о-настоящему любить Марианну.
     Это открытие пронзило Джейн, как удар кинжала. Ей хотелось одновременно и смеяться, и плакать.
     И как только Итану удалось подобрать такие точные слова, разбередившие ей душу? Если он сумел написать стихотворение, вызвавшее слезы у нее на глазах, значит, у него настоящий талант.
     Так вот, оказывается, какой у него главный "порок"...
     Окинув лихорадочным взглядом стол, Джейн принялась поспешно рыться в ворохе бумаг и обнаружила еще стихи на разной стадии завершения, сонеты и оды, небрежно засунутые в ящики для бумаг. Ни одно из творений не было переписано начисто. Создавалось впечатление, что Итан, выплеснув мысли на бумагу, больше не хотел к ним возвращаться.
     Итан - поэт...
     Это открытие поразило Джейн. Она всегда считала Итана умным, всесторонне образованным человеком, однако весьма легкомысленным, предпочитающим пороки добродетелям и не применяющим на практике полученных знаний.
     Внезапно Джейн вспомнила, что частенько видела на его среднем пальце чернильное пятно. Так вот оно откуда... Долгими часами просиживал он в этой комнате, сочиняя стихи. И в тот раз, когда она ворвалась к Итану в спальню, собираясь поговорить с ним о матери Марианны, она заметила листок бумаги с короткими строчками, написанными его почерком, но приняла его за список предполагаемых матерей Марианны.
     Она ошиблась. Это было одно из его стихотворений. Однако рассмотреть его она не успела. Итан выхватил листок у нее из рук.
     Трясущимися руками Джейн перебирала бумаги, читала отдельные строчки, выбирая наиболее удачные. Итан великолепно владел лирическим слогом. И это человек, открыто заявлявший, что презирает стихоплетство, считает его занятием, недостойным мужчины. Человек, который не далее как сегодня вечером во время чтения стихов перешептывался и хихикал с Пышногрудой Вдовушкой, лишний раз подтверждая своим недостойным поведением репутацию отъявленного распутника, каковым его все считали.
     Но был ли он таким на самом деле? Сейчас Джейн в этом сильно сомневалась. У нее было ощущение, словно граф Чеизбурн раздвоился Первый - это светский повеса, дамский угодник, кутила и картежник. А второй - поэт, создатель проникновенных, берущих за душу стихов. Стихов, вызывающих в человеке самые трепетные чувства...
     Вдалеке раздался удар грома и еще один звук, но не со стороны сада, а от внутренней двери. Шум шагов.
     Джейн вскочила, прижимая к груди стихотворение про Марианну; и в этот момент в комнату вошел Итан.
     Сначала он ее не заметил. Опустив темноволосую голову, он листал книгу, которую держал в руке. На нем были черные панталоны и белая рубашка. Галстук отсутствовал. Ботинки тоже. Он показался Джейн поразительно красивым какой-то бесшабашной красотой, но только сейчас она заметила, насколько чувственны его губы, насколько нежен взгляд его глаз.
     Насколько, оказывается, беззащитен этот человек, казавшийся ей таким суровым.
     Он поднял голову, и взгляды их встретились. Глаза его расширились от изумления, Джейн показалось, будто он заглянул ей в душу. Этот беспечный человек, сумевший написать такие проникновенные строки, равнодушный отец, изливавший свою любовь к дочери в стихах, стоял сейчас в дверях, и в глазах его плескалась ярость.
     Он посмотрел на листок в ее руке и сделал шаг в ее сторону.
     - Я знаю, что не должна была сюда приходить, - дрожащим голосом пролепетала Джейн, которая до сих пор не могла прийти в себя. - Но мне было так одиноко, и я подумала...
     - Черт бы вас побрал! - процедил Итан сквозь зубы. - Черт бы вас побрал!
     И он бросился к Джейн.
     Первым ее побуждением было отскочить. Но между ними стоял стол. Да и не было у нее никакого желания убегать. Она не боялась его, лишь ощущала острую необходимость угнать, Почему он скрывает от всех свой талант.
     Итан выхватил листок у нее из рук.
     - Кто вам позволил сюда прийти? Кто!!!
     "Ваша мать"...
     - Никто Просто мне любопытно было узнать, чем вы здесь занимаетесь. И теперь, когда я знаю...
     Итан швырнул бумагу на стол.
     - Это моя мать надоумила вас сюда прийти и дождаться меня! Что, не так? Это как раз в ее духе!
     У Джейн внутри все похолодело. Она вспомнила слова леди Розалинды: "...если вы поссорились, советую тебе немедленно сходить к нему и помириться". Да, это леди Розалинда подала ей идею идти к Итану. А впрочем, какое это имеет значение?
     Самое главное - сделать так, чтобы Марианне было хорошо.
     - Итан, ваша мать не виновата. Я пришла сюда по собственной инициативе. Никто меня не принуждал.
     - Ну как же! Не виновата! Вы обе решили превратить мою жизнь в ад. - Его темные глаза сверкали, как два черных зеркала, в которых не отражалось ничего. - Итак, скажите-ка мне, что вы собирались делать дальше? Предложить мне себя?
     Несмотря на его грозный вид, Джейн почувствовала прилив желания. Они одни в этой комнате. Он может сделать с ней все, что захочет. А потом будет вынужден жениться на ней. Она подошла к нему ближе.
     - А что, это настолько нереально - вам меня желать? - прошептала она.
     Угли в камине горели, издавая зловещее змеиное шипение. Раздался еще один удар грома. На сей раз ближе. Свет лампы отбрасывал на лицо Итана мерцающие тени.
     Выражение его лица было злым и подозрительным. От беззащитного, уязвимого мужчины не осталось ничего. Казалось, перед Джейн стоит сам Люцифер.
     - Убирайтесь! - бросил он.
     У Джейн упало сердце. "Нельзя так легко сдаваться, - подумала она. - Нужно каким-то образом заставить его передумать".
     - Нет. Я не уйду, пока мы не поговорим о вашей работе.
     Почему вы никогда не рассказывали мне, что пишете стихи?
     Отойдя от нее, Итан принялся ходить взад и вперед по круглой комнате.
     - Это всего лишь мазня. Забудьте о том, что видели.
     - Я никогда не смогу забыть. Ваши стихи прекрасны!
     Особенно стихотворение о Марианне. - От полноты чувств у Джейн перехватило дыхание, и голос зазвучал хрипло. - Вы ведь любите ее, правда?
     - Она моя дочь. Я вам уже говорил, что никогда ее не брошу.
     В голосе Итана звучала такая страсть, что Джейн теперь окончательно уверовала в то, что должна стать его женой, а Марианне - матерью. И если все получится, как она задумала, она научит его быть хорошим отцом.
     - Знаю. Вы откровенно выразили свои чувства к ней в своем стихотворении. Вы прекрасно умеете владеть словом...
     - Ну, если вам нравится подобная чепуха...
     И, подойдя к столу, Итан сбросил бумаги на пол. Под изумленным взглядом Джейн они, словно крупные снежинки, попадали в корзинку для мусора, белым веером рассыпались по ковру. Вне себя от ужаса, Джейн бросилась к Итану.
     - Прекратите! Вы что, с ума сошли? Вы же наверняка часами работали над этими стихами!
     - А это уже не ваша забота! И не суйте нос не в свое дело!
     - Нет, буду! - Вырвав из руки Итана смятый листок, Джейн бережно разгладила его. - Здесь ваши мысли, ваши чувства. Их нужно хранить как зеницу ока, аккуратно переписать, беречь от посторонних глаз.
     - Вот именно! Держать подальше от таких девиц, как вы, которые вечно суют нос куда не следует. А теперь убирайтесь! - И, схватив Джейн за руку, Итан потащил ее к двери.
     Однако она вырвалась и, встав перед Итаном, схватила его за руки, нечаянно коснувшись при этом грудью его груди и ощутив, как она прерывисто поднимается и опускается.
     - Итан, я не уйду! И не позволю вам, черт подери, уничтожить часть себя!
     Итан бросил на нее яростный взгляд. За окном сверкнула молния, на секунду осветив комнату ярким светом, и Джейн с облегчением заметила, что безумное выражение понемногу исчезает из глаз Итана, а плотно сжатые губы расслабляются.
     - А вы, оказывается, умеете ругаться, мисс Мейпоул, - насмешливо проговорил он.
     К своему удивлению, Джейн почувствовала, что ей впервые приятно слышать ненавистное прозвище.
     - Я это сделала лишь затем, чтобы вы лучше поняли мою мысль: ваши стихи бесценны! Ваше видение мира уникально!
     Резко повернувшись, Итан встал к ней спиной. Джейн напряглась, готовая в любую минуту броситься к нему и схватить за руки, не позволить больше разбрасывать листки со стихами, но он лишь взъерошил темные волосы и вновь принялся мерить шагами комнату.
     - Мое видение... - пробормотал он. - Вы не имели права рыться в моих личных вещах!
     - Простите, что сделала это. Я думала, что знаю вас.., но, оказывается, я ничего о вас не знала. Даже то, что для чтения вы пользуетесь очками.
     - А с чего это вы должны знать? Как вы сами сказали, мы с вами всего лишь знакомые.
     - Но почему вы никогда не рассказывали мне, что пишете стихи? И почему так отвратительно вели себя сегодня вечером? Над поэзией нельзя насмехаться. И неужели вы не понимаете, что у вас талант?
     - Держите свои фальшивые комплименты при себе. Я ни от кого не желаю их выслушивать, и меньше всего от вас.
     Несмотря на его грубость, Джейн захлестнула волна нежности к Итану. Он метался по комнате, как загнанный зверь.
     Удивительно, как такой умный человек мог быть настолько низкого мнения о своих творениях. Поэтов в обществе почитали, даже таких спорных, как лорд Байрон и мистер Шелли.
     А Итан, похоже, даже не догадывался, насколько хороши его стихи, какие глубокие чувства они способны вызывать.
     Присев у корзинки с мусором на корточки, Джейн вытащила из нее несколько смятых листков и, разгладив, сложила в аккуратную стопочку.
     - Дело не в том, хвалю я вас или нет. В свое время я изучала поэзию и умею отличить хорошие стихи от плохих. Я помогала отцу переводить древнеанглийские эпические поэмы.
     И считаю, что вы должны опубликовать ваши работы, чтобы заставить людей думать. Я могла бы помочь переписать...
     - Нет! - Итан бросил на нее яростный взгляд. - Даже предлагать это не смейте! Я никогда не стану выставлять свою личную жизнь на обозрение толпы.
     Джейн поджала губы.
     - Если вы такого низкого мнения о своей работе, почему же тогда продолжаете писать?
     Щеки Итана покрылись румянцем. Он стоял перед Джейн, скрестив руки на груди и вскинув голову.
     - Дурная привычка, не более того.
     Подняв еще несколько листков, Джейн и их сложила в стопку.
     - Как грызть ногти? Или заводить слишком много любовниц?
     - Совершенно верно.
     - Я с вами не согласна. Я считаю вас талантливым поэтом, и вы должны поделиться своим талантом, данным вам от Бога.
     Итан презрительно фыркнул.
     - Я никому ничего не должен. А теперь возвращайтесь в свою комнату и не лезьте больше в мою жизнь.
     - Подождите немного. - И Джейн, поднеся листок к лампе, принялась читать вслух, пробираясь сквозь лабиринт вычеркнутых слов:

     Под этими огромными безмолвными полями
     Лежат кости тех, кто не отступил,
     Чья кровь поддерживала оставшихся в живых,
     А сейчас питает...

     Итан выхватил листок у Джейн и смял его.
     - Джейн, предупреждаю вас в последний раз! Уходите.
     Или я вышвырну вас вон.
     - Не вышвырнете, - спокойно сказала она. - О, Итан!
     Вы так великолепно владеете слогом. Ну как вы можете настолько наплевательски к этому относиться! Как можете вести себя так, чтобы люди считали вас ни на что не годным!
     - А я такой и есть! - выпалил Итан. - Вы же сами это говорили.
     Вне себя от ярости оттого, что Джейн хочет заставить его открыть душу, Итан скомкал листок со стихами и метнул в корзинку для мусора. Темная волна чувств, бушевавших в его груди, уже готова была выплеснуться наружу. Как же он ненавидел Джейн в эту минуту! Ненавидел за то, что она сует нос в его личную жизнь, что узнала его самую сокровенную тайну, которую он хранил как зеницу ока.
     А Джейн - само спокойствие, - не ведая о его переживаниях, сидела на корточках у корзины в озере бирюзового платья. Она уже сложила его стихи - его стихи! - в аккуратные стопочки и теперь выжидающе смотрела на него, словно имела полное право совать нос в его тайны. И Итана охватило яростное желание открыть перед ней свое истинное лицо, заставить ее увидеть его таким, каков он есть на самом деле: ничтожный человечишка, без всякой надежды стать лучше.
     Он снова заходил по комнате, словно пытаясь потушить в своей душе темное пламя.
     - Я вам сейчас кое-что расскажу, - начал он, - а потом посмотрим, будете ли вы после этого по-прежнему считать, что мне следует собой гордиться. Когда Наполеон ввел свои войска в Бельгию, я держал пари на то, что он победит. В то время как люди, подобные Джону Ренделлу, отдавали свою жизнь за родину, я оставался дома, проводя время в кутежах и разврате. И о сражении при Ватерлоо узнал лишь спустя пять дней после того, как оно произошло, потому что все это время развлекался в постели с Сереной Бэдрик.
     Он до сих пор помнил, как вышел из ее спальни, этого адского притона, помятый, опустошенный, как выжатый лимон, ненавидящий самого себя, и взялся за газеты, которые доставляли из Лондона и складывали в стопку, покуда он предавался разврату, и какой шок испытал, прочитав о том, что произошло за эти несколько дней. Он тогда сразу помчался домой, а на сердце его лежал тяжелый груз: самое страшное предсказание отца сбылось.
     Джейн по-прежнему сидела на корточках, все с тем же спокойствием глядя на Итана.
     - Вы написали трогательное стихотворение, дань памяти капитана и солдат, погибших на полях сражений. Это кое-чего стоит.
     Итан лишь отмахнулся:
     - Это ничего не стоит. Несколько слов, начертанных на бумаге, не имеют для погибших на войне никакого значения.
     - Но вы же не солдат. Вы поэт. И если предадите свою поэзию гласности, то выполните свой долг: расскажете людям об ужасах войны.
     Ее честное, открытое лицо, освещенное зыбким светом, так и манило к себе, однако Итан, отвернувшись, подошел к камину и, опершись руками о каминную полку, уставился на угасающее пламя.
     - Нет, вы ошибаетесь. Поэзия - это всего лишь тщеславное потакание собственным слабостям. Слова ничего не значат. Лишь дела имеют значение.
     - Кто вам это сказал?
     Итан плотно сжал губы, но не смог удержать в себе мрачные воспоминания, и они хлынули наружу.
     - Мой отец.
     - Он был не прав. - Вскочив, Джейн быстро пошла к Итану, двигаясь с неподражаемой грацией. - И только потому, что ему не понравились ваши стихи, вы решили, что у вас нет таланта. Может быть, ему просто не дано было понять ваше эстетическое мышление. Это дело вкуса и предпочтения.
     "Она не понимает, - подумал Итан. - Или не желает Понять". Такая же упрямая и безжалостная, как и его покойный папаша.
     - Дело не только в этом, - бросил он. - Все гораздо сложнее.
     - Вы когда-нибудь читали ему свои стихи?
     - Да.
     - И?
     Схватив кочергу, Итан помешал догорающие угли, бросил в камин еще несколько кусков угля из ведерка и начал рассказывать, стараясь, чтобы голос его звучал как можно равнодушнее:
     - Когда мне было одиннадцать лет, я написал поэму в честь дня рождения отца. Я провел много дней, сочиняя ее, подбирая нужные слова, а потом переписывая начисто на пергамент. В ней я превозносил отца до небес, изобразив его чуть ли не Господом Богом. И когда я преподнес поэму ему, он скомкал мое творение и швырнул в огонь.
     Итан смотрел на язычки пламени, разгорающиеся в камине, а видел ту давнюю рукопись. Вот она, на секунду вспыхнув, постепенно стала обугливаться и вскоре превратилась в пепел. А он, вихрастый мальчишка, стоял, не отрывая от нее глаз, и едва сдерживался, чтобы не расплакаться.
     Злясь на себя за то, что поддался воспоминаниям, Итан швырнул кочергу в ведерко.
     Джейн ласково коснулась его руки.
     - Какая жестокость! Если бы я только знала...
     - Если бы вы знали, это ровным счетом ничего бы не изменило. - Итан приказал себе отстраниться от Джейн: теплое прикосновение ее руки подействовало на него угрожающе успокаивающе. Однако он не двинулся с места. - Он хотел, чтобы я все свое время посвящал изучению управления поместьем и наукам, необходимым, чтобы занять когда-нибудь свое место в парламенте. Он отправил меня изучать право, однако в этом я не преуспел. Меня интересовала только литература, и это выводило отца из себя. Он сказал мне...
     - Что же он вам сказал?
     Итан почувствовал, что у него перехватило горло, однако заставил себя говорить:
     - Он сказал, что я кончу свою жизнь под забором, если буду продолжать в том же духе. Что я буду хуже самого горького пьяницы, потому что у меня было много возможностей, а я ими не воспользовался. - Итан отвел взгляд от Джейн. - И предсказание отца сбылось.
     - И поэтому вы все эти годы скрывали свой талант! - В глазах Джейн вспыхнул огонь. - А я вам вот что скажу, мнение вашего отца гроша ломаного не стоит!
     - Он хотел, чтобы я преуспел в жизни, точно так же как он сам.
     - Чепуха! Он хотел сделать из вас свое подобие, вместо того чтобы позволить вам жить своей жизнью.
     Не желая поддаваться ее логике, Итан решил обратить этот ставший чересчур серьезным разговор в шутку.
     - Что я слышу? Неужели это именно мисс Мейпоул хвалит меня за то, что я пренебрег своими обязанностями?
     - Да, - сказала Джейн и, шурша юбками, подошла к Итану, порывисто схватила его за руки, словно строгая гувернантка, успокаивающая не в меру расшалившегося ученика. - Вы заперли себя в этой комнате, упрямо пряча от всех свой талант, только потому, что у вашего отца не хватило ни души, ни ума понять, какой вы одаренный человек. Неужели вы не понимаете, что должны быть тем, кто вы есть на самом деле, а не тем, кого из вас хотят сделать? Ваш талант - не порок, а Божье благословение.
     Итана поразили ее слова. Меньше всего он ожидал, что Джейн встанет на его защиту. Он сказал ей правду лишь затем, чтобы вызвать в ней отвращение, чтобы заставить ее понять, что было бы ошибкой признаваться всему свету в том, что он пишет стихи. И потом, Джейн так и не поняла, что побуждает его сочинять стихи. Так и не уразумела, что они затрагивают очень личные чувства, которые хочется спрятать от посторонних глаз, а не выставлять напоказ. Не поняла, что у него все внутри перевернулось, когда он увидел, что она прочитала его стихи. А что с ним произойдет, если их прочтут сотни или даже тысячи?
     Судя по пылающему взору, Джейн не так-то легко откажется от своего нового мнения о нем. Она стояла перед ним, стиснув его руки с такой силой, словно желала навязать ему свою волю, заставить его думать и чувствовать, как хотела она.
     Она смотрела на него, и глаза ее сияли так, будто перед ней стоял падший ангел, в котором она разглядела не погасшую еще искру добра.
     Черт бы ее побрал! Черт бы побрал ее за то, что пытается сделать из него этакого идеального героя! И черт бы побрал его самого за то, что ему очень хочется ей поверить.
     - К черту поэзию! - пробормотал он, прижав Джейн к каменной стене, - Сейчас я покажу вам, кто я есть на самом деле.
     И он впился в ее губы страстным поцелуем. Накрыв руками ее высокую грудь, он принялся грубо мять ее, нисколько не смущаясь, что имеет дело с невинной девушкой. Она была высокая, стройная, гибкая, почти с него ростом, однако мягкая как раз в тех местах, в каких нужно. На сей раз пьяной она не была. Вот и хорошо. Пускай узнает, какой он мерзкий развратник, подумал Итан.
     Он мял ее груди сквозь жесткий корсет, каждую минуту ожидая, что Джейн стряхнет его руки, влепит ему пощечину и выскочит из комнаты. Именно этого он и добивался: чтобы она, вне себя от отвращения, выбежала из комнаты, оставив его одного.
     И тут случилось невероятное. Сдавленно застонав, Джейн обвила его руками за шею и зарылась пальцами в его волосы.
     - Итан... - прошептала она, прильнув к нему всем телом.
     Кровь бросилась Итану в голову. Не осознавая того, что делает, он еще крепче прижался губами к ее губам. Яростное желание охватило его. Захотелось подхватить Джейн на руки, отнести в спальню, сдернуть с нее эту дурацкую одежду и сделать своей. Итан знал, что такое страсть. Он умел