ими. Я выросла в сельской местности и  пользовалась
гораздо большей свободой. Нелегко привыкать.
   Он взглянул на ее платье:
   - Совершенно ясно,  что  вам  стоило  большого  труда  отказаться  от
американской привычки лазать по кустам в бальном платье.
   Она вздохнула:
   - Да, видимо, так.
   Впереди показалась конюшня. Когда они подошли,  из  дверей  появилась
невероятно толстая  кошка  и  громко  мяукнула.  Нагнувшись,  джентльмен
погладил ее.
   - Привет, Джордж. Как ты сегодня, моя  девочка?  Скучаешь  по  своему
ребенку?
   Элизабет опустила Чертвозьми на  пол,  и  он  сейчас  же  бросился  к
матери.
   - Маму Чертвозьми зовут Джордж?
   Сидя на корточках, он посмотрел на нее и улыбнулся:
   - Да. Так ее назвал мой конюх.  Как  было  сказано:  "Клянусь  святым
Георгием, этот кот, должно быть, кошка, потому что - посмотрите - у  нее
котята!" Мортлин знает все о лошадях, но, боюсь, очень мало о кошках.
   Ее улыбка исчезла, когда до нее дошло значение его слов.
   - Ваш конюх? И это ваши кошки?
   Остин  медленно   поднялся,   проклиная   себя   за   неосторожность.
По-видимому, приятная интерлюдия подошла к концу.
   - Да, эти кошки мои.
   Она широко раскрыла глаза:
   - О Боже! Значит, это ваш дом?
   Остин бросил быстрый взгляд на здание, видневшееся вдали. Там он жил,
но уже больше года не чувствовал себя в нем дома.
   - Да, Брэдфорд-Холл принадлежит мне.
   - Значит, вы должны быть... -  Она  присела  перед  ним  в  неуклюжем
реверансе. - Простите меня, ваша светлость. Я не  поняла,  кто  вы.  Вы,
наверное, сочли меня ужасно бестактной.
   Он смотрел,  как  она  выпрямилась,  ожидая  увидеть,  что  ее  глаза
оценивающе прищурятся, алчно вспыхнут, заблестят от  предвкушения  того,
как она сможет воспользоваться неожиданной  встречей  с  самым  завидным
холостяком Англии.
   Но ничего подобного он не увидел.
   Наоборот, Элизабет казалась искренне расстроенной. И торопилась  уйти
от него.
   Чрезвычайно интересно.
   - Я так сожалею, что сказала,  будто  мне  не  нравится  ваш  бал,  -
произнесла  она,  неловко  попятившись.  -   Это   восхитительный   бал.
Восхитительный. Угощение, музыка, гости, все так...
   - Восхитительно? - подсказал Остин.
   Она кивнула и отступила еще на несколько шагов.
   Он не сводил глаз с лица Элизабет. В ее выразительных глазах боролись
разные чувства: смущение, испуг, удивление,  но  не  было  и  намека  на
жеманство или расчетливость. И он не  заметил,  чтобы  на  нее  произвел
особое впечатление его высокий  титул.  Но  больше  всего  его  поразило
отсутствие еще кое-чего.
   Девушка не кокетничала с ним.
   Она не кокетничала и  раньше  -  до  того  как  узнала,  кто  он.  Но
сейчас...
   Невероятно интересно.
   - Спасибо, что проводили меня, ваша  светлость.  Думаю,  мне  следует
вернуться в дом. - Она снова отступила на несколько шагов.
   - А что делать с вашим платьем, мисс Мэтьюз? Даже выскочка из колоний
не осмелится войти в бальный зал в таком виде.
   Остановившись, она оглядела себя.
   - Полагаю, не стоит и надеяться, что никто не заметит.
   - Совершенно не стоит. Вы с вашей тетушкой остаетесь ночевать?
   - Да. Признаюсь, мы пробудем в Брэдфорд-Холле  несколько  недель  как
гости вдовствующей герцогини... - Догадка блеснула в ее глазах. -  Вашей
матушки.
   - Действительно, она моя мать. - На секунду у Остина мелькнула мысль,
что его мать пригласила их  в  надежде  сосватать  его,  но  он  тут  же
отмахнулся от нее. Он не мог представить, чтобы его строгая в соблюдении
всех условностей мать сочла американку  подходящей  женой  для  герцога.
Нет, ему было слишком хорошо известно, что  она  отобрала  на  эту  роль
нескольких молодых женщин с безупречной британской родословной.  -  Коль
скоро вы здесь гостите, думаю, я сумею решить вашу  проблему.  Я  покажу
вам боковой вход, ведущий к гостевым комнатам, которым редко пользуются.
   Нельзя было не заметить выражения благодарности в ее глазах.
   - Это, безусловно, избавит меня от маячащего на горизонте скандала.
   - Так пойдемте.
   По дороге к дому Элизабет обратилась к нему:
   - Мне крайне неудобно злоупотреблять вашей добротой, ваша  светлость,
но не могли бы вы, когда вернетесь в зал, передать  мои  извинения  моей
тетушке?
   - Конечно.
   Она прокашлялась.
   - А каким предлогом вы воспользуетесь?
   - Предлогом? О, я предполагаю сообщить, что вы страдаете от  приступа
меланхолии.
   - Меланхолии? - возмутилась она. - Глупости! Я  бы  никогда  не  пала
жертвой такого пустяка. Кроме того, тетя Джоанна не поверит.  Вы  должны
придумать что-нибудь другое.
   - Ладно. Как насчет головной боли?
   - Никогда у меня ее не было.
   - Расстройство пищеварения?
   - Мой желудок никогда меня не беспокоил.
   Остину захотелось воздеть глаза к небу.
   - Вы когда-нибудь чем-нибудь болели?
   Она покачала головой:
   - Вы все время забываете, что я...
   - Очень крепкая. Да, я начинаю в этом  убеждаться.  Но  боюсь,  любой
другой предлог, такой как лихорадка, слишком взволнует вашу тетушку.
   - Гм... Думаю, вы правы. Я бы не хотела  пугать  ее.  В  самом  деле,
головная боль недалека от  истины.  От  одной  только  мысли,  что  надо
возвращаться на бал, у меня начинает стучать в висках. Очень  хорошо,  -
сказала она кивнув. - Можете сказать, что я поддалась головной боли.
   Остин усмехнулся:
   - Благодарю вас.
   Она ответила ему улыбкой.
   - Пожалуйста.
   Через несколько минут они подошли к дому, и Остин в темноте провел ее
к боковой двери, почти целиком скрытой плющом. Он нащупал ручку и открыл
дверь.
   - Вот вы и пришли. Комнаты гостей наверху. Осторожнее на ступеньках.
   - Хорошо. Еще раз спасибо за вашу доброту.
   - Рад был помочь.
   В  тусклом  свете  Остин  разглядывал  ее  лицо.  Даже  растрепанная,
Элизабет оставалась очень милой. И  забавной.  Он  не  помнил,  когда  в
последний раз чувствовал себя так легко. Возвращение  домой  сулило  ему
насущные заботы, и  он  не  мог  устоять  перед  желанием  продлить  эту
приятную передышку хотя бы еще на несколько минут. Он осторожно взял  ее
руку и поднес к губам. Рука была мягкой и теплой, а пальцы - длинными  и
тонкими. Остин снова ощутил запах сирени.
   Их взгляды встретились, и у него перехватило  дыхание.  Черт  побери,
она выглядела такой обольстительно  растрепанной,  словно  ее  волосы  и
одежду привели в беспорядок мужские руки! Он перевел взгляд на ее губы -
пухлые, невероятно соблазнительные губы - и  подумал,  какой  же  у  них
вкус. Остин представил себе, как, наклонившись, он  касается  губами  ее
губ и раз, и два, целует их, проникая языком в приятную теплоту ее  рта.
Восхитительно, как...
   - О Боже!
   Пальцы Элизабет сжали его  руку,  и  она  широко  раскрытыми  глазами
посмотрела на него. Ее взгляд на  несколько  секунд  задержался  на  его
губах. Затем она отвернулась, явно взволнованная. Теплая волна пробежала
по его телу. Он с удивлением отметил, что мог  бы  поклясться,  что  она
читает его мысли.
   Остин уже собирался отпустить ее руку, когда она тихонько ахнула.  Он
посмотрел ей в  глаза  и  заметил,  что  она  побледнела.  Он  попытался
освободить свою руку, но Элизабет еще крепче сжала ее.
   - В чем дело? - спросил он, испуганный ее бледностью и  обеспокоенный
пристальным взглядом. - У вас такой вид, словно вы увидели призрак.
   - Уильям.
   Остин замер.
   - Простите?
   Она лихорадочно пыталась заглянуть ему в глаза.
   - Вы знаете кого-либо по имени  Уильям?  -  Каждый  мускул  его  тела
напрягся. - Какую игру вы затеяли?
   Вместо ответа она сжала его руку своими ладонями и закрыла глаза.
   - Он ваш брат, -  прошептала  она.  -  Вам  сказали,  что  он  погиб,
сражаясь за свою страну. - Она открыла глаза, и ее взгляд,  направленный
на него, вызвал у Остина пугающее ощущение, что она способна заглянуть в
глубину его души. - Это не правда.
   Кровь застыла у него в жилах. Он вырвал руку и отступил,  потрясенный
ее словами. Боже, неужели эта женщина знает его страшную тайну?  А  если
да, то как она узнала ее?
   Образы, которые он пытался прогнать из  памяти  весь  прошедший  год,
снова возникли перед его глазами. Темная  аллея.  Уильям,  пришедший  на
встречу с французом по имени Гаспар. Ящики с  оружием.  Передача  денег.
Мучительные вопросы. Ожесточенный спор между братьями.  И  затем,  всего
лишь несколько недель спустя, известие, что Уильям  погиб  в  битве  при
Ватерлоо как герой.
   Его сердце бешено стучало,  но  он  старался  сохранять  спокойствие.
Может ли эта женщина оказаться совсем не такой, какой кажется? Вдруг она
знает что-то, связанное с полученным им недавно письмом?  Или  о  связях
Уильяма с французами? Не может ли она  оказаться  тем  ключом  к  тайне,
который он искал весь год?
   Прищурившись, он посмотрел  на  ее  бледное  лицо  и  произнес  ложь,
которую уже столько раз повторял графине:
   - Уильям погиб, сражаясь за родину. Он умер как герой.
   - Нет, ваша светлость.
   - Вы хотите сказать, что мой брат не был героем?
   - Нет, я говорю, что он не умер. Ваш брат Уильям жив.

Глава 2

   Элизабет почувствовала, что ею овладевает отупляющая  усталость,  как
это  иногда  случалось  после  видений.  Ей  очень  хотелось  сесть,  но
недоверие в горящих глазах герцога приковывало ее к месту.
   - Вы расскажете мне все, что вам  известно,  -  приказал  он  ледяным
тоном. - Все, что дает вам право заявлять, что  мой  брат  жив.  Сию  же
минуту.
   "Господи, зачем только я это сказала?"
   Но, задавая себе этот  вопрос,  Элизабет  знала  ответ  на  него.  На
мгновение перед ней мелькнуло лицо молодой женщины...  любимой  подруги,
которую она больше никогда не  увидит  -  и  все  из-за  того,  что  она
промолчала, не рассказала о своем  предчувствии.  Это  было  трагической
ошибкой, и она поклялась, что никогда больше не повторит ее.
   А то,  что  Уильям  жив,  -  разве  это  не  радостное  известие?  Но
враждебность и недоверие в глазах  герцога  свидетельствовали,  что  она
поступила опрометчиво. И все же она  сумеет  убедить  его,  что  сказала
правду.
   - Я знаю, что ваш брат жив, потому что я видела его...
   - Где вы его видели? Когда?
   - Только что. - Она перешла на шепот. - Я видела его мысленно.
   Остин прищурился:
   - Мысленно? Что за чепуха! Вы рехнулись?
   - Нет, ваша милость, я...  я  могу  видеть.  Мысленно.  Кажется,  это
называется  ясновидением.  Боюсь,  что  не  сумею  объяснить  этого  как
следует.
   - И вы говорите, что видели моего брата? Живого?
   - Да.
   - И если это правда, где он?
   Элизабет наморщила лоб.
   - Не знаю. Мои видения чаще всего расплывчаты. Я знаю лишь, что он не
умер, как все думают.
   - И вы рассчитываете, что я вам поверю?
   Она похолодела от недоверия, прозвучавшего в его ледяном тоне.
   - Я понимаю ваши сомнения. То, чему нет  научного  объяснения,  легко
отбросить как выдумку. Я только могу заверить вас, что говорю правду.
   - Как выглядит тот человек, который,  как  вы  утверждаете,  является
моим братом?
   Закрыв глаза, она глубоко вздохнула, заставляя себя прогнать ненужные
мысли и сосредоточиться на том, что она видела.
   - Высокий, широкоплечий. Темные волосы.
   - Как просто. Вы только что  описали  внешность  половины  английских
мужчин, включая самого регента, который, как  вам,  вероятно,  известно,
вполне жив и здравствует. И совсем  уж  нетрудно  описать  моего  брата,
когда его большой портрет висит в галерее.
   Элизабет открыла глаза.
   - Я не видела портрета. У человека, который похож на вас, был шрам.
   Остин замер, и она почувствовала его напряжение.
   - Шрам? Где?
   - На предплечье правой руки.
   - Многие мужчины имеют шрамы. - У него  дернулась  щека.  -  Если  вы
надеетесь убедить меня в том, что обладаете какой-то  магической  силой,
то знайте: вы выбрали для своих интриг не того человека. Воры-цыгане уже
века бродят по Европе, уверяя, что владеют такими силами, лгут,  надеясь
обманом выманить деньги у простаков или попросту украсть их, если  обман
не удается.
   Она вспыхнула от гнева:
   - Я не цыганка, не интриганка, не воровка и не лгунья!
   - В самом деле? Тогда, я полагаю, вы скажете мне, что  умеете  читать
чужие мысли.
   - Только иногда. - Она посмотрела на  его  презрительно  скривившиеся
губы. - Я прочитала ваши мысли, когда вы взяли мою руку.
   - Вот как? И о чем же я думал?
   - Вы... хотели поцеловать меня.
   Остин только приподнял брови.
   -  Для  такой  догадки  не  нужны  особые  способности.  На  какое-то
мгновение я обратил внимание на ваши губы.
   Однако несмотря на небрежный тон его ответа, Элизабет  почувствовала,
как он весь напрягся, ощутила его осторожность и  недоверие  -  чувства,
которые она привыкла  легко  распознавать.  Но  под  ними,  видела  она,
скрывалось что-то еще, что, вопреки ее гневу, тронуло ее.
   Одиночество.
   Печаль.
   Чувство вины.
   Они словно окутывали его темным  облаком,  и  ее  сердце  сжалось  от
сочувствия. Ей слишком хорошо были знакомы эти чувства, и она знала, как
они угнетают дух и терзают душу.
   Элизабет тоже сожалела о прошлом и хотела бы искупить вину. Но  может
ли она помочь ему?
   Решившись  убедить  Остина,  что  она  не  сумасшедшая   и   что   он
действительно какое-то мгновение желал ее, она прошептала:
   - Вы хотели поцеловать меня. Вам хотелось узнать, какой вкус  у  моих
губ. Вы представили себе, как наклоняетесь, касаетесь моих  губ  -  раз,
другой... Затем ваш поцелуй становится...
   Его глаза вспыхнули, взгляд потемнел и остановился на ее губах.
   - Продолжайте.
   Ее охватил жар, когда она представила себе то, о чем он думал...
   - Полагаю, я уже доказала вам...
   - Разве?
   Случайная догадка,  что  ему  хочется  поцеловать  ее?  Но  чертовски
странно, что ее слова в точности повторяли его мысли.
   Господи, а что, если она права?  Если  Уильям  жив?  Слепая  безумная
надежда молнией ударила его - так, что он  чуть  не  покачнулся.  Но  он
быстро пришел в себя. Несколько солдат видели, как Уильям упал  на  поле
боя. И хотя огнестрельная рана изуродовала его лицо, Уильяма безошибочно
опознали по гравировке ца часах, найденных при нем.
   Ошибки быть не могло. Уильям мертв. Если бы он был  жив,  он  дал  бы
знать о себе своей семье и вернулся бы домой.
   Если только он не изменил королю.
   У Остина кружилась голова.  Чертовски  подозрительно,  что  заявление
мисс Мэтьюз последовало за возмутительной запиской,  полученной  им  две
недели назад, - запиской, подтверждавшей  его  самые  худшие  подозрения
относительно предательства Уильяма. Может ли она знать что-либо об  этом
письме или о поступках Уильяма во время войны? Известно ли ей что-нибудь
о французе, которого он видел с Уильямом?
   И каким образом  она  узнала  про  шрам?  У  Уильяма  с  детства  был
небольшой шрам на правом предплечье, оставшийся после несчастного случая
во время верховой езды. Может быть, она знала Уильяма? Знала  достаточно
близко, чтобы видеть этот шрам?
   Остин  пристально  посмотрел  на  нее.  В  мягком  свете  луны  -   с
растрепанными  волосами,  которыми  играл  теплый  ветерок,  -  Элизабет
совершенно не походила на шпионку, убийцу или  соблазнительницу.  Но  он
знал, что внешность бывает  обманчива:  некоторые  известные  ему  очень
красивые женщины были порочны, лживы и бессердечны. Кто же скрывается за
ее невинным обликом? Он не понимал, какую  игру  она  ведет,  но  твердо
решил это выяснить. И если потребуется притвориться, будто он верит в ее
хитро придуманное "ясновидение", он так и сделает.
   Остин собирался заговорить, но не успел произнести и слова,  как  она
сказала:
   - Я не веду никакой игры, ваша светлость. Я просто хочу вам помочь.
   Проклятие! Он должен держать себя с этой  женщиной  очень  осторожно.
Когда он отказался верить в ее видения - а какой здравомыслящий  человек
поверил бы? - она проявила сверхъестественную проницательность.
   Остин подозревал, что, если он  не  будет  предельно  осторожен,  она
сумеет узнать его тайну - тайну, которая может погубить его семью.
   - Расскажите, что вы знаете о моем брате, - попросил он.
   - Я ничего о нем не знаю, ваша светлость. Пока я  не  дотронулась  до
вашей руки, я и не подозревала о его существовании.
   - В самом деле? А как давно вы находитесь в Англии?
   - Шесть месяцев.
   - И вы полагаете, я поверю, что за все это время никто не упомянул  о
моем  брате?  -  невесело  усмехнулся  он.   Поколебавшись,   она   тихо
произнесла:
   - Боюсь, что в этом сезоне я, как говорится, не пользовалась  успехом
в обществе. Я заметила, что чаще говорили не со мной, а обо мне.
   - Но ваша тетушка, несомненно, держит  вас  в  курсе  всех  последних
сплетен.
   Элизабет чуть заметно улыбнулась.
   - Если говорить откровенно, ваша светлость, то моя тетушка ни  о  чем
больше и не говорит, кроме как о событиях в лондонском свете. Я ее очень
люблю, но пять минут такого разговора - и, боюсь,  я  теряю  способность
слышать.
   - Понятно. Расскажите мне еще  об  этом...  э...  видении,  когда  вы
увидели Уильяма.
   - Я видела молодого человека в военной  форме.  Он  был  жив,  только
ранен. Я лишь знаю, что его зовут  Уильям  и  он  дорог  вам.  -  Она  с
беспокойством посмотрела на него. - Вы думаете, что он мертв, но он жив.
Я уверена в этом.
   - Вы говорите невероятные вещи, но не предоставляете доказательств.
   - Нет... по крайней мере пока.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Если мы какое-то  время  побудем  вместе,  я,  может,  быть,  смогу
сказать вам  больше.  Мои  видения  неустойчивы  и  обычно  длятся  лишь
мгновения. Как правило, они появляются, когда я касаюсь чего-либо - чаще
всего руки человека.
   Остин поднял брови:
   - Вы хотите сказать, что, если мы будем сидеть, держась за руки, вам,
возможно, удастся увидеть что-то еще?
   При этом насмешливом замечании ее глаза затуманились.
   - Я понимаю ваш скептицизм, именно поэтому обычно я не говорю о своих
предчувствиях.
   - Однако на этот раз вы рассказали.
   - Да. Потому что в последний раз, когда я промолчала, мне это  дорого
обошлось. - Она нахмурилась. - Разве вам не приятно узнать, что ваш брат
жив?
   - Что я знаю, так это то, что мой брат умер. И я не позволю, чтобы вы
рассказывали эту чепуху о своем видении  кому-либо  еще,  особенно  моей
матери и сестре. Было  бы  отвратительно  и  жестоко  пробуждать  в  них
надежду, когда ее не существует. Понятно?
   Несколько мгновений Элизабет пристально  смотрела  на  него.  Она  не
ошибалась: в его голосе звучала жестокая угроза.
   - Я уважаю ваши желания, ваша светлость. Как вы знаете,  мы  с  тетей
будем вашими  гостями  еще  несколько  недель.  Если  вы  передумаете  и
захотите, чтобы я попыталась вам помочь, вам нетрудно будет найти  меня.
А  сейчас  я  очень  устала  и  хочу  отдохнуть.  Спокойной  ночи,  ваша
светлость.
   Он смотрел, как она поднимается по лестнице в гостевые комнаты.
   "О да, вы поможете  мне,  мисс  Мэтьюз.  Если  вы  что-то  знаете  об
Уильяме, у вас не будет выбора".
   Возвратившись в бальный зал, Остин потратил несколько  минут  на  то,
чтобы найти в толпе Майлса Эйвери.  Наконец  он  заметил  блистательного
графа в окружении стайки дам. Черт побери, а он-то надеялся, что ему  не
придется тащить Майлса за волосы, вырывая из рук его обожательниц!
   Но Майлс избавил его от этого неприятного  шага,  когда  увидел,  что
Остин смотрит на него. Обменявшись с Майлсом взглядом,  Остин  кивнул  в
сторону коридора, ведущего в его  личный  кабинет,  и  направился  туда,
уверенный, что Майлс тотчас же последует за ним. За двадцать лет  дружбы
они научились прекрасно понимать друг друга.
   Не успел  Остин  наполнить  два  бокала  бренди,  как  в  дверь  тихо
постучали.
   - Войдите.
   Войдя в комнату, Майлс закрыл  за  собой  дверь.  Насмешливая  улыбка
играла на его губах.
   - Пора уж тебе