астроено на "Ситиз-97". Берни сидел на полу с электрической гитарой на коленях. Рэнди знал Берни Бертелли с восьмого класса, когда тот переехал в их город после того, как его родители тоже развелись. Они вместе выкурили уйму травки.
     Квартира Берни была самой настоящей трущобой. Пол горбился, на стенах висели дешевые пластмассовые безделушки. Драный ковер цвета детского поноса выглядел хуже собачьей подстилки для двух старых псов Скиппера и Бина, которым разрешалось в этом доме все что угодно. Сейчас обе собаки валялись на софе, которая когда-то, в свои лучшие годы, были обита дешевым нейлоном, а сейчас кое-как прикрыта цветным куском материи с жирными пятнами и отпечатками грязных контуров собачьих тел. Журнальные столики едва держались на сломанных ножках, старые занавески провисали на крючках. Около одной из стен громоздились до потолка пивные банки. Венчающая пирамиду банка, прислоненная к грязному кафелю, была поставлена туда самой миссис Берни.
     Рэнди никогда не садился на софу, даже пьяный или под кайфом. Он никогда не был настолько пьян или до такой степени накурившимся! А всегда садился на зеленое кресло-качалку, которое было настолько кривым, что, казалось, перенесло инсульт. Сломанные пружины на сиденье были прикрыты вытертым ковриком, чтобы они не впивались в задницу, на ручках - следы от затушенных сигарет.
     Рэнди нашарил в кармане мешочек с травкой и маленькую трубку на одну затяжку. Время цигарок кончилось. Кто теперь может себе их позволить?
     - Это дерьмо становится дорогим, - сказал он.
     - Да-а. Сколько ты отдал?
     - Шестьдесят баксов.
     - За четверть?
     Рэнди пожал плечами.
     Берни присвистнул:
     - Ну, старик, это хотя бы хорошее дерьмо?
     - Самое лучшее. Посмотри... Почки.
     Рэнди открыл мешочек.
     Берни наклонился посмотреть поближе и сказал:
     - Почки... у-у, как ты сумел?
     Все знали, что лучше почек ничего не бывает: ни листья, ни стебли, ни семена. Их можно плотно набивать и иметь такой кайф всего от нескольких затяжек!
     Рэнди набил свою трубку, с сожалением вспоминая время, когда можно было оторвать кусочек папиросной бумаги, свернуть цигарку, которой хватило было на несколько человек, и передавать ее по кругу. Он один раз видел парня, который мог скрутить такую одной рукой. Он и сам пробовал так делать дома, но больше рассыпал, чем закрутил. Поэтому он научился это искусно делать двумя руками, что само по себе уже считалось шиком среди тех, кто курил травку.
     Рэнди зажег спичку. В трубке было меньше, чем в наперстке. Он закурил ее, глубоко затянулся и держал дым в легких, пока им не стало жарко. Выдохнул, закашлялся и снова наполнил трубку.
     - Хочешь, Берни?
     Берни затянулся, тоже закашлялся. Комнату заполнил запах жженого...
     После двух затяжек Рэнди получил то, что хотел: по Телу пробежал сладкий холодок, он погрузился в медленно накатывающее желанное полузабытье. Все прекрасно по другую сторону аквариума. Свет вспыхивал, как каскад метеоритов, которые падают десять лет. Где-то вдалеке кто-то время от времени кашлял, и звук этого кашля расплывался по длинному коридору, как по бетонному подземному переходу. Но главным ощущением стала музыка, она стала объемной, зримой, расширяла поры тела, проникала в корни волос, пальцы.
     В сознании складывались слова. Они приобретали вес и форму - грациозные, манящие.
     - Я встретил девушку, - сказал Рэнди. - Я тебе уже об этом говорил?
     Казалось, что он произнес это уже час назад. Но вот только сейчас эти витающие в воздухе слова осели на собаке Бине, медленно всколыхнув ее красную шерсть, и пес, ощутив беспокойство, перевернулся на спину, подняв кверху лапы и закрыв глаза.
     - Какую девушку?
     - Марианну. Слышишь, имя какое?.. Марианна. Кто сейчас называет детей Марианнами?
     - Кто эта Марианна?
     - Марианна Пэдгетт. Я обедал в их доме. Лиза выходит замуж за ее брата.
     На диване сопел Бин, его губы дрожали. Рэнди не мог оторвать глаз от этой красоты: собачьи губы, черные снаружи, розовые внутри, двигающиеся в ритме легкого храпа.
     - Она меня испугалась.
     - Почему?
     - Потому что она хорошая девушка.
     Он почувствовал жажду, непереносимую, очень сильную, как и все другие ощущения.
     - Эй, Берни. У меня во рту пересохло. Есть пиво?
     У пива был вкус волшебного эликсира, каждый глоток в тысячу раз слаще оргазма.
     - Мы не связываемся с хорошими девушками, да, Берни?
     - Дьявол, нет. Зачем?
     - Мы плевать на них хотели. Да, Бер?
     - Правильно...
     Две минуты спустя Берни повторил:
     - Правильно...
     Минут через десять Берни сообщил:
     - Дьявол, я нагрузился как следует.
     - Я тоже, - подтвердил Рэнди. - Мне даже твой нос стал нравиться. У тебя нос, как у муравьеда, а сейчас он кажется мне даже забавным.
     Берни рассмеялся, и смех его рассыпался по коридору, украшенному драгоценными камнями.
     Прошло немало минут, пока Рэнди сказал:
     - К девушкам нельзя серьезно относиться, ты понимаешь, что я хочу сказать, старик? Я хочу сказать... черт... не успеешь оглянуться - и ты уже женат, у тебя дети, а ты трахаешься с чьей-то чужой старухой, разводишься, а твои дети кричат от боли... Да?
     Берни долго переваривал услышанное, прежде чем сказал:
     - А ты кричал, когда твой старик соскочил?
     - Иногда. Когда меня никто не слышал.
     - Да-а, я тоже.
     Какое-то время спустя Рэнди вышел из своей летаргической эйфории. Он наклонился и насчитал рядом с собой семь пивных банок. Он рыгнул, пес проснулся, потянулся дрожа, вскочил с дивана и вытряхнул на ковер новую партию собачьей шерсти. Вскоре то же сделал и Скиппер. Оба они обнюхали Берни, глаза которого были такими красными, словно он побывал на пожаре.
     Рэнди дал себе какое-то время, чтобы очухаться. Было за полночь, по радио передавали программу "Ситиз-97", а ему надо вставать в шесть. Вообще-то ему изрядно надоела и эта программа, и эта вонючая работа на складе. И этот свинарник у Берни, и растущие цены на марихуану. И сам Берни, у которого на нее никогда не было денег. Что, черт возьми, он делает в этом кособоком кресле-качалке с трубкой, обжигающей руки, рассматривая большой нос Берни и считая банки из-под пива?
     Кому он пытается таким образом что-то доказать?
     Отцу, кому же еще.
     Проблема-то в том, что старику на все это глубоко наплевать.

***

     Бесс получила от Майкла в понедельник план квартиры. Он прислал его вместе с запиской. Знакомый почерк на бланке фирмы.

     "Бесс, это план квартиры, как я обещал. Я обдумал идею зеркал в галерее. Действуй. Я думаю, мне понравится. Я думал о том, что ты мне сказала перед уходом, и, кажется, понял, что во многом должен был измениться и не сделал этого. Может быть, мы поговорим об этом еще. Был рад тебя снова увидеть. Майкл".

     Она почувствовала, как у нее затрепетало сердце при виде его почерка. Странно, но она чувствовала то же самое и при виде его мокрой зубной щетки, мокрого полотенца - вещей, которых он касался, держал, с которыми работал. Она перечитала записку четыре раза, представляя, как его красивые руки держат ручку, когда он пишет. "Может быть, мы поговорим об этом еще". Предложение было не слишком настойчивым. Правда ли, что он был рад увидеть ее снова? Был ли он так же напряжен, как и она, когда они сидели вместе в одной комнате? Хотелось ли ему, как и ей, поскорее остаться одному?

***

     Майклу позвонила Лиза. - Привет, папа. Как дела?
     - Все в порядке. А у тебя?
     - Очень занята. Горю синим пламенем. Мне и в голову не приходило, что перед свадьбой нужно так много сделать. Ты в субботу свободен?
     - Если тебе это нужно.
     - Вы, мужчины, должны встретиться в "Джингисс формэл уэр" и выбрать смокинги.
     - Смокинги?
     - Ты в нем будешь сногсшибателен, папа.
     Майкл улыбнулся:
     - Ты так думаешь, хм... Где и во сколько?
     - В два часа, в Нейплвуд.
     - Я там буду.

***

     Рэнди не думал увидеть отца в "Джингисс формэл уэр", когда входил туда в два часа в субботу. Майкл беседовал с Марком и Джейком Пэдгеттами. Рэнди остановился. Марк, увидев, поспешил к нему, протянул руку:
     - Ну, вот последний. Привет, Рэнди, спасибо, что пришел.
     - Ну, вот еще. Джейк пожал ему руку:
     - Привет, Рэнди.
     - Мистер Пэдгетт...
     Остался лишь Майкл. Он тоже протянул руку:
     - Рэнди.
     Рэнди заглянул в темные глаза отца и почувствовал, что ему делается плохо: так хочется, чтобы они обнялись и он мог сказать: "Привет, папа". Но он не называл Майкла отцом слишком долго. Слово просто рвалось у него из горла. Глаза Майкла были так похожи на его собственные, что казалось, он смотрится в зеркало, пока отец ждет с протянутой рукой.
     Наконец он пожал руку Майклу и сказал:
     - Привет.
     Майкл покраснел и крепко стиснул руку сына. Рэнди еще долго чувствовал это прикосновение отцовской руки.
     Подскочил молодой светловолосый продавец:
     - Все здесь, джентльмены? Пожалуйста, сюда.
     Они прошли за ним в примерочную с зеркалом и ковром на полу. Сначала Марк и его отец, оставив Майкла и Рэнди за собой. Они неловко замешкались, прежде чем Майкл вежливо пропустил Рэнди вперед. Комната была полна смокингов самых различных цветов - от черного до розового. В ней пахло горячим портновским утюгом.
     - Невесты тоже часто приходят. Но раз вы один, то, наверное, уже договорились о цвете.
     - Платье подружки невесты абрикосового цвета. Она сказала, что я сам могу решать, какого цвета должен быть смокинг.
     - А-а, хорошо. Тогда я предлагаю слоновую кость с абрикосовой розеткой в петлице, слоновая кость - это всегда элегантно, а сейчас это модный цвет. У нас несколько фасонов, самый популярный - Кристиан Диор.
     Продавец продолжал болтать. Майкл и Рэнди напряженно ощущали присутствие друг друга, с трудом приходя в себя от неожиданной встречи.
     Им выбрали смокинги с атласными отворотами, гофрированные рубашки, галстуки-бабочки и открытые кожаные туфли.
     Они сняли свои пиджаки, встали перед зеркальной стеной, и с них сняли мерки - шея, руки, грудь, плечи, талия, внешние швы. Они примеряли брюки с атласными полосками по бокам, стояли в одних носках перед зеркалом, застегивали молнии и бросали тайком взгляды друг на друга, быстро отводя глаза.
     Они примеряли самые разные рубашки, пробовали к ним различные галстуки, и оба вспоминали то время, когда Рэнди был мальчиком, а Майкл - молодым отцом. Как Рэнди мазал лицо кремом для бритья и брился бритвой без лезвий, а он, отец, стоял за его спиной и брился настоящей. Вспоминали время, когда стояли рядом и Рэнди задумчиво говорил: "Ты думаешь, папа, что я когда-нибудь стану выше тебя?" И вот он стал выше, на целый дюйм, совсем взрослый. И испытывал к отцу, мягко говоря, недоброжелательность.
     - Длина сорок два, сэр, - сказал продавец.
     Майкл натянул на себя смокинг, пахнущий жидкостью для сухой чистки, оправил манжеты и воротник. Продавец кругами ходил вокруг него. Марк отпустил какую-то шутку, и Рэнди засмеялся. Джейк сказал:
     - Никогда раньше не носил этой обезьяньей одежды, а вы, Майкл?
     - Только один раз.
     "На своей собственной свадьбе".
     Когда примерка была закончена, они надели свою одежДу, застегнули поплотнее пальто и вышли из примерочной. Сновали субботние покупатели. Из кондитерского отдела напротив шел запах свежеиспеченных булочек. Марк и Джейк пробирались к выходу, оставив отца и сына позади. Каждый новый шаг отдавался болью в груди Майкла, по мере того как уменьшались его шансы. С его губ был готов слететь вопрос, но он боялся нарваться на грубость.
     Возле стеклянных дверей он все-таки решился:
     - Послушай, я не обедал. А ты?
     Он попытался сказать это небрежно, но слова застревали в горле.
     - Я перехватил гамбургер, - соврал Рэнди.
     - Точно? Смотри, я угощаю.
     На какой-то момент их взгляды сомкнулись. Возникла надежда. Майкл почувствовал, что Рэнди колеблется.
     - Спасибо. Я встречаюсь с друзьями.
     Майкл ничем не выдал своего разочарования:
     - Ну что ж, может быть, в другой раз.
     - Да, конечно.
     Обоим было тяжело так, что останавливалось сердце. Но шесть лет - долгий срок, а иные грехи вообще не прощаются. Они вышли из универмага через разные двери, пошли в разные стороны, унося, каждый по-разному, свою боль.

***

     Как кающийся грешник совершает паломничество в святые места, так и Рэнди ехал в центр Стилуотера в магазин матери. Он не хотел встречаться с друзьями. Да их у него, собственно, и не было. Ему хотелось увидеть мать после того, как он отверг попытку сближения, предпринятую отцом.
     В магазине были покупатели, за прилавком стояла Хидер.
     - Привет, Хидер, мама здесь?
     - Здесь я, здесь, наверху, - откликнулась Бесс. - Поднимайся.
     Он прошел вверх по лестнице, наклонив голову, чтобы не удариться о потолок.
     - Какой сюрприз!
     Бесс повернулась к нему лицом. Она сидела во вращающемся кресле, забравшись в него с ногами в черных туфельках на высоких каблуках.
     Он почесал голову:
     - Да, пожалуй.
     Бесс посмотрела на него внимательнее:
     - Что-то случилось?
     Рэнди пожал плечами.
     Она наклонилась, убрала с соседнего стула книги, сбросила на пол образцы тканей.
     - Ну вот... Садись.
     Он сел.
     - Что такое?
     Рэнди откинулся на спинку стула, положил локоть на колено и уставился на голубой резиновый рант своих кроссовок "Рибок".
     - Я только что видел отца.
     - О-о!
     Восклицание вырвалось у нее от неожиданности. Она откинулась на спинку стула. Руки ее лежали на старых деревянных подлокотниках кресла, в одной она держала желтый карандаш, в другой зажала красный ластик.
     - Где?
     - Мы вместе примеряли смокинги.
     - Разговаривали?
     Рэнди плюнул на палец и стал оттирать грязь на подошве.
     - Вообще-то нет.
     Он потер еще.
     - Он звал меня пообедать, но я отказался.
     - Почему?
     Рэнди оставил в покое кроссовки и поднял голову:
     - Почему! Черт побери, ты знаешь почему.
     - Нет, не знаю. Скажи мне. Если ты отказался и тебя это так волнует, почему же ты не пошел с ним?
     - Потому что я его ненавижу.
     - Это правда?
     Их глаза встретились.
     - Почему я должен был с ним идти?
     - Потому что так поступил бы взрослый человек. Потому что так строятся взаимоотношения, так исправляются ошибки. И потому что, я думаю, тебе хотелось пойти. Но после шести лет нужно было наступить на свою гордость, а это трудно.
     Рэнди взвился:
     - А почему я должен наступать на эту самую гордость, если я ничего ему не сделал. Это он во всем виноват!
     - Не так громко, Рэнди, - попросила она. - Внизу покупатели.
     Рэнди сказал шепотом:
     - Это он меня бросил. Не я его.
     - Ты не прав, Рэнди, он бросил не тебя, а меня.
     - А это не одно и то же?
     - Нет, ему было очень больно расстаться с тобой и с Лизой. Он много раз пытался увидеться с вами, но я этого не допускала.
     - Но...
     - И за все годы ты ни разу меня не спросил, почему он меня бросил.
     - Что ты имеешь в виду? Из-за Дарлы, конечно.
     - Дарла была симптомом, не болезнью.
     Скривившись, Рэнди сказал:
     - Да брось, мам. Кто это тебе внушил? Он?
     - Я тут устроила экзамен своей совести и поняла, что в разводе был виноват не только твой отец. Мы очень любили друг друга в свое время, ты знаешь. Когда мы только поженились, когда у нас родились вы, ну, в общем, не было семьи счастливее. Ты помнишь это время?
     Рэнди сидел, как сидят на последних секундах запасные игроки баскетбольной команды, когда та проигрывает. Он уставился в пол между своими кроссовками и не отвечал.
     - Ты помнишь, когда все это стало меняться?
     Рэнди молчал.
     - Помнишь? - мягко повторила она.
     Он поднял голову:
     - Нет.
     - Это началось, когда я вернулась в колледж. И знаешь почему?
     Рэнди молча глядел в пол и ждал.
     - Потому что у меня на твоего отца вообще не оставалось времени. Я приходила домой вечером, и надо было заботиться о семье, делать все по дому, это кроме занятий. И я так погрузилась во все это, что упустила главное - взаимоотношения с твоим отцом. Я злилась на него за то, что он не помогал мне по дому, и тут он действительно виноват. Но я ни разу не попросила его по-хорошему, мы "и разу не обсудили с ним это. Вместо этого я или злобствовала, или ходила, сжав губы, и считала себя мученицей. Это стало постоянным предметом ссор. Он отказывался помогать мне, а я отказывалась попросить его об этом. Потом включились вы, но вы были еще такими маленькими и не справлялись. Все у нас шло наперекосяк. Ну, и если так было во всем доме, представляешь, что было в спальне?
     Рэнди молча смотрел на мать.
     - Ничего. А если в спальне ничего не происходит между мужчиной и женщиной, то это смертный приговор их отношениям как мужа и жены. И в этом была виновата я, а не твой отец... Поэтому и появилась Дарла.
     Щеки Рэнди порозовели. Бесс повернула свой стул и положила локти на колени.
     - Ты достаточно взрослый, чтобы услышать это, Рэнди. Ты достаточно взрослый, чтобы воспринять это как урок. Когда-нибудь ты женишься. Поначалу это будет ложе из роз, а затем начнутся банальности, и ты перестанешь делать именно те мелочи, которые были частью вашей любви вначале. Ты перестанешь говорить "доброе утро", ставить в шкаф ботинки, когда он это забудет, приносить домой его любимые напитки. Тебе в конце концов не по дороге, ты спешишь. А когда он скажет: "Давай прокатимся на велосипеде после ужина", ты ответишь "нет", потому что у тебя был тяжелый день. Он поедет один, а ты не подумаешь, что если бы поехала с ним, то и усталость была бы немножко меньше. А если он вечером задержался в душе, то ты плотнее закутываешься в одеяло и притворяешься, что давно спишь. Потому что - хочешь верь, хочешь нет - ты начинаешь считать секс обязанностью. И очень скоро ты перестаешь хвалить, а только все критикуешь. Приказываешь, а не просишь. И очень скоро твой брак распадается. - Какое-то время они молчали, затем Бесс спокойно продолжила:
     - Я помню, как незадолго до того, как мы расстались, твой отец сказал мне: "Мы больше не смеемся, Бесс". И это действительно было так. Смеяться нужно, как бы ни было тяжело. Смех держит на плаву. И в общем-то когда один человек старается заставить другого смеяться, это показывает его любовь. Правда? Этим он говорит: "Я о тебе беспокоюсь, я хочу, чтобы ты был счастлив". Твой папа был тогда прав. Мы перестали смеяться.
     Пружины под сиденьем издавали звук при каждом движении Бесс, и Рэнди смотрел на ее скрещенные ноги. Снизу доносилось - тт-тт-тт. Это Хидер закрывала кассу, затем она выключила лампы на фасаде и крикнула:
     - Я ухожу. Я запру переднюю дверь снаружи.
     - Спасибо, Хидер. Счастливого отдыха!
     - Вам тоже. Пока, Рэнди!
     - Пока, Хидер, - откликнулся он.
     Когда она ушла, внизу стало совсем тихо. Стало еще интимнее. Лишь лампа на столе Бесс отбрасывала свет цвета бренди на ее отодвинутую работу.
     Она продолжала так же негромко и спокойно:
     - Я недавно говорила с бабушкой Дорнер. После того как встретилась с твоим папой у Лизы. Я попросила ее сказать мне - прошло так много времени, - почему она ни разу, пока шел развод, не взяла мою сторону. Бабушка сказала примерно то, что я сказала тебе сейчас, и даже больше.
     Рэнди снова посмотрел матери в глаза. Она заговорила взволнованно и доверительно наклонилась к нему:
     - Послушай меня, Рэнди. В течение шести лет я объясняла тебе, почему ты должен винить своего отца. А сейчас, в течение нескольких минут, пытаюсь объяснить тебе, почему ты должен винить меня. Но суть-то в том, что ты не должен винить никого. Твой отец и я, мы оба виноваты в том, что наш брак распался. Каждый из нас делал ошибки. Каждый из нас страдал. Каждый из нас обвинял. Тебе тоже было больно, и ты тоже обвинял...
     Бесс взяла руку сына в свою.
     - Я по