Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
бительных таблеток и поставили пиявки,
чтобы вывести всю эту скверну из организма.
И в то же время ее мать, такая щепетильная, следила за тем, чтобы
вырезы на платье Аннели были волнующе-глубокими, а ткань - прозрачной,
позволяющей рассмотреть форму ног. Мать порицала женщин, которые
подкрашивали соски, и в то же время требовала, чтобы дочь носила
легчайшие шали, через которые в холодную погоду соблазнительно
проглядывали соски.
Аннели поежилась от холода и тут вспомнила, что она совершенно голая.
Она быстро надела платье из плотной хлопчатобумажной ткани, с высокой
талией, выгодно подчеркивающее ее стройную и рослую фигуру. Его
бледно-зеленый цвет идеально гармонировал с золотистым оттенком ее
волос. Нескольких взмахов щеткой было достаточно, чтобы укротить
непослушные кудри. Она сунула ноги в сухие туфли и поспешила к лестнице,
ведущей на второй этаж.
Бабушка все еще завтракала, держа в своих сухоньких пальцах печенье,
которым усердно собирала жир с тарелки. Увидев Аннели, она промокнула
губы салфеткой и потянулась за тростью.
- Мне только что доложили, что твой голый мужчина сейчас находится в
кухне, - сказала она, поднимаясь. - Он все еще дышит и, по словам
Милдред, весьма решительный тип. Пойдем посмотрим?
Аннели предложила руку бабушке, на которой было черное бомбазиновое
платье с высоким воротником, расшитым бисером, и такими же манжетами,
еще десятка два лет назад вышедшее из моды. Поверх платья была накинута
черная кружевная шаль. Массивные кольца с драгоценными камнями украшали
чуть ли не каждый палец; некоторые свободно болтались и во время бурных
бесед превращались в своего рода оружие.
В детстве Аннели очень боялась бабушку Флоренс. Теперь же бабка
выглядела до того немощной, что, казалось, не в силах удержать в руках
трость. Сквозь тонкую, как папирусная бумага, кожу проглядывали голубые
прожилки.
В свое время Флоренс отказалась выйти за мужчину, которого отец
прочил ей в мужья, и Аннели подумала, что родители нарочно отправили ее
в Бриксгем, чтобы на примере бабушки она увидела, какая судьба ждет
чересчур строптивую девушку.
- Мы пойдем короткой дорогой, - сказала Флоренс, указывая тростью на
запасную дверь.
Аннели подогревало любопытство, ей хотелось поскорее попасть на
кухню, но приходилось чинно идти рядом с бабушкой.
На одной из лестничных площадок Флоренс остановилась и ткнула тростью
в стену, бросив через плечо:
- Вот где я поймала твою мать, когда, совсем еще юная, она тайком ела
вишневый пирог. - Бабушка издала тихий скрипучий смешок и снова ткнула
тростью в стену. - Она была толстой, как корова. Таскала еду из кладовой
и сваливала все на слуг.
Аннели задумчиво уставилась на стену, потом перевела взгляд на
бабушку, которая ей приветливо улыбнулась.
- Она меня не очень-то жалует, твоя мать. Должно быть, ты сильно
провинилась, раз она отправила тебя ко мне. Она прислала письмо, но ее
бесконечные рассуждения чересчур утомительны: на каждое осмысленное
слово - сотня бессмысленных, и я просто не в состоянии это читать.
Дальше приветствий не пошла. Да и приветствие какое-то дурацкое. Хуже,
чем обычно.
Впервые за всю неделю бабушка заговорила о причине появления Аннели в
ее доме, и хотя говорить на эту тему на лестничной площадке казалось
Аннели неуместным, она все же не удержалась:
- Мама хочет выдать меня замуж.
- Все матери хотят выдать замуж своих дочерей, и дочери обычно не
возражают. Потому что сами стремятся к замужеству.
- А ты не захотела выходить, - вырвалось у Аннели. Бабушка вздохнула.
- Нет, не захотела. Это была неслыханная дерзость, должна тебе
сказать, поскольку считалось, что женщина способна думать лишь о цвете
ленточки на орнаменте.
- С тех пор мало что изменилось, - буркнула Аннели.
- Родители по-прежнему уверены в том, что сами должны выбирать мужей
своим дочерям, поскольку дочери не понимают, в чем их счастье?
- Именно так мама и рассуждает.
- А ты не согласна. Ну конечно же, нет, иначе тебя не отправили бы ко
мне и тебе не пришлось бы выслушивать мои глупые вопросы.
Негромкий смех бабушки отозвался эхом, и она снова стала спускаться с
лестницы. Когда дошли до кухни, она открыла дверь и сообщила о своем
прибытии, постучав тростью об пол.
- Ну? Где же он? Что там за рыбку поймала моя внучка? Жив еще,
говорите? Господи Боже! Если выяснится, что он пьяный свалился в воду,
оставив свои вещички в портовом борделе...
Дверь захлопнулась, заглушив последние слова бабушки, и через
несколько секунд, которые понадобились Аннели, чтобы прийти в себя,
Флоренс уже стояла у длинного разделочного стола и изучала ничком
лежавшее на нем неподвижное тело.
Лодочник, Гарольд Брум, стоял во главе стола, пытаясь выкачать
остатки воды из легких мужчины. Из-за его спины выглядывал управляющий
Уиллеркинз.
- За дело! - приказала Флоренс, требовательно постучав тростью об
пол. - Поверните его.
Брум кивнул и перевернул мужчину на бок, потом на спину. Тело его
было в песке, клочок материи, некогда бывший кальсонами, еще не высох.
Бабушка Флоренс удивленно вскинула бровь. Помолчала, затем, взмахнув
тростью, приказала принести полотенце и накрыть нижнюю часть тела
мужчины.
После этого она шагнула к столу.
- Уберите эти волосы! - приказала Флоренс, нахмурившись и тряся
тростью.
Брум снова кивнул и широкой ладонью убрал с лица раненого мокрые
черные волосы.
По губам Флоренс скользнула улыбка, но тут же исчезла.
- Господи Боже мой, - прошептала она.
- Ты его знаешь? - спросила Аннели. Флоренс склонилась над мужчиной.
- Дай Бог, чтобы я ошиблась, но, по-моему, это брат приходского
священника, Эмори Олторп.
- Дворянин? Флоренс выпрямилась.
- О нет, дорогая. Он бродяга, жулик, авантюрист. Я слышала, его
разыскивают за измену родине.
- За измену родине?!
- Да. Это он помог Наполеону Бонапарту бежать с Эльбы.
Глава 3
Его преподобию священнику мистеру Стэнли Олторпу тут же послали
записку с просьбой как можно скорее пожаловать в Уиддиком-Хаус. За
доктором посылать не стали. Уиллеркинз многому научился в армии, мог
оказать первую медицинскую помощь, а прошлым летом даже оперировал
лошадь. Поэтому Флоренс разрешила ему заняться Эмори, пока не прибудет
его брат, мистер Стэнли Олторп.
Пострадавшего перенесли наверх в одну из спален, чтобы смыть с его
тела песок и соленую воду, а также обработать линиментом и перевязать
ссадины и раны.
Смывая налипший на тело мужчины песок, Уиллеркинз обнаружил на спине
и конечностях едва затянувшиеся раны, длинные и глубокие, похожие на
ножевые, и пришел к выводу, что две или три недели назад Олторп
подвергся зверским пыткам.
Обеспокоенные этой новостью, Аннели и ее бабушка в ожидании
священника перешли в другую комнату. Все было намного интереснее, чем
кирпичи и известковый раствор, которыми ее пугала мать. Аннели
прислушивалась к происходящему, в то время как воображение рисовало ей
захватывающие интриги. Человека, разыскиваемого за измену родине,
пытали. Кто и зачем? Как он очутился в бухте без сознания и совершенно
голый?
Ей никогда не приходилось быть в непосредственной близости от
преступника, и она не знала, какова будет его реакция, когда он очнется.
Бабушка приказала Бруму оставаться рядом с пострадавшим - на всякий
случай. Но по правде говоря, Брум был ненамного храбрее злого щенка.
Достаточно громкого крика, чтобы он забился в угол, дрожа от страха.
Олторп этого не знал и мог с легкостью убить Брума. Да и всех остальных,
чтобы не сдали его властям. Такой, как он, ни перед чем не остановится.
- Тебе жарко, дорогая? Аннели посмотрела на бабушку:
- Простите, что вы сказали?
- У тебя, кажется, щеки горят. Может, сядешь подальше от огня?
- Мне.., немного жарко, - согласилась она шепотом. - А сколько
понадобится времени, чтобы добраться до священника и вернуться?
- Если поехал Трокмортон - думаю, полдня. Аннели встала и направилась
к открытой двери в соседнюю комнату.
- Тебя не тревожит, что он здесь, в доме? Это не.., опасно? Может,
ему не понравится, когда, очнувшись, он увидит, что у его двери стоит
Брум?
- Полагаю, это понравится ему больше, чем если бы он оказался в
тюрьме. Ты спрашиваешь, не опасен ли Эмори Олторп? Нет, не опасен.
Несмотря на ужасные слухи, которые ходили о нем последние несколько лет,
мне он нравился. Еще мальчишкой он приезжал сюда из своего родового
поместья Уинзи-Холл и помогал Уиллеркинзу объезжать лошадей. У нас была
довольно приличная конюшня, пока не появились военные. Но и после того,
как большую часть нашего хозяйства пришлось отдать им, юный Рори
продолжал наведываться сюда, видимо, избегая общества своего отца, а
также для того, чтобы повидаться со мной. И должна сказать, у Рори были
на то основания. Граф Хатерли, его отец, был ужасным человеком,
необычайно жестоким. - В голосе Флоренс появились твердые нотки. - Он
был уверен, что детей следует воспитывать в строгости и применять к ним
телесные наказания. Одного из четырех сыновей, Артура, он постоянно бил
по голове, и тот слегка тронулся умом, после чего получил прозвище
Бедняга. Эмори убегал из Уинзи-Холла при первой же возможности и под
любым предлогом. Он читал мне вслух книги, которые приносил, и мы потом
долго и весело их обсуждали. Он был чертовски красив. Некоторые считали
его сумасбродным, но мне нравилось это качество в мужчинах. Уж лучше
быть сумасбродным, чем франтом, рядящимся в кружева и готовым стенать
из-за того, что галстук не так накрахмален, а газеты не высушены утюгом.
Аннели слегка улыбнулась, подумав что эти черты присущи доброй
половине мужчин в Англии, в том числе ее отцу и брату.
- Тот, кто крепко стоит на ногах, не боится штормового ветра и готов
бросить вызов стихии, сам выбирает свой жизненный путь, преодолевая
любые преграды. Именно таким был Эмори, - продолжала Флоренс. - Он
сопротивлялся попыткам подогнать его под шаблон. Зная, что дома его ждет
порка, он засиживался допоздна в доках и затаив дыхание слушал рассказы
бывалых моряков об иностранных портах. Его не интересовал греческий
алфавит, который его заставляли учить. И я ничуть не удивилась, когда он
однажды покинул дом ради моря: Эмори хотел увидеть, что находится за
горизонтом, хотел охотиться на слонов в Африке. Хотел искать золото. А
еще он пообещал вырезать для меня трость из слоновой кости. Он хотел...
- Затуманенный взгляд Флоренс прояснился, когда она посмотрела на
внучку. - Чего только он не хотел. Но больше всего он хотел приключений.
- Вы сказали, что он помог Бонапарту бежать с Эльбы, и это главное, в
чем его обвиняют?
Флоренс кивнула.
- Около двух недель назад в Бриксгем приехал проклятый Рэмзи.
Кажется, так его зовут. Он утверждает, будто Эмори Олторп несколько
месяцев назад ходил на Эльбу и увел негодяя прямо из-под носа английской
стражи. Рэмзи заявил, что может доказать это.
- А вы сомневаетесь?
- О нет, Эмори вполне мог это сделать. Не ради денег - деньги он
всегда презирал - и, конечно, не из любви к корсиканцу. По правде
говоря, несколько лет назад он был офицером британской армии в чине
младшего лейтенанта и сражался во флоте адмирала Нельсона. Но это
было.., десять лет назад. Потом прошел слух, будто он связался с
пиратами, добыл где-то корабль и пытался прорваться через блокаду вокруг
Франции и Испании. Я точно знаю, что священнику не удалось с ним
связаться и привезти его домой.
- Надеюсь, не для того, чтобы сдать властям? Флоренс покачала
головой.
- По делам наследства. Так мне кажется. Понимаешь, Эмори - третий
сын, и ему полагается лишь ежегодная пенсия начиная с того дня, когда он
покинет поместье. Все остальное должно было перейти к старшему сыну,
Уильяму, преемнику графа Хатерли. Следующим по старшинству был Бедняга
Артур - мы всегда его так называли, - прошептала бабушка, покрутив у
виска указательным пальцем. - Он вообразил себя птицей. Пытается летать,
взмахивая руками, словно крыльями. В разговоре издает странные каркающие
звуки и теребит пальцы, будто это перья. Но в общем он безобидный.
Несколько недель в году проводит в лечебнице... Ты только представь:
кузены женятся на кузинах... Так что полоумные есть везде. К несчастью,
позапрошлой зимой Уильям тяжело заболел и умер. Его жена скончалась от
горя несколько месяцев спустя, детей у них не было, и, таким образом,
наследником становился Бедняга Артур, человек, мягко выражаясь, не
совсем здоровый. Стэнли пришлось обратиться в суд по вопросу опекунства,
но решить остальные вопросы, касающиеся поместья, он не мог, не
согласовав их с Эмори. Но Эмори в это время мотался по Средиземноморью,
и связаться с ним не было никакой возможности. Бедняга Артур не
переставал твердить, что перелетит через Ла-Манщ, чтобы привезти брата.
И однажды упал с крыши конюшни и сломал обе руки. - Флоренс вздохнула и
прищелкнула языком: мол, надо же было прыгнуть с такой высоты. - Стэнли,
разумеется, пытается найти выход из создавшегося положения, но его жена,
легкомысленная девчонка, только и мечтает о том, чтобы Артура объявили
сумасшедшим, а Эмори повесили за измену родине. Тогда Стэнли станет
единственным наследником Уинзи, а она - графиней Хатерли.
- Как это бесчеловечно!
- Да. Священник, человек в общем-то разумный и практичный, становится
глупым как баран в своем стремлении угодить Люсиль.
- Вы думаете, он может передать родного брата в руки властей?
Раненого и беззащитного? Это ужасно! Флоренс вскинула бровь.
- Но ведь минуту назад ты опасалась, как бы этот раненый и
беззащитный человек, когда очнется, не пристрелил нас всех, даже не дав
нам доесть кашу.
Щеки Аннели зарделись.
- Но вы так тепло о нем говорили, что все мои опасения рассеялись. Вы
же не верите, что он способен на насилие.
- Я никогда этого не говорила, дорогая. Он - сын своего отца, в конце
концов, и я припоминаю несколько эпизодов, когда его крутой нрав... -
Она умолкла и бросила взгляд на дверь. - А-а1 Слышишь? Наверное, это
священник.
Аннели подумала было, что бабушке показалось, но в следующий момент
услышала шаги в коридоре. Господин в длинном черном сюртуке с белым
крахмальным воротником появился в дверях и, поблагодарив сопровождавшего
его Уиллеркинза, поклонился Флоренс.
- Госпожа Уиддиком, я приехал, как только получил ваше сообщение.
Священнику было лет двадцать пять; его карие глаза светились
добротой, но квадратный подбородок говорил о твердом характере и сильной
воле. Он был почти одного роста с Аннели. Таких маленьких священников
она еще не видела. В большинстве своем они высокие и представительные.
Преподобный отец Олторп больше походил ни банковского служащего.
Он перешел сразу к делу:
- Насколько я понимаю, вы видели моего брата?
- Видели. Причем почти голого, что не очень прилично.
- Вы нашли его на берегу?
- Моя внучка его нашла. Мисс Аннели Фэрчайлд - преподобный отец
мистер Стэнли Олторп. - Она взмахнула тростью и со стуком поставила ее
на пол. - Аннели приехала из Лондона и совершает по утрам прогулки,
чтобы за завтраком не общаться со старой каргой, облаченной в черное.
- Бабушка! Совсем не поэтому!
Его преподобие с интересом взглянул на Флоренс - Мой брат ранен?
- В основном порезы и царапины. Только на затылке рана величиной с
яйцо чайки. Он был без сознания, когда Аннели нашла его, и, вероятно,
еще не пришел в себя, иначе мне бы доложили.
- Могу я его увидеть?
- Разумеется. Аннели вас проводит. Боюсь, мои старые кости не
позволят мне быстро двигаться, но я последую за вами. Уиллеркинз мне
поможет.
Преподобный отец снова поклонился и пошел вслед за Аннели по
коридору. Пока они поднимались, священник все время молчал, очевидно
слишком взволнованный, чтобы заговорить.
В комнате, где сейчас лежал Эмори Олторп, дверь была открыта, а шторы
опущены, поэтому там царил полумрак. Обстановка была такая же, как и в
комнате Аннели: широкая кровать с балдахином, занимающая чуть ли не всю
комнату, ночной столик, зеркало, умывальник, два кресла у камина.
Гарольд Брум стоял у дверей с грозным видом, сложив на груди руки. Но,
увидев священника, а особенно Аннели, улыбнулся и покраснел.
В комнате пахло мылом и мазью, ярко горели четыре большие свечи: две
на столе, две над камином.
Эмори лежал на мягкой перине, по-прежнему неподвижно, но уже не
казался таким ужасным, как на берегу.
Священник подошел к кровати. Его затуманенный взгляд прояснился,
когда, склонившись над братом, он потрогал его лоб, коснулся щеки, затем
пощупал пульс.
- Он так и не приходил в сознание? - обратился священник к Бруму.
Тот отрицательно покачал головой.
Священник продолжал ощупывать шею брата своими длинными мягкими
пальцами, и когда обнаружил на черепе рану, лицо его болезненно
поморщилось.
Аннели внимательно наблюдала за священником, после чего остановила
взгляд на лице Эмори. На нем уже не было следов песка, и Аннели
подумала, что бабушка не преувеличила, сказав, что Эмори чертовски
красив. Длинные черные ресницы, черные дуги густых бровей. Прямой нос,
красиво очерченные губы. Квадратная челюсть, могучая шея, широкие
мускулистые плечи.
- Я всегда говорил, что голова у него непробиваемая, - пробормотал
священник. - Просто не верится, что от такого удара она не раскололась
пополам. Но почему он лежит неподвижно? Ведь прошло уже столько времени!
- На берегу он ненадолго открыл глаза, - сообщила Аннели. - Совсем
ненадолго, но все-таки открыл. И даже попытался что-то сказать.
- Ну и что он сказал?
- Я не все разобрала, он говорил очень тихо. Но Несколько слов все же
услышала. "Они должны узнать правду". Он произнес это дважды и добавил:
"Пока не поздно".
- Поздно? Что он имел в виду?
- Я тоже спросила его об этом. Но он не ответил. В этот момент в
дверях появилась Флоренс Уиддиком. Она тяжело дышала, опираясь на руку
Уиллеркинза.
- Итак, вы его увидели, - сказала она с порога, - А теперь скажите,
что вы намерены с ним делать?
- Что я намерен с ним делать? - Священник выпрямился. - Я.., я не
знаю, - ответил он в смятении. - Разумеется, я не собираюсь
злоупотреблять вашей добротой...
- Так. - Флоренс стукнула тростью, не дав ему договорить. - Вы лучше
скажите: правда ли, что есть ордер на его арест?
Священник еще больше растерялся.
- Да. Да, это правда. Мне его показал посланец из Лондона.
- Руперт Рэмзи? Этот грязный льстец?
- Да, из министерства иностранных дел, от самого лорда Уэстфорда.
- Пусть хоть от самого Люцифера, все равно я хочу знать о его
намерениях. Никто не смеет входить в церковь во время службы и с
подозрением оглядывать прихожан, будто они собираются вытащить монеты из
кружки для пожертвований, вместо того чтобы положить их туда.
- Да, на прошлой неделе солдаты несколько раз побывали в моем доме,
искали Эмори. Жена до смерти напугана.
- Могу себе представить, - не без ехидства заметила Флоренс. - Но вы,
надеюсь, не верите в то, что Рори - бонапартист. Ведь это сущая чепуха,
не так ли?
- Верю я или нет, не имеет значения, - уклончиво ответил священник. -
Есть свидетель, видевши