сладость,
даря ей наслаждение,  пока  ее  тело  не  содрогнулось  от  наступившего
оргазма. Она вскрикнула и  впилась  пальцами  в  его  плечи.  Когда  она
затихла,  он  поднял  ее  и  отнес  на  кровать.  Осторожно  положил  на
покрывало. Лег между ее раскинутых ног и  посмотрел  на  ее  прекрасное,
раскрасневшееся от страсти лицо.
   - Посмотри на меня.
   Ее  глаза  открылись,  и  он  одним  мощным  толчком  вошел  в   нее,
погрузившись в ее мягкую теплоту. У нее вырвался стон, и  она  обхватила
его спину. Его движения были медленными, и  он  следил  за  изменяющимся
выражением  ее  лица.  Его  движения  менялись,  становясь  то  долгими,
сильными,  то  быстрыми.  Она  отвечала  ему,  его  ритму,  пока  он  не
почувствовал, что она снова испытывает наслаждение.
   В этот миг он утратил власть над собой. Весь его мир сузился до  того
места, где сливались их тела. Ничто на свете больше не  имело  для  него
значения - кроме нее. Кроме того, что он - в ней, что она - его.  Он  не
мог остановиться, утонув в овладевшей им страсти. Наконец в один момент,
длившийся вечно, он излился в нее, шепча ее имя снова  и  снова,  словно
молитву.
   Когда  земля  снова  встала  на  свое  место,  Остин  в   изнеможении
повернулся на бок, увлекая ее за собой. Он хотел погладить Элизабет,  но
не мог пошевелиться. Не было сил даже сжать в кулак руку.  Он  едва  мог
дышать. Никогда в жизни  не  приходилось  ему  испытывать  такое  бурное
проявление страсти. Но что удивило  его  еще  больше,  чувство  нежности
владело всем его существом.
   Он любил ее.
   Боже, он любил ее!
   Любил так сильно, что это причиняло ему боль.
   Он замер. А что, если Элизабет  не  отвечает  на  его  чувства?  Что,
если...
   Остин решительно отогнал эту мысль. Если она не любит его сейчас,  он
найдет способ заставить ее полюбить. Так же сильно, как любит ее он.
   Его переполняли слова, которые он никогда никому прежде  не  говорил.
Ему надо сказать их ей. Он должен сказать. Он подумал: может  быть,  она
уже знает? Не прочитала ли она его мысли?  Не  поняла  ли  его  чувства?
Возможно, но  она  никогда  этого  не  говорила.  Но  если  даже  она  и
догадалась о его чувствах, она заслуживает того, чтобы он сказал ей  эти
слова.
   Повернув голову, он коснулся губами ее  виска  и  отодвинулся,  чтобы
видеть ее глаза, когда он скажет, что любит ее.
   С бьющимся сердцем открыл он рот, чтобы сказать это, и тут же  закрыл
его. Его жена, его крепкая, энергичная жена, сладко спала.
   - Элизабет?
   Легкое посапывание было ему ответом.
   Проклятие! Остина охватил  стыд.  Каким  надо  быть  эгоистом,  чтобы
заботиться лишь о своих желаниях, в то время как Элизабет пережила такой
тяжелый вечер! Черт, ведь она всего только час назад лежала  у  него  на
коленях без сознания. Если он хочет завоевать любовь этой  женщины,  ему
следует  послать  свой  эгоизм  к  дьяволу.  Его  Элизабет   не   купить
побрякушками, титулами и драгоценностями. Но он завоюет ее  добротой.  И
любовью.
   Любовь. Улыбка тронула его губы.
   Наконец-то он нашел название "чувству Элизабет"!
   Осторожно, чтобы не разбудить ее, он натянул покрывало и  устроил  ее
поудобнее с собой рядом. Несколько минут он прислушивался к  ее  ровному
дыханию, затем прижался губами к ее лбу.
   - Я люблю тебя, - прошептал он. - Я люблю тебя.

Глава 18

   Видение вкралось в сон Элизабет незаметно - словно опытный вор.
   Образы  возникали  в  дальних  уголках  сознания,  клубились  подобно
туманным струйкам дыма и оставались недосягаемыми.
   Ребенок. Хорошенькая маленькая девочка с блестящими черными кудрями и
ясными серыми глазами. Бегает, смеется, зовет: "Мама!"
   Затем картина меняется. Смех превращается в страх. Крики  испуганного
ребенка раздаются в голове Элизабет, отдаются во всем ее теле, наполняют
ее ужасом.
   Ангельское личико ребенка превращается в маску страха.  Женские  руки
тянутся к ней, но девочка, кажется, ускользает от них  -  все  дальше  и
дальше, пока не исчезает совсем, оставляя только эхо своих рыданий.
   А  вот  Остин.  Его  сердце  разрывается  от  такого   горя,   такого
безысходного отчаяния и вины, что Элизабет с трудом  узнает  его.  Голос
его дрожит, когда он шепчет: "Я не  могу  жить  без  нее...  Пожалуйста,
Боже, не говори мне, что я убил ее, привезя сюда!"
   Элизабет внезапно проснулась. Ей было трудно дышать. Ее сердце билось
в груди, как будто собиралось выскочить, а легкие жгло так,  словно  она
пробежала много миль. И в то же время холод пронзал ее до костей.
   Она взглянула на Остина, спокойно спавшего рядом. Слава Богу, что  он
спит, ибо она не в состоянии сказать ни слова.
   Но ей придется сказать ему.
   Он должен знать, что она видела смерть ребенка.
   Ребенка, в смерти которого он винил себя.
   У ребенка, как и у него, черные волосы и серые глаза.
   Его ребенок.
   Их ребенок.

***

   Остин открыл один глаз.  Судя  по  серебристому  свету,  проникавшему
сквозь бордовые бархатные портьеры, солнце только  что  взошло  -  самое
время разбудить новобрачную нежными поцелуями, ласками  и  признанием  в
любви.
   Повернувшись, он увидел, что она лежит на боку, отвернувшись от него,
на другом краю огромной кровати. Слишком далеко, не дотянуться.
   Его разочарование было столь велико, что он чуть  не  рассмеялся  над
собой вслух. Черт побери, каким же одержимым любовью типом он стал! И за
какой короткий срок!
   "Не сомневаюсь, что за обедом разражусь  стихами.  Сонеты  на  закате
солнца".
   Остин ухмыльнулся. Да, чего он не мог представить,  так  это  себя  -
опустившегося на одно колено и со страстью в голосе декламирующего  "Оду
Элизабет".
   Ему  требовалось   лишь   подвинуться   ближе,   чтобы   обнять   ее,
почувствовать ее тепло, но он понимал, что,  сделав  это,  он  лишит  ее
возможности поспать подольше. "Не будь эгоистом. Не буди",  -  остановил
он себя. Заложив руки за голову, он заставил себя не беспокоить ее -  по
крайней мере в ближайшие несколько минут. Остин лежал и думал,  что  эта
женщина в корне изменила его жизнь. И в лучшую сторону.
   Он представил себе, как будут издеваться  над  ним  Майлс  и  Роберт,
когда обнаружат, что пресловутый герцог  Брэдфордский  подпал  под  чары
собственной жены. А они обязательно догадаются, потому что он не  сможет
скрыть свою любовь к Элизабет.
   Да он не хотел и пытаться. Конечно, в  высшей  степени  немодно  быть
влюбленным в собственную жену, но это его совершенно не  беспокоило.  Он
не мог сдержать появившуюся на лице улыбку. Да, Майлс с  Робертом  будут
безжалостно над ним подшучивать.
   "Но я буду отомщен, когда любовь застанет их врасплох. А  оно  так  и
случится. Если это могло произойти со мной, то, значит, может и с ними".
   Больше он не мог терпеть.
   Он не разбудит ее - только  обнимет.  Остин  осторожно  подвинулся  к
Элизабет и положил руку на ее талию.
   Едва он дотронулся до нее, Элизабет еле слышно ахнула.
   - Доброе утро, любимая, - сказал он, целуя ее плечо.  -  Я  не  хотел
будить тебя.
   - Я... я думала, ты спишь.
   - Я спал. Но теперь я проснулся. И ты тоже.  Хм-м...  -  Он  уткнулся
лицом в ее волосы и вдохнул аромат  сирени.  Еще  крепче  обняв  ее,  он
хотел, чтобы Элизабет прижалась к нему спиной.
   Он замер, почувствовав, как она напряглась в его объятиях.
   - Не надо, - прошептала она.
   Прежде чем Остин успел спросить ее, что случилось, она  высвободилась
из его рук и села, прикрываясь покрывалом. Он тоже сразу же сел.
   - Элизабет? Что с тобой?
   Она не ответила. Он взял ее за подбородок и повернул  к  себе,  чтобы
посмотреть ей в лицо.
   Она плакала. Ее глаза казались огромными золотисто-карими  колодцами,
полными боли. Из них исчезла обычная теплота - теперь они были  пустыми,
и его сердце сжалось. Он отпустил ее подбородок и схватил за руки.
   - Что случилось? Тебе больно?
   Вместо ответа она  продолжала  смотреть  на  него  полными  страдания
глазами. Его охватила паника. Он слегка встряхнул ее.
   - Скажи мне, что случилось?
   - Я... я должна что-то сказать тебе.
   - Об Уильяме?
   - Нет. О себе.
   А, так вот в чем дело: очевидно, она наконец решила раскрыть ему свою
тайну - объяснить, почему она так внезапно уехала из Америки.
   Облегчение оттеснило страх, и он отпустил ее руки.  Видимо,  она  уже
достаточно доверяла ему, чтобы раскрыть свою душу. А если  она  доверяет
ему, то разве не логично предположить, что скоро возникнет и любовь?
   Боже, да не собирается ли она сказать, что любит его? А если так,  то
ей, без сомнения, трудно решиться на этот шаг, потому что она не  знает,
какие чувства испытывает к ней он. Потому что он никогда  ей  о  них  не
говорил. Она, вероятно, боится, что он отвергнет ее любовь.
   Но он может развеять ее страх тремя простыми словами.
   - Элизабет, я...
   - Я лгала тебе.
   Конечно, не эти слова он надеялся или ожидал от нее услышать.
   - Что ты сказала?
   Вместо ответа она отвела его руки и подняла с пола рубашку. Надев ее,
она стянула ее на груди и затем протянула ему  его  шелковый  халат.  Он
набросил халат и завязал пояс, глядя, как она постепенно отодвигается от
него. Лишь оказавшись на значительном расстоянии, она заговорила:
   - Я солгала тебе, когда сказала, почему я оказалась здесь, в Англии.
   - В самом деле? Разве ты не приехала навестить свою тетку?
   - Нет. Я приехала, чтобы жить у нее.
   - Дорогая, ну какая же это  ложь?  -  Он  потянулся  к  ней,  но  она
покачала головой и отклонилась назад.
   - Ты не понимаешь. Я вынуждена была приехать сюда. Я  не  хотела,  но
мне больше некуда было ехать.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   Она глубоко вздохнула:
   - После смерти отца мне было  невыносимо  оставаться  одной  в  нашем
доме. Незамужняя дама, живущая одна, - это почти неприлично. И по правде
говоря, мне было страшно одиноко. Дальние родственники  отца,  Лонгрены,
жили в том же городе, что и мы, и они предложили мне  переехать  к  ним.
Это казалось прекрасным решением, потому что я их  очень  любила,  а  их
дочь Альберта была моей лучшей подругой. Я продала свой дом и поселилась
у них.
   Он  вспомнил  фамилию  Лонгрен:  именно  ее  упоминал  Майлс,   когда
рассказывал, что ему удалось узнать об Элизабет.
   - Продолжай.
   - Мне нравилось быть членом этой семьи, и младшие дети  (все  трое  -
плутишки) были очаровательны. Почти два года все шло прекрасно. -  Глядя
на ковер, она ломала пальцы. - Потом Альберта встретила Дэвида.
   Остин пристально смотрел на нее, заставляя себя молчать,  чтобы  дать
ей возможность рассказать свою историю.
   - Дэвид  приехал  из  Бостона,  где  работал  на  конном  заводе.  Он
прекрасно разбирался в лошадях и был талантливым ветеринаром,  и  мистер
Лонгрен сразу же нанял его.  Дэвид  был  очень  привлекательным  молодым
человеком, и все дамы в него влюблялись.
   Остин сжал кулаки:
   - Включая тебя?
   - Должна признаться, когда я впервые его увидела, то подумала, что он
красив и обаятелен. - Элизабет замолчала, а затем тихо добавила:
   - Но потом я дотронулась до него.
   - И что ты увидела?
   - Ложь. Обман. Ничего определенного, но я поняла, что  он  не  таков,
каким кажется. Я заставила себя не думать об этом. В конце концов,  пока
он хорошо работал на мистера Лонгрена, мне дела не было до его прошлого.
Я убедила себя в том, что он хочет начать  новую  жизнь  и  заслуживает,
чтобы ему дали такой шанс. Но спустя несколько недель  Альберта  сказала
мне, что влюблена. В Дэвида.
   Элизабет заходила по комнате;
   - Я очень обеспокоилась. Осторожно сказала ей, что  она  недостаточно
хорошо его знает, но она не хотела меня слушать.  Никто  в  городе  -  и
Альберта тоже - не знал о моих видениях. Это проявлялось нечасто, и, как
ты знаешь, в них трудно  поверить  или  признать,  что  они  существуют.
Поэтому  я  не  решалась  рассказать  ей,  особенно  когда  то,  что   я
чувствовала, было так неопределенно.  И  конечно  же,  я  не  хотела  бы
разрушить  счастье  Альберты,  в  случае  если  я  ошибалась.  Мне  было
необходимо узнать о нем побольше,  выяснить,  действительно  ли  он  был
бесчестным  человеком.  Мне  надо  было  дотронуться  до  него  или   до
чего-либо, принадлежавшего ему. - Элизабет перевела дух и  взволнованным
голосом продолжала:
   - На следующий день я отправилась на конюшню и поговорила с  Дэвидом.
Я трогала его инструменты, а затем мне удалось подержать  его  руку  под
тем предлогом,  что  я  хочу  осмотреть  порез  на  его  пальце.  И  мои
подозрения подтвердились.
   - Что же он сделал?
   - Точно не знаю, но он с позором уехал из Бостона. Я поняла,  что  он
лжец и обманщик. Я знала, что он нуждался в  деньгах,  а  Лонгрены  были
достаточно богаты. Но хуже всего - я знала,  что  он  разобьет  Альберте
сердце. Я молилась, чтобы ее чувства к нему изменились,  но  спустя  две
недели они с Дэвидом объявили, что собираются пожениться. Через месяц. -
Элизабет перешла на шепот:
   - Я не знала, что делать. Она была так в него влюблена,  я  не  могла
убедить ее, что она делает страшную ошибку. Я снова старалась  осторожно
ее предупредить, но напрасно. Наконец, накануне свадьбы, я рассказала ей
- нет, не о своих видениях, но о том, что у меня  есть  причины  думать,
что Дэвид - бесчестный человек и не подходит ей. Что он принесет ей одни
лишь страдания.
   Боль, звучавшая в ее голосе, тронула Остина.
   - И что она сказала?
   Элизабет грустно усмехнулась:
   - Она наотрез отказалась слушать. Затем обвинила меня в  том,  что  я
ревную, что  хочу  сама  заполучить  Дэвида.  Он  рассказал  ей,  как  я
приходила к нему на конюшню, и, очевидно, убедил  ее,  что  я  приходила
туда в надежде его покорить. Я не могла поверить, что Альберта  так  обо
мне подумала, но именно так оно и было.
   - Ты говорила ей о своих видениях?
   - Я пыталась, но она больше ничего не хотела слушать. Она так на меня
разозлилась за то, что я "пытаюсь разрушить ее счастье и хочу  отнять  у
нее мужчину, которого она любит", что заявила о своем  нежелании  видеть
меня на свадьбе. И сказала, что не хочет меня видеть никогда  больше.  -
Элизабет остановилась перед Остином и  смотрела  на  него  полными  слез
глазами, от вида которых у него все внутри буквально переворачивалось. -
Она велела мне собрать вещи и уехать из их дома.
   - Элизабет...
   Он хотел подойти к ней, но она снова отодвинулась.
   - Может быть, если бы я  сразу  рассказала  ей  о  видениях,  она  бы
поверила мне. Не знаю. Но после этого я поклялась, что никогда больше не
промолчу, если от моих видений будет зависеть чье-либо  счастье.  -  Она
беспомощно развела руками, словно потерпев поражение. - Больше у меня не
было видений - до того вечера, когда я  встретила  тебя.  Вот  почему  я
рассказала тебе, что видела Уильяма. - Она на мгновение закрыла глаза, а
затем продолжила:
   - Мистер и миссис Лонгрен были удивлены моим отъездом, но они  любили
Альберту, а она оставалась непреклонной. Я знала, что в глубине души она
сожалеет о моем отъезде. Она любила меня, но Дэвида  любила  сильнее.  Я
собрала вещи и в тот же день уехала. Я оставила  у  них  Пэтча:  он  был
слишком стар для путешествия, а младшие дети любили его не  меньше,  чем
я.
   Ее голос дрогнул. Остин представил, как  она  -  в  полном  отчаянии,
совершенно одна - покидает  дом  Лонгренов.  Проклятие!  У  него  сердце
разрывалось от жалости к ней.
   - Что же ты сделала?
   - Я отправилась в город и забрала из  банка  свои  сбережения.  Я  не
знала, что делать, мне только хотелось уехать как можно дальше. Я сумела
добраться до побережья. Там я купила билет  на  "Звездного  охотника"  и
наняла попутчицу-компаньонку. Я послала письмо тете Джоанне,  сообщая  о
своем приезде. Мне повезло, и я всю жизнь буду благодарна ей за то,  что
она согласилась меня приютить.
   - Ты знаешь, что произошло потом с Альбертой и Дэвидом?
   - Нет. Я каждый день молюсь о ее  счастье,  но  знаю,  что  это  дело
времени и сердце Альберты будет разбито.
   Остин не знал, что ей сказать, как успокоить, но понимал, что  обязан
попытаться сделать это. Страдание в ее глазах убивало его.
   - Мне жаль, что тебя так обидели, дорогая, - сказал он. - Но  как  ни
грустна была твоя разлука с домом, она соединила нас.
   Он протянул руку. Она безучастно  взглянула  на  нее,  затем  подняла
глаза.  Выражение  ее  лица  по-настоящему  его   испугало:   оно   было
безжизненным, исчезли живость и энергия, оставив лишь невыразимую муку и
чувство вины.
   - Это не все, Остин. У меня было еще видение. Сегодня ночью.
   Он медленно опустил руку.
   - Что ты видела?
   - Я видела умирающего.
   Ее боль была настолько ощутимой, что он почти видел, как она  волнами
исходит от Элизабет.
   - Кого?
   - Это было наше дитя, Остин.
   Он почувствовал, как кровь отхлынула у него от лица.
   - Наше дитя? Откуда ты знаешь?
   - Маленькая девочка. Она была очень похожа на тебя: черные  локоны  и
прекрасные серые глаза. - Она  подошла  к  нему  и,  схватив  его  руку,
впилась в нее пальцами. -  Ты  понимаешь,  о  чем  я  говорю?  Я  видела
будущее. У нас был ребенок. Ей было около двух лет. И она умерла.
   От ее слов у Остина закружилась голова.
   - Ты, наверное, ошибаешься.
   - Нет. Я это видела. Но  нельзя,  чтобы  это  произошло.  Я  не  могу
допустить, чтобы наш ребенок умер.
   Он глубоко вздохнул, пытаясь привести в порядок свои мысли. Ему  и  в
голову не пришло усомниться в ее предсказании.
   -  Хорошо.  Мы  не  допустим,  чтобы  это  случилось.   Ты   получила
предупреждение, и мы подготовимся. Круглые сутки не будем спускать с нее
глаз. Ничего с ней не случится.
   - Как ты не понимаешь? Я не могу согласиться на  такой  риск.  Я  уже
потеряла родителей, Лонгренов и Альберту. Я не перенесу еще одной потери
человека, которого люблю, - нашего ребенка. Мне будет невыносимо видеть,
как ты страдаешь, потеряв ее. - Несколько мгновений она  молча  смотрела
на него. - Единственное, что мы можем сделать, чтобы спасти  ребенка  от
смерти, - это не иметь ребенка.
   "Не иметь ребенка"?  Конечно,  у  них  будет  ребенок.  Много  детей.
Сыновья, обладающие его острым умом,  и  красивые  дочери  с  глазами  и
волосами матери.
   - Что ты говоришь?
   Отведя его руки, она отвернулась к окну. Он смотрел на ее  профиль  и
слушал слова, произносимые ею бесцветным голосом:
   - Я не могу иметь ребенка от тебя. Я  отказываюсь  иметь  ребенка  от
тебя. Есть только один способ этого избежать - я  больше  не  буду  тебе
женой. Естественно, я не думаю, что ты согласишься жить со мной на таких
странных условиях. Я понимаю, как  важно  человеку  с  твоим  положением
иметь наследника. - Она подняла голову и дрожащим шепотом закончила:
   - Поэтому я желаю расторгнуть наш брак.
   Он не сразу понял  ее  слова.  Затем,  обретя  способность  говорить,
ответил:
   - В таких жестоких мерах нет необходимости, Элизабет.
   - Боюсь, что есть. Я не могу просить тебя жить с  женой,  которая  не
делит с тобой постель.
   Руки Остина сжались в кулаки, но ему удалось сохранить спокойствие.
   - Не вижу причины, по которой я должен иметь жену, не делящую со мной
ложе. Есть способы избежать беременности - если мы окончательно придем к
такому решению...
   - Ты не слушаешь меня, Остин. Я уже решила. Я не буду рисковать.
   - Обещаю тебе, мы смажем найти выход...
   - Но  ты  не  сможешь  выполнять  свое  обещание  всю  жизнь.  -  Она
повернулась  к  нему,  и  он  оцепенел,  увидев  в  ее  глазах  холодную
решимость. - Почему бы тебе просто не согласиться со мной?
   Не веря своим ушам, он взорвался:
   - Просто согласиться с тем, что ты хочешь  расторгнуть  наш  брак?  Я
поражен. Как только ты могла на такое решиться - все  оборвать!  Уверен,
что наш брак значит для тебя гораздо больше.
   - Мы оба знаем, что ты женился на мне, потому что  считал  это  своим
долгом.
   - И мы оба знаем, что нич