Ивлин Во.
        Упадок и разрушение

---------------------------------------------------------------
     Evelyn Waugh "Decline and Fall"
     Роман, 1928
     Перевод С. Белова, В. Орла
     OCR and spellcheck by Force
---------------------------------------------------------------

        "ПРЕЛЮДИЯ"
     Мистер  Сниггс  (заместитель   декана)  и  мистер  Побалдей  (казначей)
расположились  в  комнате  мистера   Сниггса,  окна  которой   выходили   на
четырехугольный   двор   Скон-колледжа.   Из   апартаментов  сэра   Аластера
Дигби-Вейн-Трампингтона  доносились гогот и  звон  стекла. В этот  вечер  --
вечер  традиционного  обеда  членов  Боллинджер-клуба  --  только  Сниггс  с
Побалдеем   остались   нести  дозор.  Прочие   преподаватели   Скон-колледжа
разбрелись кто куда: одни шумными и веселыми стайками бродили по  Борс-хиллу
и  Северному Оксфорду,  другие  отправились  в  гости  к коллегам из  других
колледжей, третьи поспешили  на заседания  всевозможных  ученых обществ -- и
правильно   сделали  и   те,  и  другие,  и  третьи:   ежегодные   праздники
боллинджеровцев -- тяжкое испытание для университетских наставников.
     Впрочем, не  такие  уж они,  эти праздники, ежегодные:  после очередной
гулянки клуб на  неопределенное время закрывают. А традиции  у клуба давние.
Среди его бывших членов есть и правящие монархи. На последнем обеде три года
назад кто-то притащил  лисицу  в клетке:  животное  предали  казни,  закидав
бутылками  из-под шампанского. Замечательно  повеселились три года назад!  С
тех пор  клуб не собирался, и вот теперь ветераны-боллинджеровцы стекались в
Оксфорд  со всех  концов Европы. Второй день тянулась кавалькада припадочных
монархов  в  отставке,  неуклюжих  сквайров из  обветшалых родовых поместий,
проворных  и  переменчивых,  как ветер,  молодых дипломатов  из  посольств и
миссий, полуграмотных шотландских баронетов  из сырых и  замшелых  гранитных
цитаделей, честолюбивых  молодых  адвокатов, а  также  членов парламента  от
партии консерваторов,  оставивших  лондонский свет в самый разгар сезона,  к
безутешному горю напористых дебютанток, -- в общем, баловни судьбы и любимцы
фортуны готовились достойно отметить великое событие.
     --  Дайте  срок,  -- шептал  мистер  Сниггс, потирая мундштуком  трубки
переносицу, -- всех перештрафуем как миленьких.
     В подвалах Скон-колледжа хранится восхитительного качества портвейн, но
насладиться   чудесным   напитком   преподавателям   удается,   лишь   когда
дисциплинарные штрафы в общей сложности достигают пятидесяти фунтов.
     -- Хоть неделю  поживем как люди, --  высказался мистер Побалдей.  -- С
хорошим портвейном...
     Рулады, выводимые гостями сэра Аластера, становились все пронзительней.
У того, кто хоть раз слышал эти  вопли, при  одном  воспоминании о них кровь
стынет в  жилах. Примерно так английские  провинциалки стенают  над разбитым
хрустальным  бокалом.  Еще немного -- и члены клуба, багроволицые, во фраках
бутылочного  цвета, с  дикими  криками  повалят  на  улицу,  чтобы  достойно
продолжить удачно начатое веселье.
     --  А  не потушить  ли нам на всякий случай  свет? -- предложил  мистер
Сниггс.
     В  темноте педагоги  подкрались  к  окну. Двор колледжа  превратился  в
калейдоскоп смутно различимых физиономий.
     -- Их  здесь  человек пятьдесят, не меньше, -- произвел подсчеты мистер
Побалдей.  -- Как было  бы  славно,  если б  все были из  нашего колледжа. С
каждого по десять фунтов штрафа, чем плохо?
     --  А  если  храм божий осквернят,  то и побольше,  -- подхватил мистер
Сниггс. -- Господи! Сделай так, чтобы осквернили...
     -- Интересно, кто из  наших  студентов  на  сей раз в немилости у  этих
разбойников.  Что-то  будет!  Надеюсь,  у   бедняг   хватило  ума   убраться
куда-нибудь с глаз подальше.
     -- Партриджу наверняка достанется. У него  картина  этого... как его...
Матисса, что ли.
     -- И фиолетовые простыни.
     -- Сандерс однажды обедал с Рамсеем Макдональдом1.
     -- А Рендинг? Ему бы охотиться, а он фарфор собирает.
     -- И сигары после завтрака курит...
     -- У Остена есть рояль!
     -- Они им займутся!
     -- Штрафы будут изрядные,  что правда, то правда. Но, честное  слово, я
бы чувствовал себя куда  спокойнее, будь с нами наш декан. Как вы полагаете,
они нас не заметили?
        Р  а  м  с е й  М а к  д  о н  а л  ь д  (1866-- 1937) -- британский
политический деятель, один из основателей лейбористской партии.

     Боллинджеровцы  повеселились  от  души.  Они  разломали  рояль  мистера
Остена, втоптали в  ковер сигары лорда Рендинга и переколотили  его  фарфор,
разорвали  в  клочья  знаменитые  фиолетовые простыни  мистера  Партриджа, а
Матисса запихали  в кувшин. В комнате  мистера Сандерса ничего  (кроме окон)
разбить  не удалось,  но зато  была  обнаружена поэма,  которую  он  сочинял
специально для Ныодигейтского поэтического  конкурса  -- то-то была  потеха.
Сэру Аластеру  Дигби-Вейн-Трампингтону от чрезмерного  возбуждения сделалось
дурно,  и Ламсден  из Страттдраммонда  был  вынужден волочить  его на себе в
постель.   Близилась  полночь.  Веселье,  казалось,  шло  на  убыль.  Но   в
праздничной  программе  оказался  еще  один,  совершенно  незапланированный,
номер.
     Поль  Пеннифезер  изучал богословие. Шел  третий  год  его  размеренной
университетской жизни  в Оксфорде. До  этого он с отличием окончил маленькую
частную  школу  с чуть заметным  религиозным уклоном в графстве  Сассекс;  в
школе он был редактором журнала,  президентом дискуссионного  клуба и,  если
верить  его характеристике, "оказывал на своих  товарищей самое благотворное
влияние", за что и  был назначен старшим префектом1. На каникулах
Поль  всегда   гостил   в  Лондоне   на   Онслоу-сквер  у   своего  опекуна,
преуспевающего  адвоката,  который,  гордясь  успехами  своего  подопечного,
изрядно тяготился его обществом. Родители Поля умерли в Индии, когда мальчик
получил  свой  первый  в  жизни  приз  за сочинение.  В  Сконе  бюджет  Поля
складывался  из  того,  что  ему  выплачивал  опекун,  и  двух очень  кстати
пришедшихся  университетских стипендий.  Поль выкуривал три унции некрепкого
табаку "Джон  Коттон" в неделю и ежедневно  выпивал  полторы  пинты  пива --
полпинты  за  обедом и  пинту за  ужином,  -- ужинал он неизменно в столовой
колледжа. У него было четыре товарища, с тремя из которых  он был знаком еще
со школы.  Никто из членов Боллинджер-клуба понятия не имел  о существовании
Поля  Пеннифезера, а тот, в свою очередь, и не подозревал  о том,  что  есть
Боллинджер-клуб.Не ведая о том, как причудливо откликнется в его судьбе этот
вечер,  Поль  безмятежно  катил  домой  на  велосипеде с заседания  Общества
содействия  Лиге наций.  Обсуждался  захватывающий  доклад  о  плебисците  в
Польше.  Поль  собирался  выкурить  трубочку  и  прочитать на  сон  грядущий
очередную  главу  "Саги  о  Форсайтах". Он постучал  у  ворот,  был  впущен,
поставил велосипед на  место  и отправился  через  двор к себе, стараясь, по
обыкновению,  не привлекать к  своей  особе излишнего внимания. Вокруг  было
настоящее  столпотворение. Поль не  считал  себя врагом  спиртного,  он даже
как-то выступил в Обществе Томаса Мора с весьма либеральной трактовкой этого
вопроса, но пьяных он, чего греха таить, боялся как огня.
     Из  темноты,   словно   нечистая  сила,   вдруг  соткался  Ламсден   из
Страттдраммонда и застыл перед Полем. Поль сделал попытку его обогнуть.
     К   несчастью,   старый  школьный  галстук  Поля   весьма  походил   на
бело-голубые галстуки  боллинджеровцев. Незначительные расхождения в  ширине
полосок Ламсден по вполне понятным причинам не смог принять во внимание.
     -- Это  что  еще  за чучело разгуливает  в  нашем галстуке?  -- возопил
шотландец, в  котором вдруг взыграла древняя кровь великих военачальников  и
вождей  кланов,  с  незапамятных  времен  владевших  бескрайними  равнинами,
поросшими вереском.
     Мистер Сниггс в замешательстве посмотрел на мистера Побалдея.
     -- Похоже, они кого-то сцапали, -- сказал тот. -- Как бы чего не вышло.
     -- Господи, а что, если это лорд Рендинг? Тогда нам придется вмешаться.
     -- Ни в коем случае, Сниггс, -- сказал мистер Побалдей, положив руку на
плечо своего пылкого товарища. -- Боже упаси и сохрани. Это было бы ошибкой.
Мы с  вами  не  должны  забывать о том, что такое  авторитет наставников.  В
настоящий момент  они,  увы, могут  не  внять голосу  разума и  прибегнуть к
насилию. А этого мы ни в коем случае не должны допустить.
     Наконец толпа рассеялась, и мистер Сниггс облегченно вздохнул.
     --  Слава богу!  Это не Рендинг, а  всего-навсего Пеннифезер,  так  что
можно не волноваться.
     --  Замечательно; стало  быть,  одной проблемой  меньше. Я  очень  рад,
Сниггс, право, очень рад. Но вы только посмотрите  на этого  юношу -- ничего
себе неглиже!
     На  следующий  день  члены  совета колледжа  трудились в поте лица.  --
Двести тридцать  фунтов, -- в упоении шептал  казначей. --  И это  не считая
возмещения   ущерба.  Следовательно,  мы  обеспечили  себе  пять  вечеров  с
портвейном.
     --  Дело  Пеннифезера,  --  продолжал   между   тем  декан  Скона,   --
представляет  собой совершенно особый  случай.  Пеннифезер пробежал по двору
колледжа без штанов. Некрасиво. Более того,  непристойно. Я бы  взял на себя
смелость назвать  это  вопиюще непристойной выходкой.  Согласитесь, что  так
будущие ученые себя не ведут.
     --  А  почему бы нам  его  как следует не оштрафовать?..  -- начал было
заместитель декана.
     -- Вряд ли  он  сможет заплатить. Насколько мне известно, он стеснен  в
средствах. Господи! Без  штанов по двору! Да  еще в столь поздний час! Такие
субъекты только позорят колледж.

       С  т а р ш и й п р е ф е к т -- старший ученик, следит за соблюдением
дисциплины  через  классных  префектов,  представляет  школу на  официальных
мероприятиях и пр.

     Часа  через  два,  когда  Поль  укладывал  свои костюмы  (числом три) в
кожаный чемоданчик, ему принесли записку с просьбой явиться к казначею.
     -- Ах,  это вы, Пеннифезер, -- приветствовал  тот Поля. --  Дело в том,
что  я обнаружил в вашей комнате два пятна -- одно на подоконнике, другое на
каминной полке, -- прожгли сигаретой, не иначе.  Вынужден оштрафовать вас на
пять с половиной  шиллингов  за каждое, сумма будет включена в счет  за ваше
содержание. Вот, собственно, и все, не смею вас более задерживать.
     Во дворе Поль столкнулся с мистером Сниггсом.
     -- В путь-дорогу? -- бодро осведомился заместитель декана.
     -- Да, сэр, -- ответил Поль. Потом он повстречал капеллана.
     --  Пока вы не уехали, Пеннифезер... ведь я вам, кажется, давал "Лекции
по истории восточной церкви" декана Стенли?
     -- Я оставил их у вас на столе.
     --  Благодарю вас, голубчик. Всего самого наилучшего. Разумеется, после
вчерашней истории вам придется подумать  о другой профессии. Ну что  ж,  нет
худа без добра: вовремя выяснилось, что вы не созданы для духовной  карьеры.
Со священника ведь  спрос особый, если что не так,  сразу начинаются  толки,
пересуды... А  нынешние священнослужители, увы,  слишком  часто дают  к  ним
повод. Чем теперь думаете заняться?
     -- Пока не знаю.
     --  Во-первых, есть  область коммерции.  Как знать, вдруг  вам  удастся
обогатить  деловой мир теми великими гуманистическими идеалами, к которым мы
старались приобщить  вас  в  Сконе. Но этот путь тернист... Мужайтесь.  Что,
кстати, говорит доктор Джонсон о мужестве?.. Без штанов, подумать только.
     У ворот Поль сунул монету швейцару.
     -- Счастливо оставаться, Черниллер, -- сказал он.  -- Вряд ли мы с вами
теперь скоро увидимся.
     -- Вот именно, сэр, вряд  ли. Жалость-то  какая. Теперь вы не иначе как
по учительской линии пойдете? Джентльмены, которых за непристойное поведение
выгоняют, обычно в учителя подаются...
     -- Чтоб вам всем пусто было, -- буркнул себе  под нос Поль по дороге на
станцию, и тотчас же устыдился, ибо ругался крайне редко.

        "ЧАСТЬ ПЕРВАЯ"

        "Глава 1"

        "ВЫБОР ПРОФЕССИИ"
     -- Значит,  отчислили за непристойное поведение? --  сказал опекун Поля
Пеннифезера.   --   Остается  лишь  возблагодарить   создателя,  что  твоему
несчастному отцу не суждено было дожить до такого позора. Больше мне тебе на
это сказать нечего.
     В  доме  на  Онслоу-сквер воцарилась  тишина, и лишь наверху, в розовом
будуаре дочери опекуна, граммофон наигрывал оперетку Гилберта и Салливена.
     -- Дочери попрошу об этом ни слова, -- предупредил опекун Поля.
     И снова наступила пауза.
     -- Надеюсь, -- нарушил молчание опекун, -- ты не забыл, что говорится в
отцовском завещании. Состояние в пять тысяч фунтов, проценты с которого идут
на твое обучение, переходит в твое полное распоряжение  после того, как тебе
исполнится двадцать  один год.  Что,  если  мне не изменяет  память,  должно
произойти через одиннадцать месяцев. Если же твое обучение будет прервано до
достижения  тобой  совершеннолетия,  я   наделен  полномочиями  лишить  тебя
денежного  пособия,  при условии, что сочту твой образ  жизни  неподобающим.
Полагаю, что не оправдал бы доверия, оказанного мне твоим отцом, поступи я в
данных обстоятельствах  иначе.  Более того, я уверен, что ты и сам прекрасно
понимаешь, что я просто не  имею права  разрешить тебе дальнейшее пребывание
под одной крышей с моей дочерью.
     -- Что же мне теперь делать? -- спросил Поль.
     -- Я бы на твоем  месте пошел работать, -- задумчиво проговорил опекун.
-- Работа -- лучшее лекарство от печальных настроений.
     -- Работать? А где?
     -- Это неважно. Главное --  честно  трудиться, зарабатывать хлеб в поте
лица. Мой милый  мальчик,  все это  время  ты  вел  тепличное существование.
Возможно, в этом  есть  и моя  доля  вины.  Тебе будет только полезно узнать
жизнь  без прикрас, взглянуть,  как говорится,  фактам  в лицо.  Сам знаешь,
лучше один раз  увидеть,  чем  сто раз услышать... -- И опекун Поля  закурил
очередную сигару.
     -- А какие у меня права на пособие? -- спросил Поль.
     -- Абсолютно никаких, дружок, -- добродушно отвечал ему опекун...
     Этой же весной опекунская дочка обзавелась двумя вечерними туалетами и,
чудесно преображенная,  вскоре  была  помолвлена  с благовоспитанным молодым
человеком из министерства общественных работ.
     -- Значит, отчислили за непристойное поведение?  -- сказал мистер Леви,
представитель школьного  агентства Аббота и Горгонера. -- А что,  если  мы с
вами умолчим об  этом?  В  случае чего --  вы  мне про  это не рассказывали,
договорились?  В подобных ситуациях мы пишем так:  "обучение не закончено по
личным мотивам", понимаете меня? -- Он взялся за телефон. --  Мистер Самсон?
У  меня тут сидит  один юноша...  да-да...  по личным мотивам...  есть у нас
что-нибудь  подходящее? Превосходно!  Давайте сюда! -- Он повернулся к Полю.
-- Кажется, -- сказал он, -- мы вас сможем кое-чем порадовать.
     Вошел молодой человек с листком бумаги.
     -- Ну-с, что вы на это скажете? Поль прочитал:
     "Сведения о вакансии.
     Строго конфиденциально.
     Школе Огастеса  Фейгана, эсквайра  и доктора философии,  прож. в  замке
Лланаба  в  Сев. Уэльсе, срочно требуется  младший учитель для  преподавания
английского,  греческого и латинского  языков  по  общей программе, а  также
французского языка,  немецкого  языка и математики.  Требуется опыт работы в
школе и умение играть в теннис и крикет.
     Тип школы -- школа.
     Примерный оклад -- сто двадцать фунтов в год и полный пансион.
     Предложения направлять по возможности скорее доктору Фейгану (указав на
конверте  "эсквайру"  и  "доктору  философии").  Желательны  рекомендации  и
фотокарточка, равно как  и указание на то,  что сведения о вакансии получены
через наше агентство".
     -- Райское местечко! -- сказал мистер Леви.
     -- Но я же не знаю ни  слова по-немецки, в школе не работал, в жизни не
играл в крикет, и у меня нет рекомендаций.
     -- К чему скромничать, -- сказал мистер Леви. -- Как говорится, было бы
желание... Совсем недавно,  например, мы  устроили человека, который в руках
не  держал  пробирки,  преподавателем химии в одну из наших  ведущих частных
школ. А знаете, почему он к нам обратился -- искал уроки музыки. Говорят, он
сейчас в полном порядке. Кроме того, не думаю, что доктор Фейган всерьез
     надеется  получить  педагога-универсала  за  столь  мизерное жалованье.
Скажу честно:  Лланаба у  нас котируется  невысоко. Школы мы делим на четыре
категории: ведущие  школы, первоклассные школы,  хорошие  школы и,  наконец,
просто школы. По правде сказать, -- признался мистер Леви, -- "просто школа"
-- это не бог весть  что.  Но вам, я думаю, Лланаба подойдет.  Насколько мне
известно, у вас  всего-навсего два конкурента, а один из них к тому же  глух
как тетерев, бедняга.
     На следующий день Поль  отправился  к Абботу и  Горгонеру знакомиться с
доктором Фейганом.  Ему не пришлось  долго ждать.  Доктор Фейган уже  был на
месте и беседовал  с претендентами.  Вскоре мистер Леви ввел Поля в кабинет,
представил его и удалился.
     --  Вы себе  не  представляете,  до  чего утомительна была  беседа,  --
пожаловался  доктор Фейган. -- Милейший юноша, но он  не  понял  ни  единого
моего слова. У вас как со слухом?
     -- Не жалуюсь.
     -- Превосходно. В таком случае, приступим.
     Поль  робко посматривал на  сидевшего  напротив  него человека.  Доктор
Фейган был очень высок, очень стар  и  очень  хорошо одет. Глаза у него были
запавшие, шевелюра  седая, а брови  --  иссиня-черные. Продолговатая  голова
чуть заметно тряслась в такт словам,  говорил  он как человек, обучавшийся в
свое  время  ораторскому искусству.  Кисти рук  доктора поросли волосами,  а
слегка искривленные пальцы походили на клешни.
     -- Насколько я понимаю, в школе вы никогда не работали?
     -- Нет, сэр, к великому сожалению, не работал.
     --  Ну что ж, в какой-то степени это даже преимущество. Мы подчас легко
приобретаем  профессиональные навыки, но теряем свежесть восприятия.  Однако
будем  реалистами.  Я готов платить  сто  двадцать фунтов в  год,  но только
педагогу со стажем. У меня есть письмо от одного молодого человека -- у него
диплом  по  лесоводству, на  основании  чего  он требует прибавку  в  десять
фунтов.  Но поверьте,  мистер Пеннифезер, не  диплом  для  меня  главное,  а
человек.  Кстати  сказать,  университет  вы  оставили  довольно  неожиданно.
Позвольте полюбопытствовать -- почему?
     Этого  вопроса  Поль  боялся как  огня,  но, верный своим принципам, он
решил выложить все начистоту.
     -- Меня отчислили за непристойное поведение, сэр!
     -- За непристойное поведение? Что ж, не  будем вдаваться в подробности.
Не  первый год  я  работаю  в школе  и  за  это  время сумел убедиться,  что
учителями становятся по  причинам, о  которых,  как правило, предпочитают не
распространяться.  Но  опять-таки,  мистер  Пеннифезер,   будем  реалистами.
Посудите сами, в состоянии  ли я платить сто двадцать фунтов в год человеку,
которого  отчислили за непристойное поведение? А что, если на первых порах я
предложу  вам девяносто? Мне надо сегодня  же вернуться  в Лланабу. До конца
семестра  целых полтора  месяца, а  мы лишились преподавателя  --  и  притом
совершенно внезапно.  Жду  вас  завтра  к  вечеру.  Есть  отличный  поезд  с
Юстонского вокзала,  отходит где-то около десяти. Надеюсь, --  проговорил он
мечтательно, -- вам у нас понравится. Вы увидите, что наша школа основана на
идеалах  товарищества  и  служения  общественному  благу.  Многие  из  наших
воспитанников принадлежат к самым лучшим фамилиям. Например, в этом семестре
к нам  поступил юный  лорд  Тангенс, сын графа Периметра.  Очаровательнейший
мальчуган, правда, немножко  чудаковат, как и все Периметры, но  чувствуется
пор