вроде того,
как неудобно иметь подругу, работающую сестрой в больнице.
   Она вежливо улыбнулась, не отвечая на вопрос, и  подумала,  что  этот
знакомый ее брата самый красивый из всех мужчин, которых ей  приходилось
встречать. Он не был похож на рекламных красавцев. Что-то неуловимо жес-
токое отличало его великолепного рисунка рот. Быть может, такое  впечат-
ление создавали резкие складки, сбегающие от его уголков и  заставляющие
думать, что в этом человеке было больше от дьявола, чем  от  святого?  А
его глаза! В их затененной ресницами глубине можно было утонуть  и,  вы-
нырнув на поверхность, оказаться выброшенной на далекий пустынный берег!
   Совершенно безотчетно взгляд Сапфиры устремился вниз, вбирая  в  себя
его плечи, обтянутые белой тканью строгого покроя  рубашки,  сильную,  с
рельефными мышцами грудь, стройную талию и ноги, длина бедер которых  не
соответствовала ее представлениям о  пропорциях,  характерных  для  этой
средиземноморской расы.
   - Может быть, стоит поменять подарок, если он выходит за рамки общеп-
ринятого? - В его голосе ощущалась обманчивая мягкость, в то  время  как
глаза своим блеском, твердостью и скрытым в ним пламенем напоминали  ал-
мазы.
   - Некоторые так бы и сделали, -  небрежно  согласилась  она,  пытаясь
как-то сладить с бешено бьющимся сердцем и невольной дрожью в  руках.  -
Но у нас здесь есть поговорка: главное - это то, что задумано.
   Стройная и элегантная, как балерина, она потянулась, пытаясь  рассла-
биться. В желании родителей принять неожиданного гостя  не  было  ничего
необычного. В конце концов, в их четырехкомнатном доме легко найти место
еще для одного человека, если Сапфира уступит свою  спальню  и  временно
поселится в комнате старшей сестры Эбби.
   - Полагаю, Дэвид уже сказал вам, какую комнату вы  займете,  господин
Ставролакес?..
   В знак признательности он склонил свою красивую, густо поросшую жест-
кими, обрамляющими широкий лоб волосами, голову.
   - Я буду спать в вашей постели, Сапфира, если вы не возражаете?
   - Разумеется, она к вашим услугам! - Этот  легкомысленный  ответ  был
подсказан давними воспоминаниями о греческом гостеприимстве.  И  все  же
она не смогла подавить пробежавшую по спине легкую дрожь неясного ожида-
ния. Ощущение было такое, будто она сказала: "Возьми меня,  я  твоя!"  -
Желаю вам приятных сновидений, господин Ставролакес.
   - Благодарю вас. - При этом на его лице не было  улыбки,  ей  показа-
лось, что он прочел ее мысли и отнюдь не удивлен. - Поскольку мне предс-
тоит отметить праздник вместе с вами, я бы хотел  просить  вас  называть
меня просто Танос.
   - Танос... - повторила она вслед за ним, чуть склонив набок голову. -
Имя довольно необычное и очень красивое...
   Инстинкт где-то в глубине ее существа подсказывал ей, что  она  ведет
опасную игру, открыто поддразнивая человека,  чей  зрелый  опыт  намного
превосходит все то, что умеет и знает она. Но в семнадцать лет она  была
слишком юной и беспечной, чтобы осознать, насколько привлекало ее невин-
ное кокетство этого красивого грека, поощрявшего своим  заинтересованным
вниманием девушки.
   Она словно проверяла недавно пробудившуюся  в  ней  чувственность  на
этом бывалом и зрелом человеке. Какой же глупой, какой наивной  девочкой
была она, когда смеялась, глядя в его спокойное лицо своими веселыми,  с
прыгающими в них чертиками глазами.
   - Но мне кажется, я предпочла бы  называть  вас  иначе,  каким-нибудь
особенным именем, которым могли бы пользоваться только я и вы...
   В ответ он лишь медленно приподнял бровь и посмотрел на нее тем  оце-
нивающим взглядом, который привнес беспокойную напряженность в эту  уют-
ную комнату. Посчитав за согласие его молчание, Сапфира заявила:
   - В таком случае это будет Тэйн. Я буду называть вас Тэйн!
   Тогда она не понимала, почему это имя так быстро  пришло  ей  на  ум.
Позже, пораженная силой своего подсознания, она  обратилась  к  словарю,
где прочла: "Тот, кому дарована земля за храбрость и заслуги перед коро-
лем". "Человек, стоящий на социальной  лестнице  где-то  между  простыми
гражданами и родовитой знатью".
   Тэйн. Повелитель... властелин... господин.
   Усилием воли она отогнала от себя мысли о  прошлом.  Вилла  Анцромеда
была построена на склоне холма в окрестностях Кефины, небольшого городка
неподалеку от Афин, через застекленные двери виллы виднелись спускающие-
ся террасами сады, внизу соседствующие с участками мелких арендаторов.
   Все вокруг дышало безмятежным покоем, будто на время здесь  останови-
лась всякая жизнь, создав для ее страданий атмосферу стерильной пустоты.
Ее взгляд беспокойно блуждал по обставленной со вкусом комнате, где  она
сидела.
   Ничто не изменилось с тех пор, как она приняла девять  месяцев  назад
решение оставить виллу и переехать на квартиру к Лорне. Выложенный моза-
икой пол сиял безупречной чистотой, мебель соснового дерева с элегантной
обивкой могла бы стать экспонатом на выставке "Дом и сад", стены,  укра-
шенные арками и альковами, как и прежде, привлекали взгляд. Да и с какой
стати здесь что-то должно было измениться, с болью в сердце спросила она
себя. По правде говоря, она мало что привнесла в размеренный быт  Тэйна,
если не считать нескольких незначительных изменений. Для мелких услуг по
дому он нанял прекрасно справляющуюся со своими обязанностями Эфими.
   Ее собственное влияние на  жизнь  Тэйна  казалось  ей  поистине  уни-
кальным... по крайней мере раньше. Внезапно ее охватило такое  отчаяние,
что она вцепилась пальцами в лежащую на коленях сумку, как бы ища в  ней
опоры. Она всегда любила эту милую комнату. И всегда ей  будет  недоста-
вать ее располагающей к покою атмосферы.
   Звук отодвигаемой дверной задвижки предупредил ее о приходе Тэйна.
   Повернувшись всем корпусом к открывшейся двери, Сапфира непроизвольно
выронила свою сумку из нервно сжимавших ее пальцев;  упав,  она  волчком
завертелась по гладкому полу, пока наконец не остановилась чуть  поодаль
от нее. Сапфира почувствовала, как напряглось  ее  лицо  от  раздражения
из-за собственной неловкости. Стоило ей на мгновение  расслабиться  -  и
вся ее внешняя уверенность и достоинство стали рушиться, подобно  Кноссу
накануне крушения Минойского государства!
   Не сгибая спины, Сапфира осторожно опустилась на колено,  чтобы  под-
нять непокорную сумку, и медленно сосчитала до трех, стараясь  прийти  в
себя, прежде чем она грациозно поднимется и встретит  враждебный  взгляд
человека, наблюдающего за ней с видом погруженной в  раздумье  Немезиды,
собирающейся вынести свой приговор.
   Наверное, так выглядел Люцифер  после  последнего  и  нелицеприятного
разговора с Богом, подумала она, позволив себе роскошь ответить  на  его
оценивающий взгляд безмятежным взглядом своих голубых глаз и с удивлени-
ем отметив, что вопреки ее представлению о нем, о его неизменной,  твер-
дой, как алмаз, воле в этом доме он один успел как-то измениться в  этом
царстве невозмутимого постоянства! Еще темнее стали круги  под  глазами,
чуть бледнее стало загорелое лицо, вокруг страстных, щедрых на ласку губ
появились едва заметные морщины - свидетельство длительного  внутреннего
напряжения.
   И все же в главном он остался прежним. Все та же горделивая и  самоу-
веренная осанка вызывающе мужественного тела, тот же упрямый  подбородок
и столь знакомое выражение безжалостности, лицо, чуждое нежности и пони-
мающего сочувствия. Неукротимый, подумала она, не в силах  скрыть  охва-
тившую ее дрожь. Да, точнее не скажешь. Было что-то символическое в том,
как несколько секунд назад она в буквальном смысле стояла перед  ним  на
коленях. Поневоле вспомнишь Фрейда. Тэйн. Властелин... господин... пове-
литель.
   Внезапно Сапфира покачнулась, и комната превратилась в погруженный во
тьму туннель, поглотив неумолимое лицо Тэй