о и страшно. Но как сбросить с  себя  в  один  момент  этот  груз
безропотности, смирения, непритязательности, исковеркавший его душу? Как
возвыситься  над  своим  прежним   образом   забитого,   нечестолюбивого
мальчика,  безропотно  сносящего  все  унижения?  Ну,  с  Васильевым  он
разберется. Это хоть немного подымет его в своих собственных  глазах.  А
как простить матери то, что она с ним сделала? Он любил ее, он ей верил,
он  думал,  что  так  будет  на  самом  деле  лучше,  он  не  знал,  что
просто-напросто превратится в  того,  кем  можно  помыкать,  кого  можно
растоптать. Почему он должен быть хуже других, и хуже  этого  Васильева?
Потому что так удобно его матери? Она лишила  его  нормальной  семьи  из
собственного эгоизма, лишила собственной любви, потому  что  он,  прежде
всего, был и остается ее учеником, лишила самого себя.  А  теперь  стоит
перед ним - надменная, холодная, красивая и разглагольствует о том,  как
ему далеко до Егора Васильева, что тот превосходит его во  всем  -  и  в
умственном развитии, и в умении быть первым на протяжении многих  лет...
А зачем она это ему говорит? Неужели ей теперь  хочется  обратного,  или
она уверена в том, что изменить ничего Женя не сможет?
   - Ты хочешь, чтобы я доказал тебе, что смогу быть не хуже  Васильева,
или опять прикажешь мне сидеть и не высовываться? -  с  вызовом  спросил
Женя, глядя в лицо Маргарите Николаевне.
   - Это будет для тебя лучше, если не хочешь быть посмешищем, -  жестко
ответила она.
   - А мне не привыкать... Но в любом  случае  я  могу  сделать  одно  -
доказать, что сам Васильев ничуть не лучше меня!
   - Это каким же образом? - насторожилась Маргарита Николаевна.
   Женя    промолчал,    но    посмотрел    на     нее     внимательным,
насмешливо-вызывающим взглядом.
   - Если ты  начнешь  вдруг  учиться  лучше,  я  буду  только  рада,  -
Маргарита Николаевна сделала вид,  что  не  заметила  этого  взгляда.  -
Только  боюсь,  тебя  ждет  разочарование,  когда  ты   убедишься,   что
сравняться в знаниях с Егором не можешь. Ты слишком ленив,  нелюбопытен,
инфантилен по сравнению с ним.
   Преодолевать препятствия и трудности ты не приучен, ты всегда плыл по
спокойному течению, тебе всегда все слишком легко доставалось.  У  тебя,
конечно, неплохие оценки, я надеюсь, что ставили тебе их  объективно,  а
не из-за любви или нелюбви ко мне. Но блистать ты никогда не блистал.
   - А тебе это было надо? - напряженно спросил Женя.
   - Да причем  здесь  я,  в  конце  концов!  -  раздраженно  вскинулась
Маргарита Николаевна, - Ты можешь хоть что-нибудь сделать в своей  жизни
без оглядки на меня? Мы ведь договаривались, что в школе мы  не  мать  и
сын, а педагог и ученик! Неужели это так сложно уяснить?! Я  никогда  бы
не стала помехой твоим честолюбивым намерениям, если бы они у тебя были.
Но тебе не надо было быть лучшим, тебя всегда устраивало  то,  что  есть
кто-то, кто учится успешнее, сильнее.

***

   Женя внутренне напрягся. Ну да,  конечно,  она  права.  Во  всем.  Он
добровольно, из желания угодить ей, стал таким. Он  никогда  не  шел  ей
наперекор. Он так ее любил, что готов был забыть о себе.  И  забывал.  А
вот теперь она сама упрекает его в этом. Презирает его за  мягкотелость,
за бесхарактерность и бесхребетность. Ей милее самолюбивый и  заносчивый
выскочка Васильев, потому что он никогда не прогибался! А попробовал  бы
он не прогнуться под требовательным оком Маргариты Николаевны,  если  бы
был ее сыном, да к тому же еще и учеником! Как бы он выкручивался, когда
вместо тихих семейных вечеров имел бы продолжение  нескончаемых  уроков?
Как бы вел себя, когда вместо похвалы получал очередную порцию  критики,
так, в целях профилактики. Что бы  чувствовал,  когда,  заболев,  вместо
того, чтобы кинуться к маме,  чтобы  пожаловаться  и  получить  в  ответ
утешение, сочувствие и сострадание, вынужден  был  дожидаться  ее  возле
кабинета с урока или совещания, чтобы сказать: "Маргарита Николаевна,  я
плохо себя чувствую, можно я пойду домой?" Ему бы тоже  очень  хотелось,
чтобы его мама была, прежде всего, для него мамой, а не учителем.  Разве
это нормально, что даже дома Женя иногда, забываясь, называл ее по имени
и отчеству, вместо простого и теплого - "мама".
   -  Евгений,  отправляйся  ужинать,  -  устало  выговорила   Маргарита
Николаевна, немного помолчав  после  того,  как  Женя  с  мрачным  видом
отвернулся от нее, выслушав строгую тираду. - Приготовь себе  яичницу  с
беконом и помидорами или сделай горячие бутерброды с сыром... Если ты не
будешь регулярно и хорошо питаться, с большим трудом  сможешь  закончить
школу даже на тройки. Ты слышишь меня? Женя!
   - Слышу. У меня нет аппетита, - безучастно ответил Женька.
   -  Марш   ужинать!   -   рассерженная   Маргарита   Николаевна   была
безапелляционна, - прикажешь мне кормить тебя с ложечки?
   Женя резко поднялся и с выражением отчаяния и муки на  лице  прошагал
мимо матери в кухню. На него Маргарита  Николаевна  никогда  не  тратила
своего педагогического дара, не снисходила до того,  чтобы  использовать
преимущества  психологически  -  тонкого  убеждения,  с   ним   она   не
церемонилась - короткий и решительный приказ, отданный таким тоном,  что
мурашки поползут по спине и не осмелишься ослушаться.

***

   Сентябрь в этом году стоял необычайно теплый и сухой. В начале месяца
нередко температура воздуха поднималась почти до тридцати градусов.  Под
ярко-синим  безоблачным  небом  красовались  золотые  деревья,  неохотно
роняющие листву. В воздухе носился  горьковато-пряный  аромат  увядающей
природы, он будоражил и зачаровывал,  волновал  и  требовал  продолжения
этого сладостного пиршества бабьего лета. Даже ночи еще не были холодны,
хотя звездное небо обещало остудить первыми заморозками заблудившийся  в
лете сентябрь.
   Окна в школе днем были распахнуты настежь. Сквозь невесомые жалюзи  в
классы струился теплый солнечный ветер, принося  с  собой  сухой  шелест
листвы в сквере. Поневоле мысли школьников мечтательно уносились  далеко
от учебников, уроков.
   Учителя тщетно требовали сосредоточенности и внимания: забыть о  том,
что на дворе стоит такая чудесная пора, дети  не  могли.  В  классах  во
время уроков стояла подозрительно сонная тишина. Растормошить  мечтающих
о воле школьников, отвлечь  от  созерцания  природы  за  окном  учителям
удавалось  с  большим  трудом.   Даже   одиннадцатиклассники   не   были
исключением, хотя их школьная программа была  насыщенна  до  предела,  и
отдыхать и расслабляться было просто некогда.
   -  Очнитесь,  наконец,  дорогие   дети!   -   воскликнула   Маргарита
Николаевна, не выдержав апатичных полусонных вздохов своих подопечных, -
Довольно мечтать, я уже третий раз задаю один и тот же вопрос.
   Чему равна сумма квадратных корней?
   11 А, словно спохватившись, зашевелился, принялся  снова  высчитывать
ответ, но через  минуту  опять  впал  в  транс,  забыв  о  логарифмах  и
интегралах. Маргарита Николаевна прошлась по классу, выжидающе глядя  на
своих учеников.
   - Я так и не добьюсь от вас решения?.. Динкелакер, перестань смотреть
в окно! Ты можешь сказать мне ответ?
   Сашка Динкелакер  только  грустно  вздохнул  и  отрицательно  замотал
головой.
   - Материал, конечно, непростой, но не новый! -  Маргарита  Николаевна
строго  возвысила  голос,  -  Вы  когда  начнете  работать?  Времени  на
раскачивание у вас нет! Яворский, готов? Нет, конечно, Яворский далек от
нас и душой и, кажется,  телом....Сядь,  пожалуйста,  правильно!  Оксана
Наумова? Тоже нет...  Аскеров,  наверное,  ты  мечтаешь  исправить  свою
двойку?.. Какую? Да ту самую, за домашнюю контрольную работу.
   Представь себе, у тебя - пара!
   Маргарита Николаевна еще раз прошлась по классу  и  присела  за  свой
стол. Сегодняшний урок в этом классе становился  мучением.  А  ведь  это
один  из  самых  сильных  классов  в  школе!  Маргарита  Николаевна   по
собственному опыту знала, что конец сентября - очень  трудный  временной
отрезок учебного года, когда заканчивается сложный  период  адаптации  к
школьной жизни после летнего  безделья.  А  особенно  такой  сентябрь...
Бороться с ленью учеников было трудно, но сдаваться и пережидать,  когда
это пройдет само собой, она не собиралась.
   - Егор, вся надежда на тебя,  -  вздохнула  она,  поглядев  на  низко
склоненную голову лучшего  ученика.  -  Пойди,  пожалуйста,  к  доске  и
объясни решение своим нерадивым одноклассникам.
   Егор медленно поднял  глаза  на  Маргариту  Николаевну,  встретил  ее
ответный пристальный взгляд и вспыхнул вдруг  от  странного  волнения  и
смущения. Не потому,  что  не  оправдает  ее  надежды  из-за  того,  что
вычисления в его тетради благополучно застопорились, повиснув где-то  на
полпути, а совсем, совсем по другой причине.
   Все это время Егор Васильев, забыв про урок, млея в теплой, дремотной
атмосфере, украдкой глядел на Маргариту Николаевну. Он  не  мог  отвести
взгляда от ее грациозной фигуры, от ее  прекрасного  умного  и  строгого
лица. Он следил, как она пишет мелом  на  доске  цифры,  которые  в  его
сознании никак не хотели обретать  смысл,  потому  что  их  выводила  ее
изящная тонкая рука... Егор наблюдал,  как  Маргарита  Николаевна  затем
вытирает пальцы увлажняющей  салфеточкой,  смахивает  белые  пылинки  со
своего костюма, подчеркивающего красоту форм ее  тела.  Прямая  юбка  до
колена открывала ее стройные ноги в тончайших колготках. Когда Маргарита
Николаевна поднимала руку с мелом к доске, юбка совсем чуть -  чуть,  но
поднималась тоже. В такие мгновения, Егор переставал дышать. Он мысленно
раздевал Марго, представляя ее полуобнаженной,  в  прозрачном  кружевном
белье, рисовал в своем  воображении  волнующую  картину,  в  которой  он
касается рукам ее бедер, там, где они скрыты  под  плотной  материей,  и
одним  легким  движением  расстегивает   эти   маленькие   перламутровые
пуговочки на кремовой блузке и губами ловит едва заметную бьющуюся жилку
на шее, там, возле маленькой родинки, чуть повыше золотой цепочки...
   Егор заметил, что стискивает ручку так, что  побелели  пальцы.  Он  с
трудом разжал руку и тут, услышав свое  имя,  поднял  глаза.  Прекрасная
Марго смотрела на него, смотрела так, словно все  понимала,  видела  его
насквозь, читала его тайные мысли и желания.
   Егор, собравшись с силами, поднялся из-за парты и направился к доске.
Он не мог отказаться, он не смел не  оправдать  ее  ожиданий.  Сейчас  у
доски он придет в себя и решит это чертово уравнение. Он еще раз докажет
ей, что она может полагаться на него. И только на него.
   Класс продолжал бороться с полудремой.  Головы  одиннадцатиклассников
чересчур прилежно были склонены к  тетрадям.  Ворвавшееся  в  полдень  в
кабинет математики солнце окончательно всех разморило.
   Маргарита Николаевна отвернулась  от  класса,  где  не  встречала  ни
одного "живого" лица, к Егору. Он спиной ощутил ее  взгляд  и  с  трудом
удержал кусочек мела, неожиданно вырвавшийся  у  него  из  пальцев.  Ему
вдруг показалось, что они здесь вдвоем, один на один, в пустом классе. И
мысль, только было сосредоточившись на  решении  уравнения,  заметалась,
забилась, как полоска жалюзи от настойчивого порыва ветра.
   - Егор, пожалуйста, будь внимательнее... - спокойный голос  Маргариты
Николаевны вернул его к реалиям бытия, он  стер  последнее  выражение  и
снова попытался сосредоточиться.
   Уравнение было, наконец,  решено.  Класс  без  интереса  поглядел  на
доску. Егор сел на свое место, пытаясь восстановить дыхание - у доски он
почти не дышал-а Маргарита Николаевна снова  встала  перед  классом.  До
звонка оставалось несколько минут.

***

   - Я очень недовольна вами!  -  строго  произнесла  она,  -  запишите,
пожалуйста, домашнее задание  и  будьте  готовы  к  контрольной  работе,
которую я проведу персонально для вашего класса на следующем уроке.
   11 А тяжело вздохнул. Ну вот, добились. Уж  Марго  -  то  постарается
всем им влепить двойки,  которые  нужно  будет  недели  две  исправлять,
посещая дополнительные занятия после  уроков.  Чтобы  выцарапать  жалкую
троечку, придется просидеть  ночь  напролет,  вспоминая  все  объяснения
Маргариты Николаевны, которые были благополучно пропущены мимо ушей.
   - Всех тех, кого  я  сегодня  пытала  по  поводу  решения  уравнений,
попрошу подать мне дневники, - продолжала Маргарита  Николаевна,  -  для
"двоек" естественно. За исключением Егора. Хотя и его не могу порадовать
приличной оценкой. До пятерки очень далеко. Еле выплыл на три с плюсом.
   - Это значит, четыре с минусом? - спросил Егор, полу-улыбнувшись.
   - Это значит, что в следующий раз будет единица  за  такой  невнятный
ответ! - Маргарита Николаевна бросила на него быстрый  взгляд,  и  снова
обратилась к классу, - не спешите прятать свои тетради, мои  дорогие!  Я
еще хочу  поинтересоваться  результатами  непосильного  труда  некоторых
учащихся во время урока!
   Класс напряженно замер.  Конечно,  Маргарита  Николаевна  не  оставит
безнаказанно безделье масс. И главных  бездельников.  Но  сегодня  в  их
число, в число стопроцентных двоечников, может попасть любой.
   - Тетрадь на проверку: Глебов, Малиновский, Денисова, Никитин.
   - Маргарита Николаевна! - взмолилась хитрая Катька Денисова, - я себя
сегодня так плохо чувствую! У меня даже температура, кажется...
   - Катерина, не придумывай! - оборвала  ее  Марго,  -  у  тебя  вполне
цветущий и здоровый вид! И на перемене  ты  довольно  весело  скакала...
Глебов, не торопись списывать с доски решение, это тебя не спасет!
   Несите тетради, я жду.
   Прозвенел звонок с урока, класс  зашевелился,  но  тут  же  сник  под
суровым  взглядом  Маргариты  Николаевны.  Этот  звонок  не   для   них,
бездельников, не заслуживших отдыха. Так что торопиться пока  не  стоит.
Еще не выставлены все двойки и не продиктовано домашнее задание.
   -  Урок  закончен,  все  свободны,  -  наконец  произнесла  Маргарита
Николаевна, - побыстрее освобождайте кабинет, я уже видеть не могу  ваши
сонные физиономии!
   Класс  опустел,  остались  только  четверо  несчастных,  чьи  тетради
Маргарита Николаевна взяла на проверку.
   - Так... Глебов - "два", Катя -  "троечка",  Малиновский  -  пока  не
подтянешь свои "хвосты", чтобы я не слышала твоего  расчудесного  голоса
по радио!
   - Но Маргарита Николаевна!... - тоскливо заныл Димка.
   - Свободен, Малиновский, - " два"! Никитин,... где твоя тетрадь?

***

   Единственным учеником из всего класса, который не витал в облаках, не
грезил наяву свободой,  был  Женя.  Ему  некогда  было  расслабляться  и
мечтать.   Ему   нужно    было    быть    собранным,    сосредоточенным,
сконцентрированным,  готовым  в  любой  момент  перейти  от   планов   к
действиям.
   Женя очень  быстро  решил  все  предложенные  Маргаритой  Николаевной
уравнения, чтобы потом, с отсутствующим видом сидеть за  свой  последней
партой у окна, краем глаза наблюдая за всем, что происходит в классе. От
него не ускользнуло то, что  Васильев  глаз  не  сводит  с  его  матери,
непременно, но как бы невзначай, поворачивая голову в ту  сторону,  куда
двинется она. И то, что в васильевских слегка прищуренных глазах мерцает
подозрительный  огонек...  Они  сидели  в  прямо  противоположных  углах
кабинета, следить за Васильевым Жене было непросто, но облегчало  задачу
то, что сам Васильев и не предполагал, что за ним наблюдают.  Он  прятал
свой нескромный взгляд только от Маргариты Николаевны, тут же  становясь
легкой добычей для своего недруга, о котором он, кажется, забыл.
   А зря. Очень зря. Неужели этот Васильев так, до глупости, самонадеян?
Пялится на Марго,  ничуть  не  смущаясь,  что  это  может  быть  заметно
окружающим?
   Маргарита Николаевна, нарисовав очередную "двойку" в  дневнике  Димки
Малиновского, подняла выжидательный взгляд на Женю.
   Женя медлил. Он стоял возле стола  Маргариты  Николаевны  и  будто  о
чем-то раздумывал, вертя в руках свою тетрадь. Женька  ждал,  когда  все
его одноклассники уйдут из кабинета. Ему не хотелось,  чтобы  кто-то  из
них  стал  свидетелем  последующей  сцены,  которая  могла  быть  весьма
неприятной. Но любопытная Катька  Денисова,  словно  почуяв  назревающий
конфликт, крутилась в кабинете, перебирая вещи в своей сумке.
   - Где твоя  тетрадь,  Женя?  -  неожиданно  мягко  и  немного  устало
спросила Маргарита Николаевна. Она подперла лоб рукой, прижав  пальцы  к
вискам,  словно  у  нее  разболелась   голова,   и   Женьке   захотелось
развернуться и заорать на Катьку, чтобы она немедленно  убиралась  и  не
терлась тут, раскрыв рот. Но, сдержав себя, Женя положил тетрадь на стол
перед Маргаритой Николаевной.
   Маргарита Николаевна, вооружившись красной ручкой, пробежала  глазами
строчки в Женькиной тетради. Внезапно губы ее дрогнули, она выпрямилась,
отвела руку от виска и замерла в  такой  позе,  обычно  не  предвещающей
ничего, кроме бури.
   - Я поговорю с тобой потом! - сказала она резко,  захлопнув  Женькину
тетрадь.
   - А "пятерочку", Маргарита Николаевна? - с усмешкой спросил Женя.
   - За работу на уроке я ставлю тебе единицу! Как и всем остальным, кто
рта сегодня не раскрыл! - глаза Маргариты Николаевны гневно сверкнули, а
голос зазвенел от напряжения. Она решительно взяла другую ручку и  нашла
в журнале Женькину строчку.
   - Это несправедливо, Маргарита Николаевна, - тихо проговорил Женя,  -
Я все решил правильно, вы же видите, и должен получить высокую отметку.
   - Ты собираешься со мной спорить? - в голосе Маргариты Николаевны уже
слышался вселенский холод.
   - ВЫ несправедливы и  необъективны!  -  Женя  упрямо  глядел  на  нее
исподлобья. - И значит, ваши оценки ничего не стоят!..
   - Выйди вон!!! - с  расстановкой,  медленно  и  от  этого  зловеще  -
ледяным голосом проговорила она.
   - Это тоже не аргумент, - холодея  от  собственной  дерзости,  бросил
Женька в ответ, и, развернувшись, не взяв со стола свою тетрадь,  быстро
пошел к выходу.
   Следом за ним из кабинета выскочила удовлетворившая свое  любопытство
Катька Денисова. Она догнала Женю в коридоре и дернула его за рукав.
   - Ты что на самом деле все решил? - вытаращила она свои глазищи.
   - Решил. Тебе-то что?
   - И тебе поставили пару?
   - Единицу, ты же слышала.
   - Бедный Джоник... И это все потому, что Марго - твоя... Это на самом
деле несправедливо.
   - Отстань от меня!
   - Я ведь тоже  не  работала  на  уроке  и  в  тетради  у  меня  такая
белиберда, но и то получила трояк, а ты...
   - Чего тебе от меня надо? -  резко  остановился  Женька,  раздраженно
глядя на Катьку.
   - А ты оказывается нормальный пацан...Я даже тебя зауважала.
   - С чего это вдруг? - усмехнулся Женя.
   - Так разговаривать с Марго!.. Еще  никто  не  осмелился  сказать  ей
что-либо подобное, да в таком тоне!
   Ты, Джоник, отчаянный пацан!
   - Денисова, что за чушь ты несешь! Что хотел сказать,  то  и  сказал!
Это вы все дрожите при одном только ее появлении и ни полслова  поперек!
Как мартышки дрессированные...
   - А ты что - Марго, значит, не боишься? - Катька недоверчиво  скосила
на Женьку глаза.
   - Ты дурочка, Денисова, да? - Женька засмеялся  и  открыл  было  рот,
чтобы напомнить Катьке о том,  что  Марго  приходится  ему  матерью,  но
Катька,  выпалила  неожиданно,  даже,  кажется,  не  услышав   нелестную
характеристику собственной личности:
   - Но ведь она - твоя мать!!!
   - Да неужели?! - поднял брови Женька, едва не задохнувшись от смеха.
   - Ну, ты на самом деле нормальный пацан... - протянула она, - если бы
у меня была такая мамочка, я бы тише воды ниже травы  сидела,  какое  уж
там голос подать, не то, что спорить! А ты...
   - Ну, я - герой, дальше что? Иди своей дорогой, Денисова!

***

   Катька, наконец - то, отвязалась от  Жени,  но  ему  стало  ненамного
легче. Он  ругал  себя  за  то,  что  сцепился  с  матерью,  обидел  ее,