Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
махнул он рукой. - Сломался. Я что-то там не рассчитал перед
аэропортом и влетел в дерево. Колесо восьмеркой, так я его бросил.
- А ты как?
- А что я? Ты же меня видешь еще... Полежал чуть-чуть, поспал там под
кустом минут пятнадцать и пошел.
- Я надеюсь, ты домой пошел?
- Чего ж домой? Я туда чего ездил?
- Ты хочешь сказать, что ты ТАК в аэропорт пошел?!!
- А как мне в аэропорт идти? Что мне туда такси вызывать, если
велосипеда нету?
- Ты себя в зеркало видел.
- Видел.
Я присвистнул. Может человек и вправду сильно об дерево ударился...
Дела...
- Когда ты в зеркало-то смотрел?
- Да что ты припаялся с этим зеркалом? Утром я смотрел!
- А-а... Ну, тогда это еще не страшно.
Ничего не понимающий Боря тупо на меня взглянул. И спросил:
- Ты что, сегодня пива перепил?
Я расхохотался и ничего не говоря повел его в лагерь. Он решил, что я
и вправду здорово набрался и попытался повести меня домой к жене, но мне
удалось уговорить его все же зайти в туалет и взглянуть на зеркало.
- Посмотрись!
Тот посмотрелся и совершенно изменился в лице.
- Боже! - прохрипел он. - И это я так ходил! Какой позор! - он
обхватил голову руками и стал резко качать ею из стороны в сторону. - Я
видел, что народ меня как-то странно обходит, но решил, что это из-за
пива. Какой идиот!
- Это из-за пива! - я хохотал до слез. - Фотография на первой
странице в "Билд": "Ведущий советский физик-кристаллограф при посещении
Франкфуртского международного аэропорта. Посмотрите: его не достало все
советское КГБ, но всего месяц немецкого азюля превратил в жертву
капиталистической системы."
Да, день не прошел даром, хоть посмеялся от души!
На следующий день, часа в три провидение вытащило меня прогуляться по
коридору и там я увидел дружественных югославов, несущих мешки с добром
неясного происхождения. По простоте душевной спросил у них, что это такое,
а те по той же простоте пояснили, что сегодня в ближайшем городе есть
шпермюль. Я, забыв обо всем бросился в 33-ий и растолкал компанию от
послеобеденного сна, оттуда мы уже полным составом ринулись ловить
автостоп. В истории нашего пребывания в лагере открылась новая страница.
Шпермюль - это слово, магическое для азюлянтов. Раз в месяц в каждом
населенном пункте Германии жителям предлагают выбросить старые ненужные
вещи, от одежды до мебели и аппаратуры. Сделать это просто в любой день
нельзя, ибо существует четкий график вывоза разного мусора в разные дни.
Отдельно бумага, отдельно бутылки и так далее: чокнутая страна! Попробуйте
а Росси заставить выбрасывать мусор в разные дни разный! Сначала копите
одни помои, потом другие. Есть у тебя, нет, но сегодня выбрасываем вот
это, а если у тебя даже целая куча другого ненужного добра собралась, то
жди, пока время не подойдет, хоть завались весь отбросами... В любом
случае, как бы эти немцы не развлекались, усложняя себе и без того сложную
жизнь, нам все ихние придури только на руку. На таком шпермюле можно много
полезного нашему брату азюлянту найти. Раз паспорта пока не выбрасывают,
то приходиться довольствоваться малым.
Вещи, получившие у нас кодовое название "дерьмо", люди выставляли
перед домами. Проезжающая завтра утром машина должна все это собрать и
вывезти на помойку или что у них там есть. Так вот "дерьмо" это лежало
неровными слоями и кучами, а мы ходили между ними, высматривая чего
полезного.
Можно подумать, что мы испытывали чувство унижения или еще что-то
подобное. Занятие это естественно очень достойно людей с незаконченным и
тем более с законченным высшим образованием. Однако никого это
обстоятельство не волновало. Зато теперь я точно знаю, в каких местах
выискивали советские корреспонденты местных "несчастных нищих", копающихся
в мусоре. Успокаивает тот факт, что наша компания не одинока в своих
изысканиях. Тут же ходят и ищут много других азюлянтов, а также разьезжают
по временным свалкам много машин с польскими и еще больше с немецкими
номерами. Они периодически останавливаются у кучи, водитель выходит и
рассматривает, иногда вытаскивает оттуда понравившуюся вещь. Люди эти -
"профессионалы дерьмового дела". Такие поиски - у них работа. Они
выискивают работающие приборы и целые вещи, потом продают их на том самом
"блошином рынке", где мне в свое время удалось приобрести много ценных
вещей.
Разбившись в цепочку, наша группа поиска медленно передвигалась от
дома к дому в надежде найти кусок добра. Бывшие владельцы вещей хорошо
осведемлены об искателях счастья среди "дерьма" и относятся к таким, как
мы, очень доброжелательно.
Иногда хозяин дома выходит и поясняет, что ту или иную вещь он
выбросил не из-за того, что она сломалась, а просто потому что купил
новую. И сейчас ему явно приятнее, если ее заберут люди, а не просто
выкинут на свалку. Это чувство владельца вещи, расстающееся с ней, но
беспокоящемся о дальнейшей ее судьбе, присуще немцам, видимо в большой
степени. Телевизоры, радио и другие электроприборы, которые уже отжили
свой век и не могут нести службу даже азюлянтам и им подобным, стоят с
обрезанным проводом. Это верный признак, что аппарат испорчен. Здесь
существовует негласный джентельменский договор, по которому все
выбрасывающие таким образом оповещали потенциальных сборщиков о
неисправности. Ему следовали неукоснительно. Уже через час поисков все
освоились и чувствовали себя полноправными "экспертами дерьма",
разбирающиеся во всех тонкостях дела. Негромким голосом, со знанием дела
обсуждали мы каждый следующий шаг.
- Вон в той куче у высокого дома я видел что-то вроде кастрюль. Давай
подойдем.
Ватага двинулась к куче и принялась ее разбирать. Я нашел тостер. Он
явно не вчера выпущен, но со шнуром и вполне чистый. Положили его в сумку.
Потом взяли еще скороварку, какие-то штучки нашел себе Юра, правда
назначение их мне не понятно.
Еще несколько месяцев назад я посмеялся бы в лицо тому, кто бы
предположил, что я буду лазить по помойке в поисках подержаных сковородок.
Но времена меняются. Хотя, признаться честно, вся эта затея с моей стороны
придумана исключительно ради развлечения. У меня совершенно нет надежды
найти здесь клад или обеспечить будущее семьи за счет побитых кастрюль и
поломанных магнитофонов. Для меня все это - просто новая игра. Другое дело
мои друзья-соазюльники. Леня - единственный кто совершенно холодно
относился и относится ко всей идее. Он подписался поехать лишь в надежде,
что потом я раздобрею и начну всех угощать пивом. А вот у Юры на уме найти
всяческие кухонные приборы. Еда - его больной вопрос. Его то ли в детстве,
то ли в армии недокормили и он ходит целыми днями с голодными глазами вне
зависимости от того, как он поел перед этим. Вторая мечта у него после
"Калибры" - получить много денег и на них много питаться. Все подкалывают
его насчет того, что кастрюли то он найдет, но что варить будет? Разве
самого себя. Наиболее серьезно и по-хозяйски ко всей операции отнесся
Борис. У него сейчас идет не развлекательная прогулка, не исполнение
младенческой мечты, а идет самая настоящая и весьма тяжелая борьба за
светлое будущее. Я его уже не раз просил нарисовать картину благосостояния
среднего гражданина с его точки зрения. Что он неоднократно и делал. "Не
надо много иметь. Звезды с неба хватать я уже давно перестал, - говорил
он. - Мне бы взять машину, нагрузить ее барахлом, которое можно у нас
хорошо продать, а потом спокойно жить состоятельным человеком. Что надо
больше?" Путь к этому лежит и через подобные мусорники. Медленно, со
знанием дела обходит он кучи и вытаскивает оттуда все, что можно хоть как
то использовать. Техника выглядит почти наработанной. Глаз наметанно
бегает от предмета к предмету и нам за ним угнаться просто не стоит даже
пытаться, да никто и не пытается...
Набрав нужного и ненужного "дерьма", большая часть которого дерьмом и
являлась почти в истинном смысле слова, мы сообразили, что дальнейшие
поиски невозможны с бременем такого груза за плечами. Выйдя на окраину
города, выделили Леню, как наименее активного следопыта, для боевего
дежурства и, свалив добро на землю, поставили его охранять. Леня - старый
добрый друг Леня, упирался, но на него повлиять - способ простой: дали ему
в зубы, точнее в руки два пива, и вопрос был исчерпан. Ко всему прочему
идти он ленился еще больше, чем стоять.
На новые подвиги Боря отправился отдельно - может мы и вправду ходили
медленней его, но скорее всего ему не хотелось делиться еще не открытыми
сокровищами и золотоносными жилами. Никто из нас не обиделся и путь
продолжили вдвоем с Юрой. Сегодня оказался "день выброшенных тостеров" и
Юра нашел тоже один и, в отличие от моего этот оказался совершенно новым.
Не знаю кто его выбросил, может просто какая домохозяйка ломала его о
голову своего мужа, но отчаявшись разрушить немецкую технику своими
доисторическими методами, выбросила штуку за дверь. А может все это - лишь
плод моего больного воображения.
- Да! Вот это - да! - Юра радовался, будто он нашел новую "Калибру",
а не чего поскромнее. - Вот это - жизнь! И работать не надо! Пошел,
пособирал, и дело в шляпе. Я себе представляю у нас там бы такую свалку
разнесли за полчаса.
- И была бы дикая драка. "Отдайте мне этот рваный зонтик! Я его
первая нашла!"... "А я его первая увидела!" - и пошло. А здесь, вон, все
ездят и никто ни на что не претендует. Успел взять - молодец, я поищу
другое.
Походили еще, удовлетворяя страсть копания в говне. Нашли игрушки
Юре, как самому маленькому. По его заявлению, они - самая необходимая вещь
на данный момент. Нашли кастрюли со сковородками, работающий
предположительно электрогриль. Юра все рассматривал телевизоры. У него в
душе не заживала рана, что от такого, добытого кровью и потом телика
пришлось отказаться ради пары сигарет. Но на сей раз, не смотря на все его
заявления, что новый цветной телевизор лежит себе в сторонке и ждет его,
Юру, так ничего подходящего и не нашли. Вернувшись на "базу", застали там
и Борю, пришедшего с большим уловом, состоящим из велосипеда, телевизора и
кучи пакетов со старой одеждой. По счастливой случайности нашлась еще и
магазинная коляска, типа тех, что обычно стоят перед супермаркетом, и
которая является неотъемлимым атрибутом всех бездомных нищих в
американских фильмах. В нее и погрузили все "дерьмовое богатство", ставшее
теперь нашим добром, и двинулись в нелегкий девятикилометровый путь назад
к лагерю. Проезжающие мимо машины и их водители и не думали нас принимать
за бомжей - они прекрасно понимали, что за порода гомо сапиенс мы есть, и
с чем нас едят. "Вот сынок посмотри: идут гомо сапиенс азюлянтис -
переходный период от обезьяны к человеку, от человека развитого социализма
к человеку недоразвитого капитализма." Назад прибыли мы к десяти вечера.
Катя мне кое-что сказала, но это можно опустить. Потом принялись
разбирать "дерьмо". Гриль и тостеры работали, как часы, а вот с Бориным
теликом, к его страшному неудовольствию, вышел прокол: он зажигался, давал
звук, но ничего не показывал.
- Будешь его как радио использовать, - предложил Владик, который с
нами не ходил и сейчас все добро внимательно рассматривал. - Да, настоящие
немцы вещи часто меняют. Попользовался и выбросил, - пояснил он нам, не
понимающим логику дня и нуждающимся в дополнительных обьяснениях знающего
человека.
- Да-да, - Филипп тоже на все посматривал хитро, - а настоящие
азюлянты пришли и забрали. Такова диалектика: один дерьмо выбрасывает,
другой подбирает.
Поскольку сбор богатств привел к тому, что мы изрядно запылились,
следующий день назначили себе банным днем, точнее днем купания в душе.
Проблеме душа мы посвятили не один час молотьбы языком за время
пребывания в лагере и тема оказывалась и вправду животрепещущей, потому ей
стоит уделить некоторое внимание, как руководству по поведению в душе,
если приходится разделять его с доброй парой сотен всевозможных
черно-бело-коричневых.
Наш азюль оригинален, среди прочего еще и тем, что горячая вода течет
в нем лишь два раза в день, по два часа, утром и вечером. На всех
азюлянтов три душевые, одна из которых по статусу - женская. Душевой в
этих местах принято называть большую комнату с умывальниками и стоящими за
отдельной перегородкой, четырьмя стоячими душами, между собой никак не
разделенными. Если мылись одновременно два человека, то брызги летели на
другого и становилось неудобно, ну а как приходило сразу четыре, то...
Желающий купаться вечером должен подготовить себя к встрече с большой
очередью арабов, турок, очень уважающих процесс омовения сразу большим
человеческим стадом. Поэтому старались мыться утром, а это, в свою
очередь, превращалось в подвиг: встать в девять утра мог не всякий.
Не знаю кто как, но лично я привык принимать ванну в костюме Адама.
Мои русские коллеги стойко придерживались той же традиции, а вот все
остальные азюлянты, как раз наоборот, придерживались другого мнения, и с
нами, русскими старались вместе в душ не ходить. Они все совершают ритуал
очишения от грязи непременно в трусах. Моют себя весьма хитро, а потом на
те же трусы, искупавшиеся вместе с ними, натягивают штаны. По большому
счету, я совсем не собираюсь обсуждать гигиеническую сторону такого
изощренного подхода к купанию, ибо, как известно, гигиена негров, арабов и
турок - это их собственное дело. Не насаждаю никому свои принципы, но
просто смешно, что когда кто-то из наших заходит постоять под душем, то
купающиеся начинают злобно коситься и стараются поскорее оттуда убраться.
Ну а вообще в подобном месте можно нередко увидеть такое, чего в
просторах среднерусской возвышенности встретишь не часто, а точнее не
встретишь вообще. Где можно у на наблюдать мужчину, купающегося в юбке? А?
А я видел и не один раз. Наши друзья, бангладешцы ходят по улицам в юбках,
а не в брюках: может под шотландцев хотят сойти, впрочем, такое
обстоятельство перестало меня давно удивлять. Но оказывается, что они еще
и купаются в тех же юбках и потом им приходится ходить в мокрых, потому
что она, то есть юбка, у них одна. Вот так! Интересно, шотландцы тоже в
юбках купаются, или такой способ изобретен именно в Бангладеш?
Сегодняшнее омовение тоже не обошлось без мелких событий. На середине
процесса дверь распахнулась и к нам в душевую, где, сохраняя достойный
вид, мылись еще и Леня с Борей, пришел человек темного цвета, тоже,
кстати, в юбке. Прибыл он, по всей видимости, в целях насладиться
купанием, но мы, того совсем не желая, его планы начисто разрушили. Увидев
русскую компанию, он широко раскрыл глаза, потом рот, потом издал звериный
визг. Скорее ввсего он из новеньких и купающихся русских в жизни еще не
видел. Мы, как по команде, ошарашено на него уставились, не понимая, что
стало предметом испуга. А тот указал пальцем на неприкрытые части Бориного
тела и, повизгивая, залопотал что-то на своем, перемежая речь словами "nix
gut" (очень нехорошо). Нам ничего не осталось, как дружно расхохотаться, а
Боря спросил его по-русски, благо по немецки он все равно не поймет:
- Что, бедный, ты это первый раз увидел? А ты загляни раз под юбку,
там тоже такое есть.
Мы опять прыснули со смеху, а я указал на пустое место, приглашая
купаться: оно, мол, никем не резервировано. Но он в ответ еще громче
залопотал и закрыл дверь, громко ею хлопнув. Дальше стало слышно, как к
нему подошла толпа его собратьев. Он им сердито и громко рассказывал,
видимо историю про нехороших русских. Вся компания еще немного пообсуждала
все это, а потом удалилась искать другой душ.
Омовение животворяще подействовало на всех. Хорошее настроение
сохранилось до второй половины дня, что было редкостью.
Вчером в лагерь привезли новеньких, и от скуки я пошел посмотреть на
прибывших. Людей оказалось не много - человек десять. Мало кто мог вызвать
живой интерес, кроме молодой, лет двадцати шести женщины с девочкой, в
манерах которой мне показалось много знакомого. Я прислушался, как она
говорит, и после небольшого усилия узнал язык. Это был не русский, не
турецкий, а просто грузинский. Она заметила мой взгляд и, подойдя поближе,
спросила по-русски:
- Вы - русский?
Я уже давно устал описывать долгую и сложную эпопею своих
национальных преобразований, и просто кивнул в ответ. Она объяснила, что
зовут ее Мая, дочку - Мимико, приехала она из Тбилисси, где провела лучшие
годы своей жизни. Мне пришлось отметить про себя, что поездка задумана,
видимо, с целью провести здесь свои худшие дни, но уточнять не стал.
Прибыла она к своему мужу, живущему в Гамбурге, с которым уже четыре года
разведена. И в этом случае я не стал задавать вопросы, к какому мужу могла
она приехать, если с ним уже столько лет в разводе и, следевательно, он ей
никакой не муж. А также чего она явилась сюда, если муж, который на самом
деле никакой не муж, в Гамбурге.
Вслед за девушкой вырисовался новый персонаж моей азюлянтской драмы,
который с выраженым кавказским акцентом спросил, не русский ли я. Мне и
вправду уже осточертели выяснения моей национальности - набивший оскомину
вопрос людей встречавшихся мне на жизненой просеке. На этот раз я ответил,
что по национальности - китаец, просто учил в Москве папуасскую культуру
первого тысячелетия то ли до Христа, то ли после, причем делал это на
эскимосском языке и глаза у меня расширились от русской водки, а кожа
побелела от морозов. Он мне не поверил и решил, что я шучу. Потом попросил
здесь помочь разобраться в обстановке. Я согласился и стал ждать других
клиентов, поняв, что сегодня мне предстоит стать справочным бюро на
русском языке. Однако никто больше услугами пользоваться на захотел.
Прибывших стали фотографировать, что-то выдавать. Кавказец между
делом рассказал мне краткую историю своей жизни. Мать, мол, у него -
азербайджанка, отец - армянин. Жили они в Нагорном Карабахе. Война
началась и мать уехала в Азербайджан, а отец отбыл в Армению. Ну а куда
ему, бедному сироте податься? И подался он в Киевские рэкетиры. В стольном
граде самостийного народа имелась у него жена, он съедал палку
сырокопченой колбасы в день и сюда ехал с тысячей марок в кармане, но и те
русские пограничники отобрали - короче, история, призванная вызвать у
нормального человека поток слез и уважения. Но я оказался стойким, потому
что знаю где и кто такие истории сочиняет, сам оттуда себе не одну брал.
Мае с дочкой выделили отдельную комнату, а Гаррика поселили с
осетином Эдиком. Я по джентельменски помог девушке перетащить шмотки в ее
номер, мне несказанно повезло, что их оказалось мало. Коллега Филипп
встретил нас в коридоре и подошел.
- Что, в нашем полку прибыло?
Я представил всех.
В комнате совершили ряд перестановок, и я поблагодарил Бога, что тот
послал мне Филиппа. Из моей комнаты принесли чайник с печкой во временное
пользование. При этом я остался страшно доволен видом Гали, только
высунувшейся из двери и хотевшей попросить печку. Она поняла без слов, что
на этот раз ничего не получится. Мне осталось только мило