прошлой
неделе одним из наших гостей был лорд Блэкеншип. У меня  есть  основания
думать, что он питает ко мне нежные чувства и может сделать предложение.
   - Блэкеншип? Чарльз Блэкеншип?
   - Да.
   - Он говорил об этом с Остином?
   - Нет. По крайней мере я так не думаю.
   - Что же заставляет  вас  считать,  что  он  собирается  сделать  вам
предложение?
   - Он поцеловал меня.
   - Он - что?
   - Он поцеловал меня.
   - Где?
   - В библиотеке. - Каролина моргнула. Майлс едва сдержался.
   - Я хотел спросить, куда он поцеловал вас - в руку или в щеку?
   - О нет. Он поцеловал меня в губы.
   - Он - что?
   - Кажется, вы плохо понимаете меня. Вы стали страдать глухотой?
   - Разумеется, нет, - с негодованием ответил Майлс. - Просто  не  могу
поверить, что вы позволили ему целовать вас таким образом.
   Она склонила голову набок:
   - Правда? Почему же? Лорд  Блэкеншип  знатен,  богат,  добр  и  хорош
собой.
   - А не староват ли он для вас?
   - Он только  на  два  года  старше  вас.  Но  я  не  об  этом  хотела
поговорить.
   - В самом деле? - Его голос напоминал звериный рык.
   - Нет. Я хотела узнать, почему, когда Чарльз целовал меня,  я  ничего
не почувствовала. Пожалуй, только скуку.
   К своему удивлению, Майлс ощутил облегчение.
   - Скуку? В самом деле? Какая жалость!
   - Из разговоров с подругами я поняла, что не  всегда  бывает  скучно,
когда тебя целуют джентльмены.  Очевидно,  некоторые  джентльмены  умеют
делать это вовсе не скучно. - Она посмотрела ему в глаза. - Это правда?
   - Откуда, черт побери, мне знать?! - Ему захотелось ослабить  ставший
слишком тугим узел шейного платка. Чертов слуга чересчур его затянул.  И
пропади все пропадом, когда здесь успело стать так жарко?
   - А вы скучно целуетесь, Майлс? - спросила она, делая к нему шаг.
   - Не имею ни малейшего представления. Я себя никогда не целовал.
   Он осторожно отступил на шаг. Его плечи уперлись в каминную доску, не
позволяя  двинуться  дальше.  Каролина  сделала  еще   шаг,   другой   и
остановилась  перед  ним.  Глядя  на  него   блестящими   глазами,   она
предложила:
   - Почему бы вам не поцеловать меня, и тогда я вам скажу.
   - Это весьма неприличное  предложение,  Каролина,  -  ответил  он,  с
неудовольствием сознавая, что ему хочется это предложение принять.
   Она положила руки ему на грудь:
   - В чем дело, Майлс? Вы боитесь, что ваши поцелуи окажутся скучными?
   Он героически боролся с собой. Прикосновение ее рук  приводило  ею  в
смятение.
   - Посмотрите на меня, - прошептала Каролина.  Молча,  сжав  губы,  он
смотрел поверх ее плеча.
   - Поцелуйте меня, - выдохнула она.
   - Нет.
   - Обнимите меня.
   - Ни за что.
   Он скрипел зубами и молил Бога дать ему силы.  Он  должен  отойти  от
нее. Схватив ее за руки, Майлс хотел оттолкнуть ее. Но тут  он  взглянул
на нее...
   И это его погубило.
   В  ее  полных  слез  глазах  он  прочитал  трепетное  желание.  Решив
сохранить благородство, Майлс взял ее  за  плечи,  чтобы  оттолкнуть  от
себя, но она приподнялась на цыпочки и прижалась к нему.
   - Пожалуйста, Майлс! Пожалуйста... - Она дотронулась  мягкими  губами
до его подбородка - без помощи Майлса выше дотянуться она не могла.
   Ее мольба и слезы словно  стрелы  пронзали  его  сердце.  Он  потерял
самообладание и с мучительным стоном припал к ее губам.
   Боже, помоги! Была ли когда-нибудь  другая  женщина  для  него  столь
сладостна? Было ему с кем-нибудь так  хорошо?  Она  шептала  его  имя  и
крепко обнимала его за шею.
   Не спеша,  с  наслаждением  Майлс  знакомил  ее  с  наукой  поцелуев.
Каролина была неопытна, но очень хотела научиться и оказалась  способной
ученицей. Когда он провел кончиком языка по ее нижней губе, она  сделала
то же самое. Она изумленно ахнула, когда в  теплей  глубине  своего  рта
ощутила его язык, но не прошло и минуты, как  она  уже  ласкала  его,  а
Майлс все крепче прижимал ее к себе.
   Наконец он поднял  голову.  Каролина  стояла,  прижавшись  к  нему  и
спрятав лицо у него на груди.
   - Боже мой! - прошептала она. - Это было...
   - Ошибкой, Каролина. Большой ошибкой. - У него дрожал  голос,  сердце
учащенно билось. Снова опустив голову, он  зажмурил  глаза  и  попытался
взять себя в руки. Он все еще прижимал к себе Каролину  и  понимал,  что
она должна была заметить его эрекцию, но она не пыталась отстраниться от
него. Наоборот, прижималась все сильнее; Ему  хотелось  бы  обвинить  во
всем случившемся выпитое бренди, но он не мог себя обманывать.
   Больше всего на свете он жаждал поцелуев Каролины. И благодарил Бога,
что  сумел  удержаться  и  не  позволил  себе  больших  вольностей.   Он
содрогнулся, подумав, что сделал бы  Остин,  узнай  он,  как  его  самый
близкий друг целовал его невинную сестру.  Не  исключалась  и  дуэль  на
рассвете.
   Каролина подняла голову:
   - Как вы можете говорить, что это была ошибка? Это было чудесно.
   Майлс заставил себя отступить на шаг.
   - Этого не должно было произойти. Этого не случилось бы, если бы я не
выпил слишком много.
   - Разве вам не понравилось? - с обидой и недоумением спросила она.  -
Разве так может быть? Это был самый прекрасный момент в  моей  жизни.  И
разве вы не чувствовали того же, что и я?
   Боже, мог ли он отрицать это? От их поцелуя он едва устоял на  ногах,
но он не может, не должен признаваться ей в этом.
   - Этот поцелуй ничего не значил, совершенно ничего. - Майлс  заставил
себя солгать, и сердце у него сжалось, когда  он  увидел  на  ее  глазах
слезы.
   - Не значил? - дрожащим голосом прошептала она.
   Каролина повернулась к нему спиной, явно стараясь взять себя в  руки.
Ему хотелось обнять ее, отказаться от своих слов, но  он  заставил  себя
стоять опустив руки и не говоря ни слова. Он должен проявить  твердость.
Она слишком молода.  Слишком  невинна.  Конечно,  она  -  не  для  него.
Единственный способ получить Каролину - это жениться на  ней.  А  он  не
собирался жениться ради удовлетворения  минутной  похоти.  Он  со  своим
вожделением отправится к любовнице и останется беззаботным холостяком.
   - Итак, вы удовлетворены ответом на вопрос о  поцелуях?  -  небрежным
тоном осведомился Майлс, пытаясь сделать вид, что  не  придает  значения
случившемуся.
   Каролина глубоко вздохнула и резко повернулась. Она  смотрела  ему  в
лицо - глаза ее, все еще мокрые; метали молнии.
   - Да. Вам будет  приятно  узнать,  что  ваш  поцелуй  нельзя  назвать
скучным, - заявила она дрожащим от волнения голосом. - Но  называть  то,
что произошло между  нами,  не  имеющим  значения  -  в  высшей  степени
нечестно! - Она передернула плечами. - Настоящее притворство!
   Прищурив глаза, он посмотрел на ее раскрасневшееся лицо.
   - Вы называете меня лжецом? - спросил он во второй раз за вечер.
   - Да, Майлс. Я называю вас лжецом. - Каролина  направилась  к  двери,
бросив уничтожающий взгляд на все еще заметную выпуклость в его паху.  -
И притом очень неумелым лжецом.
   Она выбежала из комнаты, а он ошарашенно смотрел ей вслед.
   Боже милостивый, какое сокрушительное поражение!
   Какая потрясающая женщина!
   И что же, черт побери, ему теперь делать?

Глава 14

   Остин проснулся, сквозь сон почувствовав нежное прикосновение рук. Он
с трудом приоткрыл один глаз и был  вознагражден  великолепным  зрелищем
нежной округлости груди,  увенчанной  розовым  соском.  Решив,  что  это
требует внимания, он открыл второй глаз и, к своему восторгу,  увидел  и
почувствовал свою  обнаженную  жену,  которая  сидела  рядом,  осторожно
поглаживая его.
   Она  словно  каштановым  облаком  была  окружена  своими   роскошными
волосами, падавшими ей на плечи, спускавшимися по бедрам, вьющиеся концы
их касались ее ног.
   То, что эта картина возбудила его, нисколько не удивило Остина -  все
последние три дня он пребывал в таком состоянии.
   Но сегодня все переменится.  Остин  обратился  на  Боу-стрит,  и  ему
сообщили, что до сих пор никто  не  получал  от  Джеймса  Кинни  никаких
известий.
   А вчера поздно вечером пришло новое письмо от шантажиста,  в  котором
тот требовал, чтобы Остин приготовил фантастическую сумму в  пять  тысяч
фунтов и ждал дальнейших указаний. Остин допросил мальчишку,  принесшего
письмо, и узнал, что "франка" выложил за доставленное по адресу послание
целый шиллинг. Заплатив оборванцу крону, Остин  узнал  также,  что  этот
самый "франка" часто посещает  несколько  заведений  в  порту.  Описание
человека, которое дал мальчишка,  не  оставляло  сомнений:  это  Гаспар.
Остин собирался днем посетить упомянутые места в надежде  встретиться  с
негодяем лицом к лицу. Поэтому, как  бы  восхитительно  ни  проводил  он
время со своей женой, настала пора заняться другими делами.
   -  Доброе  утро,  ваша  светлость,  -   поздоровалась   Элизабет   и,
наклонившись, поцеловала его. - Или, может быть, мне  следовало  сказать
"добрый день"?
   Она осторожно пощекотала его живот. Стоило ей  дотронуться  до  него,
как  Остина  охватывала  волна  удовольствия,  заставлявшая  его   мышцы
сокращаться. Мозг же напоминал ему, что он собирался встать  и  заняться
совершенно другими делами.
   - Ты собираешься снова заснуть?
   - Я проснулся и весь в твоем распоряжении, - заверил ее Остин.
   Его голос перешел в хриплый вздох, когда она, сидя на нем, сжала  его
в своей шелковистой влажной глубине. Протянув руку, он за волосы пригнул
ее голову и прижался к ее губам. Язык проскользнул внутрь, рука  гладила
ее бедра. Его пальцы ласкали ее, и она тяжело дышала. Ее оргазм наступил
быстро, поглощая все ее существо. Уткнувшись лицом в его плечо, Элизабет
снова и снова повторяла его имя и словно таяла в его руках.
   После этого  он  перевернул  ее  и  теперь  лежал  сверху,  между  ее
раскинутыми ногами.
   Опершись на руки, Остин смотрел на ее  прекрасное  лицо,  медленно  и
ритмично  двигаясь,  пока  она  не  начала  беспокойно  извиваться.  Она
абсолютно не таилась  от  него.  С  распущенными  волосами,  в  приступе
страсти,  Элизабет  выглядела  поразительно  эротично.   Глубокий   стон
вырвался из его груди, когда она обхватила его своими длинными ногами  и
впилась пальцами в его мощные плечи.
   - Остин, - простонала она, изгибаясь  под  его  телом,  и,  достигнув
вершины блаженства, сжала его ногами.
   Остин в последний  раз  погрузился  в  нее,  извергая  семя  в  самую
глубину. Затем, не выпуская ее, он повернулся на бок  и  прижался  к  ее
благоухающим волосам.
   - Вот это действительно приятное пробуждение, - прошептал  он,  снова
обретя дар речи. Легкими движениями он гладил  ее  поясницу  и  округлые
ягодицы.
   - И для меня тоже приятное, - лукаво улыбнулась она,  вызвав  у  него
ответную улыбку.
   Да, эти три дня были самыми счастливыми в его жизни. Они выходили  из
дома всего лишь один раз, накануне: неторопливо проехались в  карете  по
Гайд-парку, а затеи полюбовались витринами магазинов  на  Бонд-стрит.  У
модного ювелира Остину понравились бриллиантовые с жемчугом серьги, и он
купил их своей жене, несмотря на  ее  бурные  протесты.  Затем  Элизабет
заметила маленькую книжную лавку на  мощеной  улице  и  затащила  в  нее
Остина.
   - Ты говорила, что не любишь ходить по магазинам,  -  поддразнил  он,
когда она стала выбирать книги.
   - Я не люблю покупать вещи, а это книги.
   Остин не был уверен, что понимает, в чем тут разница, но был счастлив
доставить ей удовольствие. Он купил ей более дюжины томов и с удивлением
отметил, что ее больше обрадовали  книги,  а  не  фантастически  дорогие
серьги.
   За  исключением  вчерашней  прогулки,   они   проводили   все   время
исключительно  в  его  спальне.   Обнаженные.   Познавая   друг   друга.
Наслаждаясь друг другом.  Сливаясь  телами.  Им  даже  приносили  еду  в
спальню, и в парадной столовой они только обедали. Но  как  только  обед
заканчивался, они скрывались в своем, только  им  принадлежавшем  мирке,
где он обучал жену искусству страсти и  где  ему  открылось,  что,  имея
многих любовниц, он никогда не испытывал такой нежности, как это было  с
Элизабет.
   Однажды в полночь они вместе  спустились  в  личный  кабинет  Остина,
находившийся на втором этаже. Это была их вторая  ночь  вместе.  Сказав,
что приготовил ей сюрприз, Остин попросил ее закрыть  глаза  и  за  руку
ввел в кабинет. В камине горел  огонь,  освещая  комнату  теплым  мягким
светом. Она открыла глаза и, оглянувшись, увидела свой рисунок висящим в
рамке на почетном месте над его столом.
   Он встал позади и обнял ее за талию.
   - Каждый раз, когда я поднимаю глаза, я вижу его и думаю  о  тебе,  -
тихо произнес он.
   Затем он целый час учил ее танцевать вальс  и  обнаружил,  что  вальс
намного более чувственный танец, чем он предполагал. Возможно,  Элизабет
оказалась менее грациозной,  нежели  его  предыдущие  партнерши,  но  он
никогда еще не испытывал такого удовольствия от танца.
   Урок закончился на пушистом ковре перед камином, где  они  продолжали
познавать друг друга, и Остин подумал, что отныне всякий раз,  когда  он
войдет в этот кабинет, перед ним будет возникать образ Элизабет, лежащей
на ковре с затуманенными глазами и призывно протянутыми к нему руками.
   Сейчас она коснулась губами его шей. Боже, она сделала его счастливым
-  эта  мысль  одновременно  беспокоила,  смущала  и  окрыляла  его.  За
последние дни они провели вместе так  много  счастливых  часов,  смеясь,
болтая, и все же она не раскрыла ему своей тайны, которая  заставила  ее
покинуть Америку. Однажды Остин заговорил с ней  об  этом,  но  Элизабет
тотчас перевела разговор  на  другое.  Ее  нежелание  поделиться  с  ним
беспокоило Остина, и он ждал, когда же она расскажет ему.  Он  надеялся,
что расскажет.
   - Чем бы ты хотела сегодня заняться? - спросил он, лаская  ее  нежную
кожу.
   - Мм... Я как раз этим и занимаюсь сейчас.
   - Правда? И чем же?
   - Обнимаю тебя. Чувствую тебя рядом с  собой.  Чувствую  тебя  внутри
себя. - Откинув голову, она посмотрела на него  потемневшим  чувственным
взглядом и с нежностью дотронулась до его лица.  -  Трогаю  тебя.  Люблю
тебя.
   Она сказала, что любит его? Или "люблю тебя" означало лишь "занимаюсь
с тобой любовью"? Он этого не понял, но, хотя никогда раньше  не  жаждал
женской любви, неожиданно обнаружил, что хотел бы услышать  слова  любви
из уст Элизабет.
   Нельзя было отрицать, что его брак по расчету развивался в совершенно
неожиданном  направлении.  Однако  его  настораживали   эти   непонятные
трепетные чувства, возникающие в нем.
   Элизабет провела пальцем по его лбу.
   - А чем бы хотел заняться ты?
   - Мне бы хотелось остаться  здесь  с  тобой  и  весь  день  посвятить
любовным занятиям, но, боюсь, мне предстоит кое-какая работа.
   - Могу я сделать что-либо, чтобы помочь тебе?
   Остин улыбнулся, поняв, как ей этого хотелось.
   - Боюсь, что нет. Моя работа состоит из  нескольких  поездок  и  кучи
скучной переписки.
   - Может быть, я могу поехать с тобой?
   - К сожалению, я должен ехать один. - Он  не  собирался  брать  ее  с
собой в порт. - Ты бы слишком отвлекала меня. Я бы думал о тебе, а не  о
деле.
   Она приложила ладонь к его щеке.
   - Ты что-то скрываешь от меня. Ты едешь куда-то, куда не хочешь  меня
брать. - Она вздохнула. - Остин, разреши мне помочь тебе.
   Проклятие! Неужели эта женщина способна видеть, что происходит в  его
душе? Вопрос вызывал по меньшей  мере  беспокойство.  Не  может  ли  она
заметить его растущее к ней расположение?
   Расположение? Как мало этим сказано! Мысль, что она может видеть  или
чувствовать то, чем он еще не готов с ней поделиться,  приводила  его  в
замешательство. Но Элизабет больше не упоминала  о  своих  видениях  или
способности читать его мысли.
   Он нежно погладил ей переносицу. О том, чтобы взять ее с собой  в  те
места, куда он собирался отправиться, не могло быть и речи.  Он  не  мог
подвергать ее опасности или...
   - Ты не хочешь подвергать меня опасности, я  понимаю.  Но  я  буду  с
тобой. Мне ничего не может угрожать.
   - Я не могу взять тебя с собой, Элизабет. Это довольно подозрительные
места. Совсем не такие, куда могла бы поехать леди.
   - Что именно ты собираешься делать?
   Остин считал, что не следует открывать ей правду, но, как ни странно,
лгать ему тоже не хотелось.
   - Помнишь, в развалинах я говорил тебе, что нанял сыщика с Боу-стрит,
чтобы он собрал  сведения  о  французе,  которого  я  видел  с  Уильямом
незадолго до его смерти?
   - Да. В ту ночь ты должен был встретиться с этим сыщиком.
   - Верно. Так вот, я узнал, что француза, которого я  ищу,  известного
мне под именем Гаспар, недавно  видели  в  пивной  игорного  дома  около
доков. Я еду туда, чтобы найти его.
   - Зачем?
   "Затем, что этот ублюдок угрожает всему, что  мне  дорого.  Он  может
погубить мою семью, к которой теперь принадлежишь и ты".
   Остин понимал, что вопреки своему решению он обязан солгать.
   - У меня есть основания думать, что он украл вещи Уильяма. Я хочу  их
вернуть.
   - Почему бы не предоставить твоему сыщику найти его?
   - Я хочу отправиться по горячему следу, пока он не затерялся.
   Элизабет посмотрела на него серьезным внимательным взглядом:
   - Я хочу сопровождать тебя.
   - Исключено.
   - Разве ты не понимаешь, что я могла бы помочь тебе? Не можешь ли  ты
хотя бы попытаться поверить в то, что я это могу? Если  я  дотронусь  до
чего-нибудь, к чему  он  прикасался,  или  до  человека,  с  которым  он
говорил, то, возможно, я смогу почувствовать... где он.
   - К черту! Я знаю, что ты  хочешь  мне  помочь,  и  хотя  я  не  могу
отрицать, что ты обладаешь редкой интуицией, ты все же не волшебница.  И
не стоит настаивать на твоей поездке в лондонские трущобы. Я  ценю  твою
заботу, но...
   - Но ты не позволишь мне поехать с тобой.
   - Нет. В доках опасно. Если с тобой что-нибудь  случится,  я  никогда
себе этого не прощу.
   - В то время как сам ты подвергаешься опасности.
   - Для мужчины риск не так велик.
   Она посмотрела на него с отчаянием:
   - Что я должна сделать, чтобы доказать тебе, что могу помочь?
   Доказать, что ее так называемые видения приведут  его  к  Гаспару?  К
человеку, которого не в силах найти самый лучший сыщик с  Боу-стрит?  Он
бы чертовски хотел поверить в  это,  но  уже  давно  перестал  верить  в
чудеса.
   - Ты ничего не сможешь сделать, - тихо сказал он, ненавидя себя за ту
боль обиды, которую увидел в ее  глазах.  Но  у  него  не  было  другого
выхода.
   Элизабет не могла помочь ему.
   В этом он был уверен.

***

   Элизабет спустилась по лестнице. В руках у нее  был  роман  "Разум  и
чувствительность" - одна из книг, купленных для  нее  Остином  накануне.
Читать ей не хотелось, но от тревоги за Остина, уехавшего в порт, у  нее
ныло под ложечкой, и ей просто необходимо было отвлечься.
   Остановившись  посреди  мраморного  холла,  она   в   нерешительности
огляделась по сторонам: может быть, ей найти сначала кухню и стащить там
чашечку сидра?
   - Могу я помочь вам, ваша светлость? - раздался глуховатый голос.
   - Ох! - Она прижала руки к груди. - Картерс! Вы меня напугали.
   - Пожалуйста, простите меня, ваша светлость. - Он  низко  поклонился,
затем выпрямился и застыл так, что она подумала, не привязали ли  к  его
спине доску.
   - Пустяки, Картерс, - улыбнулась она, но не увидела ответной  улыбки.
- Не скажете ли, где кухня?
   Лицо Картерса было лишено какого-либо выражения.
   - Кухня, ваша светлость?
   От его недружелюбного тона Элизабет стало не по себе. Она взяла  себя
в руки и снова улыбнулась дворецкому:
   - Да. Я хотела бы выпить сидра.
   - Вам нет необходимости идти на кухню, ваша светлость.  Я  немедленно
распоряжусь, чтобы лакей принес вам сидр.
   Он повернулся и пошел  -  очевидно,  чтобы  позвать  лакея.  Элизабет
заметила, что Картерс прихрамывает. Она была уверена, что при их  первой
встрече он не