ну,  Жанне
стало трудно дышать, до того ей сдавило  грудь,  а  при  виде  кирпичных
столбов ограды она невольно охнула несколько раз, как будто у нее  оста-
навливается сердце.
   Повозку распрягли у Куяров, а пока Розали с сыном  ходили  по  делам,
Куяры предложили Жанне воспользоваться отсутствием  хозяев  и  навестить
дом и тут же дали ей ключи.
   Она отправилась одна и, подойдя к старому дому со стороны моря, оста-
новилась взглянуть на него. Снаружи все было без перемен. По хмурым сте-
нам обширного серого здания в этот день  скользили  улыбки  солнца.  Все
ставни были закрыты.
   Сухой сучок упал ей на платье; Жанна подняла глаза; он упал с  плата-
на. Она подошла к толстому стволу с гладкой и блеклой корой и  погладила
его, точно живое существо. Нога ее натолкнулась в траве на кусок  сгнив-
шего дерева; это был остаток скамьи, где она так часто сидела со  своими
близкими, той скамьи, которую поставили в день первого визита Жюльена.
   Она подошла к двустворчатым дверям, ведущим в вестибюль, и  с  трудом
отворила их, потому что ржавый ключ не желал поворачиваться. Наконец за-
мок со скрежетом поддался, и тугая, разбухшая створка двери раскрылась.
   Жанна сразу же, чуть не бегом, поднялась в свою комнату; она была не-
узнаваема, оклеена новыми светлыми обоями, но когда Жанна открыла  окно,
все внутри у нее перевернулось при виде любимого ландшафта: рощи, вязов,
ланды и моря, усеянного бурыми парусами, издалека как будто  неподвижны-
ми. Затем она пошла бродить по большому пустынному дому.  Она  вглядыва-
лась в привычные ее глазу пятна на стенах. Она остановилась перед дыроч-
кой в штукатурке, пробуравленной бароном, который любил, вспомнив  моло-
дость, поупражняться тростью в фехтовании, проходя мимо этой стены.
   В спальне маменьки она нашла вколотую за дверью в темном уголке возле
кровати тонкую булавку с золотой головкой, которую сама же, как она при-
помнила теперь, воткнула туда, а потом искала целые годы. Так никто ее и
не нашел. Она взяла булавку, как бесценную реликвию, и поцеловала ее.
   Она заглядывала повсюду, искала и находила почти  неуловимые  отметки
на прежних, не смененных обоях, снова видела те причудливые образы,  ко-
торые наша фантазия создает из рисунков тканей, из прожилок мрамора,  из
теней на потолках, потемневших от времени.
   Она неслышными шагами ходила одна по огромному безмолвному дому, точ-
но по кладбищу. Вся ее жизнь покоилась в нем. Она спустилась в гостиную.
Там было темно от запертых ставен, и она некоторое время ничего не виде-
ла; потом глаза ее привыкли к темноте, и ей мало-помалу удалось  разгля-
деть высокие шпалеры, где порхали птицы. Два кресла по-прежнему стояли у
камина, как будто их только что покинули, и даже самый запах комнаты, ее
особый запах, как у людей бывает свои, этот слабый, но вполне  ощутимый,
неопределенный и милый запах старинных покоев проникал в Жанну,  обвола-
кивал ее воспоминаниями, дурманил ей мозг. Она стояла, задыхаясь, впивая
дыхание прошлого и не сводя глаз с двух кресел.  И  вдруг  в  мгновенной
галлюцинации, порожденной навязчивой идеей, ей привиделось, -  нет,  она
увидела, как видела столько раз, - что отец и мать сидят и греют ноги  у
огня.
   Она отшатнулась в ужасе, наткнулась на дверь и  прислонилась  к  ней,
чтобы не упасть, но при этом не отрывала взгляда от кресел.
   Видение исчезло.
   Несколько минут она была как безумная; потом овладела собой и  хотела
бежать, чтобы не сойти совсем с ума. Взгляд ее случайно  упал  на  косяк
двери, на который она опиралась, и она увидела "лесенку Пуле".
   Слабые отметки на белой краске шли вверх с неравными промежутками,  а
цифры, вырезанные перочинным ножом, указывали годы, месяцы и рост ее сы-
на. Иногда почерк был отцовский, более крупный, иногда ее - помельче,  а
иногда тети Лизон, немного неровный.  И  ей  показалось,  что  он  снова
здесь, перед ней - маленький Поль, и будто бы он снова прижимается бело-
курой головкой к стене, чтобы измерили его рост.
   "Жанна, он за полтора месяца вырос на сантиметр!" - кричал барон.
   И она с исступленной любовью принялась целовать дверной косяк.
   Но ее звали со двора. Это был голос Розали.
   - Мадам Жанна, мадам Жанна, вас дожидаются к завтраку.
   Она вышла не помня себя. Она не понимала того, что ей  говорили.  Она
ела кушанья, которые ей подавали, слушала разговоры и не  знала,  о  чем
идет речь, вероятно, беседовала с фермершами, отвечала на расспросы о ее
здоровье, подставляла щеки для поцелуев, сама целовала подставленные ще-
ки и наконец села в тележку.
   Когда из глаз ее исчезла за деревьями высокая  кровля  замка,  что-то
оборвалось у нее в груди. Она чувствовала в душе, что навсегда распроща-
лась с родимым домом.
   Тележка привезла их в Батвиль.
   В ту минуту, как Жанна собралась переступить порог своего нового  жи-
лища, она заметила под дверью что-то белое;  это  было  письмо,  которое
подсунул туда почтальон в ее отсутствие.
   Она сразу же узнала почерк Поля и,  дрожа  от  волнения,  распечатала
письмо. Оно гласило:
   "Дорогая мама, я не писал тебе до сих пор, потому что не хотел, чтобы
ты понапрасну приезжала в Париж, когда сам я собирался со  дня  на  день
навестить тебя. В настоящее время у меня большое горе, и  я  очутился  в
крайне тяжелом положении. Моя жена три дня тому назад родила  девочку  и
теперь находится при смерти. А я опять без гроша. Не знаю,  как  быть  с
ребенком. Пока что привратница кормит его с рожка, но я очень  боюсь  за
него. Не могла бы ты взять его к себе? Я решительно не знаю, что мне де-
лать, и не имею средств, чтобы отдать малютку кормилице. Отвечай  с  об-
ратной почтой.
   Любящий тебя сын Поль".
   Жанна опустилась на стул и едва собралась с силами, чтобы позвать Ро-
зали. Когда служанка явилась, они вместе перечли письмо, потом долго си-
дели в молчании друг против друга.
   Наконец заговорила Розали:
   - Надо мне съездить за маленькой. Не бросать же нам ее.
   - Поезжай, голубушка, - отвечала Жанна.
   Они помолчали еще, потом служанка заговорила опять:
   - Надевайте шляпу, мадам Жанна, и едемте в Годервиль к нотариусу. Раз
та собралась помирать, надо, чтобы господин Поль женился на ней ради де-
вочки.
   И Жанна, не возразив ни слова, надела шляпу. Глубокая, затаенная  ра-
дость затопила ей сердце, радость предательская, которую ей во что бы то
ни стало хотелось скрыть, та подлая радость, которой  со  стыдом  упива-
ешься в тайниках души; любовница сына была при смерти.
   Нотариус дал служанке подробные наставления, которые она просила пов-
торить несколько раз; затвердив все, чтобы не ошибиться, она объявила:
   - Будьте благонадежны, теперь я все улажу.
   В тот же вечер она выехала в Париж.
   Жанна провела два дня в таком смятении, что не могла обдумать ничего.
На третье утро она получила от Розали краткое извещение о приезде с  ве-
черним поездом. И больше ни слова.
   Часов около трех она попросила соседа заложить двуколку и поехала  на
станцию, в Безвиль, встречать Розали.
   Она стояла на платформе, устремив взгляд на  двойную  линию  рельсов,
которые убегали вдаль и сближались где-то там, на краю горизонта.  Время
от времени она смотрела на часы. "Еще десять минут. - Еще пять минут.  -
Еще две минуты. - Вот сейчас". Вдали на колее не было видно  ничего.  Но
вдруг она заметила белое пятнышко-дымок, потом под ним черную точку, ко-
торая росла, росла, приближаясь на всех парах.  Наконец  тяжелая  машина
замедлила ход и, пыхтя, проползла мимо Жанны, которая жадно вглядывалась
в окна; многие  дверцы  отворились;  на  платформу  стали  выходить  лю-
ди-крестьяне в блузах, фермерши с корзинами, мелкие буржуа в мягких шля-
пах. Наконец она увидела Розали и у нее на руках какой-то белый сверток.
   Она хотела пойти, навстречу, но побоялась упасть, до того у нее осла-
бели ноги. Служанка заметила ее, подошла к ней с обычным своим спокойным
видом и сказала:
   - Здравствуйте, мадам Жанна, вот я и вернулась, хоть и не  легко  мне
пришлось.
   - Ну как? - пролепетала Жанна.
   - Да так, она нынче ночью скончалась. Они женаты, вот девочка.
   И она протянула ребенка, которого не было видно в ворохе пеленок.
   Жанна машинально взяла его, они вышли со станции и сели в тележку.
   - Господин Поль приедет после похорон. Должно быть, завтра, в это  же
время, - сообщила Розали.
   Жанна пролепетала только одно слово:
   - Поль.
   Солнце клонилось к горизонту, заливая светом зеленеющие нивы с  золо-
тыми пятнами цветущего рапса и кровавыми  брызгами  мака.  Беспредельный
покой сходил на умиротворенную землю, где наливались соки.
   Двуколка катила быстро, крестьянин прищелкивал языком,  подгоняя  ло-
шадь.
   Жанна смотрела куда-то вдаль на небо, которое, точно ракетой,  проре-
зал стремительный и прихотливый полет ласточек. И  вдруг  мягкое  тепло,
тепло жизни прошло сквозь ее платье, достигло ног,  разлилось  по  всему
телу, - это было тепло маленького существа, спавшего у нее на коленях.
   И безмерное волнение охватило ее. Быстрым жестом открыла  она  личико
ребенка, которого не видела еще: дочь своего сына. И когда голубые глаза
малютки раскрылись от внезапного света,  когда  она  зачмокала  ротиком,
Жанна подняла ее и осыпала неистовыми бессчетными поцелуями...
   Но Розали с довольным видом ворчливо остановила ее:
   - Постойте, постойте, мадам Жанна, а то она у вас раскричится...
   И добавила, отвечая, должно быть, на собственную свою мысль:
   - Вот видите, какова она жизнь: не так хороша, да и не так уж  плоха,
как думается.