рашно подумать, что могло
случиться, останься они с Эмори наедине.
   - Ты уже  достаточно  окреп,  чтобы  спуститься  в  зал?  -  спросила
Флоренс.
   - Будь у меня ботинки и лошадь, - тихо ответил Олторп, - я покинул бы
Уиддиком-Хаус, чтобы не навлекать на вас неприятности.
   - Сомневаюсь, что в таком состоянии ты сможешь проехать больше  мили.
А о неприятностях больше ни  слова.  Здесь  ты  в  полной  безопасности.
Аннели, дорогая, если твои ноги не вросли в пол, проводи меня в спальню.
Я хотела бы прилечь на часок.
   - Вам нездоровится?
   -  Дорогое  дитя,  мне  семьдесят  семь.  Я  страдаю  бессонницей   и
непременно должна вздремнуть днем, чтобы не свалиться к ужину. А ты пока
ознакомь Рори с домом. Ведь он наверняка все забыл, хотя и  бывал  здесь
не раз.
   Аннели прикусила губу, стараясь не смотреть на Олторпа.
   - С удовольствием, раз вы считаете,  что  это  поможет  нашему  гостю
вернуть память.
   - Никто не знает, что ему поможет. Но в этой  комнате  ему  не  очень
удобно.  Поговорю  с  Уиллеркинзом,  пусть  переселит  его   в   комнату
попросторнее. Та, что напротив твоей, вполне подойдет. Она  побольше,  и
там нет летучих мышей.
   Аннели хотела проводить бабушку до спальни и помочь ей  лечь,  но  та
запротестовала, сказав, что вполне справится  сама,  и  Аннели  осталась
наедине с Эмори. Пока они спускались к спальне Флоренс, Эмори молчал.  И
сейчас, когда шли по парадной лестнице на второй этаж, тоже не  произнес
ни слова. На стенах висели огромные, во весь  рост  портреты  предков  в
позолоченных рамах.  Аннели  казалось,  что  предки  смотрят  на  них  с
удивлением и, если бы могли говорить, упрекнули бы ее  в  том,  что  она
общается с бандитом.
   - Полагаю, вам не обязательно осматривать кухни  и  кладовые  или  же
большую столовую, не так ли?
   - -Разумеется, не обязательно, раз вы так считаете. Она уловила в его
тоне легкую иронию, но подумала, что  не  стоит  показывать  ему  первый
этаж, где комнаты выглядели не самым лучшим образом. Они  пустовали  уже
более полувека.
   - Может быть, вы вспомните библиотеку? - сказала она очень  серьезно,
ведя его к двойным дубовым дверям. - Бабушка сказала, что  вы  проводили
здесь много времени.
   Она распахнула двери и отошла в сторону,  пропуская  Олторпа.  Сквозь
тяжелые бархатные шторы на наглухо закрытых окнах в комнату не проникали
воздух и свет. На стенах высотой в двадцать один фут от пола до  потолка
висели  полки,  уставленные  двумя   рядами   фолиантов   в   сафьяновых
переплетах. Они придавали  комнате  еще  более  мрачный  вид.  Стулья  и
диванчики в полумраке можно было принять за привидения. Камин много  лет
не разжигали, дрова и решетка покрылись паутиной. В  углу  стояли  стол,
стул и пюпитр.
   Олторп дошел до середины комнаты и, медленно повернувшись,  посмотрел
на Аннели. Его взгляд говорил о том, что он ничего не вспомнил.
   Эмори уже хотел покинуть библиотеку, как вдруг что-то  привлекло  его
внимание. Заметив это, Аннели прошла внутрь" Сердце ее замерло.
   В сундуке, запертом на замок в виде  двух  грифонов,  под  стеклянной
крышкой, украшенной крестом, лежали мушкеты и револьверы. Во рту  одного
из грифов торчал ключ.
   Когда Эмори открыл крышку, Аннели промолчала, не зная что  и  думать.
Он достал один из кремневых пистолетов и положил на руку, пробуя его  на
вес,  проверил,  в  порядке  ли  он.  Причем  сделал  это  очень  четко:
посмотрел, на месте ли кремень, есть  ли  порох.  Спустил  курок,  затем
нажал на спусковой крючок. Аннели ахнула, услышав щелчок. Ее отец и брат
были страстными охотниками, и  она  знала,  как  заряжают  ружье.  И  уж
конечно, ей не понравилось, что Эмори  Олторп  так  умело  обращается  с
оружием. Не понравилось, как он посмотрел на нее, когда она ахнула.
   - Они не заряжены, - заверил он ее, - но в  прекрасном  состоянии.  В
отличие от всего остального на этих полках. - Он поднес пистолет к носу,
понюхал. - Видимо, его регулярно чистят.
   - Уиллеркинз, - сказала она, проглотив подступивший к горлу комок.  -
Он отличный стрелок и охотник.
   Аннели показалось, что Олторп ей подмигнул.  Он  вернул  пистолет  на
место, закрыл крышку на ключ, вытащил его из замка и отдал Аннели.
   - Не следует оставлять ключ в замке.
   Эмори непринужденно поклонился, дав ей понять, что  можно  продолжить
экскурсию, и, когда выпрямился, еще долго смотрел ей в глаза.
   - Вы еще что-то вспомнили, не так ли?
   - Возможно, - сказал он, пожав  плечами.  -  Это  похоже  на  вспышки
молнии в беспросветном мраке. Он  продекламировал  стихотворную  строку.
Она удивленно подняла глаза.
   - Ведь это Шекспир!
   - Шекспир?
   - "Ромео и Джульетта". Я читала это тысячу раз.
   - Тысячу раз? - улыбнулся он. -  Вам  нравятся  книги  о  трагической
любви?
   - Они стали жертвами жестоких обстоятельств, - прошептала она.
   Он стоял так близко, что почти касался ее.  Будь  позади  стена,  она
прислонилась бы к ней, чтобы не упасть прямо к его ногам.
   Олторп все понимал,  но  не  собирался  идти  на  уступки.  Напротив.
Устремил взгляд на ее губы. Она как раз облизнула их, но, догадавшись  о
его намерении, быстро спрятала язык.
   Он снова заглянул ей в глаза, словно пытаясь прочесть ее мысли.
   - Пойдемте  теперь  в  другую  комнату?  -  спросила  она.  Он  снова
поклонился и немного отступил, пропуская ее вперед. Аннели  готова  была
бежать, но сдержалась и медленно направилась к очередным дубовым дверям,
которые вели в огромную гостиную. Гостиная тоже была погружена во мрак и
предана забвению. Аннели не  помнила,  чтобы  сюда  когда-нибудь  водили
гостей. Мебель, хоть и не была покрыта пылью, выглядела так же,  как  во
времена ее прадедушки. Пистолетов здесь не было, солнечный свет сюда  не
проникал. Здесь пахло стариной, но Олторп этого не оценил и  безразлично
пожал плечами.
   Теперь оставалось посетить зимний сад. Он тоже был в  запустении,  но
Аннели, когда она была маленькой, казался  самым  прекрасным  местом  на
свете. Витражи и потолок с позолотой и  изображениями  купидонов  и  фей
делали  эту  комнату  сказочно  красивой.  Пол  был  выложен  мраморными
плитами.  От  проникавшего  сквозь  витражи  лунного  света  все  вокруг
казалось нереальным.
   Высокие французские двери выходили на  широкую  террасу.  С  нее  был
виден откос, ведущий к утесам. Олторп пошел на  террасу,  но  Аннели  не
сразу последовала за ним, а, стоя в дверях, следила за его реакцией.
   Издалека доносились шум прибоя и крики чаек.  Дул  прохладный  ветер,
пахло  морем  и  влажным  песком.  По  краю  террасы  шла  балюстрада  с
лестницами, ведущими вниз, к тропинкам и маленьким садикам.  Здесь  тоже
все заросло плющом и сорняком.
   Олторп подошел к краю террасы и облокотился о стальные перила.
   - Когда-то, наверное, здесь было необычайно красиво, а  сейчас  такой
беспорядок.
   Поняв, что он не торопится обратно в душные комнаты, Аннели прошла  в
глубь террасы.
   - Что-то я не припомню, сэр,  чтобы  Уиддиком  когда-нибудь  выглядел
по-другому. Он всегда был большим и безлюдным. В детстве я  верила,  что
здесь живут привидения. Брат частенько прятался в  моей  спальне,  ждал,
пока я начну засыпать, и  принимался  шевелить  шторы  и  выть  страшным
голосом.
   - Надеюсь, он хороший человек.
   - Иногда у меня появлялось желание отравить его. - призналась Аннели.
   Олторп слегка повернул голову и улыбнулся.
   У Аннели мурашки побежали по телу. Его профиль  напомнил  ей  профиль
статуи римского центуриона. Пряди его волос  выбились  из-под  ленты,  и
Аннели захотелось их потрогать,  чтобы  узнать,  такие  ли  они  мягкие,
какими кажутся.
   Прогнав  эти  мысли,  она  стала  смотреть  на  море.  Солнце  висело
бесцветным шаром посреди неба.
   - Надвигается шторм, - сказал Эмори. - Скоро хлынет дождь.
   Аннели устремила взгляд на горизонт, но не увидела  ни  облачка.  Она
повернулась, чтобы сказать ему об этом, однако слова застряли  в  горле.
Он смотрел на нее. Не просто смотрел, а так, будто  видел  впервые.  Его
взгляд скользнул по ее волосам, затем по лицу, остановившись на губах  и
подбородке, и, наконец, дошел до груди. Вдруг он, заметил  на  ее  плече
локон и, глядя на него, дважды вздохнул.  Затем  снова  посмотрел  ей  в
глаза. Ни объятия, ни поцелуй не способны были вызвать  столь  сильного,
всепоглощающего чувства, как этот его взгляд.
   - Я сильно вас напугал, мисс Фэрчайлд?
   - Вы меня нисколько не напугали, - прошептала  Аннели.  -  Разве  что
чуть-чуть. Я не должна вас бояться?
   - Нет, - сказал  он  с  улыбкой,  -  если  умеете  громко  кричать  и
отважитесь пойти со мной к скалам.
   - К скалам?
   - Да. Я хотел бы посмотреть, где именно вы меня нашли,  если  это  не
очень дерзко с моей стороны.
   Аннели подумала, что он снова иронизирует, поскольку  с  берега  даже
стрельба не была бы слышна, не  то  что  ее  крики.  Ей  снова  придется
нарушить приличия.  Девушке  не  положено  отправляться  на  прогулку  с
мужчиной без сопровождения матери или другой женщины.
   Впрочем, о каких  приличиях  может  идти  речь  в  ситуации  с  Эмори
Олторпом? Мужчиной, который ничего не  помнит,  который  пытается  вновь
обрести себя. Надо сделать все, чтобы помочь ему, а  не  беспокоиться  о
том, что подумают  слуги,  увидев  ее  прогуливающейся  с  мужчиной  без
служанки и даже без зонтика.
   - Мы можем пройти здесь. - Она указала на одну из широких лестниц.
   Эмори зашагал рядом, стараясь идти с ней в ногу. Оба  молчали.  Яркое
солнце заливало луга и тропинки, которыми Аннели ходила по утрам к морю.
Она так и не отважилась пойти туда  после  того,  как  нашла  на  берегу
Олторпа. И ей стало не по себе, когда они  дошли  до  конца  тропинки  и
увидели откос.
   - Там, - сказала она, указывая на скалы посреди щебня. - Там я  нашла
вас. По ту сторону этих каменных глыб. Он кивнул.
   - Подождите меня здесь несколько минут.
   - Вы там ничего не найдете, - заверила  его  она.  -  Брум  тщательно
обыскал всю бухту.
   - Дело не в том, найду или не найду. Главное - что я почувствую.
   Аннели смотрела, как он  спускается  по  крутой  тропинке,  потом  не
выдержала и последовала за ним, упрекая себя в том, что могла себе такое
позволить.
   Добравшись до берега, Олторп направился  к  скалам,  рассматривая  по
пути высохшие водоросли, оставшиеся на песке  после  прилива.  Аннели  с
трудом шла за ним по песку, негодуя по поводу его упрямства и полуденной
жары.
   Естественно, она не надела ни шляпки, ни перчаток, ни шали -  ничего,
что могло бы защитить ее от палящего  солнца,  накинула  лишь  маленький
кружевной платок на плечи и  подоткнула  его  под  корсет.  Наблюдая  за
Олторпом, Аннели отошла в тень у подножия скалы.
   Эмори не меньше полудюжины раз прошел туда и  обратно,  опускался  на
колени, отковыривал камни носком ботинка, но так ничего и не  нашел.  За
три дня и три ночи приливы, несомненно, смыли все, чего мог не  заметить
Брум, однако Олторп продолжал поиски.  Он  взобрался  на  вершину  самой
большой скалы и, балансируя на водорослях и валунах,  старался  удержать
равновесие, обеими руками загораживая от солнца глаза. Аннели уже начала
терять терпение и хотела вернуться, как вдруг увидела, что Эмори вошел в
воду.
   Волны были больше, чем в  тот  день,  когда  она  его  нашла,  и  ему
пришлось подождать, пока отхлынет волна, прежде чем поднять  что-то.  Он
стоял в бурлящей воде и вертел в руках какой-то предмет.
   Любопытство заставило Аннели подойти к Эмори.
   - Вы что-то нашли?
   Он  не  ответил,  повернулся  и  пошел  к  берегу.  Вдруг  тело   его
содрогнулось, и он  прикрыл  глаза...  Страшная  картина  предстала  его
взору.

***

   Перед ним улица. Узкая. Темная. По  водостокам  бежит  вода,  недавно
прошел дождь, и миллионы дождевых червей вылезли из сырой земли.
   Эмори стоит в тени, прислонившись окровавленной растерзанной спиной к
мокрым кирпичам. Он прислушивается к звукам вокруг. В любую минуту может
грянуть выстрел. Ему чудом удалось бежать. Что-то случилось  с  глазами.
Все представляется ему  в  каком-то  искаженном  виде.  Последнюю  сотню
ярдов, похоже, придется лезть в гору.
   Ждать больше нельзя. Не известно, был ли там  Шеймас:  он  либо  ждал
его, либо подумал, что Эмори умер, и  надо  вывести  корабль  из  порта,
чтобы спасти остальных членов экипажа.
   Эмори набрал в легкие побольше воздуха и подумал, что, возможно,  это
его последний вдох. Вряд ли ему удастся избежать  пули.  Интересно,  что
чувствует человек, когда пуля, пройдя сквозь сердце, взрывается в груди?
По крайней мере это конец всему. Конец безумной, невыносимой боли.
   Оторвавшись от стены, Эмори побежал. Как древний  старик,  согнувшись
пополам, передвигая ноги так, будто к ним были привязаны железные  шары.
Он увидел вспышку  в  тени  слева,  и  тут  же  раздался  выстрел.  Пуля
просвистела возле его уха, т не попала в цель - он успел  упасть  ничком
на выложенную булыжником мостовую.  Воздух  вырвался  из  легких,  и  он
увидел тень,  которая  направлялась  к  нему.  Человек  промелькнул  под
фонарем, и Эмори успел разглядеть его лицо, вытянутое и  острое,  как  у
гончей. Это был Ле Куто, он злорадно ухмылялся. И все же Эмори надеялся,
что это еще не конец.
   Он со стоном перекатился к верфи и вдруг увидел, что  держит  в  руке
что-то блестящее. Это был ключ ко всему,  ко  всем  секретам,  правде  и
лжи...
   - Мистер Олторп! Мистер Олторп! Эмори.., пожалуйста! Эмори  с  трудом
открыл глаза. Кто-то звал его по имени.
   - Эмори! - Он поднял голову и увидел Аннели.  Она  смотрела  на  него
своими синими, широко открытыми глазами. - Эмори! - воскликнула  она.  -
Вы в порядке?
   Он поморгал и несколько раз судорожно сглотнул,  стараясь  преодолеть
приступ тошноты. Боль в голове и  в  животе  постепенно  затихла,  и  он
медленно выпрямился, - Да, - выдохнул он, - кажется, в порядке.
   Его голос прозвучал непривычно грубо.  Наконец  он  поднялся.  Аннели
взяла его за руку и повела к ближайшей скале.
   Она сняла с себя платок, намочила в воде и вытерла Эмори пот со  лба.
Он с благодарностью пожал ей руку.
   - Никогда  не  знаешь,  что  может  случиться,  -  сказал  он  как-то
смущенно.
   - Еще одна вспышка молнии?
   - Не только. Еще и удар грома.
   Он наклонился вперед, не осознавая,  что  уперся  лбом  в  ее  грудь.
Аннели стояла затаив дыхание, выронив мокрый платок. Затем положила  ему
на голову сначала одну руку, затем другую и стала ласково  теребить  его
блестящие черные кудри.
   - Вы опять были на корабле?
   - Нет, нет. Я.., я был у верфи. Было темно, но я слышал плеск воды, и
совсем близко на якоре стояли корабли.
   - Вы думаете, это было здесь, в Торбее?
   - Нет, - уверенно ответил он, подняв голову. -  Это  был  французский
порт. Я определил это по запаху.
   Пальцы Аннели перестали теребить его волосы. Эмори обнял ее за талию,
и она почувствовала жар его тела. Их руки двигались сами по себе.  Эмори
исследовал изгибы ее талии и позволил себе положить большие пальцы на то
место, где сходились корсет и пышная юбка.
   - Почему вы думаете, что это  был  французский  порт?  Одного  запаха
мало.
   - Не могу объяснить. Знаю же я откуда-то, что Наполеон -  французский
император. - Он нахмурился и перевел взгляд на ее губы. - Мне кажется, я
бывал в том порту сотню раз. И пытался вернуться туда.
   - Пытались? Зачем?
   Он снова покачал головой, потом  вдруг  убрал  с  ее  талии  руку,  в
которой держал золотую цепочку. Когда он поднял  ее,  она  засверкала  в
солнечных лучах, контрастируя с висевшим на ней простым железным ключом.
   Эмори выпрямился и сдвинул брови, вертя цепь в  руке,  а  Аннели,  не
зная, что делать со своими руками, осторожно опустила их  и  сложила  за
спиной.
   - Вы вспомнили эту цепочку с ключом.
   - Это ключ от сейфа. У капитана любого корабля есть сейф.
   - Этот ключ - ваш?
   Эмори покачал головой.
   - Не знаю. Я заметил, как  что-то  блеснуло  под  водой,  и...  -  Он
глубоко вдохнул. - Не знаю. Может быть, мой. А может быть, он там  лежит
уже пару месяцев, а то и лет.
   - Вряд ли, - возразила Аннели. - Однажды ночью я оставила шпильку  на
подоконнике, и к утру она полностью заржавела. Находись этот ключ в море
дольше чем пару дней, на нем было бы намного больше ржавчины. К тому  же
молодой Блистерботтом каждый  день  приходит  сюда  в  поисках  мидий  и
моллюсков. Он давно нашел бы эту цепь.
   Олторп нехотя кивнул.
   - Последнее, что я увидел, прежде чем упасть в воду, был ключ.  Может
быть, этот.
   - Вы упали в воду?
   - Я скатился с края верфи, - сказал  он.  -  Намеренно.  Прятался  от
тога, кто изрезал мне спину...
   Он вскинул голову и вопросительно посмотрел на нее.
   - Я видела шрамы, - сказала она. -  Уиллеркинз  считает,  что  кто-то
хотел причинить вам сильную боль.
   Он не знал, что ответить, лишь чертыхнулся и  поднял  к  небу  глаза,
которые из черных стали янтарно-коричневыми, когда в них заиграли  яркие
лучи солнца. И Аннели пожалела, что у нее  не  хватило  смелости  обнять
его, прижать к груди и ласкать, пока с его лица не исчезнет страдание.
   - Я хочу вас кое о чем спросить. Обещайте, что ответите честно.
   Она подумала, облизнула губы.
   - Если смогу, отвечу.
   - Вы верите, что я совершил  все  те  преступления,  в  которых  меня
обвиняют?
   - Бабушка не верит. Это я точно знаю.
   - Я спросил, верите ли вы.
   - Я слишком мало знаю вас, сэр; чтобы судить об  этом,  -  призналась
она. - За последние несколько дней я  только  успела  узнать,  насколько
справедливы суждения бабушки. Я всегда думала... - Она спохватилась, что
может наговорить лишнего, но, встретив его удивленный взгляд, продолжила
с улыбкой:
   - Меня всегда уверяли, что она с причудами.
   - А теперь что вы о ней думаете?
   - Теперь... Думаю, она эксцентрична и своенравна.  Ее  забавляет  то,
что все думают, будто она плохо соображает, хотя это далеко не так.  Она
целеустремленная, упрямая, настойчивая. С чужим  мнением  не  считается,
думает и делает то, что хочет.
   - В вашем голосе звучит зависть.
   - Я завидую ее мужеству. И се независимости. Она не похожа на других.
   Он поднял с песка ее кружевной платок.
   - У каждого есть выбор, мисс Фэрчайлд. Каждый  волен  поступать,  как
считает нужным.
   - Это скорее относится к мужчине, чем к женщине, сэр.
   - Но ваша бабушка - женщина, - возразил Эмори.
   - Моя бабушка очень богата и никогда ни от кого не зависела.  Ей  все
равно, что о ней думают. К тому же она необычайно умна.
   В голосе Аннели звучало столько нежности, что Эмори не сдержал легкой
улыбки. Аннели покраснела.
   - Нам пора возвращаться, - сказала она, беря у него платок.
   Он не сразу отдал его. Лишь после того, как коснулся ее руки и плеча.
   Она невольно посмотрела ему в глаза.
   - Возможно, будет надежнее,  если  вы  станете  хранительницей  обоих
ключей, - пробормотал он, набросив золотую цепочку ей  на  шею,  которая
скользнула между ее грудей. Его теплые длинные пальцы нежно  высвободили
ее волосы из-под цепочки. Он провел большим пальцем по ее подбородку,  и
она подняла голову.
   Аннели затаила дыхание. Он не сводил с  нее  глаз,  его  губы  слегка
приоткрылись. Как это было  в  библиотеке,  когда  она  думала,  что  он
поцелует ее. Об этом нетрудно было догадаться по выражению  его  лица  и
едва уловимому наклону вперед.
   Она не знала, что остановило  его.  Он  склонился  к  ней  и  тут  же
отпрянул. А она уже готова была к поцелую и вся дрожала, прикрыв  глаза.
А когда открыла их, он, сняв башмаки, вытряхивал из них воду.
   Она была благодарна ему за то, что он притворился, будто не замечает,
как она покраснела. Пока он вытряхивал из башмаков воду, Аннели уже была
на полпути к откосу. Он дал ей убежать довольно далеко и теперь  пытался
догнать.
   Взобравшись наверх,  Аннели  остановилась,  чтобы  отдышаться.