овек  в  новых  джинсах,  красной  куртке  и  с
типичным лицом торгаша. Таких мы привыкли видеть везде и  повсюду.  Символ
наших дней, он все купит все продаст, во всем  разбирается,  как  истинный
специалист.
     - Мужики, плейер продаете, - указывая на магнитофон, висящий у  Лени,
спросил он безразличным голосом, характерным для людей его профессии,  имя
которой - СПЕКУЛЯНТ.
     - Нет! - заинтересованно ответил Леня. - А сколько дашь?
     - Да пять марок, - тот скучающе отвел взгляд за горизонт,  будто  ему
разговор наскучил еще до  начала.  При  этом  он  продолжал  наблюдать  за
реакцией собеседников всеми рецепторами.
     - Поищи кого! - Леня усмехнулся.
     - А за сколько ты хочешь? - пренебрежительно спросил "спекулянт".
     - За водку. Пять бутылок.
     -  Могу  дать  две,  -  покупатель  повертел  перед  собой  пятерней,
внимательно что-то на ней выискивая.
     - За три.
     - Ну ладно, так и быть, - мужик заметно оживился. - По дружбе отдам.
     Через минуту бартерный обмен  произвели,  и  обе  стороны,  довольные
своей оборотистостью, отправились наслаждаться приобретениями.  Еще  через
час Леня уговорил-таки Юру ехать с ним во Франкфурт,  вместе  с  этим  они
вдвоем уговорили и пару бутылок.
     Поздно  вечером  пограничники  быстро  осмотрели  паспорта  и  багаж.
Автобус пошел  дальше.  На  следующий  день  на  польско-немецкой  границе
молодой с деланно-серьезной миной парень в зеленой форме долго разглядывал
у всех визы, и потом рейс пошел наконец  на  Берлин.  Юра  и  Леня  поедут
оттуда дальше на Франкфурт.


     Чопский вокзал  шумел  разноголосою  толпой.  Эта  станция  связывает
бескрайние просторы бывшего Советского Союза, в смысле  нынешнего  СНГ,  с
Чехословакией и Венгрией, а через них и со  всей  Европой.  Сегодня  здесь
можно встретить не только жителей приграничных стран, но и тех, кто прибыл
с другого конца глобуса. У них мало общего. Они родились, росли и жили  по
разному. Но сейчас их объединила одна цель: они едут на Запад!  Туда,  где
уже остались их родственники и знакомые, или они просто от кого-то слышали
о сладкой жизни там и теперь спешат урвать свой кусок заграничного пирога.
     Среднего роста мужчина, очень  худой,  седой,  с  чеховской  бородкой
пробивается сквозь толпу к поезду. Одет он в видавший виды  кожаный  плащ,
за спиной болтается рюкзак, а в руке -  дипломат.  Имя  человека  -  Борис
Юрченко.
     На  лице  его  застыла  озабоченно-сосредоточенная  маска.  Занят  он
тяжкими думами. И о том, что  уже  стоит  одной  ногой  в  клубе  идиотов,
никакого представления не имеет.  Он  будет  нашим  кладезем  знаний.  При
внешней алчности, самый добрый среди нас и и самый ранимый.
     Всю дорогу из Полтавы сюда думал он о своем плане. Оставив дома  жену
и дочку, поехать в Германию  на  занятые  двести  долларов.  Работать  там
по-черному.  Оттуда  мечты  влекли  в  Италию  и  во  Францию.  Визы  были
припасены. Сейчас, когда поезд тронулся, Борис  еще  раз  подавил  в  себе
возникшую вновь мысль, что что-то сделано неправильно.
     Состав шел до Праги. Дальше автобус до Франкфурта,  где  уже  полтора
месяца  живут  знакомые  Бориса.  Немецкий  пограничник,  через  два   дня
пропустивший рейс Прага-Франкфурт, выглядел очень устало. Было  уже  около
четырех утра, и ему нетерпелось закончить смену.
     - Schnell! Schnell! (Быстро!  Быстро!)",  -  крикнул  он  водителю  и
махнул рукой, чтобы тот проезжал. Есть у людей визы или нет у людей виз  -
это его волновало не больше, чем война в  Руанде  или  марсиане  на  луне.
Борис всего этого не видел, как, впрочем, и другие пассажиры. Автобус  шел
на полной скорости во Франкфурт на Майне. Он спал и видел возвышенные сны.


     Мерный свет заливал угол в ресторане "Чайна", где стоял  наш  столик.
Мои глаза внимательно смотрели на вилку, куда только что нанизался большой
кусок кальмара. Медленно погрузив его его в соус,  я  хорошенько  его  там
вымочил. Вытащив нуружу, осмотрел и положил себе в рот, после чего  сделал
большой глоток прозрачно-белого Мартини. "Сказать  честно,  кальмар,  если
его  поджарить  без  приправ,  совершенно  безвкусный.  Он  хорош  лишь  в
оболочке, в которой его следует варить в масле с  достаточным  количеством
соли и перца. Потом обмакнуть жареную бестию в соус  с  лимонным  соком  и
есть. Но вкус будет просто не полным, если не запить  его  рюмкой  белого.
Впрочем, можно и Мартини, но это -  лишь  мое  капризное  извращение.  Или
можно поступить и проще: взять  много  пива  из  лучших  сортов  и  просто
закусывать его кльмарами", - вот единственные мысли, занимавшие мою голову
в этот час. Я им искренне предавался, не беспокоя ни себя ни других  ничем
более низменным.
     Потом кальмары наскучили, потому что все без исключения переместились
с тарелки  в  желудок.  Можно  было  переключить  внимание  на  Катю.  Она
оживленно разговаривала с Сергеем  -  моим  другом,  не  забывая,  правда,
отдавать должное и роскошно сервированному столу.
     Мы  прилетели  в  двенадцать  дня  по  местному,   и   яркое   солнце
приветствовало  наше   авантюрное   появление.   Меня   поразила   громада
Франкфуртского аэропорта, огромная масса людей, собравшихся здесь по  пути
во все страны мира. Даже сложно  сравнить  свои  впечатления.  Один  друг,
бывший в Нью-Йорке,  как-то  описал  вокзал  Гранд  Централь,  назвав  его
большим Киевским вокзалом в Москве, только увеличенным в пять раз и ужасно
грязным. Но я бы не  сказал,  что  здешний  аэропорт  -  это  просто  пять
"Шереметьевых". Весь комплекс - это город. Тут и магазины  и  рестораны  и
кинотеатры и дискотека и многое другое, причем на свежий взгляд совершенно
не нужное утомленным долгим перелетом пассажирам.
     Сережа нас встретил и отвез в  один  небольшой  отель,  хотя,  говоря
откровенно, небольшой лишь отель,  а  цена  вполне  не  маленькая.  Самого
Сергея я знаю лет с шестнадцати. Он уже шесть лет в Германии  и,  несмотря
на это выглядит вполне сносно.
     - Скажи мне Сережа, пожалуйста, что-то! -  я  оторвался  от  ленивого
созерцания и решил придумать и  ему  вопрос  на  доставание.  -  Когда  мы
сегодня прилетели,  то  после  пограничников  попали  сразу  в  общий  зал
совстречающими и провожающими. Так? И только  потом  я  спустился  куда-то
получать свои чемоданы, и там уже и была таможня. То есть все,  что  через
таможню перенести нельзя, я оставлю в главном зале?
     - Паша, если ты будешь в Германии задавать себе и другим вопросы типа
"почему", то тебя надолго не хватит, - он хитро  улыбнулся.  -  Это  вы  в
вашей перестройке или что там у вас, ко всем пристаете "Почему?". У немцев
раз  сказали,  значит  так  надо,  -  его  указательный  палец  подчеркнул
безапелляционность этого совета.
     - Ты уже опытный немец, тебе виднее... - я лениво откинулся  наспинку
стула.
     - Не морочь мозги шайзем! - Тут мне впервые довелось услышать  слово,
употребляемое в этой стране через каждую фразу, а означающую всего-навсего
"дерьмо". - Расскажи, лучше, что ты делал все это время.
     - А что я делал? Один шайз, как ты говоришь... - рука махнула на все,
что я  делал.  -  Поступил,  вот,  в  институт.  Женился  на  Кате,  своей
сокурснице. Через год бросил этот... шайз (слово сходу пришлось по  вкусу)
с учебой к чертовой матери.
     Я нудно и вызывающе пояснил вводную часть и глотнул  вина,  чтобы  не
дать себе заснуть из-за одолевавшей  скуки  от  бесполезного  перечисления
совершенных за последнее время глупостей.
     - Понимаешь, наше время рождало события,  успеть  за  которыми  можно
было лишь думая, как компьютер, принимая  решения  на  месте  и  постоянно
везде и во всем  дерясь,  не  останавливая  хода  мыслей  на  ерунде.  Как
паровоз: включился и попер, впере-е-ед! Все это, если хочешь, то, о чем  я
мечтал: делать деньги, - очертив пальцем в  воздухе  доллар,  объяснил,  о
каких именно деньгах речь. - Чистые, грязные, заработанные,  украденные  -
не важно! Кооператив - шили майки. Потом возили из Турции и Польши  партии
всякого дерьма, которое в нормальном мире стоит  доллар  за  тонну.  Затем
переключились  на  медь  и  руду.  Я  снимал  шикарную  квартиру  у  метро
"Маяковская". Денег не считал. Врагов приобрел  еще  больше,  чем  потерял
друзей. И когда однажды ошибся, то все  на  этом  и  закончилось.  Пуф!...
Продал все, что мог, и решил начать заново, но не там, в Москве, а  здесь.
И начать с нуля, так как кроме него ничего не имею.
     - И что ты хочешь делать сейчас? - мне кажется он и вправду стал  мне
сочувствовать... Терпеть не могу.
     - Не знаю... Это - главная проблема! Остаться, выучить  язык,  понять
обстановку.
     - Короче, пришел, тепреь надо увидеть - может победишь. Так, что ли?
     Бог знает, что  ему  сказать.  Тут  и  себе  ответить  не  просто.  Я
медленно, со знанием дела, намечаю глазом, как разрезать свиную  отбивную,
и в глубине рта уже ощущаю вкус, представляю, как рюмка коньяка  последует
за первым куском, отрезанным так,  чтобы  на  нем  было  и  немного  сала.
Подношу к носу вожделенное мясо. Важно почувствовать запах блюда - это  не
только улучшает пищеварение, но и придает пище вид ритуала,  превращая  ее
из обычного пожирания в осознанный процесс.
     - Знаешь, я как всегда, не помню кто, но один умный  человек  сказал,
что Бог не требует от тебя побеждать, он лишь ждет от тебя попыток.
     - Ну что ж, тогда нужно  делать  попытки,  -  мой  друг  одобрительно
посмотрел на мою рожу. - Когда ты хочешь просить азюль, в смысле убежище?
     Я некультурно зевнул, расслабленный обедом.
     - Как только, так сразу. Завтра -  воскресенье,  понедельник  -  день
тяжелый, вторник в самый раз.
     - И ты уверен, что стоит рисковать всем, что ты можешь иметь  у  себя
там, ради этой бумажки, о которой ты грезишь наяву и во сне? -  вопрос  на
всякий случай. Наверно чтобы потом его не обвиняли, что он затащил.
     - Хорошо называть немецкий паспорт бумажкой, когда он лежит у тебя  в
кармане! - не в обиду ему сказал я. - Вот  когда  в  кармане  лежитсерп  с
молотом  -  считай  что  фига,  так  тут  подобная  мелочь  вырастает   до
невероятных размеров. Я, знаешь, дорогой мой,  свободы  хочу.  Не  свободы
выйти на Красную площадь и сказать, что  Ельцин  -  дурак.  А  свободы  по
первому желанию левой ноги положить в карман ту презренную зеленую бумажку
и лететь, куда вздумается. Не помнить о визах, не помнить, что  это  стоит
столько, что не могу себе позволить...
     - Здесь это тоже денег стоит...
     - Здесь есть возможность их заработать! А у нас, чтобы кто-то мог  на
Майорку  слетать,  до  него  должно  пару-тройку  поколений  его   предков
трудиться и во всем себе отказывать.
     - Ну Бог с тобой. Я думал, что тебе паспорт нужен, а  ты  на  Майорку
хочешь...
     Мы чокнулись.


     По центральной  улице  Франкфурта  -  Циель  шли  развязной  походкой
отдыхающих бездельников Юра и Леня. Уже неделя прошла с тех пор,  как  они
приехали в Берлин, имея в кармане целое состояние:  сто  марок  и  бутылку
водки в сумке с немногочисленным багажом. Там же, не купив  билет,  потому
что не хотели они сели на поезд до Франкфурта на Майне. Признаться честно,
если  бы  и  хотели,  денег  бы  все  равно  не  хватило.  Им  повезло,  и
путешественники докатили до самого Касселя, четыреста километров, пока  не
пришел контролер, точнее контролерша.  Их  судъба  была  предопределена  с
полицией, штрафом и скандалом. В Германии с безбилетниками, если их ловят,
то долго не разговаривают, а просто предлагают  провести  милую  беседу  с
полицейским. Но контролерша попалась молодая, может и неопытная,  но,  что
точно, ее купил своим видом Леня  -  высокий  и  статный  красавчик,  мило
улыбавшийся. Отделались, короче, ребята ста марками штрафа, и высадили  их
на маленькой станции.
     Провели ночь под вышкой высоковольтки. Не была их ночевка  ни  теплой
ни сухой. Еды осталась лишь бутылка водки, ее и пили, ею и закусывали.
     - Я в армии в морпехе был - продолжал свой монолог Юра. - Сержантская
школа, потом сразу отделение дали. Было хорошо,  подходишь  к  молодому  и
говоришь что-нибудь. Он идет и делает. А если нет, то дам в скворечник.
     Леня молча покачал головой.  Воспитанный  в  городе,  где  жили  одни
латыши, он привык  больше  слушать,  чем  говорить.  Пока  же  все  больше
хмурился, пытаясь собрать в голове полезные  мысли,  но  они  все  куда-то
подевались.
     - У меня со всеми лейтенантами были  лады  -  продолжал  повесть  про
былинные геройские подвиги своей жизни Юра. - Один только козлом оказался.
Я строй поставил, а он ко мне с сапогами пристал, что не чистил. Ну я ему,
мол "иди ты..." Ну а он мне: "Сержант, к прапору за колом бегом  марш!  "Я
бегу, а в голове глупые мысли: "На фиг ему кол? Что он им будет: по голове
лупить? "Я принес, а он мне: "Копай колом от забора до полудня! "Дурак!  -
Юра плюнул в сердцах.
     Потом потянулся, пошел к дереву, спас его от засыхания,  оправившись,
и продолжил.
     - Я перед армией в Голландии слесарем работал.  Я  у  хозяина  важным
был. У него часто  русские  трейлеры  чинились.  Я  по  ним  все  знал,  а
голландцы  ничего.  Он  мне  много  платил  -  голосом  бывалого  человека
похвастался он своему безмолвному слушателю.
     Леня ухмыльнулся. Он уже все это в пятый раз слышал. Ему надоело,  но
других собеседников не было, и лучше такой, чем никакого.
     На следующий день они дошли до автобана, к  большой  заправке  и  там
стали ловить попутную машину. Автостоп на немецких шоссе распространен,  и
четыре часа усилий увенчались успехом. Еще через четыре часа их ссадили на
северной окраине долгожданного города, предоставив брать свою судьбу за ее
рога. Если получится...
     - Ну! - Юра с нетерпением посмотрел на своего спутника.
     - Что - ну? - добродушно ответил тот.
     - Куда идем? - "бывалый" мелко дрожал и подергивал поочередно разными
частями тела от напряжения встречи с обещанным светлым будущим.
     - Ну я не знаю...
     - Где твои знакомые?
     - А! Я забыл. Сейчас - Леня полез в карман за  кошельком,  где  лежал
адрес. В куртке его не оказалось, в штанах тоже, не было его и в рубашке.
     Стоял вечер. Они шли по улицам незнакомого  города,  к  которому  так
стремились. Его можно было пощупать, но совершенно определенно нельзя было
положить в рот,  чтобы  наполнить  пустой  желудок.  Серые  дома  мрачными
гигантами наступали со всех сторон. Далеко  осталась  Рига.  В  Берлине  и
Касселе, когда их ссадили с поезда, они знали, куда едут, а сейчас?
     - Как ты мог? Как ты думал? Почему не записал  на  второй  бумаге?  -
истерично кричал срывающимся басом Юра.
     - Я записал.
     - И где она?
     - В кошельке.
     - Ну идиот! Ну идиот! Мы два дня не ели и, когда будем, не  известно.
Ну идиот! - десять раз повторил  Юра  и  в  отчаянии  стукнул  кулаком  по
ближайшей стенке. Это не помогло. - Ну идиот!
     В этот момент его голову  осенила  идея  и  голос  заметно  отвердел,
вспомнив армейское прошлое.
     - Все! Я иду в полицию! Виза у меня все равно закончилась. Я не  имею
права здесь быть! Они должны нас из Германии  выгнать,  а  сегодня  нас  в
камеру посадят и дадут поесть. Я иду  в  полицию,  пусть  они  меня  назад
отправляют.
     Идея действительно  казалась  заманчивой,  а  главное,  единственной.
Навстречу показался человек. Юра к нему подбежал, схватил  за  руку  и  на
ломаном подобии английского спросил:
     - Ну, где тут полиция, полиция где тут?
     Прохожий долго вникал, а потом, догадавшись, кивнул в правую сторону.
Участок оказался в трех минутах ходьбы. Они постучались и вошли вовнутрь.
     - Извините - начал браво Юра,  с  общего  согласия  вызвавшийся  быть
переводчиком.
     - Подождите минутку - ответил офицер  и  пошел  наливать  себе  кофе.
Зазвонил телефон, он ответил. В эту минуту вошел другой.
     - Можно я... - опять принялся Юра.
     - Сейчас.
     - Проклятье! Проклятье! - Юра почти  кричал  и  собрался  ударить  по
деревянной переборке, однако потом передумал.
     Наконец, первый полицейский оставил телефон и подошел к ним.
     - В чем проблема?
     - Виза плохая - авторитетно заявил Юра и протянул паспорт, в  котором
и вправду значилось, что с визой проблемы.
     - Плохо - ответил полицейский, мельком взглянув на паспорт. - И что?
     - Виза совсем плохая! - с истерикой в голосе повторил опять Юра.
     - Плохо. Вам нужно продлить ее в понедельник.
     - Что? - спрашивающими глазами он посмотрел на служащего.
     - Завтра вы должны  взять  новую,  -  повторил  полицейский,  показав
жестом что-то, и опять улыбнулся.
     - Что он сказал? - спросил Леня.
     - Он сказал, что ее нужно завтра продлить -  и  добавил,  обратившись
опять к полицейскому. - Виза плохая, мы лететь назад в Ригу.
     - Жаль, счастливого пути.
     Они посмотрели друг на друга.
     - Полиция должна нас везти в Ригу, - с плачем в голосе почти закрчиал
Юра.
     - Нет, нет! - полицейский засмеялся. - До свидания -  он  отвернулся,
давая понять, что все сказал.
     Они вышли из участка. Юрин голос  по  детски  дрожал.  В  эту  минуту
отчаяния парень был похож на  теленка,  отбившегося  от  стада,  а  не  на
ветерана морской пехоты.
     - Такого не может быть! Они должны нас посадить и дать поесть.
     Следующий участок оказался похожим на первый.
     - Я потерял все свои деньги, виза конец! - опять заявил, входя, Юра.
     Полицейский флегматично посмотрел на паспорт, потом написал что-то на
бумажке и протянул ребятам.
     - Это документ на сегодня  и  завтра,  -  пояснил  он,  помогая  себе
руками. - Завтра получите новую визу.
     - Но вы не имеете права! - в отчаянии взревел Юра. - Вы  нас  обязаны
отправлять, сажать...
     Им помогли выйти.
     На улице холодало, часы показывали одиннадцать вечера.  Юра  плачущим
голосом говорил:
     - Они - идиоты! Идиоты, дураки,  сволочи!  Я  есть  хочу!  Пойдем  на
вокзал.
     На вокзале полицейский участок прятался в темном  улглу.  Юра  открыл
дверь и, войдя, бросил паспорта на стол и выпалил:
     - Я потерял свои деньги,  у  меня  нету  визы  -  после  этого  он  с
решительным видом уселся на стул и уставился на полицейского.
     - Ну и? - ответил тот.
     Юра взвыл.
     Еще полчаса пытплись их уговорить или заставить уйти,  но  те  твердо
сидели и уходить не собирались. Когда у полицейских терпение лопнуло, один
из них куда-то позвонил, потом взял фуражку  и  позвал  с  собой,  поманив
пальцем.
     - Леня, они хотят нас из участка выманить и там оставить! Нет! -  Юра
дрожа взирал на немцев затравленным взглядом молодого волчонка  и  крикнул
им. - Я хочу в камеру! - покачал при этом для пущей убедительности головой
и показал пальцами решетку.
     - Идем, идем! Красный крест! - их опять поманили.
     Так они попали в  гостиницу  красного  креста.  Кормили  там,  как  в
ресторане и три раза в день, много колбасы, мяса,  фрукты,  пироженные.  В
комнате душ, каждый день свежее белье.
     Тепреь они шли вдоль торгового ряда и мерно разговаривали. В основном
Юра.
     - Это магазин мы уже видели, а в том, следующем, "Херти" красивей.
     - Но мы его уже три раза видели - Ленино лицо имело кислое  выражение
как от лимона, хотя на самом деле причиной тому был Юра.
     - Тогда пойдем гулять к вокзалу: там порники.
     - Нас уже два раза оттуда гоняли, потому что у  тебя  денег  нет.  И,
вообще, нас в Кресте лишь две недели держать будут. Куда потом пойдем?
     - Куда?.. По большому счету мне  здесь  нравится,  в  Германии  этой.
Кормят, поят, не надо ничего делать.  Я  думаю  пока  здесь  остаться.  Ты
помнишь, русский нам говорил,  что  есть  какой-то  азюль,  и  туда  можно
сдаться, там просить убежище, они дают жить в лагере, кормят...
     - Тебя в лагере нарядят в робу и будут кормить кашей каждый день.
     - Не трепи! Этот  мужик  тоже  на