а дома. Их  тени,  одна  длинная,
другая круглая и как будто накрытая грибом, бежали то  впереди  них,  то
позади, в зависимости от того, шли ли они навстречу луне или в  обратную
сторону. Кюре вынул из кармана нечто вроде папиросы и сосал ее. С  дере-
венской откровенностью он объяснил ее назначение:
   - Это вызывает отрыжку, а у меня пища переваривается трудно.
   Потом, внезапно взглянув на небо, где шествовало  яркое  светило,  он
изрек:
   - На это зрелище никогда не наглядишься.
   И пошел проститься с дамами.


   III

   В следующее воскресенье баронесса и Жанна, из деликатного внимания  к
своему кюре, отправились в церковь.
   После обедни они подождали его, чтобы пригласить к себе на завтрак  в
четверг.
   Он вышел  из  ризницы  с  щеголеватым,  стройным  молодым  человеком,
по-приятельски державшим его под руку. Увидев  дам,  кюре  воскликнул  с
жестом радостного удивления:
   - Вот удача! Баронесса, мадемуазель Жанна, разрешите представить  вам
соседа вашего, виконта де Ламар!
   Виконт поклонился, сказал, что давно уже желал  этого  знакомства,  и
принялся болтать с непринужденностью бывалого светского человека. У него
была счастливая наружность, неотразимая для женщин и неприятная для всех
мужчин. Черные волнистые волосы бросали тень на гладкий загорелый лоб, а
ровные, широкие, словно нарисованные брови придавали томность и  глубину
карим глазам с голубоватыми белками.
   От густых и длинных ресниц взгляд его был так  страстно  красноречив,
что волновал горделивую красавицу в гостиной и  заставлял  оборачиваться
девушку в чепце, идущую по улице с корзинкой.
   Этот обольстительный нежный взор, казалось, таил такую глубину мысли,
что каждое слово приобретало особую значительность.
   Густая холеная мягкая бородка скрадывала  несколько  тяжеловатую  че-
люсть.
   Обменявшись любезностями, новые знакомые расстались.
   Два дня спустя г-н де Ламар нанес первый визит.
   Он явился, как раз когда обновляли широкую скамью, поставленную в  то
же утро под большим платаном напротив окон гостиной. Барон хотел,  чтобы
поставили ей парную под липой, а маменька, противница симметрии, не  хо-
тела.
   Виконт, когда спросили его совета, принял сторону баронессы.
   Потом он заговорил об их местности, заявил, что находит ее очень "жи-
вописной", так как обнаружил во время  своих  одиноких  прогулок  немало
"чудеснейших видов". По временам глаза его, будто случайно,  встречались
с глазами Жанны; и ее непривычно  тревожил  этот  быстрый,  ускользающий
взгляд, в котором можно было прочесть вкрадчивое восхищение и живой  ин-
терес.
   Господин де Ламар-старший, скончавшийся за год до того, был знаком  с
близким другом г-на де Кюльто, маменькиного отца; после  того  как  было
установлено это знакомство, завязался нескончаемый разговор о  свойстве,
родстве и хронологии. Баронесса обнаруживала чудеса памяти, устанавливая
восходящие и нисходящие родственные связи знакомых семейств и безошибоч-
но лавируя по запутанному лабиринту родословных.
   - Скажите, виконт, вам не приходилось слышать о  семействе  Сонуа  из
Варфлера? Их старший сын Гонтран женился на девице де Курсиль  из  семьи
Курсилей курвильских, младший же - на моей  кузине,  мадемуазель  де  ла
Рош-Обер, которая была в свойстве с Кризанжами. А  господин  де  Кризанж
был приятелем с моим отцом, а потому, вероятно, знавал и вашего
   - Совершенно верно, сударыня. Ведь это тот господин де Кризанж, кото-
рый эмигрировал, а сын его разорился?
   - Он самый Он сватался к моей  тетке  после  смерти  ее  мужа,  графа
д'Эретри, но она ему отказала, потому что он  нюхал  табак.  Кстати,  не
знаете, что сталось с Вилуазами? Они выехали из Турени около тысяча  во-
семьсот тринадцатого года, после того как семья их разорилась, и посели-
лись в Оверни; но больше я о них ничего не слыхала.
   - Сколько мне помнится, сударыня, старый маркиз упал с лошади и  рас-
шибся насмерть После него остались две дочери - одна замужем за англича-
нином, а вторая за неким Бассолем, коммерсантом, богатым  человеком  Он,
говорят, соблазнил ее.
   И фамилии, слышанные от бабушек и запомнившиеся с детства, то и  дело
всплывали в разговоре. Брачные союзы между родовитыми  семьями  станови-
лись в их воображении событиями общественной важности. О людях,  которых
не видели никогда, они говорили так, словно коротко знали их; а эти  лю-
ди, в других местах, точно так же говорили о них самих, и на  расстоянии
они чувствовали себя близкими, чуть не друзьями, чуть не родными  только
потому, что принадлежали к одному классу, к одной касте, были одинаковой
крови.
   Барон от природы был нелюдим и воспитание получил, не соответствующее
верованиям и предрассудкам своей среды, а потому мало знал своих соседей
и решил расспросить о них виконта.
   - Ну, у нас в округе почти нет дворянства, - отвечал г-н де Ламар тем
же тоном, каким сказал бы, что на побережье почти не водится кроликов, и
тут же привел подробности. Поблизости  проживало  всего  три  семейства:
маркиз де Кутелье, глава нормандской аристократии; виконт  и  виконтесса
де Бризвиль, люди очень хорошего рода, но довольно необщительные, и, на-
конец, граф де Фурвиль, - этот слыл каким-то чудовищем, будто бы жестоко
тиранил жену и жил у себя в замке Лаврийет, построенном на пруду, прово-
дя все время на охоте
   Несколько выскочек купили себе имения  в  окрестностях  и  вели  зна-
комство между собой Виконт с ними не знался.
   Наконец он откланялся, последний взгляд он бросил на Жанну, как будто
говоря ей особое прости, более сердечное и более нежное
   Баронесса нашла его очень милым, а главное - вполне светским Папенька
согласился:
   - Да, конечно, он человек благовоспитанный.
   На следующей неделе виконта пригласили к обеду. И он сделался  у  них
постоянным гостем.
   Обычно он приходил днем, часа в четыре,  отправлялся  прямо  на  "ма-
менькину аллею" и предлагал баронессе руку, чтобы  сопутствовать  ей  во
время "ее моциона". Когда Жанна была дома, она поддерживала  маменьку  с
другой стороны, и так, втроем, они медленно бродили из конца в конец  по
длинной прямой аллее. Виконт почти не разговаривал с девушкой  Но  глаза
его, глаза как из черного бархата, часто встречались  с  глазами  Жанны,
будто сделанными из голубого агата.
   Несколько раз они спускались в Ипор вместе с бароном
   Как-то вечером, на пляже, к ним подошел дядя Ластик и, не вынимая изо
рта трубки, отсутствие которой было бы, пожалуй, удивительнее,  чем  ис-
чезновение у него носа, заявил:
   - По такой погодке, господин барон, не худо бы завтра прокатиться  до
Этрета и обратно.
   Жанна просительно сложила руки:
   - Папа, ну пожалуйста!
   Барон повернулся к г-ну де Ламар:
   - Согласны, виконт. Мы бы там позавтракали.
   И прогулка была тотчас решена.
   Жанна встала с рассветом. Она подождала  отца,  который  одевался  не
спеша, и они вместе зашагали по росе, сперва полями, потом  лесом,  зве-
невшим от птичьего гомона.
   Виконт и дядя Ластик сидели на кабестане
   Еще два моряка помогали при отплытии. Упершись плечами в борт  судна,
мужчины налегали изо всех сил. Лодка с трудом  двигалась  по  каменистой
отмели Ластик подсовывал под киль деревянные катки, смазанные салом, по-
том становился на свое место и тянул нескончаемое "гой-го", чтобы согла-
совать общие усилия.
   Но когда достигли спуска, лодка вдруг помчалась вперед и скатилась по
гальке с треском рвущегося холста
   У пенистой каемки волн она остановилась как вкопанная, и все  размес-
тились на скамьях Потом двое матросов, оставшихся на  берегу,  столкнули
ее в воду.
   Легкий ровный ветерок с моря рябил водную гладь. Поднятый парус слег-
ка надулся, и лодка поплыла спокойно, еле качаясь на волнах.
   Сперва шли прямо в открытое море У горизонта небо опускалось и слива-
лось с океаном У берега большая тень падала от подножья  отвесного  ска-
листого утеса, а склоны его, кое-где поросшие травой, были залиты  солн-
цем
   Позади бурые паруса отплывали от белого феканского  мола,  а  впереди
скала странной формы, закругленная и продырявленная насквозь, напоминала
огромного слона, который погрузил хобот в море. Это были "Малые  ворота"
Этрета.
   У Жанны от качки слегка кружилась голова, она держалась рукой за борт
и смотрела вдаль; и ей казалось, что в мире нет ничего прекраснее света,
простора и воды
   Все молчали Дядя Ластик управлял рулем и шкотом и по временам прикла-
дывался к бутылке, спрятанной у него под скамьей; при этом он не  перес-
тавая курил свой огрызок трубки, казалось, неугасимой. Из трубки  посто-
янно шел столбик синего дыма, а другой, такой же точно, выходил из  угла
его рта Никто никогда не видел, чтобы моряк набивал табаком или разжигал
глиняную головку трубки, ставшую темнее черного дерева. Иногда он  отни-
мал трубку от губ и через тот же уголок рта, откуда шел дым, сплевывал в
море длинную струю бурой слюны.
   Барон сидел на носу и, заменяя матроса, присматривал за парусом. Жан-
на и виконт оказались рядом; оба были немного  смущены  этим.  Неведомая
сила скрещивала их взгляды, потому что они, как по наитию, в одно  время
поднимали глаза; между ними уже протянулись нити смутной и нежной симпа-
тии, так быстро возникающей между молодыми людьми, когда он  недурен,  а
она миловидна. Им было хорошо друг возле друга,  вероятно,  оттого,  что
они думали друг о друге.
   Солнце поднималось, словно затем, чтобы сверху полюбоваться простором
моря, раскинувшегося под ним; но  море,  словно  из  кокетства,  оделось
вдруг легкой дымкой и закрылось от солнечных лучей  Это  был  прозрачный
туман, очень низкий, золотистый, он ничего не скрывал, а только  смягчал
очертания далей. Светило пронизывало своими огнями и растворяло этот си-
яющий покроя; а когда оно обрело всю свою мощь, дымка испарилась, исчез-
ла, и море, гладкое, как зеркало, засверкало на солнце.
   Жанна взволнованно прошептала:
   - Как красиво!
   - Да, очень красиво, - подтвердил виконт.
   Ясная безмятежность этого утра находила какое-то созвучие в их  серд-
цах.
   Вдруг показались "Большие ворота" Этрета, похожие на две ноги  утеса,
шагающего в море, настолько высокие, что под ними могли проходить  морс-
кие суда; перед ближней возвышался белый и острый шпиль скалы.
   Лодка причалила, и, пока барон, выскочив первым, притягивал ее к  бе-
регу канатом, виконт на руках перенес Жанну на сушу, чтобы она не  замо-
чила ног; потом они стали подниматься бок о бок по  крутому  кремнистому
берегу, взволнованные этим мимолетным объятием, и  вдруг  услышали,  как
дядя Ластик говорил барону:
   - Прямо скажу, ладная вышла бы парочка.
   Позавтракали отлично в трактирчике у самого берега. В лодке  они  все
молчали, - океан приглушал голос и мысль, а тут, за столом, стали  болт-
ливы, как школьники на вакациях.
   Любой пустяк служил поводом для необузданного веселья.
   Дядя Ластик, садясь к столу, бережно запрятал в  берет  свою  трубку,
хотя она еще дымила, и все  рассмеялись.  Муха,  которую,  должно  быть,
привлекал красный нос Ластика, несколько раз садилась на него,  а  когда
неповоротливый матрос смахнул ее, но не успел поймать,  она  "расположи-
лась на кисейной занавеске, где многие ее сестры уже оставили  следы,  и
оттуда, казалось, жадно сторожила этот багровый выступ, поминутно  пыта-
ясь снова сесть на него.
   При каждом полете мухи раздавался взрыв хохота, а когда старику надо-
ела эта возня и он проворчал: "Экая язва", - у Жанны и виконта даже сле-
зы выступили от смеха, они корчились, задыхались  и  зажимали  себе  рот
салфеткой.
   После кофе Жанна предложила:
   - Не пойти ли нам погулять?
   Виконт поднялся, но барон предпочел полежать на пляже и погреться  на
солнышке.
   - Ступайте, детки, я буду ждать вас здесь через час.
   Они напрямик пересекли деревушку из нескольких лачуг, потом  миновали
маленький барский дом, скорее похожий на большую ферму, и  очутились  на
открытой равнине, уходившей перед ними вдаль.
   Колыханье волн вселило в них истому, вывело из  обычного  равновесия,
морской соленый воздух возбудил аппетит,  завтрак  опьянил  их,  а  смех
взвинтил нервы. Теперь они были в каком-то чаду, им хотелось бегать  без
оглядки по полям. У Жанны звенело в ушах, она была взбудоражена  новыми,
непривычными ощущениями.
   Жгучее солнце палило их. По обеим сторонам  дороги  клонились  спелые
хлеба, поникшие от зноя. Неисчислимые, как травинки  в  поле,  кузнечики
надрывались, наполняя все - поля ржи и пшеницы, прибрежные камыши - сво-
им резким, пронзительным стрекотанием.
   Других звуков не было слышно под  раскаленным  небом,  изжелта-синим,
как будто оно, того и гляди, станет красным, подобно металлу вблизи  ог-
ня.
   Они заметили поодаль вправо лесок и направились туда.
   (Между двумя откосами, под сенью огромных деревьев, непроницаемых для
солнца, тянулась узкая дорога. Когда они вступили на эту дорогу, на  них
пахнуло плесенью, промозглой сыростью, которая проникает в легкие и  вы-
зывает озноб. От недостатка воздуха и света трава здесь не росла, и зем-
лю устилал только мох.
   Они шли все дальше.
   - Смотрите, вот где мы можем посидеть, - сказала Жанна.
   Здесь стояли два старых засохших дерева, и,  пользуясь  прогалиной  в
листве, сюда врывался поток света; согревая землю, он пробудил  к  жизни
семена трав, одуванчиков, вьюнков, вырастил воздушные, как дымка, зонти-
ки белых лепестков и соцветия наперстянки, похожие на веретенца.  Бабоч-
ки, пчелы, неуклюжие шершни, гигантские комары, напоминающие остовы мух,
множество крылатых насекомых, пунцовые в крапинку божьи  коровки,  жуки,
отливающие медью, и другие - черные, рогатые, наполняли этот жаркий све-
товой колодец, прорытый в холодной тенистой чаще.
   Молодые люди уселись так, чтобы голова была в тени, а ноги грелись на
солнце. Они наблюдали возню всей этой мелкоты,  зародившейся  от  одного
солнечного луча, и Жанна в умилении твердила:
   - Как тут хорошо! Как прекрасна природа! Иногда мне хочется быть мош-
кой или бабочкой и прятаться в цветах.
   Они говорили о себе, о своих привычках, вкусах, и тон у них был приг-
лушенный, задушевный, каким делают признания. Он уверял, что ему опосты-
лел свет, надоела пустая жизнь - вечно одно и то же; нигде не  встретишь
ни искренности, ни правды.
   Свет! Ей бы очень хотелось повидать его. Но она заранее была  убежде-
на, что он не стоит деревенской жизни. И чем больше сближались их  серд-
ца, тем церемоннее называли они друг друга "виконт" и "мадемуазель",  но
тем чаще встречались и улыбались друг другу их глаза; и им казалось, что
души их наполняются какой-то небывалой добротой, всеобъемлющей  любовью,
интересом ко всему тому, что не занимало их прежде,
   Они возвратились, но оказалось, что барон отправился  пешком  посмот-
реть "Девичью беседку" - высокий грот в гребне скалы;  они  стали  дожи-
даться его в трактире.
   Он явился только в пять часов вечера, после долгой прогулки по  бере-
гу.
   Тогда все снова уселись в лодку. Она плыла медленно,  по  ветру,  без
малейшего колыхания, как будто вовсе не двигалась. Ветер  набегал  нето-
ропливыми теплыми дуновениями, и парус на миг натягивался, а потом снова
безжизненно опадал вдоль мачты. Мутная водная пелена словно  застыла;  а
солнце, утомившись горением, не спеша опускалось к ней по своей орбите.
   Все опять притихли, убаюканные морем.
   Наконец Жанна заговорила:
   - Как бы мне хотелось путешествовать!
   Виконт подхватил:
   - Да, но одному путешествовать тоскливо, надо быть  по  меньшей  мере
вдвоем, чтобы делиться впечатлениями.
   Она задумалась.
   - Это верно... а все-таки я люблю гулять одна, так приятно мечтать  в
одиночестве...
   Он посмотрел на нее долгим взглядом.
   - Можно мечтать и вдвоем.
   Она опустила глаза. Это был  намек?  Вероятно.  Она  всматривалась  в
даль, словно надеясь заглянуть за черту горизонта,  затем  произнесла  с
расстановкой:
   - Мне хотелось бы побывать в Италии... и в Греции... ах, да,  в  Гре-
ции... и еще на Корсике! Какая там, должно быть, дикая красота!
   Его больше привлекала Швейцария, ее горные шале и озера.
   - Нет, по-моему, лучше совсем неизведанные страны, вроде Корсики, или
уж очень древние, полные воспоминаний, вроде Греции. Как,  должно  быть,
приятно находить следы тех народов, историю которых мы знаем с  детства,
и видеть места, где Совершались великие деяния.
   Виконт, человек более положительный, возразил:
   - Меня очень интересует Англия, там есть чему поучиться.
   И они пустились путешествовать по всему свету, от полюса до экватора,
обсуждали достоинства каждой страны, восторгались воображаемыми ландшаф-
тами и фантастическими - нравами некоторых народов,  например,  китайцев
или лапландцев; но в конце концов пришли к заключению, что  нет  в  мире
страны прекраснее Франции, где климат такой мягкий  -  летом  прохладно,
зимой тепло, где такие пышные луга, зеленые леса, широкие, плавные  реки
и такое благоговение перед искусствами, какого не было нигде после золо-
того века Афин.
   Потом они замолчали.
   Солнце спускалось все ниже и, казалось, кровоточило; широкий огненный
след, словно сверкающая дорожка, тянулся по глади океана от горизонта до
струи за кормою лодки.
   Последние дуновения ветра стихли, исчезла малейшая рябь, а  неподвиж-
ный парус заалелся. Беспредельная тишь  словно  убаюкала  просторы,  все
смолкло перед этой встречей двух стихий, и, нежась и выгибая под  сводом
неба свое сверкающее переливчатое лоно, водная стихия,  невеста-великан-
ша, ожидала огненного жениха, нисходившего к ней. Он спешил  опуститься,
пылая как бы от жажды объятий. Он коснулся ее,  и  мало-помалу  она  его
поглотила.
   Тогда с горизонта потянуло прохладой; волной тронуло зыбкое лоно  мо-
ря, словно солнце, утопая, бросило в мир вздох успокоения.
   Сумерки длились недолго; распростерлась ночь,  испещренная  звездами.
Дядя Ластик взялся за весла; все заметили, что море  светится.  Жанна  и
виконт, сидя рядом, смотрели на подвижные огоньки за кормой лодки. Почти
без мыслей, в смутном созерцании, они блаженно впитывали отраду  вечера;
рука Жанны опиралась на скамью, и вот  палец  соседа,  словно  нечаянно,
Дотронулся до нее; девушка не  шевельнулась,  удивленная,  счастливая  и
смущенная этим легким прикосновением.
   Вечером она вернулась к себе в  комнату  необычайно  взволнованная  и
растревоженная, так что ей хотелось плакать от всего. Она  взглянула  на
часы, подумала, что пчелка будет свидетельницей  всей  ее  жизни,  будет
своим частым и ровным тиканьем откликаться на ее радости и горе, и оста-
новила позолоченную мушку, чтобы поцеловать ее крылышки. Она готова была
расцеловать все на свете. Она вспомнила, что запрятала в  какой-то  ящик
старую куклу. Отыскав ее, она так обрадовалась, словно встретилась с лю-
бимой подругой, и, прижимая игрушку к груди, осыпала страстными поцелуя-
ми ее крашеные щеки и кудельные локоны.
   Все еще держа куклу в руках, она задумалась.
   Он ли это, супруг, которого сулили ей тысячи тайных голосов, очутился
теперь на ее пути по воле всеблагого провидения? Он  ли  это,  тот,  кто
создан для нее и кому она отдаст всю жизнь? Неужто они двое суждены друг
другу, и чувства их, встретившись,  соединятся,  сольются  нерасторжимо,
породят любовь?
   Она еще не испытывала тех бурных порывов всего существа, тех безумных
восторгов, тех душевных потрясений, которые считала признаками  страсти;
однако она как будто уже начинала любить его, потому что, думая  о  нем,
минутами вся замирала, а думала она  о  нем  беспрестанно.  В  его  при-
сутствии у нее тревожно билось сердце; она бледнела и краснела, встречая
его взгляд, вздрагивала от звука его голоса.
   Она почти не спала в эту ночь.
   И с каждым днем волнующее желание любви все  сильнее  овладевало  ею.
Она без конца искала ответа у самой себя, гадала по  лепесткам  ромашки,
по облакам, по монета