ак бы не так.
     - Не знаю, -  отозвался  Дик,  похлестывая  Красотку  по  крупу  особым
манером, что отнюдь не следовало расценивать как  предложение  сдвинуться  с
места. - А тут еще священник Мейболд - тоже мне поперек дороги стал.
     - А что Мейболд? Неужто она вбивает в твою доверчивую голову, что он  в
нее влюблен? До чего ж эти девчонки много о себе понимают!
     - Нет, нет. Но он к ней зашел, и она так на него посмотрела и  на  меня
так посмотрела - совсем по-разному, и  когда  я  уезжал,  он  подвешивал  ей
клетку с канарейкой.
     - Ну а отчего бы ему не подвесить ей клетку? Что в  этом  такого,  черт
подери? Слушай, Дик, я не говорю, ты трус, но что ты совсем спятил, так  это
как пить дать.
     - А, чего там!
     - Ну и что ж ты думаешь делать, Дик?
     - Не знаю.
     - Тогда я тебе еще одну новость скажу. Кто, ты  думаешь,  виноват,  что
наш оркестр выгоняют из церкви? Тебе сказали?
     - Нет. А разве не священник?
     - Шайнер, вот кто. Он влюблен в твою Фэнси, и ему, видишь ли,  хочется,
чтобы она сидела за этим несуразным инструментом  и  стучала  пальчиками  по
клавишам.
     При этом известии грудь Дика стеснили противоречивые чувства.
     - Шайнер дурак! Хотя нет, не в этом дело. Не верю  я  этому,  отец.  Да
ведь Шайнер никогда бы не решился на такое, не спросясь ее. Значит, он с ней
поговорил и увидел, что она не против... Нет, это все выдумки.
     - А кто говорит, что она против?
     - Я.
     - Вот ты-то и есть дурак.
     - Почему же, отец?
     - Она когда-нибудь тебе говорила, что ты ей больше по сердцу?
     - Нет.
     - Ну и ему небось не говорила. Не знаешь ты, Дик,  что  за  штучки  эти
девчонки, черт бы их побрал. Она будет клясться, что жить без тебя не может,
и ведь вправду жить без тебя не может и любит тебя без  памяти,  а  все-таки
возьмет и стрельнет глазами в  другого  парня,  даром  что  любит  тебя  без
памяти.
     - Она меня вовсе не  любит  без  памяти,  и  в  него  тоже  глазами  не
стреляла.
     - Так, может, она любит его, а в тебя стреляла глазами?
     - Не знаю я, как все это понимать, - мрачно сказал Дик.
     - А я одно понимаю, - сказал возчик, усаживаясь поудобнее  и  взмахивая
кнутом, - не можешь разобраться, что у девушки на уме, значит, тебе на  роду
написано быть холостяком. Но-но, Веселый!
     И фургон поехал своим путем.
     Дик  решительно  натянул  вожжи,  и  его  повозка  осталась  на  месте.
Неизвестно, сколько времени лошадь, повозка и человек пребывали  бы  в  этом
неподвижном состоянии,  если  бы,  сопоставив  все  горестные  события,  Дик
наконец не пришел к мысли, что надо что-то делать, а простояв на дороге  всю
ночь, он отнюдь не улучшит своего положения.
     Добравшись домой, он поднялся к себе в спальню, захлопнул дверь с таким
видом, точно навсегда уходил из этого мира,  достал  листок  бумаги,  открыл
пузырек с чернилами  и  принялся  писать  письмо.  Оскорбленное  достоинство
автора выпирало из каждой строчки послания, в значительной степени  затемняя
изложение фактов и намерений; из письма трудно было понять, перестал  ли  он
любить мисс Фэнси Дэй с этого часа и минуты, или никогда всерьез ее не любил
и не собирался любить, или до сих пор умирал от любви, но теперь намеревался
излечиться, или до сих пор был вполне здоров, а впредь собирался  неизлечимо
заболеть.
     Он положил  письмо  в  конверт,  запечатал  и  надписал  адрес  строгим
почерком, не позволяя себе никаких легкомысленных завитушек. Затем,  положив
письмо в карман, направился к школе, отмеривая каждым шагом добрых три фута.
С решительным видом подошел  к  школьной  калитке,  секунду  помялся,  затем
повернул обратно и, возвратясь домой, разорвал письмо и сел за стол.
     Он взял в письме совершенно неверный тон -  это  было  ясно  как  божий
день. Тут требовался небрежный тон бывалого человека. Дескать, он  питает  к
ней некоторую склонность, но и  не  так,  чтобы  уж  очень;  однако,  будучи
человеком светским, считает возможным, между прочим, осведомиться, есть ли у
нее к нему что-нибудь серьезное или нет, и надеется, что она сумеет  улучить
минуту ответить ему на этот вопрос.
     На сей раз он нашел письмо удовлетворительным  во  всех  отношениях  и,
выйдя из дому, велел  пробегавшему  мимо  мальчишке  отнести  его  в  школу,
добавив, чтобы тот не оборачивался, если он, Дик, станет кричать ему вслед и
требовать письмо назад, а делал бы, как ему первоначально приказано. Отрезав
себе таким образом путь к отступлению, Дик постоял  некоторое  время,  глядя
вслед своему гонцу, а затем пошел в  дом,  насвистывая  какие-то  судорожные
обрывки мелодии и, видимо, в эту минуту меньше всего расположенный свистать.
     Письмо было доставлено адресату. Прошла ночь, за ней следующий  день  -
ответа не было. Еще один день. И еще. В пятницу вечером Дик решил, что, если
ответа не будет на следующий день, в воскресенье он встретится с Фэнси лицом
к лицу и поговорит начистоту.
     Его размышления были прерваны отцом, который пришел из  сада,  держа  в
каждой руке по мешку, в котором жужжал рой пчел.
     - Дик, - сказал он, - отвези-ка завтра вместо меня эти два  роя  миссис
Мейболд, а я поеду с фургоном.
     Дик обрадовался предстоящей поездке: миссис Мейболд,  мать  священника,
которой недавно взбрело в голову разводить пчел (под невинным предлогом, что
так у нее будет свой собственный  дешевый  мед),  жила  в  десяти  милях  от
Меллстока  в  городке  Бедмут-Реджис,  известном  своими  целебными  водами;
поездка займет у него  весь  день  и  поможет  убить  время,  оставшееся  до
воскресенья. Дик тщательно вымыл лучшую  рессорную  повозку,  смазал  оси  и
положил в нее мешки с пчелами.


 * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
     ЛЕТО

I
     ВЫЕЗД ИЗ БЕДМУТА

     Изящно посаженная, чуть склоненная головка,  густые  каштановые  кудри;
легкая поступь маленьких ножек; красивая вышивка на  юбке;  ясные,  глубокие
глаза; одним словом - прелесть с головы до пят  -  вот  какова  была  Фэнси!
Сердце Дика рванулось к ней.
     Случилось это в Бедмуте, на углу  Мэри-стрит,  около  памятника  королю
Георгу III, там, где за углом дома начинается безбрежное пространство  почти
неподвижного океана, в тот день  окрашенного  в  яркие,  зеленовато-опаловые
тона. Едва Дик с Красоткой показались из-за угла, как вдруг справа от них на
фоне сверкающего переливами красок океана возникла Фэнси Дэй. Она обернулась
и узнала Дика.
     Дик тотчас же позабыл про письмо и  не  стал  раздумывать,  почему  это
Фэнси очутилась здесь, а подъехал прямо к  цепям  эспланады,  потеснив  двух
инвалидов в колясках, которые ожили  к  лету  и  только-только  выползли  на
солнышко в чистых рубашках и свеже выглаженных костюмах; на Дика  тоже  едва
не наехал неуклюжий мальчишка,  кативший  тележку  с  хлебом,  не  глядя  по
сторонам. Дик спросил Фэнси,  не  собирается  ли  она  сегодня  вернуться  в
Меллсток.
     - Да, я жду почтовую карету, - отвечала Фэнси, как видно тоже  стараясь
не думать о письме.
     - Так я прекрасно могу доставить вас домой. Поедемте со мной! Зачем вам
ждать еще целых полчаса?
     Непонятно почему, Фэнси вдруг утратила всякую решимость и не знала, как
ей поступить; тогда Дик решил дело тем, что спрыгнул на землю и  без  долгих
разговоров помог Фэнси взобраться в повозку.
     Щеки девушки вспыхнули,  потом  на  них  заиграл,  как  всегда,  легкий
румянец, и, наконец, глаза их встретились. Оба почувствовали замешательство,
какое  возникает,  когда  уже  проделано  все,  что  полагается  при  данных
обстоятельствах. Дик, правивший лошадью, чувствовал себя менее неловко,  чем
Фэнси, которой было решительно нечем заняться, отчего  она  еще  мучительнее
чувствовала близость Дика и все яснее понимала, что,  согласившись  сесть  с
ним рядом, она примирилась с тоном его записки. Красотка трусила по  дороге,
повозка подпрыгивала, подпрыгивал и Дик, невольно подпрыгивала  и  Фэнси;  и
она чувствовала себя в какой-то мере пленницей.
     - Очень признателен вам, мисс Дэй, что вы  составили  мне  компанию,  -
сказал Дик, когда  они  проезжали  мимо  расположенных  полукружьем  крыльев
"Королевской гостиницы", где его величество король Георг III много раз бывал
на балах, устраиваемых мэром.
     Мисс Дэй, полагавшая, что Дик чувствует себя хозяином  положения,  -  о
чем тот вовсе и не помышлял, - усмотрела в его словах  великодушную  попытку
утешить ее, пленницу.
     - Я поехала вовсе не для того, чтобы составить вам компанию, -  сказала
она.
     Ответ прозвучал неожиданно резко,  и  это  несколько  удивило  молодого
Дьюи.  Однако  тут  уместно  будет  заметить,  что,  если  девушка  отвечает
грубостью на вежливое замечание юноши, значит,  сердце  ее  тщетно  пытается
ожесточиться против него.
     Молчание длилось, пока они ехали вдоль берега океана,  и  уже  осталось
позади десятка два деревьев, из тех, что окаймляют дорогу, ведущую из города
на Кэстербридж и Меллсток.
     - Хоть я и ехал вовсе не за этим, но приехал бы и ради одного этого,  -
сказал Дик, когда они поравнялись с двадцать первым деревом.
     - Вот что, мистер  Дьюи,  не  любезничайте  со  мной,  пожалуйста,  это
нехорошо и ни к чему.
     Дик уселся, как сидел раньше, и, откашлявшись, стал  бросать  на  Фэнси
красноречивые взгляды.
     - Право, всякий подумал бы, что у вас ко мне есть дело и вы сию  минуту
к нему приступите, - непримиримо продолжала Фэнси.
     - Да, конечно, всякий подумал бы.
     - Никаких у нас с вами дел нет и быть не может!
     Начало вышло неудачное. Дик переменил тактику и заговорил  весело,  как
человек,  твердо  решивший  никогда  не  влюбляться,  чтобы  не   испытывать
огорчений.
     - Так как вам сейчас живется, мисс Дэй? Должно быть, весело?
     - И вовсе не весело, Дик, вы же знаете.
     - Веселиться не обязательно значит наряжаться.
     - А я и не думала, что веселиться значит наряжаться. Господи!  До  чего
же вы стали образованный!
     - Похоже, нынешней весной с вами много чего приключилось.
     - Вы что-нибудь заметили?
     - Да так, ничего. Просто кое-что слышал.
     - Что же это вы слышали?
     - Слышал про одного красавчика с латунными запонками, медным кольцом  и
оловянной цепочкой для часов; говорят, он имеет какое-то  отношение  к  вам.
Только и всего.
     - Ну, и расписали же вы мистера Шайнера, ведь  вы  его  имели  в  виду?
Запонки у него, как вам известно, золотые; цепочка настоящая серебряная; про
кольцо я, правда, ничего в точности сказать не могу, да он и надевал-то  его
всего один раз.
     - Пускай носил бы хоть каждый день, да не показывал всем и каждому.
     - Для меня он ровно ничего не значит, - невозмутимо заметила Фэнси.
     - Не больше, чем я?
     - Вот что, мистер Дьюи, - сурово сказала Фэнси, -  о  нем  я  думаю  не
больше, чем о вас!
     - Не больше?
     Она отвернулась, чтобы получше обдумать все значение вопроса.
     - Этого я вам точно сказать не могу, - отвечала она не без лукавства.
     Они ехали довольно медленно, и вскоре их  обогнала  другая  повозка,  в
которой тряслись фермер, его жена и работник; фермерша  и  работник  во  все
глаза уставились на парочку. Фермер упорно глядел на хвост своей лошади.
     - Отчего ж это вы не можете мне сказать?  -  спросил  Дик,  подхлестнув
Красотку, так что теперь онп ехали почти вплотную за фермером,  фермершей  и
работником.
     Фэиси молчала, смотреть им  было  не  на  что,  и  оба  поневоле  стали
разглядывать то, что маячило перед глазами: они заметили, что  жена  фермера
стиснута между мужчинами, и каждый из них,  чтоб  дать  ей  побольше  места,
примостился на самом краешке сиденья и едет  только  что  не  на  колесе,  а
шелковая  накидка  фермерши  при  каждом  толчке  вздувается  у  нее   между
лопатками, точно воздушный шар, и сразу же опадает. Почувствовав, что на нее
смотрят, фермерша обернулась, и тогда Дик ярдов на десять приотстал.
     - Фэнси, отчего же вы не можете мне ответить? - повторил он.
     - Оттого, что вы значите для меня ровно столько, сколько  я  значу  для
вас, - тихо сказала она.
     - Вы для меня - все на свете, - отвечал Дик, осторожно кладя руку рядом
с рукой Фэнси и выразительно глядя на округлую линию ее щечки.
     - Нет, Ричард Дьюи, не смейте меня трогать! Я ведь ничего не сказала, и
сама еще не знаю, как отнесусь к вашим  чувствам,  -  может,  выйдет  совсем
наоборот, понимаете? Не трогайте меня, сэр! Ради бога,  Дик,  не  надо.  Ой,
посмотрите-ка!
     Причиной внезапного испуга Фэнси был совсем некстати показавшийся из-за
правого плеча Дика фургон для перевозки  досок;  в  нем  лениво  развалились
четыре плотника, разъезжавшие по округе в поисках  работы.  Они  глазели  по
сторонам и, по-видимому,  были  больше  всего  заняты  тем,  что  перемывали
косточки каждому живому существу, попадавшемуся им на глаза.  Дик  вышел  из
трудного положения, пустив лошадь рысью, и вскоре фургон  с  плотниками  был
уже еле виден, - пыль, поднятая колесами, обволакивала их, словно мгла.
     - Скажите же, Фэнсж, ведь вы меня любите...
     - Нет, Дик, не скажу; еще не время.
     - Почему же, Фэнси?
     - Не обижайтесь, но пока вам лучше называть меня "мисс Дэй". Да  и  мне
не следовало называть вас Диком.
     - Чепуха! Вы же знаете, ради вашей любви я готов на все.  По-вашему,  с
любовью можно поступать как хочешь - то полюбить, то разлюбить, то упиваться
ей, то ее отвергнуть?
     - Нет, нет, я совсем так не думаю, - мягко возразила Фэнси.  -  но  мне
кажется, мне не следует думать о вас слишком много, пусть даже...
     - Но ведь вам хочется думать обо мне, правда? Признайтесь же.  Не  надо
таить правду, Фэнси.  Пускай  говорят,  что  женщина  должна  скрывать  свои
чувства, притворяться, будто не любит, и всякое такое, - не в этом  счастье,
уж поверьте мне. Женщина, честная в любви, как и во всем остальном, блистает
добродетелями ярче всех, и в конце концов ей воздают должное.
     - Ну если так, тогда я, наверное, немножко  люблю  вас,  Дик,  -  нежно
прошептала она, - но, прошу вас, больше ни слова.
     - Раз вам так хочется, я сейчас ничего больше не скажу. Но  немножко-то
вы меня все-таки любите?
     - Ну вот, зачем же вы  заставляете  меня  повторять?  Больше  я  ничего
сейчас сказать не могу, будьте довольны и этим.
     - Во всяком случае, я могу называть вас Фэнси? В этом ведь  нет  ничего
дурного.
     - Да, можете.
     - И вы не станете больше называть меня "мистером Дьюи"?
     - Хорошо, не стану.

II
     ДАЛЬШЕ ПО ДОРОГЕ

     Признания милой вдохновили Дика, и он тронул Красотку кнутом - хлестнул
ее по шее, почти у самых ушей. Красотка, погруженная в свои думы и никак  не
ожидавшая, что Дик способен достать кнутом так далеко - ведь за всю  поездку
кнут добирался лишь до ее боков, - разом вскинула голову и пустилась  резвой
рысью, к  великому  удовольствию  сидевшей  позади  парочки,  как  вдруг  за
поворотом дороги показалась повозка, в которой по-прежнему тряслись  фермер,
его работник и фермерша в развевающейся накидке.
     - Чтоб им пусто было! Опять мы их нагнали.
     - Ничего не поделаешь. У них такие же права на дорогу, как и у нас.
     - Так-то оно так, да только неприятно, когда тебя разглядывают. Хорошо,
когда на дороге ни души. Смотрите, какие коленца они выкидывают!
     Тут колеса повозки фермера попали в рытвину, повозка резко накренилась,
и все трое качнулись влево, когда же миновали яму, все трое подались вправо,
выпрямились и снова затряслись по-прежнему.
     - Станет дорога пошире, мы их обгоним.
     Когда же появилась возможность осуществить это намерение., они услышали
за собой легкий шорох колес, и мимо пронеслась новенькая двуколка,  до  того
начищенная,  что  спицы  колес  сливались  в  сплошной  сверкающий  круг   и
отбрасывали на дорогу  дрожащий  луч,  а  дверцы  и  задняя  стенка  коляски
сверкнули в глаза Дику и Фэнси, словно зеркало. Тот, кто правил, -  по  всей
видимости, владелец экипажа, - был весьма недурен собой; рядом с  ним  сидел
Шайнер,  Проезжая  мимо  Дика  и  Фэнси,  оба  обернулись  и  с  откровенным
восхищением воззрились  на  девушку,  пока  им  не  пришлось  обратить  свое
внимание на  повозку  фермера,  которую  они  также  обогнали.  Дик  мельком
взглянул на Фэнси, пока ее столь пристально изучали,  и  затем,  погрустнев,
снова занялся Красоткой.
     - Что ж вы совсем умолкли? - с непритворным участием  спросила  немного
погодя Фэнси.
     - Пустое.
     - Нет, не пустое, Дик. Ведь не могла я запретить  этим  людям  проехать
мимо.
     - Конечно, нет.
     - Вы, кажется, обиделись на меня. За что же?
     - Не могу сказать - вы сойдетесь.
     - Лучше скажите.
     - Ладно. - Судя по всему. Дика подмывало  высказаться,  даже  с  риском
обидеть Фэнси. - Я вот подумал - кал же мы с вами по-разному  любим.  Стоило
этим мужчинам посмотреть на вас, как вы сразу же забыли обо мне и...
     - Ну, знаете, сильнее вы меня обидеть не сможете. Договаривайте!
     - И на лице у вас было написано, как вам приятно, что вы им нравитесь.
     - Не говорите глупостей, Дик! Вы же знаете, что это не так.
     Дик с сомнением покачал головой и улыбнулся.
     - Всегда доставляет удовольствие, когда  тобой  восхищаются.  Вот  я  и
призналась честно в своей слабости. Но ведь я ничем этого не обнаружила.
     Взгляд Фэнси  сказал  Дику,  что  она  будет  стоять  на  своем,  и  он
великодушно промолчал, чтоб ей не пришлось кривить душой. Да и  кроме  того,
появление Шайнера дало иное направление мыслям Дика - он  сразу  вспомнил  о
том главном, что тревожило  его  до  встречи  с  Фэнси,  пока  ее  слова  не
приглушили его беспокойства.
     - Между прочим, Фэнси, вам известно, почему распускают наш хор?
     - Нет, я только знаю, что  мистер  Мейболд  хочет,  чтоб  я  играла  на
органе.
     - А известно вам, почему он этого хочет?
     - Нет.
     - Да потому, что его уговорил церковный староста  -  мистер  Шайнер,  а
священник и сам мечтал об этом. Шайнер спит и видит, чтобы  по  воскресеньям
вы играли в церкви. Глядишь, еще и ноты будет  вам  переворачивать,  -  ведь
орган поставят рядом с его скамьей. Но вы-то ведь его не поощряли?
     - Никогда! - горячо воскликнула Фэнси, и глаза ее были сама  честность.
- Мне он вовсе не нравится, и я впервые слышу о его намерениях! Я  не  прочь
играть на органе в церкви, но я и не помышляла о том, чтобы выжить вас и ваш
хор. Я даже и не говорила никому, что умею играть, пока  меня  не  спросили.
Неужели вы хоть на минуту могли подумать, что я сама им это предложила?
     - Конечно, нет, дорогая.
     - Или что он меня хоть капельку интересует?
     - Конечно, нет.
     От Бедмута до Меллстока миль десять - одиннадцать, а в четырех милях от
Бедмута есть отличный постоялый двор "Корабль",  фронтон  которого  украшает
мачта и салинг; совершая поездки в город, Дик имел обыкновение  делить  свое
путешествие на три части, - по дороге туда и обратно  он  останавливался  на
постоялом дворе, и Красотка никогда не обременяла конюшни  Бедмута,  -  если
хозяину надо было в город не надолго. Так было и на сей раз.
     Фэнси проводили в небольшую комнату, где подавали чай, а Дик отправился
на  конюшню  -  присмотреть,  чтобы  Красотке  задали  корм.  Заметив,   как
многозначительно ухмыльнулся конюх и слонявшиеся  без  дела  работники,  Дик
попытался сделать вид, что между ним и Фэнсп ничего такого нет и  он  просто
везет свою пассажирку домой. Потом он вошел в дом и отворил дверь в  комнату
Фэнси.
     - Знаете, Дик, я вдруг подумала, как-то неловко,  что  мы  тут  с  вами
наедине. Лучше бы вам ко мне не заходить.
     - Как жаль, дорогая!
     - Конечно, жаль! Мне и самой хотелось, чтобы вы тоже выпили чаю,  -  вы
ведь устали.
     - Так давайте попьем вместе. Однажды,  если  вомните,  вы  мне  в  этом
отказали.
     - Помню, помню, будет уж вам. Вот и сейчас, выходит,  я  не  слиш