- Еще бы, - поддакнул Лиф.  -  Двенадцать  человек  родила,  одного  за
другим, и все, кроме меня, померли маленькими - какие еще до рождения, какие
сразу после.
     - Эх ты,  горемыка.  Небось  ведь  хочется  с  нами  пойти?  -  ласково
проговорил возчик.
     - Ладно, Лиф, возьмем уж тебя с собой, раз тебе так с братьями-сестрами
не повезло, - сочувственно сказал старый Уильям.
     - Бывает же  такое  невезение,  -  сказал  Рейбин.  -  Взять  хоть  его
бедняжку-мать. Как ни едешь мимо их дома, все-то она глядит в окошко, да так
печально, точно поникший цветок. Опять  же  такого  дисканта,  как  у  Лифа,
поискать - просто не знаю, что бы мы без него делали с верхним "си". Давайте
уж возьмем беднягу - ему ведь любопытно.
     - Что ж, давайте возьмем, - отозвался мистер Пенни, поднимая голову:  в
этот момент он как раз продергивал дратву.
     - Так вот, - деловито продолжал  возчик,  возвращаясь  к  главной  теме
разговора, - конечно, мог бы и кто-нибудь один из нас пойти к священнику  да
поговорить с ним начистоту, но его куда больше  проймет,  если  мы  заявимся
всем скопом. И еще, я вам скажу, тут важно не волноваться. Зайдем сначала  к
нам, съедим по кусочку  грудинки,  выпьем  по  кружке  сидра,  а  потом  еще
подогреем меду с имбирем, и каждый перехватит по рюмочке, не больше,  только
для храбрости, а уж потом двинемся к священнику.  Известное  дело,  ребятки,
когда закусишь да пропустишь рюмочку, тут тебе сам черт не брат. Уж тогда мы
никому не побоимся правду в глаза сказать, будь он хоть семи пядей во лбу.
     Очнувшись от глубокого раздумья,  Мейл  поднял  глаза  и  выразил  свое
полное одобрение намеченному плану действий. На этом совет закончился.

IV
     РАЗГОВОР СО СВЯЩЕННИКОМ

     На другой день в шесть часов вечера музыканты в полном составе вышли из
дома возчика и твердым  шагом  двинулись  по  дороге.  Их  поступь,  однако,
постепенно утрачивала свою торжественность, и, подходя к холму,  за  которым
находился дом священника, процессия уже несколько напоминала стадо овец.  Но
по слову возчика музыканты подтянулись и так дружно и  четко  печатали  шаг,
спускаясь с холма, что их топот был  отчетливо  слышен  в  саду.  Они  снова
сбились с ноги, проходя через калитку,  которая,  если  ее  толкали  слишком
сильно, имела скверное обыкновение бить рикошетом прямо в лицо входящему.
     - А теперь  давайте  опять  в  ногу,  -  приказал  возчик.  -  Так  оно
получается солиднее, и сразу видно, что мы пришли по важному делу.
     Отбивая шаг, они подошли к крыльцу.
     Рейбин позвонил. В ожидании  ответа  наиболее  робкие  члены  депутации
стали поправлять шапки или,  отвернувшись  в  сторону,  разглядывать  первый
попавшийся куст; случись кому-нибудь выглянуть в окошко, он подумал бы,  что
вся эта компания оказалась здесь совершенно случайно и их визит,  какова  бы
ни была его цель, каким-то образом касался кустов и газонов священника, а не
был следствием заранее обдуманного плана. Иное дело возчик: он  неоднократно
здесь бывал - то багаж привозил, то уголь, то дрова  -  и  не  испытывал  на
пороге этого дома того трепета, который охватил большинство  его  товарищей.
Он стоял перед дверью, пристально разглядывая дверной молоток; не  обнаружив
в нем ничего примечательного, он перевел взор на сучок в  дверной  панели  и
занялся изучением извилистых линий древесных волокон.
     - К вам пришли, сэр, и возчик Дьюи, и старый  Уильям  Дьюи,  и  молодой
Ричард Дьюи, и весь хор,  сэр,  кроме  мальчиков!  -  взволнованно  объявила
мистеру  Мейболду  служанка,  просунув  голову  в  дверь.  Зрачки  ее   глаз
становились все шире, словно круги от брошенного в воду камня.
     - Весь хор? - изумленно переспросил священник, молодой  человек  весьма
привлекательной  наружности,  с  мужественным  взглядом,   робким   ртом   и
обыкновенным носом. Подняв глаза от тетради,  в  которой  что-то  писал,  он
воззрился на служанку, словно пытаясь припомнить, где он ее видел раньше.
     - И глядят так решительно, а возчик Дьюи не смотрит ни вправо, ни влево
- уставился в одну точку, не иначе, как что-то задумал.
     - Вот как, весь хор, - вполголоса повторил священник,  в  надежде,  что
этот  нехитрый  прием  поможет  ему  сообразить,  зачем  бы  к  нему   могли
пожаловать.
     - Все до единого тут, разрази  меня  гром!  -  Речь  служанки  пестрела
местными выражениями, что  было  неудивительно,  поскольку  она  родилась  и
выросла в соседней деревне. - Вы знаете, сэр, вся округа говорит...
     - Вся округа! Помилуй бог, а я и не знал, что являюсь  предметом  столь
широкого обсуждения! - воскликнул священник, и  лицо  его  приняло  оттенок,
средний между цветом розы и пиона. - Так что же говорит вся округа?
     - Говорят, что они вам дадут жару, извините за грубое слово, сэр.
     Тут только священник вспомнил, что давно  уже  твердо  решил  пресекать
всякие попытки служанки Джейн высказывать свое личное мнение. Служанка Джейн
по выражению его лица догадалась, что он вспомнил об этом своем  решении,  и
прежде, чем он успел сказать: "Пусть войдут", - исчезла в прихожей,  потирая
вмятину на лбу от косяка двери.
     Несколько  минут  спустя  из  прихожей  донеслись  деликатное  шарканье
башмаков и приглушенные голоса; затем посетители принялись вытирать  ноги  и
проделывали это так долго и старательно, словно на их подошвах налипли  горы
грязи; поскольку, однако, погода была совершенно сухая и заново смазанные  -
а у Дика к тому же начищенные до блеска -  башмаки  ничуть  не  испачкались,
музыканты,  по-видимому,  просто  показывали,  что,  будучи  людьми   хорошо
воспитанными, не собираются бессовестно воспользоваться  сухой  погодой  для
того, чтобы сократить положенные  церемонии.  Затем  в  прихожей  послышался
басистый шепот.
     - А теперь, ребятки, стойте смирно и не  шевелитесь!  Да  не  шумите  и
станьте поближе к стенке, чтобы можно было пройти и вас  -не  задеть.  А  мы
пойдем вдвоем - больше там никого не нужно...
     Бас принадлежал возчику.
     - И мне тоже хочется пойти и посмотреть,  как  все  будет,  -  раздался
тонкий голос Лифа.
     - Жалко, что Лиф такой глупый, а то пускай бы пошел, - сказал кто-то.
     - Я ведь отродясь не видел, как это бывает, когда музыканты приходят  к
священнику в кабинет поговорить о своих делах, - просил Лиф, - а так хочется
поглядеть хоть разик.
     - Ну что ж, пойдем, - согласился возчик. - От тебя, как от соломинки  в
каше - добра не будет, но и худа тоже. Ладно, ребятки, пошли.
     И  через  секунду  возчик,  старый  Уильям  и   Лиф   предстали   перед
священником.
     - Вы нас извините, сэр, но мы пришли с вами поговорить, - начал Рейбин,
держа шляпу в опущенной левой руке, а правой касаясь воображаемой  шляпы  на
голове. - Мы пришли поговорить с вами, как мужчина с мужчиной, сэр. Надеюсь,
вы на нас не обидитесь.
     - Конечно, нет, - сказал мистер Мейболд.
     - Это вот мой престарелый отец Уильям Дьюи, сэр.
     - Я вижу, - отозвался священник и кивнул  старому  Уильяму,  который  в
ответ улыбнулся.
     - Я думал, может, вы его без  виолончели  не  узнаете,  -  извиняющимся
тоном сказал возчик. - По воскресеньям-то он надевает свой лучший  костюм  и
виолончель берет, а в другой одежде старика и не признаешь.
     - А кто этот юноша? - спросил священник.
     - Скажи мистеру Мейболду, как тебя зовут, - обернулся  возчик  к  Лифу,
который стоял, прижавшись спиной к книжному шкафу.
     - Томас Лиф, ваше преподобие, - дрожа, ответил Лиф.
     - Вы уж извините, что он такой худой с виду, - виновато сказал  возчик,
опять поворачиваясь к священнику. - Но его вины тут нет. Он от природы вроде
как  дурачок,  бедняга,  и  никак  не  потолстеет,   но   дискант   у   него
замечательный, вот мы его и держим в хоре.
     - Такой уж я бестолковый, сэр, - с готовностью подхватил Лиф,  радуясь,
что его существованию нашлось оправдание.
     - Бедный юноша, - сказал мистер Мейболд.
     - Да он об этом вовсе не жалеет, сэр, - только бы вы  ничего  не  имели
против, - заверил его возчик. - Правда, Лиф?
     - Вовсе нет, ни чуточки, хи-хи! Я просто боялся, что вашему  преподобию
это не понравится, сэр, только и всего.
     Видя,  что  даже  недостатки  Лифа  встречают   столь   снисходительное
отношение, возчик в порыве великодушия решил еще больше расположить  к  нему
священника, отметив его достоинства.
     - И то сказать - для слабоумного он довольно-таки толковый парень, сэр.
Никогда его не увидишь в грязном балахоне, а уж честный - другого такого  не
сыщешь. Вид у бедняги, конечно, страшный, а больше о нем ничего  плохого  не
скажешь. Так ведь в своей внешности мы не вольны, сэр.
     - Совершенно справедливо. Ты, кажется, живешь с матерью, Лиф?
     Возчик выразительно посмотрел на Лифа, - дескать,  больше  уж  ему  при
всем желании помочь никто не в силах и придется ему выкручиваться самому.
     - Да, сэр, она вдова, сэр. И если бы брат Джим не помер, у нее  был  бы
умный сын и ей не пришлось бы работать.
     - Вот как? Бедная женщина. На вот, передай  ей  полкроны.  Я  зайду  ее
навестить.
     - Скажи: "Благодарю вас, сэр", - шепотом скомандовал возчик.
     - Благодарю вас, сэр, - повторил Лиф.
     - Ну, хорошо, садись, Лиф, - сказал мистер Мейболд.
     - С-спасибо, сэр.
     На  этом  обсуждение  особы  Лифа   закончилось.   Возчик   откашлялся,
выпрямился и начал приготовленную речь.
     - Мистер Мейболд, - сказал он, - извините, что я говорю попросту, но  я
люблю брать быка за рога.
     Рейбин сделал тут  паузу,  дабы  эти  слова  запечатлелись  в  сознании
священника, и вперил взгляд в своего собеседника, а  затем  перевел  его  за
окно.
     Мистер  Мейболд  и  старый  Уильям  посмотрели  туда  же,  по-видимому,
предполагая увидеть за окном того самого быка.
     - И вот мне подумалось, - употребляя прошедшее время,  возчик,  видимо,
хотел сказать, что он не  настолько  Дурно  воспитан,  чтобы  думать  так  и
сейчас, - что по справедливости оркестру надо дать срок до рождества,  а  не
разгонять его так сразу. Уж вы извините,  что  я  говорю  с  вами  попросту,
мистер Мейболд.
     - Конечно, конечно.  До  рождества,  -  задумчиво  протянул  священник,
словно пытаясь измерить  оставшееся  до  рождества  время.  -  Дело  обстоит
следующим образом: у меня к вам нет никаких претензий, и я отнюдь  не  желаю
насильственно менять заведенный в церкви порядок и  обижать  кого-нибудь  из
моих прихожан. И если я наконец решил заменить оркестр органом, то  лишь  по
предложению - я бы даже сказал, по настоянию одного  из  церковных  старост,
который неоднократно обращал мое внимание на то, что  у  нас  есть  человек,
умеющий играть на органе. А поскольку инструмент, который я привез с  собой,
стоит без дела (тут он указал на стоявший у стены кабинетный орган), у  меня
не было оснований откладывать мое решение долее.
     - А мы слышали, что мисс Дэй сама не очень хочет  играть.  Стало  быть,
это неправда, сэр? - спросил возчик извиняющимся тоном, который говорил, что
он отнюдь не желает быть назойливо-любопытным.
     - Она, действительно, не хотела  играть.  Да  и  я  пока  не  собирался
заводить об этом разговор - я вполне доволен вами. Но,  как  я  уже  сказал,
один из церковных старост так настойчиво ратовал за орган, что мне ничего не
оставалось, как дать свое согласие.
     Тут священнику почему-то показалось, что его  слова  можно  истолковать
как  попытку  выгородить  себя,  а  этого  он,  будучи  щепетильным  молодым
человеком, делать совсем не собирался, и потому поспешил поправиться.
     - Только не поймите  меня  превратно  -  идея  исходила  от  церковного
старосты, но я и сам думал просить об этом... мисс Дэй, -  сказал  он  и  по
непонятной Рейбину причине густо покраснел.
     - Вы уж извините, что я  с  вами  попросту,  сэр,  но  который  же  это
церковный староста вам о ней говорил? - спросил возчик,  давая  своим  тоном
понять, что он  не  только  не  хочет  проявлять  излишнее  любопытство,  но
предпочел бы вообще не задавать никаких вопросов.
     - Мистер Шайнер.
     - Вот так история, ребятки! Прошу  прощения,  сэр,  это  у  меня  такое
присловье есть, вот оно нечаянно и вырвалось. Он на нас за что-то зуб имеет,
- может, за то, что мы ему тогда  под  рождество  спать  не  давали.  Будьте
покойны, тут дело вовсе не в том, что  мистеру  Шайнеру  очень  уж  нравится
орган. Он в музыке понимает, как вот этот стул. Ну да ладно.
     - По-моему, вы  напрасно  думаете,  что  мистер  Шайнер  настаивает  на
органе, потому что настроен против вас. Что касается меня, то я  предпочитаю
органную музыку всякой другой. Я считаю, что она больше всего  подходит  для
церковной службы и что я поступаю правильно, вводя ее у себя в  церкви.  Тем
не менее, хотя, на мой взгляд, органная музыка и  лучше,  я  вовсе  не  хочу
сказать, что вы играете плохо.
     - Что ж, мистер Мепболд, если пришел нам конец, мы  его  встретим,  как
подобает мужчинам, - назначайте любой день. Извините уж, что я так попросту.
     Мистер Мейболд кивнул.
     - Мы только думали, сэр, что перед  другими  приходами  будет  неловко,
если такой старинный хор прикончится потихоньку, ни с того ни с сего, где-то
там после пасхи. А вот, если бы наш конец пришелся на рождество, это было бы
как-то торжественней; обидно все же сойти на нет где-то между праздниками, в
воскресенье, у которого и своего названия-то нету.
     - Да, да, это справедливое желание, должен признать,  что  желание  это
справедливо.
     - Видите ли, мистер Мейболд, нам ведь тоже - я  вас  не  слишком  долго
задерживаю, сэр?
     - Нет, нет.
     - Нам  ведь  тоже  нелегко  -  особенно  моему  отцу.  Возчик  с  такой
горячностью убеждал священника, что сам не заметил, как подошел к нему почти
вплотную.
     - Конечно, конечно, -  согласился  мистер  Мейболд,  отступая  немного,
чтобы лучше видеть собеседника. - Все вы энтузиасты своего хора, и  я  этому
очень рад. Равнодушие - это даже хуже, чем заблуждение.
     - Совершенно правильно, сэр. Я вам  больше  скажу,  мистер  Мейболд,  -
продолжал Рейбин проникновенным тоном, еще ближе надвигаясь на священника, -
мой отец до того любит музыку, просто удивительно.
     Священник отступил еще немного, а возчик тоже вдруг сделал  шаг  назад,
чтобы священник мог видеть его отца, и указал на старика рукой.
     Уильям Дьюи заерзал в кресле и,  из  вежливости  чуть-чуть  улыбнувшись
самыми уголками губ, подтвердил, что он и вправду очень любит музыку.
     -  Вот  видите,  сэр,  -  продолжал  Рейбин   и,   взывая   к   чувству
справедливости священника,  искоса  поглядел  ему  в  глаза.  Тот,  судя  по
выражению его лица, очень хорошо все видел, и обрадованный возчик рванулся к
нему с каким-то даже неистовством и остановился так близко, что пуговицы  их
жилетов только что не соприкасались. - Если бы вы, или я,  или  еще  кто  из
молодых погрозил отцу кулаком, - вот так, к примеру, - и  сказал:  "Откажись
от музыки!" - Возчик отошел к сидевшему на  стуле  Лифу  и  поднес  кулак  к
самому его носу, отчего тот в испуге прижался затылком к стене. - Не  бойся,
Лиф, я тебе ничего не сделаю, это я  просто,  чтобы  мистеру  Мейболду  было
понятнее. Так вот, если б вы, или я, или еще кто погрозил бы отцу кулаком  и
сказал: "Выбирай, Уильям, - музыка или жизнь!" - он  бы  ответил:  "Музыка!"
Такой уж он человек, сэр, и такому человеку очень обидно,  когда  его  гонят
взашей вместе с виолончелью.
     Возчик опять вплотную подступил к священнику и с чувством посмотрел ему
в глаза.
     - Вы правы, Дьюи, - ответил мистер Мейболд и попытался отклонить  назад
верхнюю часть туловища, не двигаясь с места, но убедился в  неосуществимости
этого маневра и отступил еще на дюйм, оказавшись в  результате  многократных
отступлений плотно зажатым между креслом и краем стола.
     В тот момент, когда служанка возвестила о  приходе  музыкантов,  мистер
Мейболд как раз обмакнул ручку в чернильницу; когда депутация  вошла  в  его
кабинет, он, не вытирая пера, положил ручку  на  самый  край  стола.  И  вот
теперь, шагнув назад, он задел полой сюртука  за  перо,  и  ручка  свалилась
сначала на спинку кресла, затем, перевернувшись в  воздухе,  на  сиденье,  а
затем со стуком упала на пол.
     Священник нагнулся за ручкой; нагнулся и возчик, желая  показать,  что,
как бы ни были велики их разногласия в  вопросах  церковной  музыки,  он  не
настолько мелок душой, чтобы это отразилось на его  личных  взаимоотношениях
со священником.
     - Это все, что вы мне хотели сказать, Дьюи? -  спросил  мистер  Мейболд
из-под стола.
     - Все, сэр. Вы на нас не в обиде, мистер Мейболд? Мы ведь просим не так
уж много, - отозвался возчик из-под кресла.
     - Разумеется, разумеется. Я вполне вас понимаю, и у  меня  нет  никаких
причин на вас обижаться. - Убедившись, что Рейбин нашел ручку, он поднялся с
пола и продолжал: - Знаете, Дьюи, часто говорят, что очень трудно  поступать
согласно своим убеждениям и никого при этом  не  обидеть.  Можно  с  тем  же
правом сказать, что человеку, обладающему гибким умом, трудно  вообще  иметь
какие-нибудь убеждения. Вот я, например, вижу, что и вы в  какой-то  степени
правы, и Шайнер в какой-то степени прав. Я нахожу достоинства и в скрипках и
в органе. И если мы заменим скрипки  органом,  то  не  потому,  что  скрипки
плохи, а потому, что орган лучше. Вам это ясно, Дьюи?
     - Ясно, сэр. Благодарю вас за такое отношение. Уфф! Ужас  как  кровь  к
голове приливает, когда наклонишься! - сказал Рейбин, тоже поднимаясь,  и  с
силой воткнул ручку стоймя в чернильницу, чуть не пробив  при  этом  дно,  -
чтоб уж больше не падала.
     Между тем старинных менестрелей, дожидавшихся в  прихожей,  все  больше
одолевало любопытство. Дик, которому вся эта затея была не слишком по  душе,
вскоре потерял к ней всякий интерес и ушел в  направлении  школы.  Остальные
же, как их ни подмывало узнать, что происходит в кабинете, наверно, не стали
бы туда заглядывать, сознавая неблагопристойность такого поведения, если  бы
ручка не упала на пол. Услышав грохот сдвигаемой  мебели,  они  решили,  что
объяснение перешло в рукопашную схватку, и, отбросив все прочие соображения,
двинулись к двери, которая была лишь слегка притворена. Таким образом, когда
мистер Мейболд выпрямился и поднял глаза, он увидел в дверях  мистера  Пенни
во весь рост, над его головой - лицо и плечи Мейла, над макушкой Мейла - лоб
и глаза Спинкса, а под мышкой у Спинкса часть физиономии Боумена;  сзади  же
виднелись серпообразные срезы голов и  лиц  остальных  музыкантов;  в  общей
сложности на  него  было  устремлено  больше  дюжины  глаз,  горевших  живым
любопытством.
     Как  это  обычно  бывает  с  экспансивными  сапожниками,  и  не  только
сапожниками,   мистер   Пенни,   встретившись   взглядом   со   священником,
почувствовал необходимость хоть что-нибудь сказать. Однако сразу же в голову
ему ничего не пришло, и он с полминуты молча глядел на священника.
     - Прошу прощения, сэр, - заговорил он наконец, соболезнующе воззрившись
на подбородок мистера Мейболда, - только у вас  кровь  идет  из  подбородка,
там, где вы, должно быть, утром порезались, сэр.
     - Это все оттого, что вы нагибались, не иначе, - высказался  возчик,  с
интересом разглядывая подбородок священника. -  Так  всегда  бывает  -  если
наклониться, то кровь опять пойдет.
     Старый Уильям  поднял  глаза  и  тоже  стал  смотреть  на  кровоточащий
подбородок священника, а Лиф так даже отошел на  два-три  шага  от  книжного
шкафа и, приоткрыв рот, предался восхищенному созерцанию этой диковины.
     - Ах, боже мой, - торопливо проговорил  мистер  Мейболд,  покраснев  до
корней волос, и провел рукой по подбородку, а затем,  достав  платок,  вытер
кровь.
     - Ну вот, сэр, теперь опять все  в  порядке,  почти  что  ничего  и  не
заметно, - сказал мистер Пенни. - А если опять