сказала Фэнси и, взглянув  через  плечо  в  зеркало,
выпорхнула из комнаты. - Ах, Дик! Как я рада,  что  ты  пришел!  Конечно,  я
знала, что ты придешь, но вдруг подумала - а что, если нет?
     - Это я-то не приду, Фэнси?! В жару или в дождь, в метель или в бурю, я
все равно был бы тут, перед тобой! Что это ты растревожилась? Раньше с тобой
никогда такого не случалось.
     - Ах, мистер Дик, ведь раньше я была свободной пташкой, никакая  клятва
меня не связывала, - отвечала Фэнси.
     - Жалко, что мне  нельзя  жениться  на  всех  пятерых,  -  сказал  Дик,
оглядывая девушек.
     - Хи-хи-хи! - прыснули четыре подружки,  а  Фэнси  незаметно  погладила
Дика по плечу, словно желая убедиться, что он и в самом деле тут,  рядом,  и
принадлежит ей одной.
     - Ну кто бы мог подумать! - обратился Дик  к  старшим  и,  сняв  шляпу,
опустился на стул.
     Физиономии гостей выразили полнейшее согласие с тем, что  никто  такого
не мог бы подумать - о чем бы ни шла речь.
     - И надо же, чтобы мои  пчелы  вздумали  роиться  как  раз  сегодня!  -
продолжал Дик, охватывая своих  слушателей  выразительным  взглядом,  словно
сетью. - Да и рой какой хороший: самый лучший рой за последние десять лет.
     - Отличная  примета,  -  изрекла  умудренная  годами  миссис  Пенни,  -
отличная примета.
     - Кажется, все идет хорошо, я  так  рада,  -  с  облегчением  вздохнула
Фэнси.
     - И мы тоже рады, - сочувственно подхватили все четыре подружки.
     - Да, с пчелами мешкать нельзя, - заметил дед Джеймс, - жениться  можно
когда хочешь, а пчелы по заказу не роятся.
     Дик несколько раз обмахнулся шляпой.
     - Никак не возьму  в  толк,  чем  это  я  обидел  мистера  Мейболда,  -
задумчиво сказал он, - я ведь его очень уважаю. С самого начала,  как  он  к
нам приехал, я ему как будто пришелся по душе, он сам говорил,  что  был  бы
рад, если б я женился, и что охотно обвенчает меня, все равно, будет девушка
из его прихода или нет. Я и  намекнул  ему  на  это,  когда  просил  сделать
оглашение, но он, видно, совсем не расположен нас венчать, я и замолчал.  Не
знаю, что бы это могло значить?
     - И правда, что бы это могло  значить?  -  сказала  Фэнси,  устремив  в
пространство взгляд своих красивых глаз - слишком нежных и красивых для жены
возчика, пожалуй, только не слишком добрых.
     - Не иначе как передумал, с кем  не  бывает,  -  решил  возчик.  -  Ну,
ребятки, и народу же сегодня соберется поглядеть на нас!
     - Женщин в церкви набьется полным-полно, - подхватил Джеффри,  -  а  уж
ребячьи  рожицы,  вернее,  одни  только  глаза,  видны   будут   над   всеми
подоконниками.
     - Кому и знать, как не вам, - вы ведь дважды это претерпели,  -  сказал
Рейбин.
     - Я не против это претерпеть и раз и два,  да  хоть  и  все  десять,  -
сказал Дик.
     - Ах, Дик! - с укоризной проговорила Фэнси.
     - Да ведь я ж это, дорогая, только ради красного  словца.  Почему  тебя
сегодня все так пугает?
     - А уж потом, когда венчание кончится, - продолжал возчик, -  мы,  само
собой, встанем парами и обойдем весь приход.
     - А как же! - подхватил мистер Пенни. - Парочка за парочкой,  и  каждый
со своей женушкой.
     - Я ни за что не хочу  выставлять  себя  напоказ!  -  заявила  Фэнси  и
посмотрела на Дика - что скажет он.
     - Так и будет, как захочешь ты и вся компания! -  сердечно  отвечал  ей
мистер Ричард Дьюи.
     - Ведь и мы, Энн, когда  поженились,  проделали  все  честь  честью,  -
сказал возчик, - да и все так поступают, верно, ребятки?
     - И мы тоже, - сказал отец Фэнси.
     - И мы с Пенни тоже, - сказала миссис Пенни. - Помнится, я надела  свои
новые башмаки на деревянной подошве, а Пенни рассердился, - я  в  них  стала
много выше ростом.
     - И отец с матушкой тоже, - сказала мисс Мерси Онми.
     - А на будущих святках и я тоже  обойду  весь  приход!  -  выразительно
сказал шафер Нэт и посмотрел на мисс Вашти Снифф.
     - Порядочные люди нынче этого уже не делают, - сказала Фэнси.  -  Но  я
согласна, если даже покойница мака...
     - А мы поженились во вторник на троицу, - продолжал  возчик.  -  В  тот
самый день устраивал  шествие  и  Меллстокский  клуб,  и  мы  с  Энн,  после
венчания, прошлись по нашему приходу следом за ними. В те времена на  троицу
одевались в белое. Белые штаны, ребята, что тогда на мне  были,  и  посейчас
хранятся у нас в сундуке. Верно ведь, Энн?
     - Хранились, пока я их не переделала  для  Джимми,  -  отвечала  миссис
Дьюи.
     - А как обойдем свой приход, надо будет пройтись по Верхнему и  Нижнему
Меллстоку да заглянуть к Вайни, а потом опять сюда, - сказал  мистер  Пенни,
возвращаясь к сути дела. - Молочник Вайни - человек всеми  уважаемый,  да  и
фермер Кекс тоже, надобно и им показаться.
     - Правильно, - сказал возчик, - надо обойти  весь  Меллсток,  чтоб  все
было как полагается. А ведь будет на  что  посмотреть,  как  мы  все  пойдем
парочками, друг за дружкой, верно, соседи?
     - Само собой, людям будет на что полюбоваться, - молвила миссис Пенни.
     - Ба! - Возчик вдруг заметил на пороге странную  фигуру,  облаченную  в
длинный белоснежный балахон, сшитый наподобие наволочки. - Да ведь это  Лиф!
Тебе чего тут понадобилось?
     - Да вот, пришел узнать, нельзя ли и мне посмотреть на свадьбу,  хи-хи,
- робко вымолвил Лиф.
     ^- Ну что ты, Лиф, - с укором заговорил возчик, - ведь ты и сам знаешь,
сегодня ты здесь совсем лишний.
     - Постыдился бы, Томас Лиф! - сказал старик Уильям.
     - Да я знаю, что я бестолковый, только я подумал, коли умоюсь да надену
чистый балахон и рубаху, то, может, мне тоже  можно  будет  прийти,  -  весь
дрожа, проговорил Лиф и, опечаленный, повернулся к двери.
     - Бедняга! - сказал возчик, обращаясь к Джеффри. - А может, пусть  идет
вместе с нами? Вид у него неказистый, да и голова плохо варит, но  в  тюрьме
он ни разу не сидел и вреда от него никакого.
     Лиф благодарно взглянул на вступившегося  за  него  возчика,  а  затем,
боязливо, на Джеффри, - как на него подействуют эти похвалы.
     - Ну да пусть его идет, - решил Джеффри. - Так и быть уж. Лиф,  милости
просим!
     И Лиф остался.
     Теперь все уже были готовы выйти из дому, и процессия стала строиться в
таком порядке: Фэнси с отцом, Дик и Сьюзен Дьюи, Нэт Колком и  Вашти  Снифф,
Тед Вейвуд и Мерси Онми, Джимми и Бесси  Дьюи.  Все  эти  лица  должны  были
присутствовать в церкви, и все они были одеты как полагается. Затем следовал
возчик с миссис Дьюи,  а  позади  всех  -  мистер  и  миссис  Пенни;  возчик
привлекал всеобщее внимание перчатками громадного размера  -  одиннадцать  и
три четверти, - которые выглядели на его загорелых руках особенно  нелепо  и
издали  казались  побеленными  боксерскими  перчатками;  это   свидетельство
респектабельности украшало его особу впервые в жизни (и то по  настоятельной
просьбе Фэнси).
     - Подружки должны бы идти все вместе, - предложила Фэнси.
     - Что? В мое время молодые люди всегда шли с  девушками  под  ручку!  -
возразил удивленный Джеффри.
     - И в мое тоже! - сказал возчик.
     - И в наше! - подхватили мистер и миссис Пенни.
     - Сроду не слыхал, чтоб женщина шла с женщиной! -  сказал  дед  Уильям,
который оставался дома вместе с дедом Джеймсом и миссис Дэй.
     - Как будет угодно тебе и всей компании, моя  радость!  -  сказал  Дик,
который, собираясь утвердить свои права на Фэнси, по-видимому, был  готов  с
величайшим удовольствием отказаться от всех прочих прав.
     И решать этот вопрос предоставили Фэнси.
     - Хорошо, пускай все будет так, как было при венчании мамы,  -  сказала
она, и пары двинулись вперед, под сенью деревьев, каждый  кавалер  со  своей
дамой.
     - Интересно бы знать, о чем она сейчас думает больше -  о  Дике  или  о
своем свадебном наряде? - заметил дед Джеймс деду Уильяму, когда все ушли.
     - Такова уж женская натура, - отвечал дедушка Уильям.  -  Вспомни,  что
говорил пророк Иеремия: "Разве может  девушка  позабыть  свои  украшения,  а
невеста - свой свадебный убор?"
     И вот, пройдя под  сумрачными  стройными  елями,  похожими  на  колонны
кафедрального собора, через ореховую рощу, пестреющую первоцветами и  дикими
гиацинтами, под яркой  молодой  листвой  развесистых  буков,  они  вышли  на
дорогу, которая как раз в этом месте  спускалась  с  холма  к  деревне,  где
находилась церковь, и через четверть часа  Фэнси  стала  уже  миссис  Ричард
Дьюи, хотя, к своему удивлению, чувствовала себя все той  же  прежней  Фэнси
Дэй.
     Обратно шли кружным путем, тропками через  поля:  смех  и  болтовня  не
умолкали, особенно развеселились, когда  подошли  к  проходу  через  зеленую
изгородь. Дик вдруг увидел вдали, на поле брюквы темное пятно.
     - Да ведь это Енох! - сказал он Фэнси. - То-то я утром заметил, что его
не видно. Почему ж это он от вас ушел?
     - Он выпил слишком много сидра, ему ударило в голову, и его посадили  в
колодки. Отцу пришлось нанять па несколько дней другого человека,  и  больше
Енох к нему не вернулся.
     - Уж сегодня-то можно бы позвать его к нам. Подумаешь, посидел разок  в
колодках. Ведь сегодня наша свадьба.
     Свадебной процессии дали команду остановиться.
     - Е-но-о-ох! - крикнул что было мочи Дик.
     - Я-а-а! - откликнулся издали Енох.
     - Узнаешь, кто-о я?
     - Не-е-ет!
     - Дик Дьюи-и-и!
     - А-а-а!
     - Только что женился-а-а!
     - А-а-а!
     - Это моя жена Фэнси-и! (Тут он приподнял Фэнси  и  показал  ее  Еноху,
словно букет цветов.)
     - А-а-а!
     - Приходи вечером на свадьбу-у-у!
     - Не могу-у-у!
     - Отчего-о-о-о?
     - Я у них больше не работаю-у-у!
     - Не очень-то красиво со стороны мистера Еноха, -  заметил  Дик,  когда
они двинулись дальше.
     - Не надо на него сердиться, - сказал Джеффри, - он сейчас не  в  себе:
поутру он всегда такой. А как выпьет галлон сидра или эля, либо пинту-другую
меда, так опять человеком делается  и  вести  себя  может  не  хуже  всякого
другого.

II
     ПОД ДЕРЕВОМ ЗЕЛЕНЫМ

     На том месте, где кончалась усадьба Джеффри Дэя и начинался лес, стояло
старое-престарое дерево, не  очень  высокое,  но  с  необычайно  развесистой
кроной. Не одна сотня птиц появилась на свет в  гуще  ветвей  одного  только
этого дерева; полчища зайцев и кроликов из года в год обгладывали его  кору;
причудливые наросты моха вылезли  из  трещин  на  его  ветвях;  бесчисленные
семейства кротов и земляных червей копошились между его корнями.  Под  сенью
этого   дерева   расстилалась   заботливо   ухоженная    лужайка,    которая
предназначалась для прогулок  цыплят  и  фазанчиков,  чьи  мамаши  сидели  в
клетках, установленных здесь же, на зеленой лужайке.
     Сейчас все эти клетки были убраны, и, по мере того, как день клонился к
вечеру, гости собирались на лужайке, где до самой  ночи,  ни  на  минуту  не
переставая,  шли  танцы,  слышалась  музыка  и  пение.   Все   было   крайне
благопристойно благодаря сдерживающему влиянию  Фэнси,  которая  к  тому  же
строго наказала своему отцу и свекору в разговоре не обращаться к гостям  на
"ты", потому что на современный вкус  это  звучит  оскорбительно,  а  осушив
стакан, не вытирать рот рукой, - Фэнси заявила, что этот самый старинный  из
местных обычаев окончательно отмирает в высших слоях общества.
     Кроме своих местных музыкантов, из  деревушки  Тантрум-Кленгли,  жители
которой искони славились искусством игры на ударных инструментах, пригласили
большого  мастера  игры  на  тамбурине.  Этих  важных  гостей  поместили  на
небольшом возвышении, сооруженном из уложенных на бочонки  досок.  Пока  шли
танцы, гости постарше  сидели  под  деревом,  у  самого  ствола,  защищенные
столами от каблуков  танцоров,  хотя  молодежь  не  без  сожаления  уступила
старикам это место -  им  не  хватало  простора  для  пируэтов.  Старички  и
старушки, для которых дни веселых плясок давно  миновали,  рассказывали  под
сенью дерева занимательнейшие истории, а  в  перерывах  смотрели  из  своего
убежища  на  то  приближавшиеся,  то  удалявшиеся  пары,  подобно  зрителям,
наблюдающим  с  берега  морское  сражение,   а   потом   снова   принимались
рассказывать свои истории. Плясуны, в  перерывах  между  фигурами  бросавшие
взгляды на старичков, сидевших под деревом, могли догадаться - музыка и  шум
голосов не позволяли ничего расслышать, -  что  речь  шла  о  чем-то  весьма
занимательном, до того красноречиво разводил рассказчик руками,  прищелкивал
пальцами и поджимал губы, завораживая своим  взглядом  слушателей  никак  не
меньше, чем на целых четверть  минуты;  и  порой  на  физиономиях  слушавших
отражалось такое, что иной танцор был не прочь оказаться поближе  к  дереву,
чтобы узнать, о чем же это там рассказывают.
     Фэнси - насколько позволял ей шестичасовой опыт пребывания  в  женах  -
старалась выглядеть солидной матроной,  чтобы  присутствовавшие  на  свадьбе
незамужние  молодые  особы  как  следует  почувствовали  разницу  между   ее
положением в обществе и их собственным; время от  времени  она  с  восторгом
поглядывала на свою левую руку, но делала это незаметно  для  других,  -  ей
хотелось показать, что, хотя она и занимает  в  глазах  всех  прочих  совсем
особое место, сама она об этом вовсе не думает,  и  если  ее  столь  чудесно
украшенная  рука,  подавая  чашки,  блюдца,  вилки  и  стаканы,  то  и  дело
оказывается на виду, то происходит это по  чистой  случайности.  Само  собой
разумеется,  что  столь  опытной  замужней  женщине  было  совершенно  чуждо
стремление вызвать в  душе  незамужних  подруг  чувство  зависти,  выставляя
напоказ сверкающее обручальное кольцо. Что же касается Дика, то  у  него  не
хватало воображения так быстро освоиться с новым положением. Вот  уже  целых
два часа он старался почувствовать себя молодоженом,  но  чувствовал  только
одно: его, Дика Дьюи, сына  возчика,  пригласили  на  вечеринку,  устроенную
лесником лорда Уэссекса в своем доме в Иелбери, и вот он танцует и болтает с
мисс Фэнси Дэй.
     Пять сельских кадрилей, среди них "Спеши на свадьбу",  два  шотландских
танца, три песенки, сыгранные на волынке, - и вот уже пришло время  садиться
за стол, который из-за вечерней сырости  -  лето  только  еще  начиналось  -
накрыли в доме. После окончания трапезы Дик пошел запрягать лошадь, а  Фэнси
с двумя старшими: подружками поднялась  наверх  переодеться  для  поездки  в
новый дом Дика близ Меллстока.
     - Долго ты будешь надевать  шляпку,  Фэнси?  -  спросил  Дик  с  нижней
ступеньки лестницы.
     Теперь он был человек женатый, вел дело самостоятельно и потому, дорожа
каждой минутой, разговаривал с более значительным видом и  кивал  с  большей
солидностью.
     - Одну минутку.
     - А если точнее?
     - Ну минут пять, милый.
     - Вот, ребятки, - вздохнул возчик, когда Дик удалился.  -  Уж  так  эти
женщины умеют устраиваться - из-за них мы страдаем, вечно приходится  ждать,
и время из-за них теряешь и деньги.
     - Что верно, то верно, не сойти мне с этого места, - с  сердцем  сказал
Джеффри.
     - Послушать тебя, Джеффри, так у тебя, видать, наболело.
     - Это всякому ясно, кто знает мою жизнь.
     - А что она сейчас поделывает?
     - Наводит наверху порядок  в  шкафах  и  комодах,  да  стирает  пыль  с
фарфора. Такую уборку устраивают раз в год. "Уж если что  положено  сделать,
говорит, то я и сделаю - свадьба там или не свадьба".
     - Сдается мне, в душе она женщина очень хорошая.
     -  Ну,  да  только  попробуй,  доберись  до  этой  души!  Миссис  Пенни
повернулась к мужчинам:
     - Всем нам порой приходится  несладко,  но  все-таки  у  Дика  с  Фэнси
счастья, надо полагать, будет не меньше, чем у других молодых.
     - Против  этого  ничего  не  скажешь.  Тут  подошла  миссис  Дьюи,  она
обращалась к одному из гостей, смотрела же на другого:
     - Что ж, почему бы им и не жить  счастливо?  Так  оно  и  бывает,  коли
молодые подходят друг другу и поют в лад, как наши Дик и Фэнси.
     - Если в кармане у них будет пусто - не очень-то они запоют,  -  сказал
дедушка Джеймс.
     - Я скажу вам, друзья, когда человеку приходится туго, - начал  возчик.
- Это когда у старшей дочки башмаки всего на номер меньше, чем у  мамаши,  а
остальной выводок идет  за  ней  следом.  Несладко  приходится  тогда  отцу,
ребятки, ох, как несладко! Всякая спесь мигом слетит,
     - Верные твои слова, - вступил в  разговор  мистер  Пенни,  -  а  когда
колодки матери и дочки даже на глаз не отличишь, то дело совсем плохо.
     - Тебе-то, Рейбин, грех жаловаться, что в нашем  выводке  один  догонял
другого, - сказала миссис Дьюи. - Видит бог, они шли с передышкой.
     - Знаю, знаю, - отвечал возчик, - ты у меня молодец, Энни.
     Миссис Дьюи собралась было улыбнуться, да раздумала.
     - А коли дети идут друг за дружкой,  тут  уж  ничего  не  поделаешь,  -
сказала миссис Пенни, у которой дело обстояло совсем не  так,  как  в  семье
возчика. - Были бы денежки, все можно вытерпеть. А уж  наши  молодые  сумеют
заработать.
     - Да, это можно! - вдруг раздался взволнованный голос Лифа, который  до
этой  минуты  скромно  наслаждался  всем  происходящим,  сидя  в  уголке.  -
Заработать можно: для начала нужно всего несколько фунтов. И только! Я  знаю
одну такую историю.
     - Что ж, давай, Лиф, послушаем твою историю, - сказал возчик. - Вот  уж
не думал, что у тебя хватит ума рассказывать истории. Тише, давайте  потише!
Мистер Лиф расскажет нам историю.
     - Рассказывай свою историю,  Томас  Лиф,  -  сказал  дед  Уильям  тоном
школьного учителя.
     - Жил-был однажды человек, - не совсем уверенно начал польщенный Лиф, -
и жил он в своем доме. Он все думал да думал  -  днем  и  ночью.  И  наконец
сказал сам себе, как и я мог бы сказать: "Мне бы только десять фунтов, уж  я
бы разбогател". И наконец всеми правдами и неправдами, глядь -  раздобыл  он
десять фунтов!
     - Подумать только! - с усмешкой бросил Нэт Колком.
     - Тише! - одернул его возчик.
     - Теперь-то и пойдет самое интересное! Раз-два! - и  из  десяти  фунтов
стало двадцать. Раз-два - и  стало  сорок.  Дальше  больше,  глядь  -  стало
восемьдесят, а там и все сто. Мало-помалу, вот уж вам и двести!  Вы,  может,
не поверите, только он нажил и все четыре сотни. Дальше больше - и  что  же?
Из четырех сотен у него стало восемь! Да, восемь! - продолжал Лиф и,  совсем
разволновавшись, стукнул себя по колену кулаком так крепко, что вздрогнул от
боли. - Но он и тут не угомонился, пока не нажил всю тысячу!
     - Вот это да! - воскликнул возчик. - Почище  чем  вся  история  Англии,
верно, ребятки?
     - Спасибо тебе за рассказ, Томас Лиф, - сказал дед Уильям, и Лиф  снова
стушевался.
     Дик с молодой женой уезжали в новехонькой  рессорной  коляске,  которой
только что обзавелся молодой возчик, и вслед молодым бросали старые башмаки,
пили за их здоровье, что-то весело им кричали. Луна только-только  пошла  на
убыль, и молодым совсем не нужны были фонари. Они медленно ехали  по  долине
Иелбери, мимо тянувшихся по обе стороны  дороги  рощ.  Дик  разговаривал  со
своей спутницей.
     - Мы с тобой, Фэнси,  оттого  так  счастливы,  что  между  нами  полное
доверие, - говорил он. - С  тех  самых  пор,  как  ты  мне  призналась,  что
немножко пококетничала у реки с Шайнером (да и какое это кокетство),  я  все
думаю, какая ты, значит, бесхитростная и хорошая, раз сказала мне про  такой
пустяк, да еще так при этом волновалась. С тех пор я и  решил  -  ни  одного
поступка и ни одного слова от тебя не скрывать. У нас ведь не будет, радость
моя, секретов друг от друга? Правда? Совсем не будет?
     - С сегодняшнего дня - ни одного, - сказала Фэнси. - Послушай! Что это?
     Неподалеку в чаще вдруг зазвучала прозрачная мелодичная трель:
     - Типпи-уит! Суит! Ки-и-и! Иди сюда, иди сюда, иди сюда!
     - Ах, это соловей! - прошептала Фэнси и вспомнила оди