мистер Шайнер... сыру, говоришь, принести, Фэнси?
     Дик решил оставить без внимания таинственные ссылки на мистера Шайнера,
тем более что намеки отца были явно неприятны Фэнси, и ответил  безразличным
тоном постороннего человека, совершенно незнакомого с делами округи:
     - Что правда, то правда, девичьи лица имеют большую власть над  людьми.
Лесник вышел за сыром.
     - Разговор принял чрезвычайно странный оборот; во всяком случае, _я_ не
давала никаких оснований для подобных предположений, - вполголоса,  но  так,
чтобы Дик ее услышал, проговорила Фэнси.
     - Чему быть, того не миновать, - воскликнул из своего угла Енох, видимо
решив восполнить отсутствие Джеффри. - Женись-ка на ней, мастер Дьюи, и дело
с концом.
     - Не говори глупостей, Енох, - строго сказала Фэнси.
     Енох смиренно умолк.
     - Если суждено жениться, то женишься, а если суждено остаться холостым,
останешься холостым, - заметил Дик.
     При этих словах Джеффри, который уже вернулся  за  стол,  сжал  губы  в
тонкую линию и устремил взор за  окошко,  вдоль  просеки,  в  конце  которой
виднелась дорога, поднимавшаяся на Иелбери-Хилл.
     - Не всегда так получается, - медленно проговорил он наконец, словно бы
читая эти слова на доске, прибитой к столбу на дороге.
     Фэнси заинтересованно подняла на отца глаза, а Дик спросил:
     - Не всегда?
     - Взять хоть мою жену. Ей судьба определила никогда и  ни  за  кого  не
выходить замуж. А она решила, что выйдет, - и пожалуйста,  вышла,  даже  два
раза. Чего там судьба! Куда судьбе тягаться  с  пожилой  женщиной  -  судьба
против нее девчонка.
     Над головой у них послышались шаги, затем  кто-то  стал  спускаться  по
лестнице.  Дверь  отворилась,  и  вторая  миссис  Дэй  вошла  в  комнату   и
направилась к столу, устремив на него пристальный  взгляд  и,  казалось,  не
замечая сидящих за ним людей. Короче говоря, если бы стол был людьми, а люди
- столом, ее поведение было бы в высшей степени естественным.
     У нее было ничем не примечательное лицо, неопределенного цвета волосы с
сильной проседью и прямая  фигура,  почти  безо  всякого  намека  на  бедра;
широкая  белая  тесьма  передника,  повязанного  поверх  темного  шерстяного
платья, говорила о большой чистоплотности.
     - Теперь небось пойдут говорить, - начала она, - что  у  Джейн  Дэй  не
скатерти, а одна рвань.
     Тут Дик заметил, что скатерть  была  изрядно  потерта,  и,  поразмыслив
секунду, заключил, что под неведомыми личностями, которые "пойдут говорить",
хозяйка, видимо, имела в виду его самого. Между тем миссис Дэй уже  вышла  и
поднялась к себе  наверх,  откуда  вскоре  вернулась  со  стопкой  камчатных
скатертей,  аккуратно  сложенных  и  спрессованных  от  долгого  лежания  до
твердости дерева. Она швырнула  всю  стопку  на  кресло,  затем  взяла  одну
скатерть, встряхнула ее и принялась стелить на стол,  по  одной  переставляя
тарелки и кружки со старой скатерти на новую.
     - Небось еще скажут, что у нее в доме приличного ножа с вилкой нет.
     - Что вы, мне и в голову не придет говорить такое, - возразил Дик.
     Но миссис Дэй уже опять исчезла в соседней комнате. Фэнси сидела как на
иголках.
     - Правда, странная женщина? - сказал Джеффри, спокойно продолжая  есть.
- Но ее уж поздно переделывать. Куда там! В нее это  так  въелось,  что  она
умрет, если из нее дурь выбить. Да, очень странная женщина: посмотрел бы ты,
чего только у нее не напасено наверху.
     На этот раз миссис Дэй принесла коробку, где лежали блестящие  стальные
ножи с роговыми ручками, посеребренные вилки и большой нож с вилкой для мяса
- все честь честью. Она швырнула каждому нож и вилку, предварительно  стерев
с них слой смазки, воткнула большой кож в кусок мяса на блюде, а те  ножи  и
вилки, которыми ели раньше, собрала и унесла.
     Джеффри невозмутимо отрезал себе кусок мяса новым ножом и спросил Дика,
не положить ли ему еще кусочек.
     Накрывая на стол к обеду,  Фэнси  приготовила  и  чайный  сервиз,  -  у
деревенских жителей было принято, в целях экономии времени, сразу обедать  и
пить чай.
     - Таких лодырей,  сплетников,  шалопаев  и  сорвиголов,  как  у  нас  в
приходе, свет не видывал, - продолжала миссис Дэй, не глядя ни  на  кого  из
присутствующих и проворно собирая со  стола  чашки  коричневого  дельфтского
фаянса. - Небось ведь и о моем чайном сервизе будут болтать!
     Она ушла, забрав чашки, блюдца и чайник  для  заварки,  и  вернулась  с
сервизом белого фарфора.  Кроме  того,  она  принесла  что-то  завернутое  в
коричневую бумагу. Развернув эту бумагу, под которой оказался еще слой папи-
росной бумаги, миссис Дэй извлекла сверкающий серебряный чайничек.
     - Дай я тебе помогу, - примирительно сказала Фэнси, вставая с места.  -
Я просто не догадалась поставить хорошую  посуду.  Это  все  оттого,  что  я
подолгу не бываю дома (тут она глянула на Дика) и иногда ужасно все путаю.
     Ее улыбка и кроткие речи быстро сгладили неловкость.
     Через несколько минут, убедившись, что больше ничто не бросает тени  на
честь хозяйки дома, миссис Дэй заняла свое место во главе стола и  принялась
с большим достоинством разливать чай.  Дик,  к  своему  немалому  удивлению,
обнаружил, что, покончив со своими чудачествами, она превратилась  в  весьма
здравомыслящую женщину, с  чрезвычайной  серьезностью  относящуюся  к  своим
огорчениям.

VII
     ДИК ПОМОГАЕТ ПО ДОМУ

     Непреднамеренные   намеки   Джеффри   относительно   мистера    Шайнера
возымели-таки свое действие, и  по  дороге  домой  Дик,  вместо  того  чтобы
болтать без умолку, вел весьма сдержанную беседу. А после одного его замеча-
ния, высказанного с чрезмерной  горячностью  и  слишком  прямо,  Фэнси  тоже
умолкла. Они ехали, изредка обмениваясь короткими фразами в  два-три  слова,
касающимися лишь самых обыденных вещей.
     Они добрались до места позже, чем Фэнси предполагала, и  прислуживающая
ей женщина ушла, не дождавшись;  само  собой  разумеется,  что  Дик  не  мог
оставить девушку одну в пустом доме и счел своим  долгом  помочь  ей  заново
обосноваться после недельного отсутствия. Он перенес в дом мебель  и  посуду
(а также клетку с  канарейкой),  распряг  лошадь  и  пустил  ее  пастись  на
соседнем лужке, уже зеленевшем молодой травой, потом разжег камин, в котором
уже лежали дрова. За делами  они  почувствовали  себя  свободнее,  и  у  них
немного развязались языки.
     - Ну вот, - сказала Фэнси, - а каминные щипцы-то мы забыли.
     В свое время, приехав на новое место, Фэнси обнаружила в гостиной своей
"почти  полностью  обставленной"  квартиры,  о  которой  писал   управляющий
школами, стол, три стула, каминную решетку и кусок ковра. Ее тогда  выручила
добросердечная приятельница, которая дала ей в пользование каминные щипцы  и
кое-что из посуды, пока Фэнси не привезет из дома все недостающее.
     Дик занялся камином, орудуя вместо кочерги кнутовищем; в  конце  концов
он совсем испортил кнут и, возвращаясь домой, вынужден был  погонять  лошадь
прутом.
     - Чайник закипел, сейчас я вас напою чаем, - сказала Фэнси и  принялась
рыться в корзине, которую привезла с собой.
     - Спасибо, - ответил Дик, который устал  с  дороги  и  не  имел  ничего
против чашки чая, тем более в обществе Фэнси.
     - Нет, вы поглядите - всего одна чашка с блюдцем! И о чем  только  мать
думала! Придется как-нибудь обойтись одной - вы не возражаете, мистер Дьюи?
     - Ничуть, мисс Дэй, - отозвался любезный молодой человек.
     - ...если я вам дам только чашку? Или только блюдце?
     - Нисколько не возражаю.
     - Так что же?
     - Если вам нравится блюдце, то я возьму чашку.
     - А если мне нравится чашка, то вы возьмете блюдце?
     - Совершенно верно, мисс Дэй.
     - Благодарю вас, мистер Дьюи,  мне,  конечно,  больше  нравится  чашка.
Постойте, надо же еще найти ложки!
     Фэнси опять полезла в корзину; минуты через две  или  три  она  подняла
голову и спросила:
     - Может, вы как-нибудь обойдетесь без ложки?
     - Прекрасно обойдусь, - ответил на все согласный Дик.
     - Дело в том, что ложки куда-то подевались, -  наверно,  завалились  на
самый низ. А, вот одна есть! Дать вам ее, мистер Дьюи, или не надо?
     - Не надо. Мне ложку не обязательно.
     - Тогда я возьму ее себе. Я без ложки не могу. А  вам  придется  мешать
чай ножом. Будьте добры, снимите чайник с огня, а то он весь выкипит.
     Дик метнулся к камину и с готовностью снял чайник.
     - Ну вот, вы так торопились, что  вымазали  руку  сажей.  Чайник  берут
тряпкой - неужели вас дома  этому  не  научили,  мистер  Дьюи?  Ну,  ничего,
пойдемте, я тоже вымою руки.
     Они пошли в соседнюю комнату, где на табуретке стоял таз.
     - У меня только один таз, - сказала она. - Закатывайте рукава, а я  тем
временем вымою руки.
     Она опустила руки в воду и вдруг воскликнула:
     - Ах, какая досада, - воды для вас совсем не осталось -  разве  что  вы
принесете из колодца, а он ужас какой глубокий. Все, что было в  кувшине,  я
вылила в чайник и в этот таз. Может, вы вымоете руки в той же воде, что и я?
     -  С  удовольствием.  А  чтобы  не  тратить  время  зря,  я,  с  вашего
разрешения, не буду ждать, пока вы кончите.
     С этими словами он опустил руки в таз, и они стали плескаться в  четыре
руки. Впервые в жизни прикоснувшись к женским рукам под водой,  Дик  отметил
про себя, что ощущение это довольно приятное.
     - Я уж не пойму, где мои руки, а где ваши, они совсем  перепутались,  -
сказала Фэнси, поспешно вынимая руки из воды.
     - Ну и пусть себе - я, по крайней мере, ничего не имею против, - сказал
Дик.
     - Батюшки - полотенце-то я не достала! Всегда вспоминаешь о  полотенце,
когда руки уже мокрые!
     - Само собой.
     - "Само собой"! Как это скучно, когда  с  тобой  во  всем  соглашаются!
Подите сюда, мистер Дьюи. Вы не сумеете поднять  крышку  сундука  локтем,  а
потом как-нибудь вытащить из-под белья полотенце? Только ни в коем случае не
трогайте ничего мокрой рукой - сверху лежат накрахмаленные вещи.
     С помощью ножа и вилки Дик умудрился достать полотенце из-под кисейного
платья, не замочив последнего.
     - Боюсь я за это платье, - осмелился он сказать неодобрительным  тоном,
когда они вместе вытирали руки.
     - Что? - спросила мисс Дэй и посмотрела в открытый сундук,  где  лежало
платье, о котором шла речь. - А, знаю, что вы хотите сказать,  -  по-вашему,
священник не позволит мне надевать кисейное платье?
     - Вот именно.
     - Ну что ж, мне прекрасно известно, что в глазах церкви кисея - слишком
вызывающий наряд и не подходит для девушек, которые  зарабатывают  на  жизнь
своим трудом. Но мы еще посмотрим.
     - Надеюсь, вы это говорите не серьезно?
     - Вполне  серьезно:  мы  еще  посмотрим.  -  На  лице  Фэнси  появилось
решительное выражение, которое очень ей шло и могло не понравиться разве что
епископу, священнику или дьякону. - Думается,  я  сумею  переубедить  любого
священника, которому нет еще сорока лет.
     Дик предпочел бы, чтобы она не бралась переубеждать священников.
     - Мне не терпится отведать вашего чудесного чаю, - сказал  он  довольно
непринужденным тоном, но без  излишней  вольности,  как  подобает  человеку,
занимающему промежуточное положение между  гостем  и  постоянным  обитателем
дома, и с вожделением посмотрел на свое пустое блюдце.
     - И мне тоже. Что-нибудь еще нам нужно, мистер Дьюи?
     - По-моему, больше ничего, мисс Дэй.
     Пододвинув себе стул, Фэнси задумчиво поглядела в окно, где можно  было
увидеть лишь Красотку, с аппетитом щипавшую свежую траву.
     - Никто, видно, мной не интересуется,  -  проговорила  Фэнси,  устремив
широко раскрытые грустные глаза куда-то мимо Красотки.
     - А мистер Шайнер? - предположил Дик слегка обиженным тоном.
     - Да, я и забыла, вот разве что он.  Обескураженный  подобным  ответом,
Дик тут же пожалел, что упомянул Шайнера.
     - Наверно, настанет время, что и вы,  мистер  Дьюи,  будете  кем-нибудь
интересоваться? - продолжала она с  большим  чувством,  глядя  ему  прямо  в
глаза.
     - Наверно, - ответил Дик с не меньшим чувством,.  и,  в  свою  очередь,
впился взглядом ей прямо в зрачки. Фэнси поспешила отвести глаза.
     - Я хочу сказать, -  продолжала  она,  предотвратив  тем  самым  пылкое
излияние, - я хочу сказать, что никто не идет узнать, вернулась я  или  нет,
даже священник.
     - Если вам хочется его видеть, я заеду к нему по дороге  -  вот  только
напьемся чаю.
     - Нет, нет! Ни в коем случае не зовите  его  -  незачем  ему  приходить
сюда, когда у меня все вверх дном. Священники - это такой несуразный  народ.
Они совсем теряются, когда в доме  беспорядок,  бродят  из  угла  в  угол  и
предлагают всякие нелепости в таких  заумных  выражениях,  что  голова  идет
кругом и хочется, чтобы они сгинули с глаз долой. Положить вам сахару?
     В этот момент на тропинке, ведущей к школе, показался мистер Мейболд.
     - Ну вот! Идет! Как жаль, что вы здесь, то есть, как это  неловко,  ах,
ах! - воскликнула Фэнси; лицо ее вспыхнуло, и она, казалось,  досадовала  не
столько на священника, сколько на Дика.
     - Не беспокойтесь, мисс  Дэй,  я  могу  и  удалиться,  до  свидания!  -
оскорбленно сказал Дик и, надев шляпу, торопливо вышел через заднюю дверь.
     Он запряг  лошадь  и,  залезая  на  сиденье,  увидел  через  окно,  как
священник, взобравшись на стул, вбивает в стенку гвоздь, а Фэнси  с  кротким
видом стоит рядом и держит клетку с канарейкой, словно всю свою жизнь  ни  о
чем другом и не помышляла, кроме как о священниках и канарейках.

VIII
     ДИК СОВЕТУЕТСЯ С ОТЦОМ

     По пути домой Дик погрузился в такие мучительные раздумья, перебирая  в
уме все происшедшее между ним и  Фэнси,  что  дорога  и  окрестные  предметы
казались  ему  призрачным  покровом,  задернувшим  гораздо  более   реальные
картины, нарисованные его воображением. Может, она с ним просто кокетничает?
Ее поведение давало ему некоторые основания полагать, что она его  любит,  и
ровно столько же оснований полагать, что не любит. Она не убрала руку, когда
он положил сверху свою; три или четыре раза они глубоко заглянули друг другу
в глаза; она позволила ему некоторую вольность, когда  они  мыли  руки;  ей,
по-видимому, не понравился разговор о Шайнере. С другой стороны, она  гоняла
его по всему дому, как послушного пса или  кота,  не  отрицала,  что  Шайнер
питает к ней особое расположение, и, видимо, ничего не  имела  против  того,
чтобы мистер Мейболд в нее влюбился.
     Так размышлял он, сидя на передке повозки ногами наружу  и  подпрыгивая
всем телом в такт ходу Красотки; и вдруг, подъезжая к столбу у меллстокского
перекрестка, он увидел, что навстречу ему  в  легком  фургоне  спускается  с
холма отец, которого тоже  потряхивало  на  сиденье,  но  гораздо  меньше  -
единственно лишь по причине попадавшихся на дороге камней. Через минуту  они
съехались.
     - Тпрру, - сказал возчик Веселому.
     - Тпрру, - эхом отозвался Дик.
     - Привез, значит, - миролюбиво осведомился возчик.
     - Да, - ответил Дик, поставив в конце такую бесповоротную точку, словно
до конца своих дней не собирался больше произнести ни единого слова. Веселый
решил, что на этом разговор окончен, и двинулся было вперед.
     - Тпрру, - окликнул его возчик. - Вот что я тебе скажу, Дик. Совсем  ты
из-за этой Фэнси извелся. Ничто тебе не  мило,  целыми  днями  знай  по  ней
тоскуешь.
     - Ну что ты. отец, - пробормотал Дик, не придумав ничего более умного.
     - То самое - тпрру, Веселый! Ох, уж эти женщины, только  и  знают,  что
сбивать с толку парней.
     - Брось, отец, ты просто повторяешь то, что целый свет говорит.
     - Целый свет в общем-то частенько дело говорит, Дик, - он знает, что  к
чему.
     Дик окинул взглядом просторы давно заложенного его владельцем имения.
     - Вот если бы я был такой богатый, как помещик, - да только он сам гол,
как сокол, - я бы тогда поговорил с Фэнси кой о чем.
     - Я бы тоже этого хотел, сынок, от всего сердца. Ну что  ж,  делай  как
знаешь, у тебя своя голова на плечах. Красотка шагнула вперед.
     - Ну, а что, отец, если бы, - тпрру, Красотка! - если бы я  и  в  самом
деле немножко думал о ней и если  бы  она  тоже,  хоть  этого  и  нет,  как,
по-твоему, она ведь очень даже - очень даже - ничего себе?
     - Конечно, она ничего себе, кто  говорит.  Когда  соберешься  жениться,
бери любую  порядочную  девчонку  -  она  будет  ничем  не  хуже  других;  в
главном-то они все одинаковые, разница только в пустяках.  Само  собой,  она
ничего себе, одного я в толк не возьму, - зачем молодому парню  вроде  тебя,
что живет дома припеваючи за спиной у отца с матерью, которые послали его  в
такую хорошую школу, что даже другим детям обидно, - зачем ему  гоняться  за
девицей, которая ищет мужа с денежками, зачем ему бросать привольную  жизнь,
взваливать себе на шею такую обузу и мыкаться с  женой  и  детьми,  когда  у
самого нет ни кола, ни двора, ни гроша за душой, - убей меня бог, не  пойму,
зачем ему это нужно, вот тебе и весь мой сказ, сынок.
     Дик  посмотрел  на  уши  Красотки,  потом  на  холм,  но  ни  один   из
встретившихся его взгляду предметов не подсказал ему ответа на этот вопрос.
     - Да, наверное, затем же, зачем это было нужно тебе, отец.
     - Ах, черт, тут ты меня поймал, сынок! - восхищенно воскликнул  возчик,
у которого была  достаточно  широкая  натура,  чтобы  оценить  артистический
щелчок по носу, даже если этот нос - его собственный.
     - А я все-таки кой о чем спросил ее по дороге, - сказал Дик.
     - Да ну? Силы небесные, вот твоя мать обомлеет! Ну и что же? Она,  само
собой, согласна?
     - Я не спрашивал, пойдет она за меня или нет; дай ты мне  договорить  и
объяснить, что мне непонятно. Я просто спросил, нравлюсь ли я ей.
     - Фьюю!
     - Она четверть мили молчала, а потом сказала, что не знает. Вот  мне  и
непонятно, как это понимать.
     Последние слова были произнесены с твердостью человека, который  решил,
стиснув зубы, пренебречь насмешками.
     - А понимать надо так, - веско произнес возчик,  -  что  понимать  пока
нечего. Что ж, Дик, не буду кривить душой и скажу  тебе  честно  -  отец  ее
побогаче нас, и я не откажусь от такой невестки, если  уж  без  невестки  не
обойтись.
     - Но что же все-таки, по-твоему, она хотела этим сказать? - упорствовал
неудовлетворенный Дик.
     - Отгадчик я плохой, Дик, тем более что дело без меня  было;  да  и  то
сказать, кроме твоей матери, я сроду ни с кем таких разговоров не вел.
     - А что сказала мать, когда ты ее спросил? - осведомился Дик.
     - У нас все было по-другому.
     - Но все-таки разницы большой нет.
     - Ну, если так - дай бог памяти, что же она сказала? Погоди. Я, значит,
смазывал свои рабочие башмаки прямо на себе и стоял наклонившись,  а  она  в
это время - порх мимо садовой  калитки,  точно  этакий  листочек.  "Энн",  -
говорю, и тут... Да нет, Дик, это тебе не поможет:  уж  больно  мы  с  твоей
матерью были чудн_о_й парой, по крайней мере половина пары была чудн_о_й,  я
то есть, а мать твоя не то чтоб  очень  уж  была  красивая,  а  в  обращении
приятная.
     - Не важно. Значит, ты сказал: "Энн..."
     - Значит, я сказал "Энн"... "Энн, - говорю, а сам наклонился еще ниже и
знай надраиваю башмаки, - пойдешь за меня?.." А что было дальше, и не  помню
- больно много с тех пор времени прошло. Может, твоя мать вспомнит -  у  нее
на это дело память покрепче  будет.  В  общем,  в  конце  концов  мы  как-то
поженились. Свадьба была на страстной, во  вторник,  -  и  в  этот  же  день
Меллстокский клуб устроил шествие, и весь народ вывалил на  улицу.  А  денек
выдался замечательный - солнце пекло  на  славу.  Вовек  не  забуду,  как  я
вспотел по дороге в церковь - и от жары и со страха. Да ты  не  горюй,  Дик,
пойдет за тебя Фэнси, с другим не убежит - к