Марша КЭНХЕМ
   ОПАЛЕННЫЕ СТРАСТЬЮ


   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru

Анонс

   Прелестная Аннели Фэрчайлд, обладавшая поистине неженской  отвагой  и
благородством души, дерзнула спасти от верной гибели опасного человека -
Эмори Олторпа, авантюриста,  которого  считают  наполеоновским  шпионом,
человека с репутацией не просто знаменитого обольстителя,  но  истинного
дьявола во плоти Однако подлинная любовь не знает запретов и смеется над
предрассудками И вот  уже  соблазнитель,  привыкший  холодно  и  жестоко
использовать женщин в своих целях, впервые в  жизни  сгорает  в  пламени
безумной страсти, а молоденькая  девушка,  привыкшая  повиноваться  лишь
голосу разума, впервые в жизни мечтает о счастье жарких мужских объятий.
Пролог

13 июля 1815 г.

   Человек, практически сумевший поставить па колени весь мир, чихнул  и
вытер руку о камзол.
   В открытое окно с моря дул сильный холодный ветер. Там,  во  мраке  и
тумане, казалось, притаилось что-то зловещее. Далекие  огни  британского
военного судна "Белле рофонт" способен был увидеть лишь тот,  кто  знал,
где их искать: судно укрылось в глубокой  тени  у  дельты  реки,  словно
хищник, подстерегающий добычу.
   Наполеон Бонапарт наблюдал за "Беллерофонтом" уже три с лишним  часа,
с тех пор как тот появился в поле  зрения.  Лицо  его  выражало  гнев  и
презрение.  Несколько  лет  назад  британский  флот  нанес   его   флоту
сокрушительное поражение при Трафальгаре, и Бонапарт до сих пор  не  мог
забыть об этом. Маленький рост Бонапарта никак не вязался с его огромной
репутацией во всем  мире.  Он  был  плотным  и  коренастым,  под  белыми
лосинами заметно  выделялось  брюшко.  Шелковистые,  с  медным  оттенком
волосы эффектно контрастировали с  серыми  пронзительными  глазами.  Его
взгляд способен был привести  в  трепет  кого  угодно.  В  том  числе  и
шестерых мужчин, напряженно и безмолвно стоящих позади него.
   - Сир, начинается дождь. Вам  бы  следовало  отойти  от  окна,  иначе
можете простудиться.
   - "Корсиканскому чудовищу", как называют меня английские  газеты,  не
страшны никакие простуды. Они обвинили меня в измене и понуждают Бурбона
- эту куклу-марионетку - потребовать моей казни. Хотят уничтожить  меня,
спасителя Франции, который не дал ей захлебнуться собственной  кровью  и
превратил в одну из самых могущественных стран мира. Теперь  они  жаждут
моей казни, причем обязательно публичной. - Бонапарт, сжав кулаки, завел
руки за спину, едва сдерживая душившую его ярость,  затем  повернулся  к
офицерам. - Кто, вы полагаете, посмеет обнажить меч? Людовик  Капет?  Он
может войти в Париж лишь  вслед  за  тяжелыми  орудиями  союзных  войск.
Слабый, напыщенный, трусливый дурак. Такой же, как и его отец.
   - Луи не посмеет издать такой приказ, сир,  -  сказал  бывший  маршал
французской армии Анри-Грасьен Бертран.  -  Кишка  тонка.  Он  от  укола
иголки в обморок упадет.
   Бонапарт самодовольно кивнул.
   -  Тогда,  может  быть,  его  брат?  Крепкий,  решительный,   готовый
натравить на меня армию наемников. Он должен  понимать,  что  не  станет
преемником ни сейчас, ни потом, не так ли, Кипи?
   На тонких губах  Франческо  Киприани  появилось  подобие  улыбки.  За
последнюю декаду сорвалось  как  минимум  тридцать  покушений  на  жизнь
Бонапарта, спланированных неугомонным графом Д'Артуа. Последний  наемник
кинул бомбу в карету императора, и карету подбросило на  двадцать  футов
вверх вместе с лошадьми и находившимися в ней  людьми.  Взрывной  волной
убийце оторвало ноги, но он прожил еще достаточно долго и успел  узнать,
что Наполеона в карете не было - он находился за пятьдесят миль от места
взрыва.
   Суровое  выражение  не  сходило  с  лиц  мужчин.  Киприани   оказался
единственным, способным выдавить улыбку. Одетый как  джентльмен,  он  не
был ни солдатом, ни придворным, но в мгновение ока  мог  превратиться  в
настоящего охотника. Это Франческо Киприани, мастер шпионажа  и  опытный
убийца, раскрыл заговор союзников, направленный на изгнание Наполеона  с
Эльбы, он готовил побег с острова для своего императора, чтобы  тот  мог
торжественно вернуться во Францию.
   Сто дней Наполеон шествовал через Францию во  главе  лояльной  центру
армии, жаждущей мести. После разгрома при Ватерлоо четыре недели назад -
битве, которая могла быть выиграна, - ему пришлось ехать ночью верхом по
пустынным улицам и открытым всем ветрам  полям  к  маленькому  портовому
городу Рошфор, а потом  искать  убежища  на  крошечном  острове  Экс,  в
мрачном каменном доме с окнами, выходящими на устье бухты. Армии четырех
стран наступали Бонапарту на пятки, и ему  некуда  было  бежать,  нечего
оставлять позади, кроме злости и презрения. В данный момент  он  обратил
свой гнев на другого члена группы.
   - Вы сохраняете удивительное спокойствие, мой лысый  морской  ястреб.
Что вы можете сказать?
   Мужчина стоял, прислонившись широким  плечом  к  стене.  На  нем  был
шерстяной камзол с острыми лацканами, расшитый шелком жилет стоимостью в
годовое жалованье солдата, а муслиновый  шарф  повязан  с  таким  шиком,
будто его обладатель только что явился из оперы. Он был самым высоким из
всех присутствующих, на полторы головы  выше  приземистого  Бонапарта  и
шире Киприани в плечах. Лицо его находилось в тени, но улыбка  сверкнула
белизной, когда он отвечал на вопрос императора.
   - Что бы вы хотели услышать от меня, сир? Прусская армия  через  день
догонит вас, шведы блокировали пути на север, испанцы охраняют  юг.  Они
только и ждут, когда вы попытаетесь пробиться, поскольку в  этом  случае
отпадет  необходимость  отдавать  приказ  о  вашей  казни,   подписанный
каким-нибудь королем-марионеткой.
   - Монтолон и Лас-Каз, - Наполеон повернул  голову  к  двум  офицерам,
стоящим рядом с Бертраном, - считают, что мне следовало бы отправиться в
Америку. Тамошние борцы за независимость были нашими союзниками во время
их войн с Англией, но вряд ли пожелали бы сдаться мне.
   - Мудрое решение, сир, но для начала туда надо добраться. - В  глазах
мужчины на миг отразилось пламя свечи. Они были такими же черными, как и
густые  волны  волос,  ниспадающих  на  воротник.  -  На  "Беллерофонте"
семьдесят четыре пушки и та же команда, что  учинила  настоящий  разгром
при Трафальгаре. Стража стоит на каждом доке, солдаты в каждой  деревне,
патрули осматривают каждую милю на побережье. Если бы даже вы оделись  в
лохмотья и спрятались на каком-нибудь местном рыболовном судне, вас  все
равно бы нашли. Надеюсь, вы не хотите быть погребенным под грудой рыбных
голов? Я содрогаюсь при одной мысли о том, как  бы  вас  в  этом  случае
отделали бездельники, которые пишут листовки.
   Наполеон так побледнел, что прядь  волос,  упавшая  на  высокий  лоб,
показалась необычно темной. Он тяжело переживал свой позор.
   - Я до недавних пор носил корону императора Франции,  господа.  И  не
намерен менять ее на рыбачью кепку. Ни сейчас, ни когда-либо вообще.
   - Но, сир, - запротестовал один из офицеров, - вы  не  можете  сидеть
здесь до бесконечности. Шпионы британского министерства иностранных  дел
повсюду. К утру о вашем пребывании на Эксе станет известно всей Европе.
   - Я знаю, - спокойно произнес Бонапарт. - Но  к  утру  это  не  будет
иметь никакого значения. Лорду Уэстфорду больше не  потребуются  легионы
его шпионов, которые собирают обо мне  сведения,  поскольку  ему  станет
известно, где именно  я  нахожусь.  Будьте  уверены,  -  добавил  он,  -
исправить ситуацию, в которой мы оказались, можно, но пока я должен  еще
раз притвориться послушным ягненком, дрожащим при мысли о бойне. Генерал
Монтолон, оповестите  нашего  храброго  соотечественника,  который  ждет
приказа прорвать блокаду,  что  его  услуги  не  понадобятся.  Полковник
Бертран, вы отослали официальное  сообщение  капитану  "Беллерофонта"  о
том, что я готов сложить оружие к его ногам?
   - Письмо доставлено час назад.
   - Завтра как раз четырнадцатое июля,  -  продолжил  Наполеон.  -  Тот
самый день, когда пала Бастилия, что помогло нам ступить на путь  славы.
И это будет слава,  господа,  -  прекрасная  английская  слава,  которая
хранит нас сейчас. Я заверю британского капитана, что  приду  к  нему  с
миром,  чтобы  преклонить  колени  перед  англичанами.  Как   Фемистокл,
афинский полководец, отправленный в ссылку после победы над  персами,  я
ищу убежища от моих врагов и отдаю себя под защиту регента.
   - Вы уверены, что они вам поверят? - спросил англичанин.
   - А почему бы и нет? Из моих сорока шести лет тридцать пять я  провел
в сражениях. Вряд ли Веллингтон, мой ровесник, провел в битвах  хотя  бы
половину этого времени.  Тем  не  менее  он  утверждает,  что  не  прочь
поселиться в какой-нибудь  английской  деревушке.  Как  видите,  он  уже
создал иллюзию послушания, не так ли?
   - Вы тоже  хотели  бы  прикрыться  иллюзией?  -  спросил  Киприани  у
англичанина, растянув губы в злорадной усмешке. - Надеюсь, вы не  ждете,
что мы откроем вам все наши тайны,  капитан?  Ведь  в  этом  случае  они
перестали бы быть тайнами.
   Все знали, что Киприани не доверяет английскому наемнику, несмотря на
то что сам нанял его корабль, чтобы помочь императору  бежать  с  Эльбы.
Англичанин тоже не доверял Киприани и был настроен по отношению  к  нему
враждебно. Всех удивляло, что они до сих пор не  сошлись  в  смертельной
схватке. Кто-то их удерживал. И только сейчас стало  ясно,  кто  именно.
Бонапарт поднял руку.
   - Хватит состязаться в том, кто кого переплюнет,  -  сказал  Бонапарт
раздраженно. - А сейчас можете идти. Мне нужно побыть  одному,  обдумать
покаянное  письмо  британскому  капитану.  Кипи,   вам   удалось   найти
какое-нибудь вино на этом Богом забытом острове?
   -  Вас  устроит  бутылка   вашего   любимого   "Констанс"?   Бонапарт
нетерпеливо махнул рукой и, как только офицеры вышли,  взял  у  Киприани
тяжелую зеленую бутыль, - Вы ни разу не обманули моих ожиданий.  Не  так
ли, друг мой? - задумчиво проговорил Наполеон, переходя на  корсиканский
диалект, на котором они всегда разговаривали, оставаясь наедине.
   - И впредь не обману, - пообещал Киприани. - Позвольте мне убить  его
прямо сейчас. Он нам больше не нужен.
   -  Э-э...  Возможно,  он  нам  еще  понадобится.  Мне  сообщили,  что
англичане увеличили вознаграждение за его поимку. Они хотят привлечь его
к суду, как и меня. Вы полагаете, он в курсе наших планов?
   - Мы были бдительны и лишнего при нем не говорили. В своем письме ваш
брат не упоминал ничего особенного, хотя не  стоило  называть  некоторые
имена. Это могло... - Киприани осекся, уставившись на стол. - Письмо. Вы
убрали его, сир?
   Бывший император Франции обернулся, оглядел стопки документов и карт,
лежащих на столе.
   - Нет. Оно, должно быть, где-то здесь.  Киприани  стал  искать  среди
документов, но его поиски ничего не дали.
   - Письмо пропало. Он стоял у двери,  когда  все  вошли,  но  когда  я
позвал камердинера, чтобы тот принес ваше  вино...  -  его  глаза  вновь
скользнули по столу. - он стоял здесь. Он мог взять письмо. Он взял его.
Я в этом не сомневаюсь.
   - О, будет вам.  Кипи.  В  присутствии  офицеров?  Холодный,  суровый
взгляд Киприани остановился на хозяине.
   - Уверен, он способен украсть у змеи  глаза  так,  что  она  даже  не
заметит.
   - Тогда лучше убить  его,  -  согласился  Бонапарт,  сжимая  горлышко
бутылки. Он едва удержался, чтобы не швырнуть ее о стену. - Убейте его и
заберите письмо, так как это не шутки, Кипи.  Ведь  речь  идет  о  нашей
окончательной победе!

Глава 1

   Она подумала, что он мертв. Его безжизненное тело слегка покачивалось
в мелкой заводи. Мощная спина и плечи были в царапинах и шрамах, а  кожа
стала желтой, как пергамент. Сквозь тонкие  льняные  кальсоны  до  колеи
просвечивало тело, и она даже разглядела его ягодицы  и  впадинки  внизу
спины.
   От созерцания этого мертвого тела на нее нахлынула волна  отвращения.
На его разомкнувшихся под напором соленой воды лиловых  губах  выступила
пена.
   Аннели Фэрчайлд в испуге отпрянула.  Она  обвела  взглядом  берег  до
самой линии гор, опасаясь увидеть по  крайней  мере  еще  дюжину  трупов
среди камней, но вокруг было пусто. Ночной туман постепенно  рассеивался
под лучами восходящего солнца. Аннели не слышала ни сигнала, который мог
бы означать, что какой-то корабль сбился с  курса,  ни  звона  церковных
колоколов, сзывающих селян.
   И все же этот мужчина наверняка с какого-то корабля. За двадцать  лет
вражды с Францией Торбей стал важным морским портом, прямо  за  выступом
Берри-Хэд. К Торбею примыкали три городка: Бриксгем, Пейнтон и Торки.  В
прибрежных  водах  постоянно  курсировали  суда,   и   жители   деревень
рассказывали истории о выброшенных на берег телах.
   Но этот был жив.
   Аннели снова посмотрела на него. Густые темные волосы  упали  ему  на
лицо. Глаза с  длинными  ресницами  были  закрыты.  Он  был  великолепно
сложен: широкоплечий, мускулистый - именно такие взбирались  на  высокие
мачты кораблей. Одна его рука, побелевшая от  влаги,  лежала  на  песке.
Вторая, сжатая в кулак, покоилась под головой. Возможно,  это  и  спасло
его от гибели.
   Если спасло.
   Аннели оглянулась. Душа ее снова пришла  в  смятение.  Бухточка  была
крошечной и глухой. Берег меньше  полумили  длиной  вился  вдоль  кромки
воды, слишком мелкой для якоря и слишком бурной для установки рыболовных
сетей. Бухту окружали крутые известняковые утесы, в проемах  и  трещинах
обитали крикливые чайки. Сейчас почти все они белыми облаками кружили  в
небе, словно хотели узнать - жив он или мертв.
   Уиддиком-Хаус находился  наверху,  на  утесе.  К  нему  бежала  узкая
тропинка,  проторенная  в  скале  сильными  ветрами  и  песками  еще   в
незапамятные времена. Даже будь Аннели мужчиной,  у  нее  все  равно  не
хватило бы сил перенести неподвижное тело  на  вершину  утеса.  Придется
сходить за подмогой, хотя, вернувшись, она  вряд  ли  застанет  тело  на
месте.
   Прилив  дюйм  за  дюймом  поглощал  гравий.  Девушке  даже   пришлось
отступить на шаг, чтобы не замочить туфли. Вдали, за бегущими барашками,
где небо заволокла дымка, поверхность была  гладкой,  как  простыня,  но
Аннели знала, что спокойствие это может оказаться  обманчивым.  Не  один
корабль, оказавшись в непосредственной близости от берега, разбивался  о
камни.
   Однако надо принимать решение. Аннели вытерла руки  о  юбку  и  снова
приблизилась к телу. Но тут же отскочила - ее обдало холодной волной. Ей
снова стало не по себе, когда она взглянула на неподвижное тело.
   - Время, проведенное  с  двоюродной  бабушкой  Флоренс,  пойдет  тебе
только на пользу, - пробурчала она, повторив то,  что  сказала  ей  мать
неделю назад. - Море успокоит тебя, приведет твои мысли в порядок.
   Собравшись наконец с  духом,  Аннели  наклонилась  и  просунула  руки
мужчине под мышки, пытаясь сдвинуть с места. Она не  выглядела  хрупкой,
но он казался в сравнении с ней гигантом. Три раза пыталась она вытащить
его на берег и сама едва не свалилась в воду, прежде чем  отказалась  от
намерения тащить его за  руки.  В  ее  туфлях  уже  хлюпала  вода,  юбка
намокла.
   - Дьявол, черт, проклятие! - вырвались у нее три любимых ругательства
ее брата.
   Держа в поле зрения приближающуюся волну. Аннели обежала тело и стала
его толкать, перекатывая с боку на бок, к берегу.
   Стараясь отдышаться, она только сейчас заметила шрам чуть  выше  шеи:
вены вздулись, кожа вспухла и стала сине-черной. Казалось,  она  вот-вот
лопнет. Такое мог вызвать только очень сильный  удар.  Аннели,  чувствуя
себя совершенно беспомощной, рухнула на колени Она все же нашла  в  себе
силы и медленно приподняла копну его черных волос. Удостоверившись,  что
кожа не порвана, она снова стала разглядывать  его  профиль.  Лицо  было
незнакомо. Оно и неудивительно: за девятнадцать лет своей жизни  она  не
гостила в Уиддиком-Хаусе и десяти раз и, уж конечно, не запоминала  лица
рыбаков и фермеров, которые с любопытством пялились  на  приезжавших  из
Лондона девушек в туфлях на каблуках.
   Теперь настала очередь Аннели пялиться. Она  старалась  не  думать  о
том, что перед ней почти голый мужчина и что она касается  его  тела,  в
очередной раз пытаясь перекатить с места на место. Ее  взгляд  скользнул
вниз, что было за гранью всяких приличий. Он лежал к ней лицом, его тело
было покрыто тонким слоем песка, кальсоны прилипли к промежности. Своими
синими, как небо, глазами она разглядывала то, что  рельефно  выделялось
под мокрой материей. Она как-то слышала  об  этом.  Даже  видела  грубый
набросок,  который  рисовали  хихикающие   девушки.   Но   увидеть   это
собственными глазами...  Она  подумала,  как  неудобно  ходить  с  такой
тяжестью между  ног.  Неудивительно,  почему  мужчины  часто  испытывают
дискомфорт и даже боль.
   Всплеск холодной воды у щиколотки вернул ее к  реальности.  Ей  стало
жарко, в горле пересохло, но она не успокоилась, пока не  оттащила  тело
подальше от воды, после чего буквально рухнула рядом с ним.
   Ей показалось, будто она упала на скалу. Лишь сейчас девушка перевела
дух. Раненый стал подавать признаки жизни. Аннели повернула  его  голову
так, чтобы вода выливалась  изо  рта  и  из  носа.  Глаза  его  все  еще
оставались закрытыми, но по телу пробегали судороги. Постепенно  дыхание
его выровнялось, кожа приобрела нормальный цвет.
   На  мертвенно-желтом  теле  проступил  его   естественный   бронзовый
оттенок. Правда, губы все еще оставались синими. Когда Аннели  стряхнула
песок с его век, длинные ресницы  дрогнули  и  глаза  приоткрылись.  Она
замерла, заглянув в эти темные бездонные глаза.  В  них  были  злость  и
боль.
   - Они должны узнать правду, - с трудом произнес он.
   - Ч-что? Что вы сказали?
   Он схватил ее за руку своими железными пальцами, едва  не  сломав  ей
запястье.
   - Они должны узнать правду. Пока не поздно.
   - Я.., не знаю, о чем вы говорите, сэр, -  сказала  она,  потрясенная
железной  хваткой  его  руки,  его  завораживающим  взглядом,   который,
казалось, проник ей в самую  душу.  -  Какую  правду,  сэр?  Кто  должен
узнать?
   Его губы слегка шевельнулись, но он не в силах был произнести  больше
ни слова. Железная хватка ослабла, и Аннели высвободила руку.  Его  веки
дрогнули, глаза снова закрылись, и голова бессильно откинулась набок.
   Аннели резко  поднялась,  бросила  взгляд  на  поднимающуюся  воду  и
помчалась по мягкому песку к подножию  утеса.  Мокрая  отяжелевшая  юбка
мешала бежать, так же как туфли, в которых при каждом шаге хлюпала вода.
Добежав до тропинки, она остановилась, чтобы перевести дух, и взобралась
на гору так быстро, как только могла.
   Взобравшись, снова остановилась, и ее обдало жаром.  Странно.  Только
сейчас она заметила, как далеко находится дом от края  утесов.  Когда-то
красивый, с видом на море, фасад Уиддиком-Хауса потрескался  и  осыпался
вес из-за тех же песков  и  ветров,  что  разгуливали  вдалеке  у  скал.
Оконные рамы утратили свой первоначальный цвет н  облупились,  на  крыше
там и сям зияли дыры.
   Но ничего этого Аннели не заметила,  когда,  приподняв  юбки,  бежала
через волнующееся на ветру  зеленое  море  травы.  Она  пронеслась  мимо
сгнившего дерева, где как-то оставила  свою  шляпку.  Аннели  не  знала,
стоит ли идти на конюшню. Может,  старик  Уиллеркинз  уже  отправился  к
своим красавицам. В свои почти восемьдесят он был  таким  же  древним  и
потертым, как и все остальное в Уиддиком-Хаусе, и вряд ли мог ей  чем-то
помочь. И Аннели направилась  к  дому,  надеясь  застать  лодочника.  Он
прожил полвека и все еще был достаточно бодрым.
   Аннели заскочила в дом, но  никого  не  застала.  На  кухонном  столе
стояли миска с остывшей кашей и деревянный поднос,  усыпанный  крошками.
Это говорило о том, что недавно здесь кто-то был, но на ее зов никто  не
откликнулся.
   Впрочем, Аннел