марок, хоть и ставили по пфенингу за вист.  Чтобы
всадить столько денег, нужно играть виртуозно скверно,  но  он  с  задачей
справился. Боря страшно обрадовался, хоть и выиграл чуть-чуть. Я  довольно
потирал руки.
     - Ну что, еще по одной? - оптимистичный Боря уговаривал Леню, но  тот
не поддавался. - Ладно, давай, я всех угощаю! - последний аргумент убедил,
и мы продолжили.
     Новая игра пошла  с  новой  силой.  Теперь  решили  писать  пульку  в
пятьдесят. Инициатива пришла от Бори и я его честно предупредил,  что  сам
был против. Потом у  него  оказалось  достаточно  причин  жалеть  о  своем
предложении. Но пока мы играли. Играли серьезно. Леня от партии  к  партии
играл все хуже и хуже. Все повеселели от  пива,  я  радовался,  что  решил
вначале угостить, вспомнил своего друга, призывавшего быть щедрым,  потом,
мол, отплатится...
     - Давай, Боря за мой счет еще по паре! - махнул я рукой. - Пить,  так
пить!
     У моего коллеги Бори стукнуло в  голову  пиво  и  счастье  от  такого
количества полученных денег. Не знаю,  что  подействовало  больше,  но  он
обалдел здорово. Просто сложно представить,  что  можно  так  набраться  с
пары-тройки банок легкой бурды, которую по традиции в азюле кличат  пивом.
Хмель возымел просто роковое действие на качество Бориной  игры.  Все  мои
самые скромные ожидания были превзойдены  в  несколько  раз.  Он  оказался
разгромлен совершенно жестоко. Даже несмотря на  выпитый  алкоголь,  после
игры,  в  особенности  после  подсчета  результатов  у   него   совершенно
испортилось настроение. Довольный успехом, я взял у Бори на весь его  долг
полтора десятка банок пива, которое немедленно было всеми выпито.
     "Домой" я вернулся глубокой ночью и имел увлекательную  и  несомненно
полезную беседу со своей женой на тему о  пользе  трезвой  жизни  и  вреде
алкоголя и игры в преферанс. Также нам удалось, несмотря  на  поздний  час
обсудить конкретный график возвращения домой после полуночи. Она  пыталась
определить вермя, после которого домой уже можно не возвращаться. При этом
мы обменялись мнениями и узнали  много  нового  о  своих  родственниках  и
личных качествах каждого. Потом Катя заснула, а мне еще  полчаса  лезли  в
голову мысли про азюль и про то, что мои мозги начинают просто  дуреть  от
бесконечных пьянок. Я согласился, что пить вредно, решил больше не пить  и
на этом, удовлетворенный заснул.


     Суббота стала знаменательной тем, что Боре не  дали  еду.  Официально
выдают ее до часу дня. Он пришел без десяти, а раздача уже закрылась. Хотя
мой уважаемый коллега и не имеет больших познаний и  практики  в  немецком
языке, но голод погнал его куда-то ругаться.  Дежурный  начальник  заявил,
что уже поздно, и, вообще, Боря, мол - азюлянт, он должен радоваться,  что
его тут держут, а он еще и есть просит...  Немец  этот  у  нас  только  по
выходным работал и опыта большого в общении с азюлянтами не  имел.  Думал,
наверное, что он - с паспортом, может их,  которые  без  паспорта,  голыми
руками взять. Но, если с каким азюлянтом такое бы и прошло, то с  Борей  -
достойным претендентом на гражданство, не тут то и было.
     Собрав весь возможный лексический запас,  тот  частично  на  пальцах,
частично  словами  поведал  страшную  по   своим   подробностям   историю.
Заключалась она в  том,  что  утром  видел,  как  добрая  тетушка,  обычно
раздающая обед, перенесла из столовой к себе в машину  два  ящика,  плотно
набитых коробками с молоком. Кстати сказать, это была чистая правда. Я сам
тоже видел. И вот сейчас  он,  Боря  хочет  поинтересоваться  у  лагерного
начальства, кто  это  молоко  конкретно  недополучил.  Дежурный  начальник
скривил удивленную физиономию и нахмурился. Однако, подумав, все же пришел
к правильному выводу, пошел в столовую, вынес аж три порции обеда и  отдал
Боре. Тот в свою  очердь  решил,  что  справедливость  восторжествовала  и
отправился их съедать. Вот так! По версии моей жены то самое молоко  утром
носилось на самом деле в машину дежурного, но это только ее версия.
     Вслед за этим время медленно, но верно катилось,  ускоряемое  мелкими
событиями  лагерной   жизни,   попойками   и   еще   чем-нибудь.   Подошли
Рождественские праздники. Трудно сказать, что кто-то из нас  уже  успел  в
рекордно короткий срок перекрестится в католики, но по выражению  Филиппа,
людей неудобно обижать, не уважая их праздники, а значит  нужно  отмечать.
Нас такие проблемы особо не волновали, но возможность напиться  пропускать
никто не хотел. Денег на мелкие расходы так пока и не выдали, пришлося мне
с Юрой и Леней новый  абгемахт  делать.  Согласно  ему,  на  праздник  все
покупаю я, а потом мы поделим стоимость и они отдадут с получки.
     Нынешний поход в магазины не оказался  ничем  примечательным.  Скупив
по-быстрому десять литров пива и закуски к  нему,  мы  отправились  ловить
тачку в обратную дорогу. Вскоре я и Юра уехали со всей снедью, а Леня,  не
поместившись, остался ждать дальше.
     Поскольку наша комната больше тридцать третьей, то прздновать  решили
у нас. Филипп зван  в  качестве  главного  повара,  Юра  присутствовал  за
главного трепача. Я с Катей за хозяев, ну а Боре досталась роль гостя, так
как все остальные уже распределили. Филипп принес какие-то продукты,  Боря
поставил  пять   банок   пива.   Все   пиво   висело   в   "холодильнике",
сконструированном в виде сумки, вывешенной наружу.
     Мы резали, варили; Филипп традиционно пропускал по-русски  вместе  со
мной и Борей. Предусмотрительно я на этот  раз  не  доверил  никому  выбор
спиртного и мог его хлестать, хоть без закуса. Прошло полчаса, потом сорок
минут, но Леня не появлялся. По всем,  самым  растянутым  срокам,  он  уже
давно должен был быть здесь. В общем, человек достаточно  взрослый,  чтобы
за него волноваться, но всех интриговало, куда он мог дется. К тому же  не
терпелось начать праздновать.


     Настроение падало, как барометр в бурю, лица серели. Когда стали  уже
звереть и казалось, что каждый вот-вот примется грызть  стенку,  то  дверь
наконец-то и открылась. Леня появился. Он вошел с видом, с  которым  имеют
обыкновение появляться лишь пророки, созревшие  возвестить  миру  о  новом
чуде. В его руках почивал картонный ящик, из которого  нагло  торчали  три
бутылки "Горбачева", три или четыре куска разной колбасы, какие-то коробки
с чипсами, печеньем и всякое прочее. Принеси он и покажи нам свой немецкий
паспорт, в этот момент мы не удивилсь бы больше, чем этому морю еды.
     Немая сцена, встретившая блудного сына азюля, выглядела явно не менее
впечатляюще, чем  в  Гоголевском  "Ревизоре".  Даже  молния,  ударившая  в
середину нашего  стола  поразила  бы  меньше,  чем  вид  Лени,  груженного
продуктами.
     - Мы думали, что ты уже погиб, - дар  речи  вернулся  раньше  всех  к
Филиппу. - Ты что, взял банк или бакалейную лавку?
     - Ресторан! - усмехнулся Леня бодро. Весь его  таинственный  вид  был
покрыт плотным налетом заслуженной гордости.
     Положив ящик на стол, наш друг принялся повествовать,  как  казалось,
удивляясь тому, что сам рассказывал. Но история, судя по его реакции, была
правдой.
     -  Ну...  вы  когда  уехали,  я  еще  тормозил  пару   минут,   вдруг
останавливает мне новый "Гольф", синий. Мужик спрашивает "куда",  потом  я
залез и он повез. Разговорились, кто, откуда,  женат...  Потом  спрашивает
меня, не тяжело ли жить, что там с деньгами... Я сказал, что тяжело.  Вижу
он поддатый. Спрашивает меня, есть ли у меня время. А мне  что?  Я  ему  в
ответ, что времени, как дерьма. Ну хорошо, короче, везет  он  меня  в  Бад
Зоден - маленький городок, минут двадцать  езды.  У  мужика  там  ресторан
свой. Он мне эту коробку дал  и  еще  чуть-чуть  денег  и  сюда  отвез.  К
Рождеству подарок - сказал. Потом  телефон  свой  оставил,  сказал,  чтобы
звонил. Пообещал через две недели приехать.
     Да... Мы напряженно помолчали и пошаривали  взглядом  вокруг.  Каждый
думал общую думу. Потом Юра, все лицо которого пылало от зависти, с дрожью
в голосе сказал в сердцах:
     - Ну вот! Везет дуракам! - чуть не расплакался, бедный.
     -  Дурак  -  дурак,  а  вот  подарочек-то  к  Рождеству  получил,   -
справедливо рассудил я. - А ты получил?
     Но тот был безаппеляционен:
     - А я все и так получу! Мне ничего не надо! Я могу пойти и взять!
     - Да-а, ребятки, - Филипп тоже покачал головой и сказал  банальность.
- Это тебе, Леня, крупно повезло.
     - А т-ты, Леня ему не сказал, что у тебя еще друзья есть? - Боря  дал
понять, что явно тоже готов получить подарок.
     Компания замерла, клацнув зубами от зависти. Одна только Катя разумно
подошла к вопросу и усмехнувшись посетовала.
     - Да, Леня. Ты б ему сказал, что если он нам каждому по такому  ящику
даст, то мы могли бы целый месяц питаться.
     Пока суть да дело, поразвлекались мы  пустым  трепом,  но  "голод  не
тетка" да и "соловья баснями не кормят". Порезали пару  Лениных  колбас  и
компания дружно решила пить водку. Этому я в тайне был  страшно  рад,  ибо
предпочитаю водке пиво и тут же прикинул, что мне  его  на  долго  хватит.
Наше собрание принялось усиленно упражнятся  в  произнесении  тостов  и  в
скорости быстро нажраться. После традиционных бокалов за Рождество, за нас
с вами и за то с ними, других тостов, не менее достойных, Филипп  принялся
за рассказ очередной  притчи.  Это  уже  стало  стойкой  традицией  любого
заседания нашего клуба.
     - В одном очень очень далеком государстве жил король и  была  у  него
дочь - прекрасная царевна. Все у  них  хорошо,  царствовали  они  себе  на
славу, вот только одна проблема царя томила: дочка его не хотела  выходить
замуж.
     - Может ее никто не брал? - предположил Боря. - Сегодня жених пошел с
запросами.
     - А у нее немецкий паспорт был? - тут же вставил Юра. - Если был,  то
отбоя в женихах не было бы!
     - Не знаю! Факт, что и так отец и так, но она  ни  в  какую.  Наконец
разозлился царь и приказал ей во что бы то не стало выбрать  себе  жениха.
Дочке деваться некуда и решила  она  устроить  рыцарский  турнир.  Условия
поставила жесткие: рыцарь должен на полном скаку разрубить мечом ожерелье,
висящее у нее на груди. При  этом  он  не  может  промахнуться,  не  может
поранить принцессу. Тому, кто не справиться с заданием  грозит  смерть.  А
кто выполнит условия, на ней женится. Сказанно  -  сделано.  Собралось  на
царском  дворе  рыцарей  видимо-невидимо.  Поскакал  первый   смельчак   -
прекрасный юноша, размахнулся и чуть-чуть не дотянулся.  "В  пропасть!"  -
сказала принцесса, и рыцаря бросили в пропасть. Другой  юноша,  еще  более
прекрасный, чем первый, поскакал попытать свое счастье. Рубанул он  мечом,
но поцарапал принцессу. "В пропасть!" - приказала принцесса, и полетел  он
вслед за первым. Наконец, вышел  еще  более  прекрасный  молодой  человек,
поскакал,  разрубил  ожерелье,  не  задел  принцессу.  "В   пропасть!"   -
скомандовала принцесса, и бросили  этого  тоже.  Народ  негодует,  кричит:
"Несправедливость!". Король побагровел: "Почему?". "За компанию!" - махнув
рукой ответила принцеса.
     Так давайте же мы выпьем за компанию!
     - За компанию! - дружно вскричали все мы  и  так  же  дружно  выпили,
будто в пропсть толпой сиганули.
     Люди были на сердине второй бутылки  водки,  я  на  середине  второго
литра пива. Вдруг в дверь  постучали  и,  приоткрывшись,  она  впустила  в
комнату афганца Разу.
     - Филипп, ты что: здесь? - спросил он, пытаясь скрыть, что его  глаза
видять застолье. Голова тут же придумала причину появления, а  язык  выдал
наружу. - Я тебя ищу, хочу спросить.
     Раза членом клуба не состоял, но нам дармовой водки не жалко.
     - Потом спросишь. Садись, ешь, пей,  будешь  гостем!  Празднуй  себе,
пока празднуется.
     Раза поупирался, но сел. Мы внимательно на него уставились.  Он,  как
афганец, обладал большим уважением, потому что, по общему  убеждению,  все
люди оттуда получают убежище и паспорт  в  любом  случае.  Минут  пять  он
повталкивал всем известную историю про то, как русские  девки  выходят  за
афганцев, чтобы потом получить азюль. Затем всем наскучило.
     Юра только завел традиционный разговор за "Калибру", как его  прервал
новый стук в дверь, пришел Наим.
     - Ну, что ви тут дилаете?  -  спросил  он,  по  смешному  выговаривая
слова.
     - О-о, Наим! - Уже будучи заметно навеселе, компания поприветствовала
нового гостя. Что же теперь водку запазуху пратать? - Иди  сюда,  давай  с
нами!
     Наим скромности в России не научился  и  себя  долго  уговаривать  не
заставил. Я пошел доставать из "холодильника" пиво. Завели новый разговор.
С приходом Наима, роль главного трепача перешла от Юры к нему.
     - Зачем вы пришли к нам в Афганистан? - обратился он ко  мне,  сделав
вопросительный жест и такое выражение лица, будто я в этом виноват.
     - А черт его знает, Наим, - мне было все равно, чего мы туда  пришли.
- Я туда никого не посылал.
     - Нет, нет! Чего вы хорошего принесли, скажи  мне?  Вся  земля  плохо
стала из-за вашего Советского Союза. Всем стало плохо.
     - А тебе-то, чего? Не прийди наши в Афган, сидел бы ты там и ни хрена
не видел, а сейчас посмотри: лежишь себе целыми  днями  в  Германии  и  ни
хрена не делаешь, кормят, поят. Кто тебя  бы  там  кормил?  Был  бы  ты  в
Германии?
     - Почему не был? - стал он пыжиться и вставать на дыбы.
     - А кем бы ты был, Наим? Тебя выучили, дали работать... - я  искренне
пытался быть рассудительным, настолько, насколько вообще после  таких  доз
можно рассуждать.
     - Ну и что - выучили? Нам в Афганистан ООН денег дал ста студентам на
учебу. Мне предложили на выбор три места,  три  авиаинститута:  в  Англии,
Индии и России. В Индию я не хотел, а дальше было просто, кто  просился  в
Англию, так их в тюрьму сажали, политика была в СССР ехать учиться.
     - А ты воевал,  Наим,  стрелял?  -  серьезно  спросил  Филипп,  будто
выступает на суде по военным преступникам.
     - Стрелял, - опять полез на рожон Наим и сделал вид,  что  собирается
рвать на себе тельняжку.
     - А в наших стрелял? - грозно влез пьяный Юра низким голосом.
     - И в ваших стрелял и в наших стрелял. Многих стрелял, - он махнул  и
на тех и на этих.
     - А убивал? -  Катя  недоверчиво  покосилась  в  сторону  не  в  меру
разбушевавшегося моджахеддина, просящего убежище  по  мотивам,  что  он  -
коммунист.
     -  Не  знаю!  Что  я,  проверял?  -  тот  изогнулся,  словно  павлин,
расправляющий хвост. - Что, мы на вас напали? Кармаль из  Душанбе  сказал:
"Я иду", и ваши пришли.
     - Но теперь-то война кончилась, наши ушли. - Леня, как всегда, сказал
безразличным голосом. - Вам что, не по фигу? Уже полчаса препираетесь.
     - Ха! Где же  она  закончилась?  -  Юра  встрепенулся,  как  гусь.  -
Войска-то вывели, а я - вон, когда служил, так и мне предлагали, и  у  нас
ребята из  части  на  забросы  ездили.  А  я,  что  -  дурак?  Они  оттуда
возвращались психами ненормальными. Оно мне надо?
     Все помолчали. Мне в душе было смешно. Вот  так  сыграла  злую  шутку
история. Мы - агрессоры, а может и  освободители,  пьем  водку  с  людьми,
которых оккупировали или освободили, что никакой  разницы  не  имеет.  Эти
люди, в свою очередь, были нам попеременно то лояльны, то  наших  убивали.
Но вся комичность в этой ситуации то, ГДЕ мы сейчас вместе  сидели  и  чей
хлеб буквально жрали, препираясь между собой! А сидели  мы  вместе,  прося
помощи у немцев, которые к нашим взаимным тусовкам никакого  отношения  не
имеют.
     Вот это - парадокс истории!  Это  вам,  прямо,  марксизмом-ленинизмом
советского  типа  по  их  демокрическому  лбу:   мы   обосрались,   а   вы
подтирайте... Плюнуть хочется, да в своей комнате неудобно!
     В дверь опять постучали.
     - Сегодня у нас - вечер встреч?  -  саркастически  вставил  Боря.  И,
вправду, иной раз кто раз в день зайдет. А сегодня сыпяться, как  мухи  на
дерьмо. Чуют, черти, чуют, что водкой пахнет!
     Открывшаяся дверь показала трех алжирцев из комнаты Филиппа. Они были
маленькими и засушеными, казалось  еще  во  времена  фараонов  в  жестоких
песках Сахары. Парни слегка ошарашенно посмотрели на собравшееся застолье.
     - Давай, давай! - закричали мы все и приглашающе замахали руками.
     Новые гости, как оказалось, искали Филиппа и хотели попросить у  него
картошки. Мы усадили их за стол, предложили  водки.  Двое  согласились,  а
один сказал, что никогда не пил. Тогда я достал еще пива - зачем  человека
приучать сразу к разврату?  Пусть  начинает  с  малого.  Стали  веселиться
дальше. Поскольку сегодняшнее заседание получилось расширенным, круг  тем,
предложенных на обсуждение также расширился.
     - Алжир - гут? - задал я традиционный вопрос, чтобы начать разговор.
     - Гут, гут! - подтвердили мою догадку они и, в  свою  очередь  задали
тоже вопрос вежливости. - Руссланд - гут?
     - Гут! - неопределенно махнув рукой ответил им.
     - Дойчланд - шайзе (дерьмо)? - утвердительно - вопрошающе сказал один
из них.
     - Шайзе! - согласился я, как и следовало.
     Таким образом мы обменялись вежливостями, столь же  обычно  принятыми
при знакомстве двух азюлянтов, как и падеде в балете. Потом от меня  пошел
вопрос на засыпку.
     - Саддам Хуссейн - гут? А? - уж знаю вас, бестий, что вам нравится.
     - Гут! Саддам Хуссейн - арабс гут! - проскандировали те втроем,  и  я
забеспокоился, не покажут ли нам живую картину интифады.
     - Ха-ха! А Израиль - шайзе.
     - Шайзе.
     Выяснив политическую  подготовку  алжирцев,  им  предложили  жареного
мяса. Но они рассмотрели его внимательно и, покачав головой, отказались.
     - Швайн (свинина), - пояснил один.
     Тогда предложили им салат "Оливье", его они принялись с удовольствием
уминать. А я подумал: "Дураки! Жареную свинину есть не стали, а  салат  со
свиной колбасой трескают, аж за ушами пищит." Я вовсе не хотел ущемлять их
веры или традиции, просто  вся  еда  на  столе  в  той  или  иной  степени
содержала свинину, а не угощать их было неудобно. "Ничего",  -  оправдывал
себя, - "переварят и не заметят".
     Развязав немного языки, алжирцы признались, что паспорта немецкие  им
на фиг не нужны. Они сюда лишь ради наркотиков и поворовать. Не  знаю  как
кого, а меня эта новость обрадовала -  значит  конкурентами  поменьше.  За
такой правильный подход я им еще пива поставил и безо вской боли в сердце.
Побольше бы подобных сознательных азюлянтов,  которым  паспорт  ну  ни  на
хрена не нужен!
     Водка была выпита, и я стал доставать пиво из загашника. Мои  надежды
сохранить его оказались тщетными. Филипп завел разговор  за  христианского
бога, он вообще становился философом  от  хорошей  порции  алкоголя,  как,
впрочем, и всякий нормальный русский человек. Наим сцепился с ним, защищая
правоту мусульман, а мне оставалось лишь немного их подкалывать.
     - Наш пророк, Магомет, моложе всех других  пророков,  он  родился  на
пятьсот с лишним лет позже Иисуса. За нашей религией -  будущее!  -  вещал
пьяный  Наим,  огромный  и  коричневый,  похожий  на   джина,   принявшего
полбутылки.
     - Нет, Наим! Ваш бог - жестокий. Вы хотите убивать неверных, -  давил
на него Филипп, который тоже был достаточно хорош, но философствование  не
забросил, а даже ударился в него еще сильнее.
     - Не всегда. Зато наш бог запрещает разврат, пьянство.
     Тут я уже просто искренне покатился со смеха и чуть не  грохнулся  со
стула.
     - А ты - мусульманин, Наим? - спросил его,  находясь  наполовину  под
столом.
     - Да! Я - мусульманин! - горячо ответил он и сделал такой жест, будто
вырывает глаза неверным, усомнившимся в этом.
     - А водку пьешь, - поддел его, - и свининой не брезгуешь. Ай-я-яй-яй!
Нехорошо! Коран не велит. Будешь ты в аду гореть!
     - А-а! Я в Афганистане не пью!
     - Значит в Афганистане ты - мусульманин. А здесь кто?
     - А-а!